Так что же всё таки произошло после?

30.04.1945 Рейхстаг

POV Третий Рейх       Я сидел и судорожно смотрел на часы, пытаясь скрыть свой гнев, страх и непонимание. Почему? Почему это произошло? Этого не должно было случиться! Этого не могло произойти! Я же всё продумал до мельчайших деталей! Всё, я всё продумал! Но их не остановить. Они уже тут, совсем рядом, и скоро они придут за мной и за всеми нами… Я хочу умереть, но не могу. Если убью себя, то докажу, какой я трус. Поэтому сижу в этом грёбаном здании.       Да, я начал Вторую мировую. Да, я нагнал ужас, разруху, смерть и войну на весь мир… Это всё я… Зачем? Я… я лишь хотел доказать, что уже не тот маленький слабак и способен на что-то, но, как оказалось, нет, не способен. И вроде уже всё, мне конец, я сижу в своём же кабинете, поглядывая на часы. 13:50. Они уже ворвались… Красная армия на первом этаже так и хочет, не постучав, разорвать меня. Я слышу их, слышу выстрелы, слышу крики. Они кричат на русском, что Союз победит всех врагов, что наступает победа, что я чёртов немец… И выстрел… Да, они пришли мстить. Мстить одной-единственной стране на всей планете — мне!       Я поднимаюсь со стула, чуть не упав, ибо кружится голова. Меня тошнит, всё вокруг плывёт. Из-за оглушительного шума я перестал многое понимать… Мне плохо, очень плохо, но я беру все свои оставшиеся силы в кулак и выхожу прочь из треклятого помещения. Повсюду бегают солдаты. Скоро им всем выпадет участь быть убитыми. Они это ясно понимают, потому никто и не надеется выжить. Тот Третий Рейх, который раньше пугал всех лишь одним своим видом, сейчас еле плетётся по коридорам Рейхстага… Неужели я на самом деле такое ничтожество?       Дойдя до кабинета Адольфа Гитлера, сразу вхожу и вижу ужаснейшую картину: этот ублюдок лежит на полу, обняв посиневшей и наверняка уже остывшей ладонью револьвер, а рядом с ним распростёрлась его недавняя супруга, изо рта которой медленно стекала белёшенькая пенка.       Я был зол на Адольфа. Как он мог так поступить?! Мерзавец! End POV Третий Рейх       Рейх, на самом деле, был согласен, что суицид в данной ситуации будет наилучшим выходом, но бросить своих людей и земли он не может. Он не трус и не предатель.       Постояв ещё пару минут, он вышел и побрёл вперёд, опираясь на стену… Дети! Внезапно вспомнил он и на всех парах, хромая на обе практически просвечивающиеся, как дымка, ноги, пошёл в выделенное детям помещение.       Те, оказалось, спокойно спали в своих кроватях. Как? Под ними грохочут выстрелы, режут слух крики! Как они могут спать? А в общем-то и не важно это сейчас. Главное — сохранить их жизни! Немец уже не замечает слабость в ногах, подходит к его детям и осторожно отвлекает от беззаботной дрёмы. POV Германия       О-о-ох… Как же болят голова и живот! Сколько я не ел? Двое суток? или трое? На самом же деле, мой отец голодает намного дольше меня. Поэтому я должен быть сильным! Хотя бы при нём?       Отец будил меня недолго, после минуты непрекращающихся его пыток я всё-таки встал, а мой брат уже давно не спал, просто лежал. Я это заметил и решил его окликнуть:       — Steh auf, Vater hat uns aufgeweckt (Вставай, папа нас разбудил)!       Немного полежав и поразмышляв, брат сначала встрепенулся, а затем встал.       — Kinder, lass uns gehen (Дети, пойдёмте), — отец провёл нас к себе в кабинет, который вызывал отвращение у всех членов моей семьи. Там посадил нас на небольшой, кожаный диванчик и стал шуршать по полкам шкафов, доставая деньги (правда, зачем они нам понадобятся, я так и не понял), таблетки и всё, что только было в этом зловещем и довольно тёмном помещении. Нашёл даже батон хлеба! Правда, последнюю, но такую нужную и всех манящую черствую пищу, которую тут же немец спрятал в рюкзак, а после сел на пол. Но, видимо, времени в обрез, а точнее его вообще нет.       Посидев пару минут, он встал и очень быстро направился в душевую комнату, которая в свою очередь была присоединена к его кабинету.       — Kommen Sie her (Подойдите сюда), — он отодвинул таз с жидкостью, которая была больше похожа на дождевую воду. Под железным тазом находился люк, изготовленный из стали. Казалось, что проход ведет в бездну.       — Vater… Was ist das (Папа… Что это)? — спросил с опаской ГДР, презрительно посмотрев вглубь туннеля. Позже он переключил своё внимание на сероватый рюкзак из плотной ткани, который отец уже протянул им. Почему-то этот громадный, но пустой наполовину ранец напоминал состояние Рейхстага на данный момент. Сам же лаз был небольшим (где-то метр на метр) и напоминал трубу. Возможно, это она и была и использовалась для эвакуации важных персон.       ГДР робко дотронулся кончиками пальцев до твёрдой лямки, уверенно ухватился за толстый ремень, перетягивая значительную часть массы на себя. В глазах немца блеснуло разочарование, ведь рюкзак упал на деревянный пол и издал громкий звук. Нацист поднял его, повесил одну лямку на плечо моего брата, вторая же оказалась на моём и тихонько направил наши головы в сторону лазейки.       — Am Ende dieses Tunnels werden Sie begrüßt und an einen anderen Ort gebracht. Dann werden Sie betreut, bis Sie volljährig sind (В конце этого туннеля вас встретят и переведут в другое место. Тогда за вами будут присматривать, пока вы не достигнете совершеннолетия).       — W-was? (Ч-что?) — одновременно выпалили мы с братом на одном дыхании.       — Mhm, Kinder hören mir zu… Ihr musst rennen, um nicht gefunden zu werden, also ist das höchstwahrscheinlich… Wir sehen uns zum letzten Mal (Мхм, дети, послушайте меня… Вам нужно бежать, чтобы вас не нашли, так что, скорее всего… Мы видимся в последний раз), — говоря это, отец жутко волновался. Подобное выдавала дрожь верхней губы, и нервное перебирание тонких, мозолистых пальцев.       — Was (Что)?! — я с праведным непониманием посмотрел на родителя. Его глаза выдавали всю боль и потерянность в этом мире, которую он уже не первый год испытывал в четырёх стенах своего кабинета. Он обнял нас, передавая всю свою оставшуюся, хоть и мизерную силу.       — Abschied (Прощайте), — отстранившись, отец оглядел сначала меня, затем ГДР. Столько эмоций и все негативные.       — Ich will nicht (Я не хочу)!       — Vater, nein, nein! Verlass uns nicht! (Отец, нет, нет! Не покидай нас!) — воскликнул я подобно брату, еле держась на ногах. Слабость потихоньку окутывала моё тело, заставляя опираться на родственников.       — Nun alles, alles… Gut, wenn ich verspreche, dass ich kommen werde, ihr wirst gehen (Ну, всё, всё… Хорошо, я пообещаю, что приду, тогда вы пойдёте)? — уточнил с ноткой наигранного азарта Третий.       — Versprechen! (Обещай!)       — Ich verspreche… Komm Schon, wir haben keine Zeit mehr (Я обещаю… Давайте, у нас нет больше времени). End POV Германия       Через пару минут Рейх уже закрыл люк, плотно прижимая крышку к полу. Ещё пару секунд постояв в негодовании, Рейх прислушался к шорохам внутри туннеля. С каждой секундой они становились тише. Вернув на нужное место таз, он вышёл из ванной комнаты и тут же глянул на стену на которой располагалось окно.       Окно демонстрировало окровавленный, поверженный и усеянный трупами Берлин. Как же нациста выбесила, довела до маразма, заставила разочароваться в себе эта война. Именно сейчас, когда уже никто не может изменить события.