Runaway

- Когда ты кого-то любишь, какая-то частичка тебя боится, что однажды ты его потеряешь. Я думаю, твоего отца так пугает это чувство, что... он запрещает себе чувствовать что-либо вообще. Но ты должен давать своим любимым понять, что ты их любишь. Даже ценой огромной боли. - Почему? Звучит ужасно. - Потому что ты... живой! - Я пойду. Слова матери все еще звучали в голове Адама, когда он в спешке ринулся прочь из дома. Защитный купол, который он сооружал вокруг себя годами, отгораживаясь от тирана-отца, был вдребезги разбит одним-единственным осознанием: Эрик нужен ему. Та дикая боль, что так тяготила его и рвала изнутри на части, требовала немедленного выхода наружу. Он помнил. Помнил теплые руки парня, над которым издевался столько лет лишь потому, что был до ужаса влюблен в него. Помнил каждое сказанное слово, каждое движение, каждый взгляд... Ту близость в музыкальном классе. То отчаяние, когда его отправили в военную академию. То презрение к самому себе. Он помнил, как Эрик не побоялся выйти к нему в ночь и отправиться с ним на то странное свидание на свалку. Помнил, как он оттолкнул его у дома этого странного пацана, Отиса. Эти воспоминания жгли его сердце. Я так больше не могу. Я больше не выдержу. Он бежал по дороге, которой столько раз ходил в школу, размышляя о никчемности своей жизни. Он мчался изо всех сил, невзирая на боль в ногах и жуткую одышку. Больше всего на свете он сейчас боялся не успеть. Эрик старался не отвлекаться от выступления, но все же его взгляд сосредоточенно бродил по залу. Конечно, он не придет. Вон, как Рахим ему радостно улыбается. Вот он пришел, хотя вообще не хотел. И чего это он вообще себе надумал... В то же время почти задыхающийся Адам Грофф яростно топал по ступенькам, уверенно направляясь ко входу в школу. Его мышцы пылали огнем, но стремление его души было куда сильнее физической боли. Ромео и Джульетта на сцене говорили друг другу слова любви. Эрик изо всех сил старался отогнать мысли о том, что в его жизни в какой-то момент все пошло не так. Совсем не так... - СТОЙТЕ! Я должен кое-что сказать! Эрик содрогнулся, осознав чей это голос сейчас разносится по всему залу. "Ромео" и "Джульетта" недоуменно заткнулись. А в следующее мгновение на сцене появился он. Адам. От удивления Эрик чуть было не выронил свой инструмент. Что происходит... - Эрик Эффионг! Эрик Эффионг, я тебе сейчас кое-что скажу. - Адам... Адам, я здесь! Невзирая на странность всей ситуации, Эрик встал, понимая, что вряд ли Адам Грофф просто так примчался в этот зал и забрался на сцену посередине мюзикла. Парни приблизились друг к другу, оказавшись под светом прожекторов. - Эрик Эффионг, я тебе кое-что скажу,- вновь повторил запыхавшийся Адам и некоторые из зрителей начали терять терпение. - Да блин, говори уже, господи!- послышалось возмущенное восклицание Анвара. Никто не обратил на него внимания. Все взгляды были прикованы к происходящему на сцене. - Что ты хочешь сказать?- взволнованно спросил Эрик. Он смотрел прямо в глаза Адаму и видел в них отчаянную борьбу. Борьбу с самим собой. - Я хочу взять тебя за руку,- ответил он. И тут Эрик наткнулся взглядом на качающего головой Рахима. В его голове все смешалось: неловкие встречи с Адамом, такой прямолинейный и открытый Рахим, слова его мамы о том, что рядом с Рахимом он не может блистать... Эрик перевел взгляд обратно на Гроффа, ожидающего его ответа. - Скажи еще раз,- словно не веря в происходящее, произнес он. - Пожалуйста,- попросил Адам и протянул ему свою ладонь. Большую, крепкую ручищу, прикосновения которой Эрик запомнил на всю свою жизнь.- Ты возьмешь меня за руку? Мир вокруг застыл. Воцарилась тишина, которая прерывалась лишь стуком сердца Эрика. Времени размышлять просто не было. Его больше не оставалось. Адам смотрел умоляюще, но в то же время уверенно. Он протягивал ему руку на глазах у всех учеников школы, учителей и родителей. Он больше не сомневался. - Да,- выдохнул Эрик и крепко схватил протянутую ему ладонь. Адам больше не убегает и он тоже не будет. Этого шага... он не ожидал. Но он мечтал о нем, пусть и не мог в этом себе признаться. Эрик Эффионг вернулся на свое место в оркестре до неприличия счастливый. Из-за кулис на него смотрел Адам Грофф, больше не стыдящийся самого себя. Не испытывающий иррационального страха к своим чувствам. И даже под пристальным взглядом отца, который был свидетелем этой умопомрачительной сцены, Адам больше не чувствовал себя в опасности. Он улыбался.