Purple kiss

      Дни тянутся медленно, адски медленно, словно намеренно издеваясь, насмехаясь, желая показать и доказать, что надежды на светлое будущее не было и не будет. Мрак и тьма все покрывают, топят в себе, лишая красок, высасывая жизненные силы, энергию, радость. Если бы дементоры действительно существовали, точно были бы этим жутким местом под названием детский дом, уничтожали бы мечты, личность, душу.       Чонгук словно медленно умирал здесь каждый день со своих блестяще пройденных вступительных. Он мысленно отсчитывал дни до начала учебного года, а Джеюн его каждый день травил, приставал, унижал, пытаясь согнуть под собой. Чона пороли еще несколько раз или даже пять? Кто считает!? Он не так посмотрел, не застелил постель, слишком громко прошелся по коридору, открыл рот и с кем-то заговорил — любой повод был поводом. А Чонгук из-за этого чах с каждым днем все больше и больше. У него на щеке от того удара остался небольшой шрам, как не пошло заражение — было просто чудом, может, из-за его силы, а может просто повезло. Сколько ему еще будет так везти, он тоже не знает!       Чонгук ломается на двадцатый день, когда видит, как Джеюн с умным видом собирает свои небогатые пожитки в чемодан, готовясь к отъезду в общежитие Академии. Другие ребята темного окружали, поздравляли и восхищались им, кто-то тихо завидовал и каждый хотел бы быть на его месте. Чону на Джеюна смотреть невыносимо, он тихо сворачивается маленьким клубком на своей постели и лежит так без сна почти до полудня, слушая, как дети собираются, выбегая во двор. Чонгук гулять не пойдет, чем меньше его видят воспитатели, тем меньше он проблем соберет.       Но Чон в комнате остается не один. Он явственно ощущает чужое присутствие и этот отвратительный, забивающийся в нос парфюм, от которого желудок скручивался и накатывала тошнота. Невыносимо! И Чонгук отлично помнит, кому подарили недавно этот парфюм и отчего он стал для парня таким ненавистным.       В комнате остался Джеюн.       — Да, ладно, Чонгук-и, мы оба знаем, что ты не спишь! — звонкие шаги гулким эхом раздаются по деревянному полу, предупреждая Чона, что его главный враг хищной походкой к нему приближается, не суля ничего доброго. — Не дуйся, бука, — отвратительно сюсюкающимся голосом тянет Джеюн, — не всем суждено быть героями. Но у тебя есть возможность свою жизнь изменить, ты так и не ответил на мое предложение! — липкие руки тянутся к Чонгуку, но он вскакивает со скоростью молнии с кровати, уверенно глядя на Джеюна, готовый дать ему отпор. Их разделяет только кровать, в глазах его врага мерзкая тьма, и отчего-то у Чона на все это плохое предчувствие.       — Мне нечего тебе отвечать, уходи!       Джеюн только презрительно усмехается на это, провокационно обходя кровать Чонгука, чтобы быть к нему ближе. А Чон и отступить не может, иначе это станет признаком слабости. Но быть сегодня слабым или глупым, стоя на своем?!       — Так уж и нечего? — Джеюн криво усмехается, все-таки останавливаясь напротив Чонгука, расстояние между ними не сокращая. Позади Чона стена, а впереди его враг — ему некуда бежать, даже если и захочет. — Ты красивый, — прямо говорит Джеюн, — ты в моем вкусе, тебе всего-то надо признать мою власть, стать моим, и все беды отступят.       — Стать твоей проституткой? — рычит Чонгук, сжимая кулаки. — Ну уж нет!       Джеюн мрачнеет, вокруг него словно тучки черные грозовые скапливаются, предупреждая, что темный в опасном состоянии. У него ни терпения не осталось, ни времени, чтобы завладеть своей конфеткой!       — Почему сразу проституткой? — Джеюн себя пока держит, и это Чонгуку только лишний раз доказывает, что перед ним враг, опасный и жадный враг. — Мы станем парой. Думаешь, такой как ты сможет найти кого-то достойного?       — Такой как я — гей? — Чон тоже злится, злится, потому и не замечает, как за окном медленно начинает портиться погода.       — И это, и то, что ты брошенка, Гуки! — скалится Джеюн, а затем неожиданно резко на Чонгука налетает, за запястья хватает и прижимает руки к стене, всем своим весом не давая вырваться. А у Чона на это и шансов ноль; Джеюн обладает нереальной физической силой, он может грузовики поднимать, дома крушить одним ударом пальца! Маленький Чонгук просто ничтожество рядом с ним! — Кому нужны брошенки? – рычит Джеюн. — Тебя никто не сможет понять и полюбить не сможет! Только я, слышишь, только я!       — Да не любовь все это! — легко Чонгук понимает, бесполезно пытаясь вырваться из крепких тисков. Джеюн просто спятил, просто желает получить то, что хочет! Но Чон не вещь, он не желает быть подстилкой, не желает себе такой жизни даже с тем, кто, как и он, рос в детском доме!       — Пусти! — рычит Чонгук, но Джеюна это злит еще больше, он вперед поддается и пытается Чона поцеловать, пытается против воли им овладеть, доказывая свою низкую, звериную природу! Чонгук уворачивается от поцелуя, пыхтит, пытаясь стрясти с себя Джеюна, но проигрывает ему нещадно, ощущая свою жалкую беспомощность.       — Моим будешь! — Джеюн одной рукой перехватывает запястья Чона, а другой пощечину отвешивает, чтобы брыкаться перестал, и одежду сразу снимать с парня начинает, наплевав на все абсолютно. На мораль, на совесть, на то, что они в детском доме, на то, что почти насилует Чонгука!       Чон жалобно пищит, глаза закрывает и понимает, что если сейчас не вырвется, всю жизнь страдать будет. Но человека покалечит и точно вылетит из Академии — вот это выбор, никому не пожелаешь! Однако Чонгук даже под таким диким давлением выбирает, выбирает в пользу себя, впервые в пользу себя. Он резко обмякает весь, призывая свою силу, а потом огромный электрический заряд через тело пропускает, вынуждая Джеюна с тихим шипением отпрыгнуть от Чонгука, выпуская его.       — Тебе нельзя пользоваться силой! Забыл?! В тюрьму загремишь, неблагодарный гаденыш!       У Чона искрит все тело, сияет в ауре бесконечной силы, дарованной молниями и самим небом над головами, которое яростно громыхало, доказывая, что Чон не просто жалкий мальчишка — он герой, и он станет героем! У него есть сила и желание — а большего и не надо!       — И пусть! — рычит Чонгук и уверенно с пола берет свой рюкзак, быстро запихивая туда пару тетрадей с тумбочки и одну единственную футболку и худи, что у него были. Даже штаны на нем были сейчас надеты единственные. Чон только надеется, что в Академии выдают форму. — Зато подальше отсюда, подальше от тебя! — Чонгук кривую тянет ухмылку и диким ветром выпархивает в окно, размалывая даже решетку железную на мельчайшие осколки.       Он сбежал, он уверенно сбежал, рискуя всем, чтобы добиться своей мечты, и возвращаться он был больше сюда не намерен! Его ветер несет, он сам словно ветер, прозрачный и быстрый, легкий, летит на сотни метров над землей, между зданиями петляет, а его даже не видят! У Чонгука от этого дух перехватывает, он не знал, что так умеет! Он толком о своих способностях ничего и не знал! Никогда ими на полную катушку не пользовался!       Чон выше взлетает, так, что даже дышать становится тяжело, несмотря на то, что он сам ветер, сам этот воздух, но спуститься ему приходится, медленно опуститься на крышу какого-то здания, обретая человеческую форму. Сердце бешено стучит в груди, внутри все радостно порхает, а в голове легкость, там ветер, там свобода! Чонгук на город смотрит, раскинувшийся под его ногами: вон детский дом, откуда он только что сбежал, не так-то уж и далеко улетел. Может, его даже искать станут, а когда найдут, то точно накажут, а может, всем будет наплевать на него, кто знает? Чонгуку наплевать на все это, он мечтал сбежать из этого ада давно, лелеял мечты и план, но всегда натыкался на неумолимую реальность — ему некуда бежать, его нигде не ждут. Да и сейчас не ждут, Чон просто надеется, что судьба хоть в этот раз не отвернется к нему задом, хоть в этот раз все пройдет хорошо. Иначе… он не вернется, все равно не вернется в этот ад, будет попрошайничать, растопчет гордость, но к Джеюну не вернется, к воспитателям, которые его вечно избивали, не вернется. Он не хочет всю жизнь перед кем-то пресмыкаться, милости искать, он свободы хочет, хочет покорить свои же мечты, хочет, чтобы весь мир знал его имя, имя героя!       Чонгук снова пробует этот трюк, в котором он в воздух превратился, силу собирает и с разбегу бросается за перила, расположенные на крыше, как идиот не думая, что разобьется. У Чона есть страх, но точно не высоты. К тому же он свою силу ощущает, контролирует достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в том, что новый свой трюк тоже сможет повторить без проблем. А так и происходит, он как-то неожиданно с воздухом сливается, растворяется в нем, сохраняя только свой разум, который и контролирует стихию, собирает ее вокруг себя, и разгоняет, безумным водоворотом проносясь над людскими головами и крышами высоких зданий.       Солнце ослепительно ярко светит, но уже с неким мягким унынием, предвещая конец лета и начало осени. Раскаленная звезда с интересом рассматривает фигуру Чонгука, растворенную в ветре, сопровождает ее теплыми лучами, словно даже улыбается парню. А может Чону так кажется, потому что он был свободным впервые, воздушным и счастливым, каким не был никогда!       Он понимает, что все шло слишком гладко в тот момент, как приземляется рядом со зданием Академии, осознавая, что все документы у него остались в детском доме, а бланка поступления, вообще, больше нет — его на части порвала воспитательница, уничтожив мечту Чонгука! Все, что у него было, — лишь копии, завалявшиеся где-то на дне рюкзака, но кто примет несовершеннолетнего, еще ребенка без документов хоть куда-нибудь?!       Вот в этот самый момент у Чона недобро екает сердце, холодно замирая в груди. Кажется, это и есть пинок от судьбы? Знатный такой пинок, чтобы не задирал подбородок, как бы ни прыгал, а выше головы не сможет взлететь. Но Чонгук летает, он сегодня себе же доказал, что летает. Тогда, почему так страшно? Почему его холодным потом пробивает, когда он поднимается по ступеням к входу в Академию, направляясь в регистратуру, где всего месяц назад получил буклет с инструкцией и информацией об учебном заведении?! Почему ему кажется, что его новая жизнь так и не начнется, обреченная на провал? Почему ему вдруг кажется, что зря он сбежал?! А остался бы в приюте и что, стал бы шлюхой Джеюна?! — шипит сам же на себя, злясь отчего-то.       За стойкой регистратуры сидит все та же женщина средних лет, что когда-то давала инструкции Чонгуку. Все в той же строгой форме, с очками, так идеально ей подходящими, и в милой маленькой шляпе, делающей ее несколько мягче, чем она была на самом деле. Чону страшно, ему безумно страшно хоть что-то спросить или поздороваться. Потому что если он получит ответ: «Приходите с опекуном!», он просто обречен! При поступлении было легче, Чонгук написал в бланке, что первого сентября он становится абсолютно самостоятельным, и к нему никто не стал из-за этого приставать, но сейчас ситуация другая. Сейчас у Гука есть только распечатки документов, но нет их самих — вряд ли сомнительного пацаненка примут здесь.       — Здравствуйте! — женщина заговаривает первая, видя страх на лице Чонгука. — Вы, наверное, насчет поступления? Как ваше имя?       Чон вздрагивает, но сам же дает себе мысленного пинка, заставляя выйти из ступора и вести себя непринужденно, чтобы не вызвать подозрений. Хотя подозрений с него и так станется — хиленький пацан в поношенной, грязной одежде!       — Я… я Чон Чонгук! — наконец, выдавливает парень, прочищая горло. — Здравствуйте! — он низко кланяется женщине, вызывая у нее улыбку.       — Чон Чонгук! — произносит она по слогам, быстро вбивая его имя впоисковик на своем компьютере. — Да, есть такой! — она снова улыбается Чону. — Отделение для героев, факультет Света, первый курс! Ваши документы, пожалуйста!       Вот и настал этот самый момент! У Чонгука руки мелко дрожат, он рюкзак снимает с плеч и, немного покопавшись, выуживает оттуда файл с распечатками своих документов, надеясь, что все пройдет гладко. Мешкается, глаза виноватые оленьи поднимает на женщину и таким жалким голосом спрашивает:       — А общежитие мне будет предоставлено? — время тянет.       — Да, конечно! — ему снова улыбаются. — Корпус В, четвертый этаж, комната 444.       Чонгук больно сглатывает. Так он, и правда, поступил, его уже даже распределили и внесли в систему. Но проблемы это не решало, он все равно пришел сюда без документов, один и без опекунов! Его либо выгонят, либо случится чудо, либо выгонят!       — Мой бланк на поступление… — Чон глаза прячет, — он потерялся, и можно как-то…       — Да, ваши данные сохранены в системе! — женщина его с полуслова понимает. Она давно здесь работает, что понятно, и видела многое! — Нужны только ваши документы: паспорт и страховое свидетельство!       — А если распечатки? — у Чонгука в глазах чуть ли не слезы, когда он протягивает копии документов женщине, которая начинает хмуриться, переставая улыбаться. Но документы берет молча, очки поправляет на переносице и внимательно просматривает личное дело Чона из детского дома. И это какой-то, вроде бы, хороший знак, ведь сразу она его не выгнала отсюда. Но Чонгук все равно жует губу и отчаянно сжимает пальцами свою грязную футболку, слушая, как туго завязываются у него внутренние органы, рождая приступы колючей боли в животе!       — Вообще, распечатанные документы мы не принимаем! — женщина поднимает глаза на Чонгука, а тому хочется или разреветься прямо здесь, или сквозь полы рухнуть. — Но я вижу, что вы из детского дома, так?       — Да, — шепотом выдыхает Чон.       — Ваш опекун обязан присутствовать при сдаче документов и при заселении, но, скажите честно, вы сбежали? — глаза этой женщины видели Чонгука насквозь, а еще почему-то не смотрели на брошенку с презрением, и у Чона появилось хорошее предчувствие.       — Да, я сбежал, — кивает парень, сжимая кулаки. Он сбежал и не вернется.       — Что ж, — женщина ему снова улыбается, — через одиннадцать дней, как раз первого сентября — в начале учебного года — вы станете совершеннолетним, я запрошу у детского дома ваши документы к тому времени, и вмешаться они уже не смогут в ваши дела, — Чонгуку кажется, что он ослышался, или мир стал не таким дерьмом и у него появилась фея-крестная в виде этой женщины?! — Но до этого времени закон требует, чтобы кто-то совершеннолетний за вами присмотрел, взял за вас ответственность. У вас есть такой человек?       Чонгук снова поникает. У него нет друзей, никого нет, кто смог бы его поддержать или помочь. В детском доме Джеюн был главной звездой, Чон ему сопротивлялся, потому парень лишил его всего. Нет у Чонгука никого, нет…       — Я за ним присмотрю! — позади раздается незнакомый, но лучисто-радостный голос, от которого Чон резко подпрыгивает и оборачивается, встречаясь с незнакомым парнем глазами. С очень симпатичным парнем, который чуть ли не вплотную к Чонгуку подходит, протягивает ладонь для рукопожатия и добавляет: — Привет, мой новый сосед по комнате! Я Чон Хосок, приятно познакомиться!       *****       Два огромных кампуса общежитий расположены сразу на заднем дворе Академии; окруженные красивым цветущим садом и живописным прудом, они больше походили на богатые хоромы, нежели на дом для студентов. Гравийная дорожка, идеально подстриженные кусты, сад, за которым даже сейчас смотрели работники, выдергивая сорняки, подвязывая цветы, чтобы бутоны не лежали на земле. Парковка, как для автомобилей, коих здесь было немного, так и для велосипедов. Скамейки, убегающие далеко за здания общежитий в сад, что могло означать, что сад огромен! Но, конечно же, больше всего внимание Чонгука привлекала сама Академия, которая пряталась за основным фасадом, чтобы никто ее великолепия видеть не мог. Идеально равномерно расположенная от обоих зданий общежития, с высокой лестницей, ведущей вверх, богато расписанными диковинными узорами дверьми и бесконечно длинным многоэтажным фасадом, где и проходили все занятия. В день поступления Чонгук не видел и жалкой доли того, что увидел сейчас!       — Это корпус А — он для девочек, — поясняет Хосок, который не просто взял на себя ответственность одиннадцать дней присматривать за Чоном, так и экскурсию ему устроил с безумной радостью, которой можно было удивляться или завидовать! — А это корпус В — он для нас! — улыбается парень, показывая на здание по правую руку от Чонгука. Понять, какая комната и на каком этаже не сложно, наша 444, потому что мы на четвертом этаже, первая цифра комнаты и есть этаж! — Чон с открытым ртом слушает, оглядывая все, как ребенок, впервые попавший в парк развлечений. Допустим, в парке Чонгук никогда не был, но вот это все явно было во сто крат лучше! Он поступил, и это… это было слишком нереальным, чтобы поверить!       — Извини, конечно, но почему ты согласился взять за меня ответственность? — Чон смотрит в карие глаза Хосока, а тот только улыбается ему. Странный парень, но с ним легко, словно Чонгук знает его всю жизнь, а не пять минут!       — Не знаю, —Хосок жмет плечами, уверенно направляясь к корпусу В, — мы соседи по комнате, почему бы мне не помочь тебе? Ты же не станешь меня подставлять! — подмигивает парень Чонгуку, а тот только глазами хлопает, не зная, что ответить. — Да шучу я, — тихо смеется Хосок, — только девчонок к нам не води, а то староста тебя в порошок сотрет.       — Я гей, — как на духу выдает Чонгук, и вот тут наступает очередь Хосока хлопать глазами, раскрыв рот. Очень прямолинейно и неожиданно, явно не то, что стоит говорить при встрече, но зато честно!       — Отлично! — наконец выдает Хосок, не плюется ядом, не морщится от отвращения. Чонгуку вообще непонятно, как парень так легко ко всему относится, как ответственности не боится за незнакомца из детского дома?! Может, он что украдет или, правда, подставит Хосока. Кажется, того все это не волновало! — Я, конечно, очень красивый и звезда Академии, но, надеюсь, что мы просто останемся друзьями!       Друзьями — у Чонгука это слово в голове крутится. У него никогда не было друга, он не знает, как это — дружить и что для этого нужно, что это требует от него в первую очередь, но Хосок ему добро улыбается, весело, жизнерадостно, и не улыбнуться ему Чонгук не может. Если судьба снова не поставит Чону подножку, то у него может появиться настоящий и самый первый друг!       — А ты на каком факультете? — Чонгук тему меняет, когда они поднимаются по лестнице в Академию, минуя огромные двустворчатые двери. Внутри тихо и пусто, пахнет свежим, новеньким ремонтом. На входе нет ни охраны, ни турникетов, никакой другой системы пропусков — только идиот решится напасть на Академию супергероев. Здесь все светлое, мягкое и нежное, все в легких белых и бежевых тонах. Коридор бесконечный убегает по обе стороны от входа, а прямо напротив лестница широкая, парадная. В таких домах явно должны жить не студенты!       — На факультете Света! — улыбается Хосок, поднимаясь по лестнице на их этаж. А Чону хочется подзатыльник себе отвесить, да, этот парень само олицетворение света и радости! Тупее вопроса можно было уже не ожидать! — Если ты про курс, то на втором, отделение для супергероев, класс А, а нет, уже Черт!       Хосок простой, очень энергичный и разговорчивый; Хосок без предрассудков, открытый для новых знакомств и общения. Чонгук ни разу не должен был встречать такого человека, но каким-то образом судьба впервые решила не топтать его в грязи, а позволить подняться, завести, может быть, друга, найти отдушину в любимом деле. Впервые у Чона есть просвет в бесконечном мраке, откуда он может вырваться и изменить свою жизнь.       — А я только поступил, — Чонгук не любит говорить о себе, но Хосоку рассказывает, а тот слушает внимательно, ведя их на четвертый этаж, — тоже на факультете Света, и на геройском. Класс — Черт!       — Ва, да, это просто судьба нас свела и поселила вместе! — восклицает Хосок, а потом неожиданно тормозит и, округлившимся глазами смотря на Чонгука, переспрашивает: — Что? Черт?! Ты же только поступил!       Чон тушуется, у него щеки розовеют, и он глаза прячет в белой плитке пола, в которой Солнце отражается из огромного окна, расположенного прямо на лестничной площадке.       — Декан мне поставила такой класс!       — Да ты гений! — Хосок взъерошивает ободряюще Чонгуку волосы и кивает ему головой, показывая на вход на этаж, — они пришли. — В чем твоя сила? Обычно не спрашиваю такое, но мне прямо интересно стало! Ты первый новичок, который сразу получил класс Черт!       — Да? — восхищенно спрашивает Чонгук, поднимая свои оленьи глаза на Хосока. А тот и сам не понимает, как такой ребенок смог такого добиться? Нет, не так, как такой ребенок чистый и светлый оказался в этом жестоком мире один? Чон хороший, Хосок его толком и не знает, но ощущает это.       — Да, — кивает парень с улыбкой, — в Академии есть только один ученик, чей класс с поступления был Бог, считай, ты стал новой знаменитостью!       Бог — вертится в голове у Чонгука, который ушам своим не верит. Класс Бог — это абсолютный предел, выше не прыгнуть, сильнее не стать! Какой силой должен обладать тот студент, что сразу получил такой высокий класс? Да, во всем мире есть всего два таких героя, которые поднялись до этого класса с самых низов, чем обладает ученик этой Академии, взлетев выше небес?!       — Так в чем твоя сила? — Хосок вырывает Чонгука из своих размышлений, подводя к комнате по левую сторону, почти в самом конце коридора. На двери было приклеено два улыбающихся Солнца, отчего-то Чон решил, что это сделал Хосок.       — Я управляю погодой.       — Афигеть! — восклицает смешно парень, вытаскивая из кармана брюк ключ от двери. — Я владею телекинезом, но еще тренирую свою способность, потому что большие предметы в воздух поднимать не могу! На прошлогоднем экзамене сломал от напряжения палец на руке, — Хосок поднимает кисть, показывая ее Чонгуку, но понять, какой палец сломал парень, Чон так и не смог, — но в класс Черт все же перешел. Буду заниматься тщательнее в этом году! — Хосок проворачивает ключ в двери, и на Чонгука с улыбкой смотрит. — Добро пожаловать! — и двери перед ним распахивает, с нетерпением глядя на реакцию Чона.       А Гук просто застыл на пороге с широко раскрытым ртом, его челюсть чудом с полом не поздоровалась. Это была комната на двоих, огромная, просторная, с гигантским окном на пол стены и балконом. По правую сторону стояла кровать Хосока, как понял Чонгук, ведь она была просто завалена вещами, которые еще не успели убрать! Кровать напротив была пустой, новенькой, с огромным матрасом, свернутым пушистым одеялом и парой подушек, аккуратно сложенных в изголовья. Здесь же была стопка чистого постельного белья с яркими невыцветшими бирками, что говорило о том, что все было абсолютно новым. Рядом с каждой кроватью стояли тумбочки из белого дерева, как и все в этой комнате, по письменному столику и просторному шкафу, который был слишком велик для пожитков Чонгука. Это были настоящие хоромы, о которых можно было только мечтать!       — Нравится? — Хосок явно терпением не отличается. — Заходи давай! — он Чонгука вперед проталкивает и закрывает за ними двери. — Академия не скупится на удобства, да? — и, ответа не дожидаясь, продолжает: — Сюда нужны только занавески и, пожалуй, ковер, но моя мама сказала, что все привезет в следующий раз, как они приедут, так что нужно лишь немного потерпеть утреннее солнце, которое нас будет будить!       Чонгук, все еще удивленный донельзя, разувается, оставляя старые кроссовки на входе, и вперед проходит, шумно опускаясь на свою кровать. Такого он и в самой смелой мечте не мог предположить, а главное, что это будет его комната на ближайшие пять лет!       — Хосок-хен?       — Просто Хосок, — отмахивается парень, скидывая на свою кровать все вещи из чемодана, создавая беспорядок похлеще того, что был раньше. Да, с ним скучно не будет! — Я старше на год, но старым быть не хочу!       Чонгук на это улыбается, они, правда, смогут подружиться!       — А здесь есть форма? — Чон смотрит, как Хосок перебирает свои вещи, напихивая их в шкаф по строгому порядку, которого от него, кажется, было странным ожидать. — Или одежда для студентов?       Парень на Гука оборачивается с новеньким пальто в руках. Конечно, Чонгука волнует этот вопрос, он пришел сюда налегке, в этом полупустом чемодане вряд ли, вообще, хоть что-то есть! А вещи, в которые он одет сейчас, слишком заношенные, чтобы появиться в них в Академии среди сотни учеников. Хосок слышал, что Чонгук из детского дома, и Хосок хоть и добрый и понимающий, но помочь мало чем здесь может.       — Нет, — он отрицательно качает головой, — здесь свободная форма, можешь прийти, в чем пожелаешь, — Чон медленно вянет. У него нет ничего приличного, у него нет запасных ботинок, сменных штанов или даже трусов банально тоже нет! — Но у тебя сложное положение, — продолжает Хосок, стараясь Чонгука подбодрить, — в Академии есть программа, но тебе можно будет в ней участвовать только по достижении своего совершеннолетия, — Чон заинтересованно слушает, понимая, что еще не все потеряно. — Академию спонсирует богатая семья, их фонд предоставляет деньги нуждающимся студентам на разные расходы: одежду, средства личной гигиены, еду, канцелярию, — все то, чего у Чонгука как раз не было! — Но деньги поступают на банковский счет, а открыть его можно только по достижении совершеннолетия.       Чон с протяжным выдохом откидывается на кровать прямо в ворох подушек и одеяла. Черт! Ну, почему он не мог родиться раньше? Ну почему именно первого сентября у него этот, далеко не счастливый день?! Получается, что все-таки пугалом он придет на учебу, становясь и здесь посмешищем для каждого!       Хосок с мягкой виной смотрит на Чонгука, хотя ни в чем перед ним виноват не был. Ему просто кажется несправедливым, что такой замечательный парень рос в детском доме, а сейчас все еще должен был испытывать трудности от своего положения! Идея возникает немедленно!       — Хочешь, можешь пользоваться моими вещами, — предлагает Хосок, а Чонгук от этого даже в положение сидя поднимается, с неуверенностью смотря на нового знакомого. Он не шутит? Хочет дать свои вещи грязной брошенке? Не брезгует?! Но Хосок был в своем выборе уверен. — Мне не жалко, можешь брать то, что тебе нужно, пока не подашь заявление в программу поддержки, — Хосок солнечно улыбается, отгоняя самые хмурые тучи. — Сегодня по случаю заселения будет проходить большая вечеринка, пойдем со мной? Бери мои вещи, приоденем тебя, заведешь новые знакомства, а?       — Я даже… не знаю, — Чонгук удивлен не только добротой Хосока, но еще и быстрой сменой тем его разговора! А еще он вдруг понимает, что на вечеринку может прийти Джеюн и… это было бы очень нежелательно!       — Соглашайся! — настаивает Хосок. — Можешь найти там любовь своей жизни! — улыбается парень, а у Чона от этого щеки розовеют. — Накрашу тебя, приодену, будешь самым красивым, после меня, конечно же!       Чонгук на это коротко смеется, впервые, наверное, за много лет. И пусть встретит Джеюна, пусть все узнают, что он детдомовский, — прошлое не поменять, а вот будущее можно! И Чон за свое счастье будет бороться! Надо вылезти из скорлупы и жить, совершать глупости, найти «любовь на всю жизнь», может, впервые напиться и ходить с друзьями на вечеринки! Жизнь одна, нужно прожить ее так, чтобы не сожалеть о том, чего ты не сделал!       — Хорошо, я пойду! — выдыхает Чонгук, но продолжает улыбаться. — Но мне нужно помыться!       — Мне тоже! — восклицает Хосок. — Потрем друг другу спинки?       *****       С наступлением темноты оба кампуса наполняются жизнью, которую в них несут мягкие сумерки, яркий свет включившихся на улице фонарей и то, что не увидеть, но почувствовать только можно — некая свобода и словно счастье перед началом учебного года! Не то уныние, с которым идут в школу, а почти трепет, желание показать не только себя, но и свои силы! На парковку приезжает все больше и больше машин, студенты с баулами вылезают, здороваются друг с другом, кричат и смеются, наполняя вечернее пространство жизнью и юностью неудержимой.       Чонгук слушает все эти звуки, долетающие с улицы в распахнутое балконное окно комнаты, с улыбкой. Он тоже предвкушает, ему тоже не терпится показать, на что он способен, встретиться с другими ребятами, приступить к учебе и, может, вздыхать при виде какого-нибудь красавчика на скучной паре, мечтая, чтобы тот обратил на него внимание. Хотя был уже один красавчик, которого Чонгук имел честь видеть на своих вступительных, но мажор — недостижимая мечта, о которой можно было даже не вспоминать, однако блондина было чертовски тяжело забыть!       — Не дергайся! — шипит Хосок, чуть не попадая подводкой Чону в глаз. — Я тебя либо покалечу, либо сделаю уродцем! — предупреждает парень, на что Чонгук только вздыхает, переставая вертеть головой на каждый новый звук, доносящийся с улицы.       Вообще-то, идея Чона под гея накрасить принадлежала Хосоку, который так загорелся, что отговорить его было почти невозможно. Хотя Чонгук и не пытался, потому что ему нравилось выглядеть хорошо, и краситься нравилось, что он мог сделать только в поход по косметическим магазинам, пользуясь средствами для тестирования. У него не было денег, но он желал быть красивым, потому шел на такие отчаянные шаги. Хосок, как выяснилось, тоже любил краситься, хотя нанес себе максимально легкий и незаметный макияж, а вот Чонгука явно ждал сюрприз!       — А вдруг мы опоздаем?       — Не опоздаем, — уверенно заявляет Хосок, отстраняясь от лица Чона, чтобы посмотреть на свою работу. — Это же не пары, расслабься, — и снова приступает его красить, сосредоточенно выполняя свою сегодняшнюю роль визажиста.       Чонгук несколько нервно натягивает на пальцы рукав кофты, которую ему дал Хосок. Хотя кофтой она была только в названии, но Чон не привык выбирать, а его друг заверил, что он будет выглядеть в этом как самый гейский гей из виденных Хосоком — неутешительно думает Гук, но кофту все-таки надевает. Не очень теплая, мелкой вязки, хотя будь она хоть сто раз обшита самыми теплыми нитками — это бы не спасло! Черная в красную горизонтальную полоску кофта имела неприличное количество дыр, словно ее поела моль, или Чонгук лез через забор, цепляя острые углы. Хосок сказал, что купил ее для какого-то концерта, но так на него не попал, а у Чона есть возможность произвести в ней впечатление, интересно, какое? Кофту, конечно же, на голое тело натянули, а у Чонгука соски чувствительные, его каждый раз словно током прошибает, когда нежная ткань проходится не там, где надо, потому он такой и неусидчивый сейчас, и нервный отчасти. Хорошо, что кофта была почти как оверсайз, длинная и на случай чего прикрывала бы все… все, что нужно было бы прикрыть! Также на Чоне были узкие черные брюки, намеренно неровно срезанные на концах, и черные ботинки, которые были ему немного велики, но все же сидели неплохо. Хосок не пожалел для Чонгука одежду, даже кофта, которая вызывала вопросы, имела бирку очень дорогого бренда, никто бы другой не дал Гуку такую хорошую вещь, а Хосок не жалел, даже сам парню волосы взъерошил с гелем, чтобы форму держали небрежную, и сейчас делал макияж. Что выйдет по итогу — было любопытно узнать.       — Думаю, все мальчики на тебя будут смотреть! — Хосок выпрямляется, отходя от Чонгука, с улыбкой на губах. А парень и может, что только глаза подозрительно сощурить, из-за чего Хосок улыбается еще шире, чуть ли не начиная хохотать.       Ну, не дай бог, из Чонгука сделали чучело! Не дай бог! — рычит мысленно Чон, поднимаясь с кровати и подходя к напольному зеркалу на стороне Хосока, которое изначально за вещами и не заметил.       Но Гука ждет сюрприз. Он ожидал, что будет похож на трансвестита или прямо на «гейского гея», как выразился Хосок, но минимум, на кого тянет Чонгук — на эмо, а максимум — на модного плохиша, выходящего на охоту. У Чона очень сильно подведены черным глаза, но на веко почти растушевка сделана, что сразу наводит парня на мысль — Хосок не всегда красится нейтрально и с косметикой он явно на «ты». Волосы у Гука взъерошены, одежда небрежная, но дорогая, он даже в ней выше выглядит и худее. Очень круто, определенно очень круто! Теперь он не похож на парня из детского дома, скорее, на баловня судьбы, уверенного в себе и, да, красивого.       — Нравится? — с надеждой спрашивает Хосок. Сам при этом одет в зеленую широкую футболку и широкие джинсы с кедами, которыми можно убить, если ими кинуться в кого-нибудь! Чонгуку было бы спокойнее, если бы они оделись одинаково, ему страшно не понравится, быть «слишком»! Но при этом он понимает, что чужое мнение его не должно волновать, ведь ему самому нравится, как он сегодня выглядит. Так в чем проблема? В катастрофической неуверенности в себе!       — Нравится, — кивает Чонгук. — Но мне страшно так идти.       — Поздно! — отмахивается Хосок, счастливо улыбающийся. — Пойдем! — за руку Чона хватает и выволакивает его за дверь, где уже пусто, кажется, все давно сбежали на вечеринку.       — А староста нас не поймает?       Хосок коротко хохочет на это, поправляя футболку, сползшую на плечо:       — Он сам сегодня знатно наберется, а потом всю ночь будет горланить песни под окнами! — Чонгук на это тоже улыбается. Быть предоставленным самому себе отчасти страшно, но ощущать свободу — восхитительно. Именно потому он не поворачивает назад, больше не повернет, отныне только вперед. Не прошлое важно, а будущее.       — А учителя? — Чонгук немного нервно мнет край кофты в пальцах, не зная, что его будет ожидать на вечеринке. Да он их видел только по телевизору, и ни разу на них не был!       — Профессора, — исправляет Хосок, когда они выходят на улицу, и их встречает свежий, прохладный ночной воздух. — До сентября здесь никого не будет, да и к тому же вечеринка проходит за садом, там у одного нашего богача стоит личный дом.       — Дом? — переспрашивает Чонгук, на что Хосок лишь усмехается, ведя их, как и сказал, через богатый сад на другой конец территории Академии.       — Да, мы живем в общаге, а он с братом и другом живет в личном фамильном доме, — Чонгук просто кивает, слушая, как даже сюда эхом долетает энергичная музыка. Похоже, этот мажорский особняк не так-то уж и далеко! — Это их семья, кстати, спонсирует тот фонд, про который я тебе говорил, да они, в принципе, главные спонсоры Академии.       Ясно. Конечно, имеющие богатства и власть в этом мире всегда хорошо смогут расположиться. И пусть Чонгук отчасти и завидовал, но не зло, потому что уже был счастлив получить то, что имел. Хорошую комнату в общежитии, место на геройском отделении и первого друга, который так легко его принял! Жадность — плохо, Чонгук жаден не был никогда.       Особняк богатый появляется из-за густых деревьев неожиданно, хотя громкая музыка и так говорила Чону о том, что они близки к месту проведения вечеринки. Гук ожидал увидеть огромное строение, возможно даже инкрустированное золотом, колонны и крышу из черепицы. А перед ним предстал несколько мрачно-гротескный особняк с панорамными окнами, отсылающими его к современному архитектурному стилю, да, крыша из черной черепицы, но без колонн и золота. Двери массивные, из натурального дерева призывно открыты, на крыльце стоят студенты со стаканами в руках, от них пахнет алкоголем за милю. Музыка стучит высоко, но предельно мягко — у хозяина дома отличные колонки, явно дорогие. Рядом с домом на парковке стоит дорогой черный автомобиль, Чонгук не очень разбирался в марках, но красивого коня на капоте узнал сразу. И правда, мажорский дом, здесь все дорогое и недостижимое. Чону даже не верится, что он сейчас войдет в этот дом.       — Расслабься! — улыбается ему Хосок, уверенно проходя мимо уже пьяных студентов внутрь дома, уводя с собой Чонгука в пленительное царство медленной, слишком откровенно-призывной музыки и высокого аромата дорогого алкоголя. В фильмах, которые Чон смотрел, студенты пили дешевые напитки, а здесь аромат стоял чего-то дорогого, редкого.       Чонгук сглатывает, стараясь расслабиться, и за Хосоком идет вглубь дома. Здесь все тоже мрачное, но уже разбавленное темно-синими оттенками в приглушенном свете ламп и золотом, как Чон и думал изначально. Мало мебели, но отчего-то все это не выглядит скудно, наоборот, еще богаче, чем если бы каждый сантиметр комнаты был завален дорогими золотыми плитками. Они через полупьяные, разнеженные тела идут в гостиничный зал, огромный, где основная масса студентов плывет, наслаждаясь музыкой. Кто-то на диванах сидит, распивая алкоголь в дорогих бутылках, кто-то зажимается по углам, из-за чего щеки Чонгука краснеют, кто-то просто болтает со своими знакомыми или танцует. Но людей здесь было поистине много, потеряться не составило труда, а Чона волнует не это, а изучающие взгляды, периодически обращающиеся к нему. Он боится, что среди этой толпы окажется Джеюн, пусть другие его рассматривают, но встретить этого ублюдка Чонгук сегодня не хочет!       Хосок его ведет к бару, что Чон легко понимает, и пусть ему в первый раз пить страшно, а чтобы расслабиться, наверное, стоило немного выпить. В конечном итоге, у него вроде бы налаживается жизнь, нужно забыть о детском доме и о Джеюне как о страшном сне и жить настоящим! Ну, право слово, ничего же с ним не будет, если он выпьет одну стопку?!       — Так, — Хосок ловко пролезает за барную стойку мимо пьяно улыбающейся всем девушки, — так как я за тебя ответственность несу, то пить будешь под моим присмотром! — Чонгук на это только улыбается. — Ты ведь раньше не пил? – Хосок даже ответа не дожидается, продолжая: — Попробуй немного вина, — парень по-хозяйски берет с полки дорогую, старую на вид бутылку, еще не распечатанную, а Чонгуку впервые становится интересно, как выглядит хозяин этого дома и почему ему наплевать на пьяную толпу студентов, уничтожающих его запасы алкоголя?! — Оно полегче будет, чем все остальное, хотя меня не ведет с соджу, а вино делает полного кретина! — Чонгук на это коротко смеется, ощущая, как легкость его окутывает. Здесь все его возраста, никому нет до него дела, его лишь рассматривают, но не пытаются унизить или оскорбить; здесь все такие же легкие и уже пьяные, плывущие в чарующей музыке.       — Ну, здравствуй, полный кретин! — к Хосоку неожиданно подходит высокий, красивый парень. Слишком красивый, на принца похож с этими каштановыми волосами и точеными чертами лица, Чонгук даже удивиться или возмутиться не успевает, так зависает на красоте этого парня!       — Привет, Джин! — Хосок этому парню улыбается ярко, они руки жмут по-братски хлопая друг друга по спине. А Чон только удивленно на все это смотрит, хотя понимает, что эти двое знакомы довольно хорошо. Лишь друзья могут перекидываться такими, на первый взгляд, обидными шутками — для них это норма. Чонгук отпивает немного сладковато-горькой жидкости из бокала, который ему Хосок пододвинул и морщится — вкус не резкий, но и не сок, к такому привыкнуть надо!       — Чонгук! — Хосок к Чону оборачивается, вынуждая того отлипнуть от бокала. — Знакомься, это Ким Сокджин — мой одногруппник и красавчик! Джин, это Чонгук — наш новый талант!       — Приятно познакомиться! — этот принц Чону руку тянет для рукопожатия, и Гук даже отвечает ему, принимая прохладную ладонь, но сам во все глаза на этого красавчика смотрит. Джин был невероятно прекрасен, почти идеален, и в глазах у него такие красивые лучики плясали, а Чонгук неожиданно вспоминает эти гипнотические черные глаза в мгновение ока становящиеся голубыми.       — Мне тоже приятно! — улыбается Чон, а перед глазами плывет. Ярко-голубые глаза чудятся, пленительные, черные, зовут к себе, хотя рядом их нет, манят красиво, притягательно. Кажется, пить Чонгуку было нельзя! — Вы тоже учитесь в Академии?       — Ты, — поправляет его Джин с улыбкой красивой, слишком очаровательной, чтобы она была настоящей! — Да, мы с Хо на одном курсе! — Ким бьет друга по плечу, отбирая у него очередную бутылку, которую тот вытащил из бара. Чонгук на это лишь улыбается, вот каково иметь друзей! Это такое радостное, почти окрыляющее чувство, это возможность отогнать одиночество и даже найти в лице другого человека опору! Только вот странно, почему эти двое не живут в одной комнате в общежитии? Чонгук не должен был бы совать свой нос, куда не надо, но по-другому он просто не может.       — А ты не живешь в общежитии? — Чон задает Джину вопрос, отпивая еще горьковатой жидкости немного, от которой внутри разливался пожар. Ну все, хватит алкоголя, кажется, Чонгуку нельзя пить, потому что он снова видит эти загадочные голубые глаза. Но даже не это столько напрягает, как осознание того, что Чона тянет к Киму. Вот так, с первой встречи! Чонгук как-то читал, что из-за алкоголя люди становятся тактильнее, но надеялся, что с ним этого не будет! Черт, кажется, он попал!       — Живет, — отвечает за друга Хосок, тихо хохоча, — только живет поближе к своему… — но договорить не успевает, как получает от Джина локтем в живот и гневный взгляд, призывающий закрыть рот и молчать.       Чонгук на это улыбается, он впервые был в такой замечательной компании, где его не пытались изучить, оскорбить или унизить. Он впервые в компании обычных студентов, таких же, как и он; в доме, забитом молодежью. Он впервые там, где ощущает, что он на своем месте, у него душа на месте, и только мозг отчего-то работает паршиво, пихая картинки черно-голубых глаз, пихая картинки длинных ресниц, черных, пухлых розовых губ и низкого манящего голоса, которого в памяти Чона быть не должно было. Но он был. Он, черт подери, был! И звал Чонгука мягко, бархатно к себе, пробирался под одежду, пуская табуны мурашек, втекал ядом в вены, вынуждая кровь пенится. Гуку неожиданно становится невероятно жарко, он оттягивает ворот кофты, вдыхая воздух, провонявший дорогим алкоголем.       — Похоже, мне нехорошо! — Чон прикладывает руку к виску.       — Чем ты ребенка поил, ирод?! — Джин на Хосока блестит своими лазерными глазами и перебирает бутылки, стоящие перед Чоном на столе. Две из них Ким уже видел, а третью только сейчас заприметил, она была как раз вскрыта.       — Это вино всего лишь! — оправдывается Хосок, который, и правда, не собирался Чонгука спаивать, просто хотел, чтобы тот немного расслабился. Да парень же выпил всего ничего!       — Тут написано коньяк! — рычит Джин, сужая глаза.       — Да, я не знаю французского! — оправдывается Хосок. — Эй, Гуки, ты как? Ты же всего пару глотков выпил!       Чон головой мотает, а глаза черные в себя утягивают, а музыка только глубже оседает в ушах, Чонгук, словно не алкоголь выпил, а чистый яд, нет, наркотик, в котором было подмешано имя того, по кому он станет зависим. Только вот Чон и сам этого имени не знает!       — Я схожу в уборную, — говорит парень, а Хосок его обеспокоенным взглядом проводит, намеревается побежать следом, но Джин его удерживает, отрицательно качая головой, Чонгуку явно в уборную нужно одному, без поддержки. Хосок только вслед Чону крикнуть успевает:       — Второй этаж, направо!       И правда, что с ним? Это такое действие алкоголя, или что-то еще произошло, чего Чонгук не заметил? Почему вдруг эти глаза вспомнились, этот парень загадочный, что был на вступительных? Чонгук отходит от барной стойки всего на пару шагов, всего лишь выходит к лестнице, а опьянения как не бывало. Чудеса! Голова чистая, легкая, лишь во рту привкус коньяка и не более. Чон непонимающе глазами хлопает, оборачивается к бару, ища глазами его, но там никого нет! Он либо спятил, либо что-то странное происходит!       Пара шагов в сторону лестницы, первая ступенька, и новое опьянение неудержимой волной накатывает. Но опьянение ли это? У Чона в голове не гудит, его не тошнит, но что-то странное с ним происходит, он плохо свое тело контролирует, ноги заплетаются, а в крови пожар полыхает, выедая вены до сплошного ничего. Во рту пересыхает, тянет воды попить, освежиться, потушить этот пожар в теле. Но в голове как нарочно вспыхивают манящие картинки черных глаз, они улыбаются, по лисьи щурятся, а потом превращаются в ледяное голубое озеро, спокойное, но очаровательно зовущее к себе на дно, откуда уже не выплыть.       Чонгук головой трясет, хватается за стенку, под пьяные взгляды других студентов ползет на второй этаж, в ванную комнату, как и хотел изначально. Абсолютно не понимает, что с ним происходит; это не могло быть действием алкоголя, но что это — понять почти невозможно! Чон на второй этаж, пошатываясь, поднимается, у него по виску бежит капелька пота, его от жара трясет, хочется охладиться, снять это уничтожающее его чувство! Чонгук буквально заваливается в ванную комнату, зачем-то запирая ее за собой, и на дверь спиной наваливается, тяжело дыша. И лишь спустя пару секунд осознает, что рядом с раковиной напротив стоит парень, скрестив руки на груди, и молча ждет объяснений.