Без тебя не считается

Правда в том, что в тот момент, когда Мейсон, горячий как печка, еще взвинченный после матча, терпко пахнущий потом и гелем для душа, с силой вдавливает его спиной в стену, тут же запуская руки под толстовку и вжимаясь горячим ртом в шею — у Деклана уже стоит. — Мейс… Он сжимает руки на чужих плечах, пытается устоять на ногах и хоть как-то удержать плывущую голову, но Мейсон вталкивает колено меж его ног, наваливается всем весом, а потом лижет языком вдоль яремной вены — и от прошибающей тело дрожи Деклану хочется кричать. — Хочу тебя. — Мейсон целует его под подбородком и тут же цепляет острыми зубами кожу. Посасывает так, что точно останется след. Деклан тянет его на себя, тычется носом в мокрый висок. — Ты был потрясающим. — Дыхание перехватывает, и он захлебывается своими словами. В паху от плотного контакта и грубой ткани джинсов плещет сносящим голову жаром. — Ты был так чертовски хорош, ты… господи, ты… Мысль о том, что надо добраться до кровати, исчезает, не успев оформиться — хочется здесь и сейчас. Руки сами находят путь под чужую футболку — на горячую поясницу, царапнуть ногтями, пересчитать позвонки, вжать в себя теснее. Он лезет ладонью под пояс спортивных штанов Маунта, трет пальцами ложбинку меж ягодиц. Тот стонет ему в ключицу — низкий звук растекается по спине огнем — потом обнимает пальцами за шею, и в следующее мгновение их губы сталкиваются. Они целуются спешно и мокро, трутся друг о друга. Каждое движение языка и бедер посылает дрожь по телу. Деклан цепляет Мейсона ладонью под затылок, целует глубоко, и когда ловит ртом чужой стон, не может не ответить своим. Мейсон размыкает поцелуй, отстраняется и заглядывает ему в глаза. — Ты должен был быть там, — еле разборчиво шепчет он. Ресницы у него влажные, глаза почти черные, весь вид — откровенно развратный. — Против нас. Против меня. Со мной, Дек. — Я знаю, — Деклан тянется, чтобы поймать его губы снова своими. Мейсон в этот момент сжимает ладонью через джинсы его стоящий колом член, и он может только зажмуриться и беспомощно застонать в поцелуй. Те два часа, что он наблюдал за матчем с трибуны, возвращаются резко. Он смотрел на игру, оценивал действия игроков, и скорость, и передачи, параллельно душил горечь от того, что не может помочь там, где его парням совершенно точно помощь требовалась — но взгляд то и дело прилипал к знакомой до последнего изгиба фигуре в синем. И восхищение пополам с возбуждением покалывало пальцы и отзывалось в паху. Плескалось где-то на грани, набирало силу… Чтобы теперь обрушиться на него сверху всей своей тяжестью. — Пожалуйста, Мейс… Не могу больше. Он успевает заметить проблеск улыбки. Мейсон тянется к его джинсам, тащит их вниз вместе с бельем. Его горячая ладонь прижимается на секунду к животу, а потом без помех накрывает истекающий смазкой член — и мир у Деклана уплывает окончательно. Мейсон дрочит ему быстро: стискивает, трет головку, ласкает. Деклан вцепляется пальцами в его плечи, и ему не нужно много, прежде чем оргазм — долгожданный, острый — накрывает, вышибая дух. Пару секунд он переводит дыхание, чувствуя бедром чужой стояк и лениво думая, как сейчас втолкнет Маунта в душ и отсосет ему, как хотел бы сделать еще на стадионе, но не сложилось. Но первое, что срывается с языка, это: — Значит, теперь два-два. Смешок Мейсона щекочет шею. — Не говори, что ты ведешь счет. Деклан чуть отклоняется, чтобы заглянуть в его лицо. — Не говори, что ты нет. Маунт вспыхивает улыбкой, точно лампочка. Ведет — Деклан точно знает. Они ведь оба амбициозные и до безумия азартные, и правда в том, что всё на свете для них — одна большая игра. Всё — кроме них самих — Ты должен был быть там, — негромко говорит Мейсон, прикусывает губу, — Без тебя — не считается. Деклан притягивает его к себе, целует голодно и напористо, чувствуя, как внутри снова разгорается жар. — В следующий раз.