Свидание со Смердяковым.

— Гадина! Знаю, что ты убил, ты убил! Признавайся! Иван Федорович был вне себя от ярости: красивое худое лицо его побагровело, тонкие губы презрительно сжались, глаза горели неистовой злобой. Смердяков устало посмотрел на любимого барина поверх очков: — Иван Федорович, хорош ломать комедию – с, Вы сами прекрасно изволите понимать, что милого папеньку истребили именно Вы, но никак не я – с. — Как ты смеешь, сын смердящей шлюхи?! — вопил Карамазов — Думаешь, я поверю словам братца о том, что ты, дескать, трусливая курица? Поверю, что ты не способен на убийство? Я ведь тебя насквозь, сволочь, вижу! О, мне многое известно о твоей жалкой черной душонке! Я слыхал, что ты накануне собачонке булавку скормил. Изверг! Знаю я всё: ты Федора Павловича за тем истребил, чтобы денежки его себе прибрать, уехать в Москву и там открыть ресторан на Петровке! Ты же у нас в европейцы метишь, известное дело. Грязная ты свинья. — Хочу Вам заметить, Иван Федорович, — в голосе Смердякова слышались нотки обиды — что матушка моя была мной тяжела от Вашего любезного папаши. Выходит, что мы с Вами родня –с, Иван Федорович. Что же касается слов брата Вашего, Дмитрия Федоровича, то тут он прав необычайно – с: духом и телом я совершенно слаб –с, Вам известен мой недуг – с. А про собачку — вздор – с. — Ты, идиот, веришь, что французы в 12 году должны были нас завоевать, поскольку они умная нация, а мы, дескать, дураки. Вот это истинный вздор и есть! А я говорю правду: ты, ты убил, собака! Не смей, слышишь, никогда не смей говорить, что мы родня! Не брат ты мне, гнида лакейская! Слышишь? — горячился Иван Федорович с каким – то сладострастным будто воодушевлением. Слуга, разумеется, не мог не заметить этой новой интонации хозяина. Смердяков снял очки, положил их на тумбочку возле кровати, устроился поудобней на бархатной барской подушке: — Ну, полно Вам, Иван Федорович, так горячится. Впрочем, знаете что – с? Вы правы: я убил – с. — Негодяй! Ублюдок! — вопил Карамазов, повернув голову на подушке в сторону Смердякова. — Да, Иван Федорович, убил – с! Взял с полочки пресс – папье да стукнул Вашего отца по голове! Они и упали замертво - с, Иван Федорович. Даже пискнуть не успели – с! — Негодяй! Негодяй — не вопил, но уже сладко стонал Карамазов, обдавая своим дыханием лицо лакея. Смердяков нащупал под одеялом член Ивана Федоровича и начал ласкать его с особым упорством. — Де – факто я убил – с, Иван Федорович, признаю охотно – с. Но всё же Вы должны понимать, что истинный убийца Вы! Это Вы дали мне разрешение на совершение преступления – с! Уехали в Чермашню, а бремя убийства на мои плечи и скинули – с! Но всё же грех ужасный на Вашей будет душе – с! — Ублюдок, ублюдок — простонал, задыхаясь от наслаждения, Карамазов — Ублюдок, не я убил, ты убил. — Нет – с, Иван Федорович, это Вы отца своего…. — Аааа…. — простонал, кончая, Иван Федорович — это…ааа.. Смердяков почувствовал, как из члена барина хлынуло липкое семя. Иван Федорович лежал, тяжело дыша, и чувствовал разливающуюся по всему телу негу. Смердяков нежно поцеловал барина в лобик, прижался к его волосатой груди: — Иван Федорович, любезный барин – с, понравилось ли Вам? — Понравилось, Смердяков, понравилось, — отвечал Иван Федорович — Ну, теперь моя очередь тебя ублажать. Слуга и барин покинули постель, прибили к старой деревянной стене флигеля гвоздик, соорудили небольшую петлю и подставили табуретку. — Давай. — властно приказал Карамазов. Смердяков, сняв трусы, взобрался на табуретку и продел свою шею в петлю. — Ты заслуживаешь это, гадина, мерзкий ишак, смердящий иезуит! — вскричал Иван Федорович, выбив из-под ног лакея табуретку. Смердяков, судорожно перебирая ногами в воздухе, не касаясь пола, прикладывал все усилия, чтобы выбраться из петли, но все старания были напрасны. — Ты так и издохнешь, жалкий бастард. По крови своей ты барин, но по природе — обыкновенный раб, жалкий лакей. Учишь французские вокабулярии? Хочешь сбежать в Европу, стать аристократом, утаить свое холопское русское прошлое! Ничего у тебя не выйдет! Ты же знаешь, что по природе своей ты собака, ты вещь, ты ничего не стоишь. Убить тебя — это не преступление вовсе, даже жизнь убитой тобой Жучки стоит несравненно больше…. Крепкий жилистый член Смердякова напрягся до предела, рубиновая головка раскрылась. Иван Федорович решительно упал на колени, взял толстый лакейский член в рот и начал интенсивно насасывать. — мммм — задыхался болтающийся в петле слуга—… я….я.. я не лакей, я…. Я человек с претензией – с…. Я …я… оооо! Иван Федорович получил густую порцию спермы в рот, нащупал на полу упавшую табуретку и подставил Смердякову под ноги. Слуга, весь изнемогший, переводя дыхание, вылез из петли и рухнулся на кровать. Карамазов, довольный проделанной работой, улыбался, время от времени вынимая изо рта лобковые волосы. — Барин… — протянул разомлевший Смердяков — Вы просто потрясающий любовник – с! Я называю это истинной карамазовщиной… — Ну, — деловито заметил Карамазов, — с таким умным человеком, как я, и потрахаться любопытно.