rust

Чайльд считает себя человеком с высоким болевым порогом. И, правда ведь, ему наносили ножевые ранения, сколько, примерно? Больше двадцати раз за его жизнь, да и подстреливали больше пяти раз точно, и он все ещё не умер и ни разу не пожаловался на свою тяжелую жизнь. И сейчас он боли не чувствует (но в этот раз, скорее всего, из–за болевого шока). Поэтому, в целом, да, он считает себя человеком с высоким болевым порогом, даже пока лежит на кушетке в каком-то подобии комнаты с яркими лампочками и белым потолком. – Я в норме, – произносит Чайльд, чувствуя, как мир вокруг вращается. – Я не должен находится здесь или где–либо ещё, у меня остались долги, с которыми я не разобрался. Екатерина нависает над ним, неодобрительно поджимая губы. – Мастер Чайльд, со всем уважением, но ваше состояние далеко от «нормы». Чайльд отмахивается тяжелой рукой, устало моргая от навязчивых огоньков. – Нет–нет, мне даже не больно. Это всего лишь... всего лишь царапина. Я хоть сейчас готов вернуться в строй. – Вас подстрелили, сэр. – И что? В меня стреляли и раньше. – У вас множественные ранения. – И? Екатерина тяжело вздыхает в тот момент, когда дверь распахивается и в комнату входит врач. Чайльд кривится от запаха спирта и латексных перчаток, пытаясь приподняться на предплечьях. Ему необходимо закончить работу, или Царица потребует его голову на блюде. Наверное, стоит послать помощников окончить задание, но ведь ему самому так весело играть с жертвами. Да, и в этот раз было вполне забавно, не успей они вытащить две блядских пушки, прежде чем Предвестник успел моргнуть. Если быть до конца честным, то Чайльд увлёкся. Жесткость сделала его диким, и чувства бурлят в нем, будто ему вкололи дополнительную дозу адреналина. С ним уже случались ситуации, в которых он оступался, во время них кровь так закипала в жилах, что оценивать происходящее становилось невозможным. Были ситуации, в которых он оступался, и последняя вылазка стала именно такой, хотя он и не желал этого. Как же бодрит, когда разрываешь своих врагов на кусочки, но ещё больше отрезвляет собственный промах, когда не замечаешь очевидного, например, оружия прямо под носом. Чайльд проклинает свою беззаботность и чувствует тянущую боль в области живота, когда пытается занять вертикальное положение. Чья–то рука толкает его обратно быстрее, чем мужчина успевает схватиться за раму кровати. И вот он снова лежит на матраце, а голова покоится на подушке. – Оставайтесь в таком положении. Не шевелитесь, вы только ухудшаете состояние ран. Сведя брови к переносице, Чайльд умудряется перевести фокус с ослепительно ярких огней на пучок золотистых волос. Над ним стоит самая симпатичная доктор из всех, которых он когда-либо видел (возможно, за него говорит усталость, но, в любом случае, он готов поклясться, что будучи полностью в сознании, он подтвердит свои суждения). Она занята тем, что настраивает капельницу и погружает иглу в вену мужчины, закрепляя лейкопластырем на кисти. – Что вы вкалываете Мастеру Чайльду? – интересуется Катерина с неприкрытой угрозой в голосе. Чайльд надломано смеётся, внезапно чувствуя себя лучше, чем когда-либо. Женщина не смотрит на Екатерину, а лишь продолжает доставать пинцет и поднос. – Анестетик. Небольшая доза. – Да ладно тебе, Екатерина, не переживай. Я уверен, эта прекрасная леди не собирается меня убивать, ведь так? – с запинкой выдаёт Чайльд, находясь в полубредовом состоянии из-за обильной потери крови. Его голова вращается, и он чувствует, как ватные пальцы сжимаются в кулаки. – Откуда нам знать, на что она способна... – Расслабьтесь, ладно? – фыркает доктор, снимая перчатки. – Меня бы здесь не было, не доверяй мне Царица настолько, чтобы позволить лечить одного из её предвестников. А теперь, помолчите и позвольте мне вытащить пули. Лежите смирно. – Для тебя – что угодно, – Чайльд задерживает дыхание, посылая доктору слабую улыбку, в ответ на которую получает озадаченный взгляд. Она искусно управляется с инструментами, извлекая пули из его торса и ног, и Чайльд почти что вырубается, находясь на грани бессознательного состояния, но прежде чем тьма поглотит его, он хочет узнать её имя. – Эй, девуля, – с трудом произносит Чайльд сквозь стиснутые зубы. – как тебя зовут? Девушка и глазом не ведёт, вынимая последнюю пулю из бедра. – Люмин. – Классное имя. Люмин выгибает бровь, извлекая серебряный фрагмент пинцетом. – Стоило бы вколоть Вам больше анестетика, знай я, каким болтливым Вы окажетесь. Чайльд издаёт обиженный смешок, чувствуя, как волна измождения накрывает его. – Не волнуйся девуля, я... Его глаза закатываются, и мужчина окунается в объятия Морфея.

***

Когда Чайльд приходит в себя, лампочки в его палате выключены, а монотонный треск доносится от флюоресцентного освещения у входной двери. Двери закрыты, а в голове пульсирует от эффекта, производимого анестетиком на организм. Мужчина подвигается выше, игнорируя рваную боль в нижней части тела. Задрав рубашку, он убеждается, что раны перевязаны и внимательно смотрит на места, куда днём ранее вошли пули. Хах. Чайльд, должно быть, вырубился, когда доктор (Люмин, он помнит, подобие ангела, пришедшее ему на помощь) зашила ранения и перевязала их. Ах, к черту. Теперь его подлатали. Бранясь, он встаёт с кровати, попутно выдергивая из себя капельницу, содрогаясь. Есть куча мест, которые ему надо посетить, и больница точно не входит в их число. Чайльд бормочет проклятья, поправляя рубашку и, стараясь не распределять вес на левую ногу, медленно идёт по отполированному полу к выходу. Дверь распахивается, стоит ему достичь ручки, практически ударяя его по лицу. Чайльд теряет равновесие на долю секунды, балансируя на здоровой ноге и буквально умирая от боли в левой. Тут же прибавляется горячая боль в животе. Чьи-то пальцы хватают его за кисть и уравновешивают его тело, прислоняя к более мелкому. – Вам не стоит покидать постель, сэр. Чайльд опускает глаза и встречается с золотистыми радужками, чувствуя, что начинает улыбаться, и морщины на его лице разглаживаются в мгновение ока. – Люмин, – мило начинает он. – Счастлива увидеть меня вновь? Люмин смотрит на мужчину снизу вверх, и на лице расцветает ухмылка, которой она выражает, что его слова никак её не зацепили. – Я бы позволила Вам свалиться на пол, не будь здесь этого маленького телохранителя, который приставляет дуло пистолета к моей голове. – Пистолет? – конечно же, Джаверт, охраняющий его палату в отсутствие Екатерины, направлял пушку в голову Люмин. Такое внимание немного раздражает, ведь Чайльд и сам в состоянии о себе позаботиться. Безусловно, Джаверт исполняет приказы, но его подчинённым совсем не обязательно запугивать доктора каждый раз, когда она приходит к нему, пусть её оставят в покое. – Опусти пистолет, Джаверт. В этом нет необходимости. Она не причинит мне вреда, я уверен. Девуля не сможет ударить меня, даже если попытается. Джаверт опускает оружие с сомнением, отражающимся на лице, и не спускает глаз с Люмин. Он занимает свой наблюдательный пост у двери, но руку с кобуры не убирает. – Не будь Вы ранены, я бы уложила Вас на этот херов пол прямо сейчас, – выплюнула Люмин настолько дерзко, насколько это было возможно в присутствии мафиозных предвестников, толкая Чайльда обратно в постель. – Но я и пальцем не могу Вас тронуть, осёл. Чайльд присвистнул, покорно укладываясь на подушку: – Для такого красивого личика у тебе слишком грязный ротик, девуля. – Я Вас уделаю. – Люмин устанавливает капельницу в исходной положение и вгоняет иглу в вену Чайльда, слыша его «Ай!». В дверях Джаверт спускает пистолет с предохранителя и смещает палец на курок, и Чайльд закатывает глаза. Хоть раз он может скептично отнестись к приказу? – Сейчас мы продолжим этот разговор, милая, извини. – Чайльд многозначительно улыбается, поворачивая голову к охраннику. – Будь так любезен, закрой дверь с другой стороны. – Но...Мастер Чайльд, она может... Ох, ради Царицы, опять слушать этот бред. – Закрой дверь. Как по инструкции, Джаверт вытягивается по струнке и произносит: – Есть, сэр. – Так вот, как я и говорил, – Чайльд смотрит на девушку с кровати, а она отвешивает ему подзатыльник. – Эй! Что за черт! Люмин, кажется, разозлилась, отходя от кровати Чайльда и занимая себя налаживанием оборудования. Её губы сжаты в тонкую линию, и девушка выглядит так, будто находится в стрессовой ситуации. – Эй, девуля, расслабься. Я не собираюсь убивать тебя или что–то в этом роде. – Я сомневаюсь, что вы убьете меня в таком состоянии. – бормочет Люмин. – Но и извиняться за то, что ударила, не собираюсь. – Бить беззащитного достаточно аморально, ты так не думаешь? Люмин громко прыскает, ладошкой толкая снова пытающегося встать Чайльда обратно на матрас. – Да ладно. Сначала Вы говорите, что я не смогла бы ударить, даже если бы и захотела, а потом строите из себя жертву. Боже. Чайльд тихонько хихикает, но тут же чувствует удвоившуюся боль, пульсирующую в его теле, будто она высасывает из него всю жизнеспособность. Парень стонет, перекатываясь набок, что становится непоправимой ошибкой. – Лежите смирно, – приглушённым голосом произносит Люмин, аккуратно беря его за плечо и возвращая в исходное положение. – У вас снова откроются раны, если будете крутиться и резко шевелиться. – девушка приподнимает одеяло и сужает глаза, рассматривая его пропитанные кровью бинты, на белой ткани которых расцветают свежие красные пятна. – А, уже поздно, они открылись. – Как обидно, – цокает языком Чайльд, проводя рукой по марлевой ткани, и кончики его пальцев окрашиваются кровью. Мужчине не по себе от того, что из ран идёт кровь, ведь Предвестники не должны истекать кровью. Он делает мысленную заметку убить тех, кто атаковал его, если они ещё не мертвы. Как же ему плохо, парень хмурится. Чайльд хотел отпустить шутку, что это не его кровь, чтобы смягчить раздражённый взгляд Люмин, но разве это было бы в его стиле? – Видимо, тебе придётся вновь перевязать меня. Что ты чувствуешь, когда касаешься меня своими прекрасными пальчиками? В комнате воцаряется гробовая тишина. Люмин сидит, уставившись на него. Чайльд отвечает ей тем же. Лицо девушки становится пунцовым, и она отворачивается, но не достаточно быстро, ведь Чайльд замечает румянец, медленно расцветающий на щеках. – Сэр, вы настоящий мудак, – замечает Люмин, немного запинаясь. Её слова застают Чайльда врасплох – даже вызывают легкий трепет перед ней – ведь у какого-то подпольного доктора хватает смелости разговаривать с ним так, будто они старые друзья, или он не является одним из самых опасных убийц безжалостной мафиозной организации. Он в таком шоке, потому что, блять, этот самоуверенный тон оскорбляет его без капли страха. Парень не может сдержать лёгкую дрожь в плечах, пока пытается не засмеяться, ведь, кажется уже вечность прошла с того момента, когда кто-то называл его мудаком (так унижающе). – Мне говорили, – задумчиво произносит Чайльд. – Эй, девуля, знаешь, если собираешься и дальше меня оскорблять, то хотя бы обращайся по имени. – Стоит мне произнести первую букву вашей клички, меня тут же вышвырнет охранник. – Люмин морщит нос, и Чайльд находит до раздражения милым то, как она продолжает корчить личико в ответ на его попытки флиртовать. – Разве не ты утверждала, что уложишь меня? Если следовать твоей логике, то мои подчиненные для тебя ничто. Да я и не возражаю, временами им не мешает хорошая взбучка. – Чайльд наблюдает за тем, как Люмин ослабляет бинты на его торсе, снимая их и выбрасывая в урну. Зловоние ржавчины доносится до Чайльда – сладкий запах, смешанный с горечью, заставляет его сморщить нос от отвращения. – Я могу сделать это, и сделаю за все комментарии в мой адрес. – Люмин достаёт свежие бинты, иголкой подправляя разошедшиеся швы. Девушка прикладывает марлю к его телу, и рука в перчатке дотрагивается до мужской спины, помогая приподняться. Когда бинты крепко затянуты вокруг торса, блондинка заканчивает работу, обрезая ненужную часть марли ножницами. – Это вызов? – Чайльд укладывается назад, забрасывая руки за голову. Он увлечён, и куда сильнее, чем во время выбивания долгов. – Я приму твоё предложение однажды, красотка. – прощупывает почву Чайльд с озорной улыбкой, из-за чего получает возможность вновь насладиться румянцем, заливающим щеки доктора. – Я соглашусь, когда вам станет лучше, – отвечает Люмин, проверяя зажимы так, чтобы её лицо находилось вне зоне видимости. – Это может идти вразрез с вашими взглядами, но как бы сильно я не любила драться, упиваться преимуществом над ранеными в мои правила не входит. Люмин любит драться. Люмин любит драться. У Чайльда кружится голова, и внутри все напрягается. И он жалеет, что не встретил её раньше, не в этой проклятой больнице, чтобы она могла сразиться с ним до того, как его подстрелили. Мужчина размышляет, сможет ли она уложить его на пол, как безапелляционно заявляет. – Эй, эй, может, я и Предвестник, но я всегда сражаюсь честно. Я не нападаю на слабых. – Вы сказали это практически со стопроцентной уверенностью. – Люмин приподнимает бровь, скрещивая руки на груди. – У меня есть свои моральные принципы, видишь ли. Я не просто хладнокровный убийца, как все полагают. – Чайльда цепляет её недоверие, потому что...действительно? Добивать раненых было последней вещью, на которую он был способен. Он мог сломать им руку или ногу, но бить их, не прекращая, когда они корчатся от боли на полу? Ну, уж нет. – Не могу поверить, что ты думала, что я избиваю стариков или немощных. Царица... – Я поняла, – Люмин выдыхает, и её глаза виновато смотрят на него. – Простите за такое предположение. Сложно верится в это, когда наша больница битком набита людьми из вашей организации. – Можешь доверять мне, девуля, – лучезарно улыбается Чайльд. – Я не такой, как они. – Не такой, как они, вы только послушайте! – дверь открывается, пропуская в комнату женщину, цокающую каблуками по полу. Джаверт стоит у входа, почтенно наклонив голову и наблюдая, как она останавливается в ногах у Тартальи. – Не слушай его, девочка. Потом он бросит тебя умирать. – Синьора, – стонет Чайльд, закатывая глаза так сильно, что перед глазами появляются темные пятна. – Могу я спросить, чему обязан удовольствием видеть тебя? Синьора играет с сигаретой, зажатой между её пальцами, и выглядит она, как и всегда, вызывающе: бордовые губы, темная подводка, одежда не к месту. – Ничему особенному. До меня просто дошёл слух, что ты ухаживаешь за нашим драгоценным доктором. Вот я и решила прийти и сунуть нос в твои дела. – Пожалуйста, мэм, – шипит Люмин сквозь стиснутые зубы, не сводя глаз с сигареты женщины. – Никаких сигарет в больнице и в палатах пациентов. – Не буду я поджигать её, успокойся. – губы синьоры растянулись в слащавой улыбке, как только глаза женщины встретились с недовольным золотистым взглядом Люмин. – Я же не хочу испортить легкие Тартальи. – Ха, да ты мечтаешь об этом. – у Чайльда даже глаз дернулся. – А на самом деле, зачем пришла? – У меня сообщение для тебя лично от Царицы. При упоминании Царицы Люмин ощетинивается и прижимает планшетку ближе к груди. Синьора, наверняка, замечает, что девушка не контролирует свой язык тела. Восьмая Предвестница останавливает Люмин, кладя руку ей на плечо, когда доктор пытается незаметно выскользнуть из палаты, оставляя их наедине. Девушка замирает, и плечи Чайльда напрягаются, когда рука Синьоры в перчатке скользит на спину девушке. – Ах, милая, какое у тебя симпатичное личико, – сладко пропевает женщина, поддевая подбородок Люмин. – И такой дерзкий взгляд. Неудивительно, что Тарталья обратил на тебя внимание. – она, наконец, опускает руку, позволяя девушке покинуть палату. – Не спугни её своей напористостью, но и слишком не привязывайся. – Как скажешь, – бормочет Чайльд. – Теперь, когда ты испортила мне веселье и выгнала доктора, может, скажешь, что передаёт Царица? – Она хочет, чтобы ты отдохнул. – Отдохнул, – глухо повторяет Чайльд, не до конца веря услышанному. Царица лично просит его отдохнуть? – Я готов вернуться в строй. – Только не после того, что ты устроил. Уверена, Банк Северного королевства сможет продержаться и без твоей помощи. Я уже послала своих людей помочь управиться с беспорядком, который ты там устроил. Твоя помощница, как её там? Катерина? Она вернулась на свой пост. – Синьора играется с сигаретой и кем, блять, она себя возомнила, раз делает вид, что имеет власть над ним. – Что ж, раз госпожа самолично хочет, чтобы я отдохнул, так тому и быть. – Чайльд выдавливает из себя улыбку и смешок, ведь не будь он прикован к этой постели, то уже бы разобрался с ней. Разумеется, драки между Предвестниками строго запрещены, если только такой приказ не отдан Царицей лично, но Чайльд считает, что пару ударов в лицо ей не повредит. Она сможет ответить ему, и никто из них особо не пострадает («но, Чайльд, у тебя пулевые ранения в животе и бедре». Ничего подобного – он их не видит, значит, их нет). – Ты не считаешь, что люди, поджидавшие в засаде, были осведомлены о том, что я приду? Чайльд знает, что Синьора не будет церемониться с ним, будь он в больнице или дерись он с ней. И она точно не была здесь по собственному желанию. А исходя из того, что те, кто на него покушались, были слишком хорошо подготовлены, как будто у них была карта или... – Я думаю, – начинает Чайльд торжественно. – В наших рядах появилась крыса. – Крыса. – Синьора прижимает сигарету к губам. – Она не задержится надолго, я вычислю её и уничтожу. – Если к ним просочилась конфиденциальная информация, то нас ждут большие неприятности. – Чайльд сводит брови к переносице. Почему предатель появился именно сейчас, когда он в больнице? Это, определенно, худший период в его жизни. – Я бы посоветовал обратить на это внимание. Это не большая проблема, пока они не пришли за Царицей. Синьора не выглядит удивленной таким предположением, напротив, она скрещивает руки на груди и одаривает парня одной из своих притворных улыбок: – Тогда ты посиди и обдумай все версии, Одиннадцатый Предвестник. А сейчас, если тебе больше нечего добавить, мне нужно идти. – Да, конечно, – усмехается Чайльд, и Синьора выходит за дверь, прежде чем он успевает что-то сказать. Крыса, значит? Чайльд кривится от этой мысли. Шпион в их организации – ничего нового, учитывая её величину, но они всегда были занозой в заднице, особенно, если сливали информацию о поставках в порту Царицы. Если у них выйдет похитить товар или преуспеть в других замыслах (что маловероятно, ведь у Царицы везде есть глаза и уши, и предатель будет вычислен в мгновение ока, но негативный исход нельзя не предусмотреть), тогда они разбогатеют и получат выгоду, которая им и не снилась. – Да блять, – ругается Чайльд на всю палату. Нахер это место, нахер тот факт, что его отстранили, нахер тех, кто покушался на него. В гребаном Тейвате невозможно без неприятностей. Сначала, его засунули в это место, приковали к этой гребаной кровати (ну, в конце концов, здесь была милая доктор, которая пресекала все его попытки флиртовать, поэтому он не так уж сильно возражал против такого заточения), а теперь ещё и предатель нарисовался. Ситуация, который можно было бы избежать, если бы он был не в постели и был бы на ногах, и, блять, Чайльд так разочарован, что ему срочно нужно излить на кого– то свою злость. Он задумывается, чем же таким можно заняться, и кого можно позлить веселья ради. Или он так раздражён из-за желания поесть, которое четко ощущается прямо сейчас. Желудок Чайльда сжимается, и он не уверен, от голода или от желания причинить кому–то боль. Что же, был только один способ узнать. Подавляя крик, вызванный дикой болью, Чайльд выдергивает иглу из вены (снова) и прижимает руку к ранам, поднимая корпус и свешивая босые ноги с кровати. Ступни неприятно колет от ощущения холода, и он проделывает свой путь до двери, превозмогая отвратительные ощущения. – Джаверт, – инструктирует Чайльд, не предоставляя подчиненному возможности попытаться отправить его обратно в постель. – Принеси мне отчеты по импорту и экспорту за эту неделю, а также личные дела всех солдат моего легиона. Мужчина с готовностью соглашается на этот раз, быстро срываясь с места без лишних вопросов. Как только он покидает пост, Чайльд пытается отыскать Надю, но вспоминает, что Синьора сказала, что все направлены в банк. Да к черту всё, Чайльд ударяет кулаком о стену, чувствуя себя крайне разражённым и вымотанным из-за происходящего. Парень проводит рукой по лицу и взъерошивает волосы, разглядывая висящий перед ним план здания. – Сэр Тарталья. – Что, – шипит Чайльд сквозь стиснутые зубы, – ты хочешь? – он разворачивается на пятках и встречается взглядом с раздражённой Люмин, упирающей руки в бока. Смотри, Чайльд, что ты наделал, стоишь тут без подчиненных перед доктором, которая может тебя убить, загнав иглу в горло, супер. – Вы должны соблюдать постельный режим, сэр, – плоско выдаёт Люмин, и этот тон никак уж нельзя сравнить с грубой интонацией Чайльда. – Вам не следует ходить по корпусу. – Я хотел найти что-нибудь поесть. – Вашу еду скоро принесут, сэр. Вернитесь в палату. Чайльд всем весом опирается о стену, будто с его самочувствием всё отлично, и его дважды не подстрелили в живот и ногу: – С чего бы это? Я отлично себя чувствую. – Ваше состояние далеко от «отличного». А сейчас вернитесь в постель. – Люмин кладет руку на плечо Чайльда, встречая его упёртый взгляд. – Только если ты пойдёшь вместе со мной. Люмин морщит нос. Кончики её ушей краснеют, и Чайльд воспринимает это, как победу. – Вы всегда клеитесь к женщинам вот так? Говнюк. Неудивительно, что никто Вас не любит. – У тебя в корне неправильный подход, девуля. – Чайльд наклоняется ниже, смотря прямо в глаза девушки (он готов поклясться, что видит в золотистых радужках созвездия). – Ты ведь знаешь, что я могу убить тебя только за то, как ты со мной разговариваешь? И Люмин выдаёт в ответ: – Если я не убью Вас первой. Ох, блять, она высокомерная. Чайльд моргает пару раз. Вау, хорошо, Тарталье следовало предвидеть такой ответ, но в то же время он удивляется… и это именно то, чего он искал, выходя из палаты. Жаркий вербальный спарринг, чтобы выпустить пар, замечательно, не так быстро, как драка, но тоже неплохо. – Тогда мои подчиненные прикончат тебя. – Вы не сможете убить меня, – говорит Люмин несколько самодовольно, ДЕРЗОСТЬ этой женщины переходит все границы, ещё парочка таких отпоров, и парень почувствует себя побеждённым, – потому что если умру я, то Вы умрёте следом от своих ранений, как и каждый в этой больнице. Я нужна Вам. И, блять, она действительно права. И в том, что он умрёт, и в том, что он в ней нуждается. – Ты мне действительно нужна, девуля. – подмигивает Чайльд. – Я выброшу Вашу обувь. – Люмин заметно запинается от его слов. – К счастью, у меня её нет. – Ещё лучше. – Что ж, теперь, когда ты закончила сыпать оскроблениями в мой адрес, – начинает Чайльд, обвивая пальцы вокруг кисти Люмин и снимая её руку со своего плеча, – я собираюсь пойти перекусить. – Какой же Вы упрямый кусок дерьма. Нетерпеливый говнюк. – Люмин снова останавливает его, становясь посреди коридора. Господи, женщина, да оставь ты меня. – Я-то, как раз, не упертый. Не я же загородил себе дорогу, не пуская никуда. Ты можешь просто закрыть на это глаза и отпустить меня. – Послушайте, сэр… – Можешь называть меня просто Чайльд, девуля. – Хорошо, Чайльд. – выдыхает Люмин, массируя виски указательными пальцами. – Я скажу, как есть: Вы относитесь к тому типу людей, которые игнорируют лифт и пользуются лестницей, а потом падаете с неё. И, нахрен, умираете. Чайльд наигранно втягивает воздух: – Вау, девуля, не знал, что ты сможешь предсказать моё будущее. Читаешь меня, как открытую книжку, да? Я совершенно точно не воспользуюсь лифтом и сбегу по лестнице прямо сейчас. Звучит очень заманчиво и куда интереснее того, чем торчать в кровати 24/7. – Вы что, адреналиновый наркоман? – Люмин хватает его за воротник больничной пижамы, тормозя, и он хрипит из-за неожиданного давления на шею. Он адреналино-зависимый? Чайльд моргнул, обдумывая её слова, что же, он мог вполне согласиться с этим. Было бы неплохо упасть вниз со ступенек… Нет боли, нет выгоды, как говорится. – Да, возможно. Сидеть на одном месте не для меня, понимаешь? Люмин косится на Чайльда, морща нос, и он задумывается, что бы она сделала, если бы он щелкнул по нему. – Вы выглядите так, как будто собираетесь подмять под себя весь мир, а не выпустить адреналин. Весь мир? Подмять под себя весь мир? Чайльд бы расхохотался, если бы его раны так адски не болели. – Ни в коем случае, я просто голоден. Я бы с радостью скооперировался с тобой, чтобы не умереть с голоду. – Вы самый раздражающий пациент из всех, кого я встречала. – Люмин устало потирает переносицу. – Хорошо, оставайтесь здесь. – Я вряд ли смогу куда-то дойти, милая. Люмин исчезает в конце коридора, оставляя Чайльда изучать план больницы. Хм, думает Тарталья про себя, может спрыгнуть с лестничного пролета, пока девушка отошла? Это была не лучшая его идея, но точно и не худшая. Ведь это был самый просто способ выбраться отсюда. Самый простой способ выбраться отсюда – это ближайший выход на лестничной клетке в западном крыле, в паре метрах от того места, где он стоит. Или он мог бы воспользоваться лифтом, который находится ещё ближе… Но какой в этом смысл, если можно просто СБЕЖАТЬ ПО СТУПЕНЯМ? (Позже Чальд поймёт, что, во-первых, он находился под воздействием морфия, а во-вторых, что падение со ступеней явно не лучший способ умереть, ведь он ещё должен служить Царице, а Люмин обещает ему спарринг). – Эй. Усаживайтесь сюда. Чайльд выныривает из мыслей по поводу того, лестница или лифт будут более эффективным способом сбежать из больницы. Пока он размышлял, Люмин успела вернуться с инвалидным креслом. – Я отвезу Вас в кафетерий, – произносит доктор. – Но только сегодня. Я занята. И отвожу Вас туда только потому, что сама хочу перекусить. – Зачем покупать перекус в кафетерии, если я всегда к твои услугам? – гаденько отвечает Чайльд, откидываясь назад и забавляясь от смеси ужаса и отвращения, появляющихся на лице девушки, когда она отталкивает кресло от себя и становится в одну из своих фирменных поз. – Хотя, хорошенько подумав, я считаю, Вы можете сами управлять этим несложным механизмом. Я только сопровожу Вас. – Прошу, доктор, ты же не заставишь своего ослабевшего пациента самостоятельно катить себя в кафетерий, тем более, я не знаю, где он находится! – Это Ваша проблема, не моя. Вы найдёте свой собственный путь в кафетерий. – она снова подначивает её, и Чайльд парировал бы ей с тем же пылом, не будь его голод таким сильным, что скрутило живот. Но вместо того, чтобы показать это, Тарталья лишь одаряет её смиренной улыбкой: – Даже если я умудрюсь съехать с лестницы и врезаться в стену? Девушка даже бровью не ведёт. – Да, даже в этом случае Вы найдёте дорогу в кафетерий ценой своей глупой шутки. – Эй, да ладно тебе, это всё, что я смогу из себя выжать. Будь снисходительнее. Чтобы стать мастером флирта, нужно тренироваться, ведь так? – Ох, разумеется, – Люмин фыркает и ухмыляется, когда Чайльд посылает ей самодовольную улыбку. – Конечно, Вы, Мистер Я Самый Харизматичный Гавнюк Из Тех Которых Ты Встречала, не умеете подкатывать к девушкам? – Девуля, ты назвала меня харизматичным? Самое приятное, что я услышал от тебя за это время. Даже почувствовал себя антагонистом любовного романа, чьё ледяное сердце растаяло от теплых слов главной героини. – продолжает развлекать себя Чайльд, обхватывая колеса руками, прежде чем понимает, что Люмин вновь взялась за ручки. – Я уже говорила, как сильно Вас ненавижу? Надеюсь, в скором времени Вам станет лучше, и больше мы не увидимся. – выплевывает Люмин, но в её тоне все-таки присутствует доля игривости, и Чайльд парирует, игнорируя нарастающее напряжение между ними. – Выдохни, док, мы знакомы меньше, чем сутки. Но ты обещала уложить меня. Это, наверное, самое горячее, что я когда-либо слышал и что кто-либо со мной делал. – Я сейчас собственноручно толкну Вас в стену и спишу все на несчастный случай. – нагло заявляет девушка, будто убийство Предвестника не более, чем детская забава. Не то, что бы, конечно, она действительно была способна на это (хотя Чайльд и не против умереть от её руки, и желательно после их обещанного спарринга, но то уже будет совсем другая ситуация). – Спасибо, но не хотелось бы. – цокает языком Тарталья. – Но знаешь, ты могла бы толкнуть меня вперед по коридору, как будто мы в супермаркете. Люмин вздергивает бровь, её взгляд метается между мужчиной и коридором, и когда она вновь смотрит на него, то взгляд доктора непонимающий. – Не могли бы Вы… объяснить? – Мой брат, – начинает Чайльд, чем тут же приковывает внимание Люмин, ведь упоминание семьи не вяжется с образом безжалостного Предвестника, – он любит, чтобы его катали в тележке в супермаркетах, хотя он уже высокий для своего возраста. Каждый раз, когда мы идём за продуктами, он такой: «Большой братец Чайльд! Толкни мою тележку, как будто это гоночная машина!». И я толкаю. Вот так мы вечно кружим по магазину, объезжая остальных покупателей. За его рассказом следует небольшая пауза, и Чайльд задумывается, не взболтнул ли чего лишнего, вряд ли такой обычный эпизод из его жизни мог удивить девушку. – Вы скучаете по нему? – спрашивает Люмин, и хотя её голос звучит гораздо мягче, но Чайльд поворачивает голову и видит, что её плечи опущены и пылавший до этого взгляд потух. – Очень. Но я посылаю ему подарки время от времени. Нам редко удаётся оторваться от работы, но я навещаю свою семью, как только выпадает шанс. К тому же, Тоня постоянно меня ждёт. – Тоня? – Младшая сестра, – с обожанием в голосе произносит Чайльд, и чувствует ностальгию и непреодолимое желание вернуться в Снежную. – Она помогает маме во всём, если она не справляется. Я бы хотел помочь им, но не будь я здесь, у них бы совсем не было денег. – У вас есть братья и сестры, – ошеломленно повторяет Люмин. Чайльд почти что обижается на то, как плоско звучит её голос, когда она произносит эти слова. Да, у него есть семья, ведь то, что он работает на мафию, не означает, что у него обычной жизни. Чайльд стучит пальцами по подлокотникам: – Да. Говоришь так, как будто я вру тебе. – Вполне возможно. – сухо отвечает Люмин, наверняка закатывая глаза. – Фатуи нельзя доверять. – Я уже сказал тебе, девуля,ты можешь доверять мне. Я не вру. Не обращай внимания на слова Синьоры, она сука. Я ненавижу её. Вообще-то, я ненавижу большинство из них. Смерть всем моим коллегам! Люмин толкает кресло в лифт, нажимая на кнопку первого этажа. – Вы имеет ввиду остальных Предвестников? Вы что-то имеете против них? Чайльд отмахивается от ней, фыркая. – Даже если и так, это конфиденциальная информация. Пусть ты и работаешь на Царицу, я не могу рассказать тебе об этом, миледи. – Ха, будто рассказывать о брате и сестре не конфиденциально. – двери закрываются со звоночком и лифт тихонько гудит, когда начинает двигаться вниз. – Это совсем не секретная информация, милая. Все мои подчиненные и так знают о них, потому что я постоянно говорю о них, как мне кажется. Но тебе лично я рассказал об этом, потому что не думаю, что ты тот человек, который воспользуется этими данными, когда будет такой момент. – это правда, потому что Люмин не похожа на человека, который причинит боль чьей-то семье, даже если её обидеть. В конце концов, так считает Чайльд. Люмин вполне может быть наёмным убийцей, замаскированной под доктора, но он решает не фантазировать – будь, что будет. – Они совсем маленькие? – Люмин игнорирует его слова, выталкивая кресло из лифта, когда они достигают нужного этажа. Стены здесь такие же белые, но атмосфера более оживленная – всюду снуют доктора и медсёстры. – Кто? Тоня и Тевкр? Ну, Тоня уже достаточно взрослая, чтобы знать, чем я занимаюсь, а Тевкр? Я ему пока ничего не говорил, он думает, что я изготовляю гоночные автомобили, хотя на самом деле я выбиваю долги. – пальцы парня напряглись, а губы сжались в тонкую линию К его удивлению, Люмин хихикает позади него и, Боже, это самый прекрасный звук на свете. – Изготовитель гоночных автомобилей? Это лучшее, что Вы могли придумать? Из всех вариантов, выбрали именно гонки. Чайльд стонет, он знает, что это глупая отмазка, но учитывая нездоровый интерес Тевкра к гонкам, на тот момент это казалось уместным. – Слушай, док, будь у тебя младший брат, который хочет походить на тебя, я бы посмотрел, что ты придумала бы. Люмин бормочет что-то оставляя Чайльда за ближайшим столиком и подходит к автомату рядом с ними. – Из чистого любопытства, – начинает она, бросая мелочь в механизм. – Вы умеете водить гоночную машину? – Не пробовал. – пожимает руками Чайльд. – Я могу водить машины или мотоциклы – всё, что могу угнать, наверное, но я бы не упустил шанс попробовать себя на гонке. Почему ты спрашиваешь? Доктор подаёт ему стаканчик апельсинового сока, отпивая из своего собственного. – Просто так. Любопытно. – Заинтересовалась мной? Боже, Боже, какие перемены в отношениях. – Единственное что я хочу, так это чтобы Вы дали мне деньги на свою еду. – Люмин допивает остаток напитка, выбрасывая стаканчик в урну. – У меня нет лишних купонов. – Я в больничной пижаме, девуля. Просто скажи им мой счет. – Чайльд жестом указывает на свою одежду. – Я могу заплатить за нас обоих, если ты хочешь поесть. – Всё нормально, спасибо. – но она совсем не выглядит нормально, как отмечает Чайльд. – Если только ты снова не упрямишься. Когда ты последний раз ела? Люмин замирает. Бинго. – Док… только не говори мне, что у тебя нет времени на то, чтобы проследить за собой? Очень иронично. – мужчина вращает колеса, подъезжая к повару за стойкой. – Принесите самую лучшую еду, которая у вас есть. Запишите на имя Тартальи. Бедняга шеф, уставившийся на него, немедленно понимает, кто перед ним. – С-сию минуту, сэр. – бормочет мужчина, метнувшись к плите. – Вы действительно не должны. Я не голодная. – заявляет Люмин, будто совсем не чувствует запаха ветчины, доносящегося из-за шторок кухни. Она мотает головой. – Просто возьмите что-то себе. Мне все равно пора дальше работать. – Только не на голодный желудок. Пожалуйста, я настаиваю. – Чайльд приглашает ей присесть. – Почему у тебя такое недоверчивое выражение лица? Еда не будет отравлена. Ты выглядишь так, как будто упадешь в обморок, если не перекусишь. Моя мама бы отчитала меня по полной. Я как-то уезжал на рынок, чтобы продавать рыбу, не поев, она так накричала на меня, что я наелся до отвала и только потом поехал работать. – Вы продавали еду, чтобы выжить? – вскидывает голову Люмин, и Чайльд радуется, что завел этот разговор, если это единственное, что может заставить её подождать приготовленную еду. – Да. Забавно, правда? Как среднестатистический торговец рыбой стал Предвестником? Если бы спросила меня, то я бы не смог ответить. Но в Снежной я жил рядом с морем. Там холодно круглый год. Снег идёт, не прекращаясь, но ко всему привыкаешь, правильно? Хотя, у моего отца были постоянные мигрени, и, как средний ребенок, я ловил рыбу вместо него, пока он отдыхал, – продолжает Чайльд, пока повар ставит тарелку на стол. Он удовлетворенно смотрит, как Люмин отрезает кусочек от своей порци и аккуратно пережевывает его. Отлично, она отвлеклась на биографию Тартальи так сильно, что может теперь кушать, не отказываясь. – Один раз я упал в озеро. Почти что погиб. Челюсть Люмин чуть ли не падает на стол. – Прикрой рот, док, а то ты выронишь карри. – Чайльд подаёт ей салфетку, чувствуя, как уголки его губ поднимаются вверх, когда он замечает прилипший к её подбородку рис. Девушка выхватывает кусочек ткани из его рук, быстро вытирая своё лицо и чувствуя, как уши начинают гореть. – Вот такая вот история из жизни. Ничего особенного. Простой мужчина, в поисках жизни, в которой не надо ловить рыбу или тонуть в водоёмах. – Чайльд склоняется над своей тарелкой, отправляя в рот полные риса ложки. –Понравились мои истории, девуля? В следующий раз могу рассказать ещё парочку. Люмин прочищает горло, отодвигая пустую тарелку и бегло смотря на часы. – Не сказала бы, что мне понравилась история об озере, но возможно, приму Ваше предложение, – она поднимается, отряхивает халат и относит тарелку на прилавок. – А сейчас мне пора возвращаться, ведь из-за опозданий Ваша Царица может вышвырнуть меня отсюда в порыве гнева. – Ой, да брось, Царица может казаться жестокой, но на самом деле она достаточно великодушна, – оправдывается Чайльд, зная не понаслышке, сколько вторых шансов она может дать. – Спорный вопрос, ещё обсудим. До встречи. – и не удостаивая его взглядом, Люмин направляется к выходу из кафетерия, поправляя рукава, а Чайльд удивленно смотрит её вслед. Он остался в давящей тишине комнаты, где единственный источник звука – гудящий автомат. Мужчина смотрит на свою едва тронутую тарелку с едой… Постойте-ка. Если Люмин оставила его здесь одного. В инвалидном кресле. С закрытыми дверями. Как, нахрен, он выберется отсюда к лифту? Блять.