В Лондон дождливой ночью

Шотландия всегда приезжал ночным поездом. Засыпал под стук колес и просыпался под него же. Всегда экономил на расходах и путешествовал в общих купе — не очень комфортно, зато дешево. Тратиться на что-то лишнее он не любил. В этом году удалось выбраться лишь в конце осени, когда его родная столица загоралась огнями, а оголившиеся деревья простреливали воздух улиц черными заточенными штыками ветвей. Поезд из Эдинбурга отходил в половину одиннадцатого вечера, а все дела были закончены заблаговременно — последний раз Шотландия садился за рабочий стол вчерашним утром, да и то для того только, чтобы выпить чашку кофе. У него был целый день на сборы. Шотландия был полностью готов к полудню. Да, сборы его были чересчур поспешными, почти что лихорадочными. Он вновь неправильно рассчитал время и даже не имел представления о том, чем занять себя в оставшиеся десять с лишним часов. Шотландия разворошил книжный шкаф и остановил свой выбор, как всегда, на «Гамлете». Это стало чем-то вроде негласной традиции для него — перед отъездом в Лондон он садился в кресло рядом с камином в гостиной и перечитывал потрепанный томик о терзаниях принца датского. Шотландия усмехнулся своим мыслям. Что же, в который раз погружаться в жизни прогнившего королевства всяко лучше, чем исходиться от мучительного ожидания и далеко не самых приятных предчувствий. И уж наверняка чтение помогало забыть о собственных проблемах. К вечеру Шотландия осилил «Гамлета» целиком и даже успел приняться за «Фауста», однако часы в столовой пробили начало десятого часа. Шотландия отложил книгу с колен и, прихватив с собой видавший виды потрепанный чемодан, вышел из дома, заведомо отдав слуге нужные указания. На улице значительно похолодало со вчерашнего дня. Люди быстрее обычного шли по улице, закутавшись в тканевые шарфы. Кто-то решил надеть зимнее пальто. Центр города оставался оживленным даже несмотря на похолодание — горели желтым светом городские окна, откуда-то доносилась музыка. Шотландия быстрым шагом проходил улицы, не обращая внимания на вечернюю красоту своей столицы. Вокзал Уэверли принимал и отправлял поезда в путь почти круглосуточно, делая перерыв всего на три часа. Здание вокзала, подсвеченное яркими огнями, возвышалось над городом. Чуть поодаль виднелась остроконечная верхушка монумента. Когда Шотландия подошёл к своему поезду, пройдя по длинному крытому перрону, он взглянул в последний раз на город, который через пару часов будет готовиться отойти ко сну. Эдинбург был сердцем Шотландии, и один только беглый взгляд на каменные крыши готических зданий, на башни замков или зелень деревьев, что склонили ветви к туманной глади воды, заставлял Шотландию испытывать неимоверную радость, зарождавшуюся в груди и рвущуюся наружу с радостным криком, с улыбкой и слезами гордости и счастья, которые невозможно сдержать. Шотландия и не пытался. Скотт шагнул с перрона вовнутрь поезда, в приглушенный свет тусклых ламп. Он шел по вагону к своему купе. Людей было совсем мало — большинство предпочли уехать дневным поездом. Шотландии такой не подошел бы — слишком много переживаний за одну поездку. Зато ночью он почти сразу проваливался в темную пустоту без сновидений и просыпался лишь под утро. Удобно. Шотландия наблюдал за размеренным, монотонным копошением в вагоне. Кто-то уже готовился ко сну. Шотландия улыбается, едва приподняв уголки губ. Его люди. Его народ. Глядя на них, Скотт думает, что его можно было бы принять за обычного человека. Только килт мог выдать его — впрочем, в нем он походил на чересчур убеждённого в своей правоте и непоколебимости своего мнения патриота. Странное дело: национальная одежда смотрелась необычно и даже неуместно в своей же стране. Шотландия был похож на свое государство, на свой народ — суровый, свободолюбивый и гордый, он был верен принципам и убеждениям. Холодные ветра Хайленда закалили его, равнинное солнце окрасило волосы в рыжий и щедро осыпало кожу веснушками. В иссиня-черных глазах отражалась глубина озера Лох-Несс. Промозглее туманы долин стали Шотландии бледной, почти что белой кожей. А жизнь с супругом украсила Скотта шрамами, исполосовавшими все тело. Шотландия недолго поговорил с людьми, что сидели рядом с ним. Он явно понравился одной девушке — она то и дело поглядывала на него, несколько раз пыталась завести разговор, но каждый раз заливалась краской и отворачивалась в смущении. Жаль девочку. Она ведь не знает, зачем Шотландии ехать в Лондон… Он быстро заснул, погружаясь в глухую черноту. Снаружи громыхали по рельсам колеса, в вагоне приглушили свет. Шотландия спал и не видел снов. Он ни о чем не беспокоился. Утром его разбудили, сказав, что поезд прибудет на место через полчаса. Лондон встретил Шотландию проливным дождём. Люди выходили с вокзала и сразу же садились на такси. Скотт, дергая за собой чемодан, быстрым шагом вышел прямиком под дождь и зашагал к автобусной остановке. Под ногами чавкала вода, разлившаяся по всей площади. Шотландия вздохнул, сильнее сжимая ручку чемодана. Туманный осенний Лондон… Казалось, дожди здесь идут, не переставая. Первым, что Шотландия сказал, едва войдя в гостиную чужого особняка — разумеется, без стука — было далеко не приветствие. Он озлобленно глядел на хозяина дома, принявшего умиротворенную позу в кресле, придвинутом поближе к камину. Англия решил провести вечер в спокойствии: он не вышел встречать мужа и не удосужился толком одеться — на нем был лишь халат до колена и длинные шерстяные гетры, явно втихомолку взятые из личных вещей Шотландии во время его отъезда. Англия всем своим видом стремился показать, что наслаждается теплым уютом комнаты и безмятежностью вечера. — Ты обещал встретить меня. — едва слышно сказал Шотландия, но в его голосе звенел серебряный холод. — Извини, дел было по горло, и я передумал. — без малейшей тени сожаления ответил Англия. — Знаешь, почему я ненавижу тебя? — прошипел Шотландия, отрывистыми движениями стягивая мокрую насквозь одежду, оставаясь практически полностью нагим. — Почему же? — не открывая глаз, спрашивает Англия, щерится острыми зубами, растягивая улыбку по лицу, пряча в глазах цвета вина молчаливую насмешку. Знает ведь. — Потому, что у тебя все становится слишком хорошо, едва лишь мне плохеет. Неважно, что со мной, главное, что мне плохо. Отвратительно, мерзко — не имеет значения. У тебя всегда все прекрасно. Или же ты умеешь убивать любое чувство у себя внутри, едва только оно зарождается. Англия не ответил — оскалился еще шире, обнажая темно-карминовые десна. — Ты взял мои вещи. — отрезал Скотт, подходя вплотную к супругу и глядя на него. Англия даже не открыл глаза, все по-прежнему сидел в кресле, не меняя положения, не шевелясь. — Скажешь что-нибудь? — Шотландия чуть ли не сорвался на крик. Его выводило из себя это молчание, эта нахальная улыбка на отравленных словами лжи устах. Он до дрожи в коленях ненавидел это глухое безразличие. — Скажу. — все так же улыбаясь, проговорил Англия и посмотрел прямиком в глубь чужих глаз. — Как прошла твоя поездка, Альба? — приторно-сладко произносит он, делая акцент на последнем слове, растягивая его, словно бы пробуя на вкус каждую букву. Шотландия сжимает кулаки так, что длинные ногти оставляют кровавые отметины на ладони. — Не смей так называть меня. Я много раз говорил об этом, но тебе плевать, судя по всему. Не смей делать так, Эдвард! — А не то что? — издевательски смеется Англия. Его смех бьется о стены отсветами огня, проливается дорогим вином на пол. — Что мне будет за это, Уильям? — Это станет для меня еще одной причиной ненавидеть тебя.