Корона для короля

      Столица Второго Мира никогда не спит. Ночь и день давно слились для местных жителей во что-то единообразное, шумное, пахнущее сахарной карамелью и уличной грязью. Город поёт и пляшет круглыми сутками, по узким улочкам гуляют пьяницы, необременённые делами и ответственностью. Жизнь в столице Второго Мира не многим отличается от родного для Эштера Тенебриса. Также пыльно, также яблоку негде упасть. Иной раз успевай отбиваться от неумелых карманников — сирот и оборванцев в лохмотьях, лишь отдаленно напоминающих одежду.       Принц наступает ногой в вязкую кашу, вылезая из портала — зеркала в потёртой старой раме, и раздражённо фыркает.       «Какая мерзость» — Эштер трясёт ногой, чтобы ничего не осталось на сапоге, смахивает невидимую пыль с плеча и спешит покинуть подворотню. Он никогда не поймёт, кто вообще придумал устроить портал в узком закутке между косыми каменными домами с цифрами «двадцать» и «сто восемьдесят семь». Отвратительный разброс в нумерации.       Ванталиена вылезает из портала следом за Эштером, край её плаща зацепляется за край рамы, и Альфард бранится, отдирая его. Она выпрямляется и выходит на узкую улицу.       — Почему порталы? Почему мы не могли поехать верхом? Добраться туманом? Почему это ужасное зеркало?!       — Потому что портал дело нескольких мгновений. Я действительно должен это объяснять? — раздражённо отзывается Эштер. Он не хотел, чтобы Ванталиена отправлялась с ним, но Альфард тяжело переубедить, если она изъявила желание. Старая подруга словно только и ищет повода оказаться рядом, наблюдает со стороны, а когда, поравнявшись, начинает разговор, всё приходит только к предстоящему убийству.       Он решился, и ладно бы Ванталиена пыталась его переубедить. Нет, она только уточняет моменты, кивает и, видимо, мысленно готовится к тому, чтобы стать частью истории. Той самой истории, которую будет вершить Антарес. Это будет мгновение его триумфа, первый шаг к великим свершениям.       — Терпеть не могу порталы. Проклятые зеркала! Кто их вообще придумал?!       — Николай Биркин в тысяча сто сорок восьмом году.       Ванталиена кривится, и шрамы на её лице изгибаются, становясь на мгновение ломаными линиями:       — Очень содержательно, спасибо.       Эштер не сдерживает ухмылки. История никогда не была его любимым для изучения предметом, и особо старательно учить он её начал только в Академии, уже тогда строя особенные планы по достижению величия в должности генерала и первого советника королевы Морриган. Мало знать своих врагов в лицо, нужно ещё знать и их историю. Однако, этот факт он заучил не в академии, а специально нашёл в одной из книг, чтобы, наконец, ответить Ванталиене на её вечно сердитый вопрос о создателе.       — Рад стараться.       Эштер и Ванталиена оглядываются по сторонам, Антарес — брезгливо, а Альфард с нескрываемым любопытством. У них в Тенебресе улицы мрачные, серые и угольно-чёрные постройки идут длинными рядами. В немногочисленных маленьких дворах Верхнего города, узкие окна почти всегда закрыты ставнями — если это чьи-то дома. Днём Тенебрис навевает если не страх, то самую настоящую тоску. В душу стучится опустошение. Столица выглядит мёртвой, хотя Верхний город и живёт для приезжих, двери его таверн и борделей всегда открыты.       В столице Второго Мира всё по-другому. Дома яркие, броские, украшены вывесками из дерева и позолоты, некоторые флажками и витиеватыми узорами, ставни распахнуты и цветастые занавески открыты. Не хватает эльфийского лоска, однако, они и не приехали ко двору альд Рина. Горд Иллюзий — это огромный, суетливый и бурлящий от своей разношерстности город. Каждый способен найти в столице себя, отыскать занятие по душе. Для всех есть место. Кроме теней.       Эштер выходит на середину дороги, вливаясь в разномастную толпу, поправляет маску, закрывающую половину лица и одёргивает капюшон. Ванталиена во всём копирует его действия, разве что двигается иначе, однако, она старается уподобиться тени, которой у него никогда не было. Антарес доходит до конца улицы, непринужденно лавирует в толпе, неторопливо поворачивает направо. Альфард от него не отстаёт.       Они проходят мимо знакомого Эштеру здания с ярко подсвеченными окнами и кованной изящной вывеской с замудрёнными буквами эльфийского алфавита. Эльф и держит этот трактир. Такое бывает, пожалуй, только в столице. Здесь ломаются, дробятся на множества частей все существующие предрасудки. Разумеется, это никогда не коснётся теней. И всё же это действительно сумасшедшее место.       Надрывно звякает серебряный колокольчик двери, на улицу выпархивают две красавицы феи, радостно щебеча. Эштер никогда не видел такой беззаботной и счастливой Айнору, ей будто не свойственны подобные качества фей.       — Напомните, ваше высочество, а зачем мы здесь? — Ванталиена пропускает перед собой фей, заведя правую руку за спину. Громкая речь теней пугает девушек, они вздрагивают и отшатываются в сторону. И Антарес готов поклясться, Альфард специально издевается, зная, что она сильнее.       — Хочу навестить Селеста.       — О, так вот для чего такая секретность. Чтоб никто не навязал тебе свиту?       Антарес выдыхает. Его мать сторонница огромных процессий, когда его должны сопровождать по меньшей мере пять теней, чтобы это выглядело солидно. Он должен быть всегда облачён в цвета королевского двора и обязательно носить плащ на одно плечо, не забывая о собственном происхождении.       Впрочем, почти невозможно забыть, кто ты, когда тебя сторонятся на улице.       — Можно сказать и так. Впрочем, свита сама собой навязалась, хотя я и рекомендовал ей настоятельно оставаться в Тенебрисе и готовиться к предстоящему торжеству. Разве у вас не будет почётного караула? Парада?       Будет и парад, и пять тысяч гостей только из приглашённых по специальному списку. А сколько ещё набьётся тех, кого ближе к замку не подпустят гвардейцы? Празднование трёхсотлетней годовщины обещает быть роскошным и громким — не было у теней ещё правителя, кто бы правил так долго и, по мнению некоторых учёных хронологов, действительно осмысленно и мудро.       Праздник будет великолепный. Столы будут ломиться от всевозможных блюд, люстры под потолками будут зажжены не в четверть, даже не в половину, они будут гореть так ярко, как никогда прежде. И от того ярче заблестит корона на его голове, когда он собственноручно себя коронует.       Эштер улыбается невольно, но этого не видно. Принц поправляет капюшон, они переходят улицу перед пузатым экипажем, запряжённым грустной и усталой пятнистой лошадью. Маленький человечек на козлах подгоняет их и ещё с десяток таких же, как они.       — Последнее время ты слишком язвительный, — произносит Ванталиена, поравнявшись с Эштером. Антарес стискивает ладонь, пресекая сам себя. Старые привычки очень тяжело вытравить — он чуть было не протянул Альфард свою руку. Прошло уже много времени, чтобы задерживаться на прошлом. Ей уже не нужно его плечо, чтобы твёрдо стоять на своих двоих. Но та деревня и лаборатория в пещере навсегда останутся в его памяти, как и искорёженное, истерзанное тело Ванталиены.       — Последнее время ты начала лезть не в свои дела, Ванталиена. Мне всегда казалось, что вы, Альфард, стараетесь держаться в стороне.       — Это так, но ты мой король, потому я просто не могу держаться на расстоянии.       «Король», — это звучит приятно, новый титул ещё не его, и всё же это тешит самолюбие.       — Идём.       Они проходят ещё несколько улиц, и в некотором роде принц Антарес даже наслаждается этой прогулкой. Он вспоминает, как учился в академии наравне с магами. Это были несколько сложных, но всё же интересных лет. Одни из немногих, которые не затерялись в его памяти в череде бесконечных войн. Битвы остаются в памяти Эштера лучше, чем что-либо ещё. Может, именно потому, что войну он ценит гораздо больше, чем просто мирное время.       — Когда мы дойдём, просто стой за моей спиной. Ничего не говори, не пытайся пререкаться, Селест вообще может не захотеть с нами говорить. И тогда придётся…       — Антарес, ты за кого меня принимаешь? — Ванталиена хмурится. — Я умею молчать, когда это того требует. Моё дело прикрывать твою спину, а не болтать.       Эштер кивает — справедливо. Ванталиена ещё ни разу не сказала и слова невпопад. Но он слишком недоволен произошедшим в «Мрачной пике», потому старается опередить события и не дать ничему испортить его разговор с главой Ордена Архитекторов.       Улица выводит их к широкой лестнице. Двенадцать громадных ступеней, на каждой из которых изображен символ архитектора — тех, кто построили их мир. В городе Иллюзий действительно культ этих людей. Не людей, магов. Или, как говорили на занятиях по мировой истории, архимагов — сильнейших и великих из всех, что когда-либо существовали.       Знай о своих врагах всё, что можешь, даже если это имена их богов: Аурэллионн, Эйлин Светоносная, Аойфе, Хэйвед, Тильд и Мортис, Эйтне, Никса… Эштер спотыкается на имени Пятой, той, кого считают их прародительницей, той, кого нынче называют Матерью Тьмой. Нет ничего, что связало бы Никсу с ночью Санхейма нулевого года. И всё же он склоняет легко голову, когда наступает на её ступень.       — Чем ближе мы к Древу, тем сильнее мне режет глаза свет, который оно излучает. Отвратительно, — Ванталиена рядом ворчит. Впрочем, Альфард всегда ворчит, словно ей не двести с небольшим лет, а перевалило уже за добрую шестую сотню.       Эштер поднимает голову. Древо ещё далеко, оно за каменными стенами со входами-арками, но его крону видно и отсюда. Она горит мягким, тёплым светом, озаряющим округу.       — Когда я жил здесь, окна моей комнаты выходили прямо на крону этого проклятого дерева. И просто невозможно было работать. Пришлось поменяться с каким-то чахлым алхимиком, который мне ещё и приплатил за право созерцать этот фонарь.       Альфард усмехается. Кажется, он уже рассказывал эту глухую историю, но Ванталиена всё равно считает её забавной. Хотя, возможно, она просто делает вид, как то делают многие другие, кто стараются втереться ему в доверия. Но если он начнёт сейчас сомневаться в тех, кого называет друзьями, все его планы канут во Тьму. Эштеру это нужно в последнюю очередь.       Лестница заканчивается, Антарес минует последнюю ступень. И пока не многие идут в сторону арочных ворот, украшенных рунами, орнаментом и вечнозеленым плющом, они сворачивают налево. Эштер прекрасно знает, где находится дом Фариса Селеста. Этот наглый маг возжелал жить рядом с самым важным объектом всего мира — всё же на старости лет его эгоизм пересилил здравый смысл и скромность. Селест зазнаётся, и это отвратительное людское качество.       — Аудиенции у нас не будет? Мы вламываемся в чужой дом и громим всё, что видим?       — Нет, не в этот раз.       Эштер не против разгромить Селесту его дом, лабораторию, кабинет в Академии и в здании Совета. Но это покажет не их боевой и серьёзный настрой, а лишь подорвёт репутацию. Ему сейчас это не нужно.       Дом Фариса Селеста обнесен кованным забором, вдоль которого высажены кусты с острыми колючками. Неаккуратные, неухоженные, совсем не в духе такого педанта и перфекциониста, как Фарис. Они подходят к калитке, Альфард уже тянется, чтобы потрясти её и проверить, не открыта ли та, но Антарес качает головой. Его ладони растворяются, в чёрный туман превращается всё тело. Мгновение, и он материализуется прямиком перед дверью дома под плетёным навесом, обвитым плющом.       — А ты говорил, что мы будем вежливыми, соблюдать правила этикета, придерживаться, так сказать, хвалёных манер, — Альфард появляется за плечом.       — Потому я сделаю так, — Эштер дёргает за золочёную верёвку. Внутри дома раздаётся мелодичный звон серебряного колокольчика. — А не влечу через открытое окно.       Эштер кивает на открытое окно первого этажа, где от легкого ветерка покачиваются тонкие голубые занавески.       — Манер вам не занимать, — ехидничает Ванталиена, и Антарес, усмехнувшись, театрально кланяется. Но он успевает выпрямиться, когда входная дверь открывается, и на пороге появляется Равик.       Молодой маг вскидывает руки, но Антарес поднимает ладонь, чтобы прервать его:       — Спокойнее, Равик. Мы не убить Селеста пришли. Считай это дипломатическим визитом.       — Тени не способны в дипломатию, — враждебно настроенный маг держится за дверь, кончики его пальцев побелели.       — Селест дома? — настойчиво интересуется Эштер. Он готов в любой момент забраться в голову Равику и узнать ответ на это вопрос сам, но не делает этого. Чему молодой ученик мага, кажется, даже рад.       — Дома.       — Так и пусти нас. Разве прилично держать гостей на пороге? — Ванталиена ухмыляется, от чего Равик становится ещё мрачнее, чем он обычно бывает. Эштер не помнит на его лице никакой иной эмоции, разве что страх, который так легко считывают тени.       — И не подумаю.       — Нас двое, а ты один, — Ванталиена скрещивает руки на груди.       — Ты слишком долго с нами разговариваешь для человека, который хочет поскорее избавиться от незванных гостей.       Равик выдыхает, стискивает зубы и всё же отходит в сторону, чтобы пропустить внутрь Эштера и Ванталиену. Антарес кивает, чтобы его подруга прошла вперед, они обмениваются короткими взглядами. Альфард похлопывает Равика по плечу и одаривает самой притворной улыбкой, стянув алую маску до подбородка. Шрамы на её щеках искривляются, и Эштер находит это своего рода очаровательным. А вот Равик, вероятно, отталкивающим и неприятным. И всё же из вежливости не говорит об этом Ванталиене напрямую. Еще столетие назад Эштер бы убил любого, кто отводит взгляд от шрамов Альфард. Убил бы Равика за его естественное отвращение. Но сейчас он просто переступает порог.       Дом Селеста обставлен безвкусной и вычурной деревянной мебелью. Она не кажется искусной, хотя Антарес подмечает, что работа выполнена тонко и очень точно, низкий комод в узком проходе уверенно стоит на своих резных ножках, заваленный всяким бесполезным хламом: медные монеты, примитивнейший защитный амулет на тонкой цепочке, да часы, очевидно, людской работы. Напротив комода висит зеркало в резной деревянной раме. Его поверхность подрагивает, излучая голубоватое свечение — след от прохода через портал.       Равик закрывает дверь, не спуская с них глаз.       — Проходите в гостиную, — ученик мага делает паузу, — и не смейте ничего трогать.       — Будто нужно нам ваше барахло, куда идти? — Ванталиена снимает с головы капюшон, перекидывает на спину две тугие косы.       — Направо в арку.       Эштер кивает, вместе с Альфард они проходят в квадратную арку. Гостиная выглядит не лучше, стены её обиты такими же деревянными панелями, как и коридор. По правую руку камин из камня с декоративным витражным стеклом — не растопленный, за кованной его решёткой только пепел, да зола. Ванталиена подходит к низкому зелёному дивану, опускается на него и вальяжно раскидывает руки на спинке, будто пародирует Дракара. Не хватает только парочки лианан ши по обе руки. Сам принц предпочитает остаться стоять.       — Не нравится мне это место.       — У людей отвратительный вкус.       — Хуже, чем лепреконские пабы.       Антарес усмехается. Он задерживает взгляд на картине рядом с платяным шкафом в дальнем углу. Старая сцена из баллады, на полотне изображены Тринадцатые Ворота. Последние, через которые прошли магические создания, единственные уцелевшие. Их ворота, за которые они грызутся с магами три тысячи лет. И ни одна из сторон не признаёт границы, выставляемые другими.       — Сядь ровно, Ванталиена.       Подруга фыркает, закидывает ногу на ногу и складывает ладони на коленях.       — Так лучше?       Лучше бы было, если бы Альфард осталась в Тенебрисе и не пыталась набиваться ему в няньки. Эштер слышит шаги за своей спиной, он разворачивается и еще пару мгновений проходит, прежде чем на лестнице появляется Фарис Селест, сначала его истоптанные и стертые туфли, затем край синей мантии, а затем и он сам. Хмурый старик с седыми волосами, нервный, истеричный мужчина. Его зелёные глаза когда-то точно были яркими, но со временем побледнели, стали водянистыми, болотистыми, отражают всё его отношение к гостям — презрение и пренебрежение.       Эти чувства взаимны. Разве что Антарес не проявляет их столь ярко, как мог бы. За спиной принца Ванталиена поднимается, шуршит её плащ, звенят ножны меча, она скрипит подошвой по коричневому вязаному ковру — Эштер слышит всё это лишь потому, что знает, как движется Ванталиена.       — Чем обязан? — Селест не здоровается, и Эштер недовольно щёлкает языком. Седовласый старик заходит в гостиную уверенным, даже грозным шагом. Он у себя дома, потому и чувствует себя уверенно, готовый защищать свои владения от вторжения чужеземцев. И всё же есть кое-что, что выдаёт в Селесте неуверенность, он обходит ковёр по краю, проходит мимо них с Ванталиеной и останавливается возле камина.       Антарес заводит руки за спину и сцепляет пальцы в замок.       — Рад, что вы, Фарис, понимаете, что мы здесь по делу. Без лишних слов, перейдём сразу же к решению вопроса. Вы пообещали мне, что тени получат место в Совете Второго Мира. Вчера же я застал ваших прихвостней у себя дома, и стал свидетелем совершенно невразумительной сцены — вы заставили мою мать подписать отказ от притязаний.       — Королеву никто не смеет заставлять, к тому же я. Разве лишь подёргать за ниточки марионетки, надавить, чтобы было принято правильное решение. Я делаю всё для поддержания равновесия и баланса в мире, но не думаю, что вы, принц Антарес, способны понять и осознать, что есть такое быть хранителем мира.       Эштер хмыкает.       — И всё же мы так не договаривались, — мрачно произносит Антарес. — И договаривались вы не с моей матерью, а со мной. Потому вы не имеете никакого права, её подпись на вшивой бумажке ничего не значит.       Для него самого, разумеется, совершенно ничего. Королева Морриган давно перестала иметь хоть какое-то влияние на сына. И дело даже не в том, что она ушла с головой в веру, превратилась в слабую, жалкую женщину, которую способны сломить простые слова, он помнит её прежнюю — и от той, кем когда-то была его мать, не осталось практически ничего.       Альфард натягивается, как тетива, выпрямляется, чтобы стать выше, хотя она и так на целую голову опередила Фариса по росту. Маг сильнее запахивается в мантию, пока Эштер медленно моргает. Света из окна уже не хватает, в полумраке комнаты причудливые тени становятся всё больше. Сделать бы шаг назад, слиться с ними, а затем молниеносно оказаться за спиной Селеста, да приставить клинок к его горлу. Смерть будет быстрой, даже относительно чистой. А свидетеля в лице Равика быстро уберёт Альфард, вонзив в грудь короткий меч.       Но Эштер сдерживает свой порыв. Чтобы сейчас не ответил Селест, какую бы оскорбительную фразу не бросил, Антарес постарается обуздать шквал эмоций.       — Разве в Тенебрисе теперь решения принимает принц в обход королевы?       Это даже слишком предсказуемо, и Антарес растягивает губы в улыбке. Селест на его коротких ножках, расставленных широко, будто в любой момент он готовится начать творить заклинание, выглядит смешно. Грудь колесом, ладони, сжимающие мантию, всё это не предаёт ему грозности.        — Я спас вашего никчёмного ученика. И это ваша плата за моё благородство? Я мог проехать мимо, и всё же остановился, да отбил его от стаи чёрных псов. И я ни единого слова не сказал о том, что же этот неразумный смертный забыл на границе нашего королевства далеко от поста солдат. А мог, и сейчас бы он был подвешен за щиколотки над скалой, и вечерами я слушал его жалобные крики.       Всё это время стоявший в проходе Равик недовольно вдыхает. Его лицо бледнее, и передние пряди сальных чёрных волос кажутся ещё темнее. Эштер мог его бросить, поодаль остановиться и наблюдать, как вечно голодные полусобаки-полуволки с грязной, свалявшейся шерстью разрывают плоть молодого мага, смакуют каждый кусок кровавого мяса, а потом глодают кости. И Равик знает, что обязан Эштеру жизнью.       Это была их маленькая договорённость, маленькое соглашение. Всё в их мире требует платы. И плата за жизнь любимого ученика не слишком высока. По крайней мере, именно так расценил Эштер, называя свою цену.       — А потом вы скажете, что это теням веры нет?       Ванталиена скалится, буравя Селеста взглядом. Порой терпение у Альфард отсутствует полностью, но пока она себя сдерживает. Эштер подходит на шаг ближе к Фарису. Магу стоит больших усилий, чтобы не отступить. Это естественно бояться того, что не можешь победить, что не можешь постичь. Они уже давно перестали быть результатом губительного заклинания кого-то из древних.       — Королева Морриган отказалась от притязаний на место в Совете. Полагаю, нам и нечего здесь обсуждать. Если её величество решила, что так будет лучше для Тенебриса и всех его жителей, то вам, принц Антарес, остаётся только принять сей факт и больше не пытаться идти против её воли, — Селест растягивает губы в улыбке, обнажает неестественно белые зубы — признак того, что он использует магию даже в таких бытовых вещах. Может, он ещё и задницу вытирает, взмахивая кривым деревянным посохом?       Эштер стискивает зубы, слышен отчетливый хруст и осколок остаётся на языке. Совсем маленький, но ощутимо впивается. Антарес сплевывает прямо на цветастый ковёр под ногами, за что удосуживается полного гнева взгляда.       — Вы поклялись, Селест. Место в совете из крайней благодарности.       — И я исполнил клятву, но королева Морриган…       — Признайтесь, чем вы шантажировали мою мать, что она согласилась на отречение?! — принц не выдерживает, он глухо рычит сквозь зубы и делает ещё три шага вперёд.       Он замечает, что кончики пальцев Селеста краснеют, он отводит руку назад, но Эштер знает, как маги творят заклинания огня. И это уже выглядит, как прямая угроза. Криво усмехнувшись, принц качает головой. Разговора дальнейшего не будет. Антарес движением двух пальцев показывает Альфард уходить.       Сам он обращается туманом и покидает дом через открытое окно стремительно и быстро. Уже материализовавшийся на мостовой в тени соседнего дома, Антарес позволяет себе выругаться.       — Убожество. Человеческое отродье.       — И что ты намереваешься делать? — привычным жестом Ванталиена накидывает себе на голову капюшон.       Эштер не отвечает. Селест дал ему понять в очередной раз, что не будет с ним считаться, пока он не станет королём. У Антареса всё меньше шансов обойтись малой кровью. Альфард склоняет голову набок, вопросительно смотрит на принца.       — Знаешь, раз уж мы здесь, как на счёт того, чтобы посетить ещё одно неприятное место?       — Лепреконский паб?       — Лепреконский паб.