***
Решить митинговать было намного проще, чем приступить к действиям. Несколько особо осторожных умертвий все-таки настояли на том, что если и митинговать, то нужно делать это по правилам… вот только правила эти нужно было сначала как-то узнать. — Я могла бы нагуглить, но у меня телефон сел. Вот почему меня не догадались похоронить с повербанками? — сетовала девушка, два года назад погибшая из-за неудачного селфи. Настоящего ее имени никто не знал: почти сразу же после того, как на ее могилу установили надгробный камень, кто-то из ее живых друзей замазал все надписи черной краской, а сверху намалевал «Стелфи всегда будет жить в наших сердцах» и несколько слащавых цитат. Впрочем, вскоре друзья приходить прекратили (видимо, «жизни в сердцах» им было вполне достаточно), а Стелфи собрала новый круг обожателей среди обитателей кладбища. Увы, большинство обожателей отказалось лезть в организацию митинга, отчего их пришлось «разжаловать» из категории «я бы подписалась, будь у него свой акк» в ранг «даже лайкать бы ничего не стала». В итоге в ее свите осталось лишь несколько умертвий, не испугавшихся трудностей (и не подозревавших о том, что их мысленно записали в чью-то свиту). Среди них был скелет, который не мог разговаривать, потому что голосовых связок у него давно уже не было, и его друг — призрак-студент, который зачастую болтал без умолку несмотря на то, что голосовых связок у него, бестелесного, в принципе быть не могло. Скелет похлопал руками, чтобы привлечь внимание. Поскольку он не мог разговаривать, а надпись на его надгробии со временем стало невозможно прочесть, его имени никто не знал, и называли его обычно то Коляном (каким-то чудом образовав это имя от «Скелетон»), то Костяном (потому что состоял он из одних лишь костей). Впрочем, ходили слухи, что при жизни эти кости принадлежали какому-то очень важному человеку, так что к его мнению старались прислушиваться. Точнее, присматриваться, так как общался он преимущественно жестами. И сейчас он рисовал в воздухе какой-то прямоугольник с палкой посередине. — Зарядник мне тоже в гроб не положили, — обреченно произнесла Стелфи, решив, что он таким образом показывает розетку. — Когда Колян умер, электричества еще не было, — возразил призрак-студент. Он всегда представлялся как Федор Феликсович Фаустовский, но обычно его звали «Федька-опять-ты?» или «Да-помолчи-уже-наконец!». — Так что я более чем уверен, что он не про розетку. К тому же в розетках круглые дырки, он мог изобразить два маленьких круга или вообще двумя пальцами вилку. — Это больше похоже на книгу, — заметил похороненный месяц назад мужичок, на которого повесили все вопросы по организации митинга, так как именно он первым прокричал «Безобразие». На его могиле было написано Василий Ильич Броненосцев, но почти у всех, кто к нему обращался «Василий Ильич» сливалось в «Васильич». Колян вновь захлопал в ладоши, что означало — Василий Ильич угадал. — И где мы возьмем эту книгу? — закатила глаза Стелфи, и вечер пантомимы продолжился. Скелет развел локти в стороны, а пальцы сложил вместе над головой, словно изображая треугольную крышу. — Думаю, он имеет в виду библиотеку или книжный магазин, — предположил Федор, и скелет закивал. — В смерти бы не подумал, что именно ты предложишь вылазку с кладбища!***
У мертвецов существовало негласное правило: держать в секрете от живых свою способность восставать из могил. Люди ведь создания суеверные, легко пугающиеся, и первой реакцией на что-то незнакомое и непонятное они зачастую выбирают уничтожение. Если уж они вышки 5G разрушают от страха, то что с бедными упырями сделают, особенно после стольких фильмов с подробными инструкциями по выживанию при зомби-апокалипсисе? Осиновым колом в грудь мертвецы вряд ли отделаются: прошлый век. Бензопилы, огнеметы, тяжелая артиллерия… и на опыты в лабораторию тех, кому каким-то чудом удастся после этого уцелеть. Они и митинговать-то собирались по-тихому. Исключительно в своих кругах, просто чтобы выплеснуть недовольство, успокоиться и упокоиться в надежде, что однажды кладбищенскую ограду кто-нибудь все же починит. Поэтому предложение покинуть кладбище и пройтись до ближайшего книжного многие восприняли как самое настоящее безумство. — Неужели у нас на кладбище нет ни одного юриста? — поежилась Стелфи, которую, впрочем, больше пугала мысль не о том, как человечество отреагирует на восставших мертцевов, сколько то, как воспримут бывшие подписчики ее нынешний, далекий от гламурного глянца облик, если она все-таки попадется кому-нибудь на глаза. — Чтобы они рассказали нам, как митинговать по закону, и не надо было никуда ходить! — Может, они сразу в ад попадают по сделке с дьяволом? — предположил Василий Ильич, который за этот месяц не успел познакомиться со всеми обитателями кладбища и пока еще не встретил здесь ни одного представителя этой профессии. — Хочешь сказать, сделка с дьяволом для юриста — как клятва Гиппократа для врача? — фыркнул Федор, скрестив руки на призрачной груди. — Обязательна при получении диплома? — Да кто их, юристов, разберет. Не удивлюсь. Однако все оказалось намного проще: все, кто при жизни хоть как-то был связан с юриспруденцией, попрятались по могилам, как только услышали слово «митинг». Одни объясняли это тем, что при жизни надоело постоянно меняющееся законодательство и после смерти с ним точно связываться не хотелось. Вторые не хотели иметь дело с правоохранительными органами, если митинг не понравится властям. Третьи, ссылаясь все на те же причины, если и готовы были помочь, то не бесплатно и после заключения жутко объемного договора. Еще парочка все-таки сжалилась и хотя бы подсказала название закона, который им нужно было найти. Оба добавили: «Если только он еще действует, а то каждый день что-то новое принимают». — И все же придется идти, — резюмировал Федор, махнув рукой в сторону покосившейся ограды. — Я бы и сам сходил, но с тех пор, как я умер, все давным-давно поменялось, так что я даже не знаю, где сейчас в городе книжные магазины. Ответственным за операцию «Купить закон» назначаю Коляна, — он торжественно указал на скелет, и тот удивленно ткнул себя пальцем в грудь. — Да, тебя. Сам же предложил в книжный пойти, так что нечего тут отказываться. — Не думаю, что он знает, где книжный, учитывая, что похоронен раньше тебя, — заметила Стелфи. — Ну, тогда ты его и проводишь, — пожал плечами Федор, совершенно не видевший в этом проблему. — Я тоже не знаю, где книжные магазины. Я при жизни не была любительницей книг, а теперь и вовсе в гробу их видала. — Тогда чуть скорректируем план. Ответственный за операцию — Колян, — Федор вновь указал на него. — Дорогу покажет Васильич, — он перевел взгляд на Василия Ильича, который испуганно замотал головой. — Все-таки ты у нас предложил во всеуслышание о проблемах на митинге заявить, да и умер всего месяц назад, город знаешь. А Стелфи пойдет вместе с вами, чтобы в случае чего выступить парламентером. Для мертвячки, похороненной два года назад, ты хорошо сохранилась, — поспешил объяснить он прежде, чем Стелфи успела открыть рот для возражений. — Выглядишь даже лучше, чем Васильич, будем делать ставку на то, что тебя не испугаются. — А ты? — осторожно уточнил Василий Ильич. — Подожду вас здесь. Не толпиться же. — Ну нет, с нами пойдешь! — нахмурилась Стелфи, притопнув ногой, а затем, невинно улыбнувшись, добавила: — Все-таки ты лучше всех жестикуляцию Кости угадываешь. Случай с «розеткой» не в счет. Федор сглотнул. Не по-настоящему, разумеется: ему, бестелесному, глотать было нечем и нечего, но кадык на его полупрозрачной шее дернулся так, словно он и вправду сглотнул. — Или ты боишься? — не унималась Стелфи. — Сам же говорил: «Зато хоть с кладбища выберемся». И хочешь упустить такой шанс? — Я? Боюсь? — усмехнулся Федор. — Да я даже при жизни ничего не боялся. Однажды на экзамен к декану пришел, ни одного билета не выучив! Моим девизом было «Живи быстро, умри молодым», и, как видите, я с этим справился. С чего бы мне бояться покинуть кладбище? Скелет двумя руками указал на ограду, словно говорил «докажи». Василий Ильич поддерживающе кивал. Еще несколько мертвецов, прячась за своими надгробными камнями (чтобы их случайно не позвали с собой), с любопытством наблюдали за происходящим. Откуда-то сзади послышался шепот: «А вдруг он и правда испепелится, если вылетит за ограду?!» Федор мотнул головой. Эту байку он же сам и придумал однажды, чтобы пугать новеньких. Никто не испепелится, ничего не случится. А вот если он останется, ему вечность будут припоминать мимолетную слабость. В любом случае, даже если за забором его поразит какой-нибудь луч с небес и отправит на какой-нибудь посмертный суд, то ему не о чем волноваться: за пару десятков шпор на экзаменах он в ад не попадет, а что-то большее за свою короткую жизнь согрешить не успел. Значит, либо в рай, либо в книжный. Может, на том свете с Цоем или Куртом Кобейном встретится, если, конечно, они сами на каком-нибудь кладбище не застряли. В крайнем случае поищет в книжном их биографии, узнает, где похоронены, и слетает в гости сначала к одному, потом к другому. Он зажмурился и пролетел сквозь ограду. Никакого ощущения кары небесной не последовало, и Федор осторожно открыл глаза. Он не смог сдержать торжествующего «Ура», когда осознал, что действительно удалось выбраться с кладбища и не исчезнуть. Где-то вдалеке сверкнула молния и прогремел гром.***
Темноволосый парень сидел за прилавком и со скучающим видом пролистывал ленту на телефоне. Не то чтобы должность работника книжного магазина на окраине города являлась пределом его мечтаний, но свои плюсы в ней были. Получалось совмещать подработку с учебой и прогуливать нелюбимые пары, ссылаясь на график, который никак не подвинуть. Можно было не тратиться на учебники: читать их за кассой, а затем возвращать на полку. За весь день сюда обычно заходило не больше десяти посетителей, по вечерам и вовсе царила тишина и спокойствие, и парень мог заниматься тем, чем хотел. И за это еще и деньги платили! Колокольчик на двери звякнул, оповестив о вошедшем клиенте. Точнее, вошедших — краем глаза парень отметил, что их было… вроде бы трое, но присматриваться не стал. Сами к прилавку подойдут, когда выберут книги. И хорошо бы поскорее, чтобы он смог, не отвлекаясь, посвятить вечер просмотру какого-нибудь фильма. — О, стеллаж со всякими кодексами там, — произнес женский голос. — Любопытно, это место почти не изменилось с тех пор, как я здесь последний раз был, — бодрым тоном заметил ее спутник. — Только книг дофига незнакомых. Колян, будь другом, открой вот эту с вороном на обложке, хоть гляну, про что сейчас пишут. — Не отвлекаемся, — гнусаво произнес третий голос, — мы сюда пришли закон искать, а не книги. Парень хотел было поднять глаза и спросить, какой закон они ищут: быстрее бы нашли — быстрее бы ушли, но на телефон вдруг пришло СМС, и он отвлекся на уведомление. МЧС предупреждало о грядущей грозе. Парень фыркнул: за окном громыхало уже около часа, но дождь все не начинался. — О, Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях», — обрадованно воскликнула девица. Интересно, она все свои фразы начинает на «О»? Вздохнув, парень поправил бейджик с именем «Ренат», отложил смартфон в сторону и приготовился обслуживать клиентов. Ливень барабанной дробью обрушился на подоконник. Напротив Рената со стопкой книг в костлявых руках стоял оживший скелет.