---
Когда уезжает следственная группа, Ирина молчит. Когда увозят тело, Ирина молчит. Когда Ткачев оказывается рядом на кухне, впихивая стакан с чем-то жгучим и противно горчащим, Ирина по-прежнему молчит. И только когда по венам растекается что-то горячее, терпкое, согревающее изнутри, невидимая пружина наконец разжимается. — Ты мне жизнь спас. Даже не спрашивает, как он здесь оказался. Стеклянный взгляд в никуда; голос — мертвенный. Ткачев молча сжимает плечо начальницы, чувствуя, как ее передергивает от прикосновения. А в памяти почему-то — собственное протестующее оцепенение и убийственно спокойная Зимина на кухне у Русаковой. Внутренне содрогается и глаза поспешно отводит, обожженный воспоминаниями. — Ирин Сергевна, вам отдохнуть надо… Зимина медленно поднимает на него взгляд — застывший, непонимающий. В янтарных зрачках — пустота. — Что?.. А, да, наверное… Отдохнуть… Поднимается заторможенно, как во сне идет в спальню. Паша какое-то время смотрит ей вслед. От души чертыхается и тянется к телефону — вызвать Савицкого. Если он сам сегодня останется рядом с ней… Всего лишь попытка отсрочить катастрофу.---
Квартира. Подъезд. Дорога. Отдел. Снова дорога… Полковник живет будто на автомате. Робот-офицер, запрограммированный на службу. И кто, смотря на нее, догадается, что она живет под прицелом смертельной опасности?.. Ткачев следует за ней неотступно. Возле отдела, в машине, у лифта… Дома — никогда. Не задерживается даже «на чай», сдавая ее под охрану Исаеву или Роме и убегая поспешно. Остаться с ней наедине… Просто немыслимо. — Слушай, Ткачев, а ты че, меня избегаешь, что ли? Ирина оборачивается от двери, смотрит на Пашу с неприкрытой усмешкой. И даже сейчас, такой усталый, ее хрипловатый негромкий голос пробирает до возбуждающе-сладкой дрожи… — Да нет, я… да с чего вы взяли… Ирина тихонько хмыкает, смотря ему прямо в глаза. В хищно расширенных зрачках бьется неукротимое пламя. Испепеляет. — Нет? Ну, значит, показалось. Зайдешь? Не отводя взгляда, не слыша ничего, кроме ее будоражаще-хриплого голоса, кроме сумасшедшего грохота крови в висках, Паша как под гипнозом переступает порог. Он в ее власти. Навсегда. Безраздельно. Нет и не может быть в мире силы больше чем та, что стучит сейчас в его бунтующем сердце. Ведьма и ее зачарованный рыцарь.---
Ничего не происходит. И это самое невероятное из всего, что могло между ними произойти. Ирина медленно курит, нервно выпуская с искусанных губ замысловатые кольца дыма. Паша уже сам не знает, отчего у него так тяжелеет и кружится голова — от ядовитого запаха дыма, от остро-сладковатого аромата духов, от всего выпитого виски, а может быть, просто от того, что она сидит прямо напротив… В распахнутом вороте клетчатой рубашки беззащитные лезвия ключиц, матовая кожа фантастически светится от приглушенного сияния лампы, а трогательные рыжие завитки небрежно заколотых волос касаются шеи, падают на глаза — и она смотрится такой девчонкой сейчас… Он, кажется, испытывал к этой невозможной женщине все. Уважение. Благодарность. Злость. Ненависть. Желание. Жадность. Но впервые… Впервые его оглушает такая нежность. Нежность и понимание. Она его неизбежность.