how to stay alive

– Мы же можем его оставить? – спрашивает Чунхон осторожно; Джэхё, поджав губы, стучит ручкой по подбородку, молчит, прокручивает ручку в пальцах, снова стучит по губам - и так, кажется, уже целую вечность. – Я привез его сюда, и он, наверное, думает, что ад для него кончился, и я не хочу, чтобы он... – Он останется, – прерывает Чунхона Джэхё. – Ты молодец. Правда. Правда, я не думаю, что он долго протянет... сам понимаешь. Чунхон кивает. Он понимает. Он прекрасно помнит мертвый глаз, сухую, почти бумажную кожу и выцветшие волосы, слабый голос, губы, истрескавшиеся, искусанные в кровь, запекшиеся. Он сказал, что его зовут Хёнсын, и он ищет важного ему человека. Смертельно важного. Сказал – и потерял сознание, а Чунхон, угрожая их сопровождающим своим изобретением, заставил их отнести Хёнсына в машину и отвезти в горизонт. Хёнсына связали и положили в багажник – чтобы, если вдруг окочурится, не кидался на мелких. Чоноп не одобрил, но против ничего не сказал – у него и самого больно кольнуло в груди, выбило воздух из легких, и потом, в машине, он неосознанно вцепился в край чунхоновой куртки, приходя в себя. Вот он, живой, терялся, но нашелся ведь – но Чонопу иногда до сих пор снится страшное. Он старается это забывать. Джэхё говорит, что Хёнсына обследуют и постараются поставить на ноги, но и за жизнь его особо бороться не будут, если вдруг; но оказывается, что Хёнсын живучий – он приходит в себя и спрашивает, "где пацаны" – Чунхон и Чоноп, – и улыбается, когда те залетают в палату. Он пытается держать мертвый глаз закрытым, но тот его уже не слушается – будто эта часть Хёнсына стала ходячим и делает все, что вздумается; глаз крутится в самых разных направлениях, смотрит на Чонопа, когда Хёнсын смотрит на Чунхона, и закатывается так, что бледной радужки не видно совсем. – Кто тебя так? – спрашивает Чунхон, сидя рядом – они помогли медсестрам покормить Хёнсына (совсем немного, он слишком долго голодал), и теперь следят за капельницей. - Глаз? – Хёнсын трогает веко – и не чувствует им прикосновения. – Ходячий, в первый же день... Улыбается странно, дернув уголком губ, шмыгнув носом; замолкает надолго, в Чоноп с Чунхоном его не тревожат – укладывают спать, когда Хёнсын начинает дремать сидя, и уходят. А потом Хёнсына вместо медпункта переводят в исследовательский центр – Чунхон, принесший ему какую-то из своих новых штуковин похвастаться, – находит только пустую палату, и страшно пугается, а потом просится в исследовательский центр, но там ему отказывают. – К нему совсем нельзя? Ну хотя бы раз в недельку. Лучше два... Джэхё, потерев пальцами переносицу, вздыхает, подпирает рукой голову. – Можно, наверное... Но в очень ограниченном количестве, – вздыхает. – Он заражен, как и мы все, но он... обращается заживо. Медленно, но уверенно. Первым будет поражен мозг – он ближе всего к глазу. Чунхон обессиленно плюхается на стул перед Джэхё, смотрит на него - а Джэхё избегает смотреть на Чунхона. – Вы еще не нашли того ученого? Может быть, хоть он что-то сделает? И Джэхё только молча качает головой – и уходит из столовой, убрав за собой поднос; на его место садится Чоноп, не говорит ничего, но Чунхон понимает. – Ну, ты слышал, – улыбается слабо. – Но я не хочу оставлять Хёнсына одного, даже когда он станет ходячим совсем. Знакомое имя – как крошечная капля на воде, и Донун поднимает голову от овсянки; вслушивается в гул столовой, но не слышит больше ничего – только двое мальчишек, те, что пришли сюда с Дэхёном, выходят из столовой, бессильно опустив плечи. Что-то с Дэхёном? Или с кем-то еще? Но важнее - слышал ли Донун это имя или показалось? Он бы не удивился, если бы у него начались галлюцинации. Донун долго не решается отловить мальчишек, узнать, правда ли – правда ли он слышал имя Хёнсына, и если это Хёнсын – тот ли? Ему до тошноты страшно узнать о нем хоть что-то, и в то же время - жизненно необходимо знать. Он натыкается на Чунхона почти через неделю – провозился с работой, со снабжением Дэхёна, планировкой новой станции; и даже не сразу вспоминает, что хотел у Чунхона спросить, но замечает у того разовый пропуск в исследовательский центр – и удивляется. – Ты ходил в исследовательский? Чунхон удивляется еще больше – с Донуном они говорили дай бог раза три за все время в «Горизонте», и все три раза особо не заходили дальше «здравствуй». – Да, там друг... – потерянно бормочет Чунхон. – Его... исследуют? Чунхон кивает заторможенно – и Донун видит, как он мелко дрожит; что могло заставить мальчишку, прошедшего осень и зиму почти через всю страну и выжившего в кишащем ходячими лесу? Донун не спрашивает имени этого друга – он почти уверен, что все-таки не ослышался; он сбегает в свой кабинет, запирается, долго сидит в тишине – а потом пытается найти Хёнсына в базе данных «Горизонта». И находит засекреченный архив – «Объект 097: Хёнсын». У Донуна нет доступа в исследовательский центр, а получить его становится почему-то еще сложнее; туда не пускает никого, кроме научного персонала и Чунхона, а Чунхон выходит пришибленным и разбитым - и не отзывается, даже когда Донун зовет его, стоя совсем рядом. Объект 097 – о нем не говорят в столовой, не шепчутся в курилках, а сотрудники исследовательского центра делают вид, что нет там ничего такого, хотя и погребены под количеством работы – ни к чему, судя по отсутствию какого-либо воодушевления, не приводящей. И скоро в исследовательский центр перестают пускать даже Чунхона; он начинает мастерить сразу кучу каких-то смертоносных штук, и Чонопу остается только наблюдать и не вмешиваться, чтобы не попасть под горячую руку или напалм очередной робокошки. А Донун крадет пропуск в исследовательский центр у одной из его сотрудниц – дело скорее обаяния, чем ловкости рук; подлавливает ее в конце ее смены, и, пока она не заметила и не заблокировала ключ, пробирается в центр тем же вечером – убедившись, что все ушли. Он стоит на пороге исследовательского центра и, набрав в легкие воздух, считает до десяти.

***

Дэхён теряет след Чихо мгновенно, как только находит – он как уж, выскальзывает из рук и поля зрения, и Дэхёну остается лишь успокоиться и подождать, продумать план, без которого он так привык действовать. Он останавливается в одном из приютов – в самом новом, до него здесь никого не было; пытается связаться с Джэхё, но связи нет - его рация молчит. Дэхён почти полчаса пляшет у камеры, надеясь, что его заметят и скоро кто-то из «Горизонта» появится у приюта. Только потом замечает – камеры отключены. Теряется, но думает, что их просто не успели включить или, в спешке устанавливая оборудование под приютом, что-то забыли или не подключили. Значит, здесь Дэхёну взять нечего – и он решает переждать в приюте ночь. Над приютом собираются тучи и поднимается ветер – гнет деревья, приминает молодую траву. В мире без людей все идет своим чередом. Дэхён стоит в ванной перед мутным зеркалом – промывает ссадины, проверяет – нет ли на теле таких же темных отметин; натягивает майку и проводит рукой по волосам - раз, второй, снова. В темных волосах – яркая седая прядь. Дэхён качает головой – бред, бред, – и выключает в ванной свет, вылетает в комнату. На секунду ему кажется, что за окном слышен шорох. Не ветра – он научился легко отличать шум ветра от чьих-то шагов. Берет со стола пистолет, прячет за ремнем джинсов нож, и, выключив везде свет, ложится на постель. Ждет несколько минут, вслушиваясь в гул за стенами приюта – кажется, ветер вот-вот сорвет крышу, сломает домик, как картонку. Дэхён слушает гул за стенами и сосредотачивается на звуке чужих шагов – теперь они явные, сошли с травы на асфальт, подъездную дорожку к приюту, на которой слабо покачивается на ветру перевернутый кем-то на крышу автомобиль. Дэхён бесшумно соскальзывает с кровати и, прислушиваясь к чужим движениям, идет к двери – пистолет снят с предохранителя, патронов – всего три, и промахиваться нельзя. У двери он замирает – прикрывает глаза, делает глубокий вдох. Раз – кладет руку на дверную ручку, слышит, как за дверью тихо щелкает металл. Два – все звуки за дверью тонут в оглушительном шорохе ветра. Три – Дэхён бьет прикладом по выключателю, включая на крыльце свет, и, распахнув дверь, выходит на улицу, целясь прямо перед собой, проходя по инерции несколько шагов вперед. Они стоят перед приютом по щиколотки в траве – Дэхён целится в Чихо из пистолета, а Чихо – улыбается, самой гадкой из своих улыбок, поднимая вверх руки. На них обрушивается крупными каплями дождь – волосы и одежда промокают мгновенно, дождевая вода стекает по лицу на губы, и Дэхён сплевывает, прежде чем заговорить. – И давно ты здесь? Чихо пожимает плечами. – Сравнительно. Видел, как уходили люди «Горизонта». Не то чтобы ты меня сильно терял, – усмехается, будто знает все наперед; Дэхён ежится. – Ты отключил все в приюте? Чихо кивает-кивает, опускает руки – делает шаг, и Дэхён крепче перехватывает пистолет в пальцах. – Нe не бойся, – Чихо смеется. – Я знаю, что нужен вам живым. Дэхён приподнимает чуть брови. – Знаешь, зачем за тобой гоняется «Горизонт»? – Это вполне очевидно, – Чихо разводит руками. – Я единственный, кто может создать вакцину. А им только и надо, что себя обезопасить. Что, думаешь, в «Горизонте» все такие добренькие, пойдут по миру делать инъекции? Да им бы себя обезопасить. Дэхён, опустив пистолет, разминает шею устало – дождь поливает так, что Чихо, стоящего в пяти шагах от Дэхёна почти не видно, а в голосе столько яда, что хватило бы отравить столько же, сколько погибло в первые дни заражения. – Да плевать как-то, – разводит Дэхён руками. – На мир, на выживших, на цели "Горизонта". Сдохну – какая разница, будут ли меня, с инъекцией и здорового, жрать черви, или я, ходячий, буду жрать чьи-то мозги. Но тебя я им притащу. И стреляет – куда-то под ноги Чихо, не надеясь попасть, только припугнуть; но попадает – простреливает лодыжку, и Чихо падает в скопившуюся на ровном асфальте дождевую воду, без крика, без звука. Сидит, зажимая рану, стиснув зубы, глядя на Дэхёна и не сводя с него острого, злого взгляда. – Знаешь, – Дэхён садится рядом на корточки, – Почему тебе стоит хорошенько подумать над возвращением? Вытаскивает из-под ремня Чихо пистолет, ножи; Чихо молчит. – Ведь есть кто-то, кто тебя ищет, правда? – вкрадчиво – Чихо замирает. – Я видел его. Что у него плечом? Ты наверняка в курсе. Дэхён улыбается - бьет точно в цель; поднимается, забирая оружие Чихо. - Они забрали его. В «Горизонт».

***

В подарок на день рождения Хёнсын попросил не что-то конкретное, а чтобы Донун взял выходной. Не то чтобы это был какой-то жуткий каприз – Донун бы с радостью исполнил желание Хёнсына, но у него горят сроки, а заказчик не тот, чьи дэдлайны можно так легко проебывать. Донуна долго отговаривали брать этот проект – сеть тоннелей и бункеров; страшновато жить с ядерной бомбой под боком, но даже вся эта сеть не вместила бы в себя всех жителей Южной Кореи – и Донун взялся за проект только потому, что хотел бы сделать то, что смогло бы уберечь если не всех, то многих. Страшный идеалист – говорит часто Хёнсын, и Донун уже не может отрицать или отшучиваться. Да, идеалист – но без идеалистов в мире осталось бы очень мало хорошего. Или хотя бы попыток – сделать хорошее. Хёнсын, наверное, знает – поэтому выдергивает Донуна первого сентября на ночь кино; знает, что Донун не успеет не то что до третьего сдать – а и неделю после промучает этот самый загадочный проект, о котором, запинаясь и откровенно заливая, говорит как о проекте музея или чего-то такого. И первого сентября Донун серьезно решает взять выходной на третье – но ни он, ни Хёнсын не встретят утро третьего сентября вместе. В ту минуту, когда они только выходят из кинотеатра, к дому Донуна подъезжает бронированный фургон – выбежавшие из него люди переворачивают все в квартире вверх дном, но ни Донуна, ни чертежей не находят. Чертежи находят в его офисе – закрытыми в сейфе, со следами кофе на краю листа, и там же – неоновая бумажка-напоминалка – в кино, когда, куда. Когда Донун и Хёнсын бегут по обезумевшим утренним улицам – слишком шумным и людным для раннего утра, - люди в форме ищут Донуна в толпе, грубо отталкивая тех, кто не представляет интереса. Хёнсына отталкивают тоже – он не чувствует, как его руку сбрасывают с руки Донуна, как Донуна заталкивают в ближайшую брошенную машину. Но Донун видит – как к Хёнсыну тянутся тонкие руки, как когти раздирают его кожу. Он кричит, просит выпустить его из машины, забрать Хёнсына, но его не слушают, а потом и вовсе – бьют чем-то тяжелым так, что в глазах темнеет, а голова наливается свинцом. Донун не видит – Хёнсына выдергивает из рук ходячего мужчина, лицо закрыто платком, на предплечье татуировки c каким-то текстом, в свободной руке пистолет, из которого он отстреливает окружающих их с Хёнсыном мертвецов. Донун просыпается уже в одном из бункеров «Горизонта». Рядом с ним – незнакомец в белом халате, с бейджем «Ан Джэхё, ведущий специалист»; Ан Джэхё улыбается – и говорит, что они в полной безопасности. А еще – что искренне соболезнует. Донун стоит у наблюдательного окна; рядом на герметичной двери черными буквами «Объект 097», кодовый замок. Через стекло Донун видит небольшую палату – белые стены, белые простыни, белая подушка, вся в странных темных пятнах. Напротив него – Хёнсын. Неестественно наклонившаяся голова, приоткрытые губы – серые, потрескавшиеся. Он смотрит перед собой слепо и – тук, тук, тук, - бьет по стеклу ладонью. Делает шаг, натыкается на стекло, стонет – протяжно и устало. Тук, тук, тук. Донун, протянув руку, касается стекла – и Хёнсын бьет там, где только что касались чужие пальцы. – Прости меня. Тук. Тук. Тук.