И тогда изменится всё

      Дазай всегда был странным.       Никто, в том числе Накахара Чуя, не мог его понять. Дазай не цеплялся за жизнь, увы даже наоборот, но сама судьба каждый раз отдавала этот божий дар ему в обвитые белыми лентами руки после каждой неудачной попытки суицида, и Осаму с какой-то отстранённостью, но принимал его. Осаму был для него чем-то за гранью. Чем-то... Нечеловеческим.       Чуя и боялся его, и льнул к присутствию того, зная, что Дазай напрямую не оттолкнёт, что сам он в каком-то смысле дорог антиэсперу. Но так было только до момента ухода Осаму из портовой мафии.       Накахара бы никогда в жизни не назвал себя слабым. У него бы просто не повернулся язык сказать такое, после того что он пережил: пытки в лаборатории, предательство овец, руки, по локоть измазанные в чужой крови, смерть его друзей, и то, что живёт у него внутри – Арахабаки чёрного пламени, пытающийся захватить его разум и тело.       Он смог пережить это всё. Но не смог так просто забыть о предательстве бывшего напарника. Внутри него прорастали кровавые камелии, раня шипами сердце, заползая в самую глотку и не давая сделать ни единого вздоха без адской боли. Он часами харкал в ванной проклятыми лепестками этих красивых цветов, и каждый раз, когда видел их, начинал ненавидеть и их и себя ещё больше, чем прежде.       «Слабый, слабый, слабый» – злобно шипел Арахабаки. «Отдай мне своё тело, и клянусь, я о нём позабочусь лучше тебя»       Ханахаки. Как смешно, что полубог может умереть от такого бреда. Регенерация божества, сидящего в нём, не успевала залечивать всё, ведь для этого нужна была полная мощь бога огня – и поэтому как только исцелялись старые раны, сразу же появлялись новые, и Арахабаки смеялся над ним, хохотал от души, зная, что он сможет держать это тело под своим контролем, он знал как уместить всю свою силу в Чуе, при этом не теряя ни сосуд, ни саму силу. Поэтому Арахабаки говорил сдаться, чтобы сломить Накахару окончательно и изгнать его из собственного же тела.       Думаю, все и так уже поняли, из-за кого Чуины рёбра обрастали стеблями камелии.       Впервые Накахара заметил это через год после ухода Дазая. В тот вечер он сильно напился, сидел на балконе и курил – но вдруг начал задыхаться. Он мигом добежал до ванны, с подбородка капала кровь. Её железный привкус был так знаком, что казался родным, поэтому поначалу Чуя даже наличия её не заметил. Тогда алый мятый цветок впервые упал на его ладонь, и он понял, насколько сильно погряз в своей трагедии.       «Жалкий. Даже этот самый Дазай полюбит больше меня, чем тебя. А всё потому, что я хоть не буду претворяться человеком, в отличии от тебя. Я буду таким же чудовищем, как и сам Дазай» – сказал тогда Арахабаки.       Это божество всегда давило на самое больное. Чуя и правда боялся стать не человеком, а монстром с разрушительной силой; без эмоций, чувств, ценностей – просто сильнейшее оружие. И именно поэтому вариант с операцией по вырезанию цветка из его груди, после которой он станет просто живым роботом, решительно отметался. Был ещё и второй вариант – признаться Дазаю, но его Чуя тоже выкинул из своей головы, потому что считал что тогда пойдёт по следам своего глупого сердца, которое так ловко ускользнуло вслед за Дазаем тогда, четыре года назад. Он считал своё ранимое и преданное сердце единственной своей слабостью – но оно было единственным доказательством того, что он не монстр, а человек. Это было чёртовым замкнутым кругом, который Накахара создал сам, без чьей-либо помощи, и также сам загнал себя в эту ловушку. И из неё выхода уже не было.

***

      Звуки шагов всегда эхом отдавались в стенах штаба. В мафии всегда было подозрительно тихо, будто перед штормом, перед сильным ураганом, – хотя, портовая мафия сама по себе была природной катастрофой, самой сильной в городе и держащей другие организации и мелкие преступные шайки в своём кулаке. Она лишала кислорода своих врагов, нещадно кромсала всех, кто стоял на пути. Единственным исключением было только вооружённое детективное агенство, но кажется, босс не трогает их вовсе не потому, что не хочет конфликтов, а потому что его и Фукудзаву-доно связывает какое-то общее прошлое. Чуя не стал рыть на эту тему чисто из уважения к двум сильным лидерам, и поэтому не знал, из-за какого именно прошлого Мори-сан терпит такое бельмо в глазу. Но это было уже неважно.       Вчера на мафию напала очень сильная группировка, в которой состояли не только люди, помимо них в ней были сильные эсперы. Из-за фактора неожиданности портовую мафию чуть не вырезали поголовно, но слава Ками-саме что в штабе была Анэ-сан, потому что при другом исходе убиты были бы не только бесполезные охранники.       Сейчас Чуе в голову залезла одна очень надоедливая мысль. Умирать медленно и мучительно от самой Ханахаки он не хотел, но и отдавать своё тело Арахабаки тоже было плохим исходом. Именно поэтому он решил что полностью выпустит Порчу, заберёт с собой эту организацию и погибнет во благо портовой мафии, которой отдал всего себя. Главное – не поддаться Арахабаки, чтобы в момент вызова тот не нашёл лазейку и не завладел его разумом. Вот и вся задача.       — Чуя-кун, я не уверен, что это хорошая идея.       — Мори-сан, вы прекрасно знаете, что я и так умру.       О том, что Чуя болен, знали лишь двое людей в портовой мафии. И только один из них знал, из-за кого именно это происходит. Чуя был слишком пьян и плакал, лежа у Анэ-сан на коленях, рассказывал что у него нет никаких путей, то что он или умрёт, или станет чудовищем. Коё ничего не говорила, просто молча слушала и гладила парня по рыжим волосам, но на утро сказала что она бы убила Дазая, и с особым удовольствием, но это точно Чую погубит. Озаки была сторонницей того, чтобы Чуя признался Осаму, но прекрасно понимала, что парень этого не сделает, и ей оставалось только молча смотреть как увядает её, в какой-то степени, сын.       Мори Огай тоже знал о болезни, но Накахара не стал говорить ему кто причина. Хотя, кажется этого и не нужно – Мори-сан уже наверное всё сам додумал и понял что Осаму всему виной.       — Хорошо, Чуя-кун, – коротко отвечает босс, – можешь выдвигаться через два часа. Хигучи-тян скинет тебе местоположение их штаба.       Огай тяжело вздыхает. Чуя выходит из кабинета на последок отсалютировав ладонью. Мори берёт в руки телефон, и вот уже из трубки слышаться писклявые гудки.       — Дазай-кун, ты ведь просил тебя предупреждать когда Чуя хочет в одиночку использовать Порчу?       — Да, Мори-сан. Стоп...? Он собрался её использовать? Или это вы?       — Он самостоятельно принял это решение, – внезапно твёрдо отвечает он, – если тебе посчастливится, ты возможно даже узнаешь по какой причине.       — Чёрт, я же сейчас не в Йокогаме! Через сколько?       — Через два часа он выдвигается в штаб врага.       — Чтоб тебя без наркоза резали! Ты мог его позже отправить?!       — Нет, – отвечает Мори.       — Если я не успею, клянусь, мафия сменит босса, – зло кидает шатен.       После этих слов Дазай скидывает звонок, а Мори откидывается спиной в кресло, а руку запускает в чёрные, как смоль, волосы.       — Теперь всё в ваших руках.

***

      Заброшенная библиотека. Кто бы мог подумать, что штабом сильного врага окажется старая, дряхлая библиотека в трёх кварталах от штаба самой портовой мафии? В обычной ситуации Чуя бы смеялся до колик с такой тупости, но сейчас ему было как-то откровенно не до веселья. Ему, наверно, было страшно. Может даже и обидно. Почему именно из-за тупой скумбрии, которая бросила его, он должен медленно умирать из-за цветов в глотке? Какая же идиотская болезнь, кто её вообще придумал и зачем? Вряд-ли в этом испорченном мире существует такая любовь, которая сможет избавить человека от Ханахаки. Этот мир слишком чёрн для такого.       — Накахара-сан? А зачем вы пошли с нами, ведь?...       — У меня особое задание от босса, – коротко отвечает Чуя, обрывая все последующие вопросы от одного из головорезов портовой мафии – Мичидзо Тачихары. Тот просто знал, что Накахару, как важного члена исполнительного комитета редко отправляют на задания, и то только в самых крайних случаях, когда без него уже не обойтись.       Приемник босса, что ещё сказать? Накахара должен был жить, чтобы когда-то убить Огая и занять кресло босса. Такую же судьбу Мори когда-то пророчил и Дазаю, но промахнулся – Дазай перешёл в вооружённое детективное агенство, но и с Чуей тоже не попал – тот идёт на верную смерть, и кажется, его уже вообще ничего не колышет.       Группа людей, состоящая из пяти человек, вскоре подходит к зданию библиотеки. Оттуда слышаться крики, звуки выстрелов и треск стекольного крошева под чьими-то ботинками. Накахара морщится от противного звука.       — Мори-сан был прав, – отвечает он, незаметно сглатывая и стараясь всё представить так, будто он вообще не волнуется.       — Отойдите все метров на двадцать, – медленно произносит Накахара, – быстро, у вас тридцать секунд.       — Но Накахара-сан! Дазай-сана ведь нет рядом! Кто вас...       — Бегом я сказал! – сжимая губы в тонкую линию, шипит гравитационный эспер, – раз... Два... Три...       — Но!..       — Мичидзо-кун, – серьёзно смотря на Накахару, говорит Хироцу-сан, – если босс разрешил ему это, то мы не должны нарушать планов. Уходим.       Группа, состоящая уже из четырёх человек уходит в сторону, и Чуя расслабленно вздыхает.       — О, даровавшие мне тёмную немилость, не стоило снова меня будить, – стягивая чёрные перчатки, шепчет рыжеволосый. Вокруг него загорается красная аура, а зрачки в небесной лазури сужаются, превращаясь в две черные ниточки. По его запястьям бегут кровавые узоры, а губы изламываются в предвкушении скорого разбоя. Первая чёрная дыра летит в здание библиотеки, и стены старом храме книг уже окрашиваются чьей-то кровью. Слышатся крики. Но только теперь другие крики – это вопли боли, страха, и предчувствия скорой смерти. Здесь пахнет ею, костлявой, в чёрном плаще и с косой.       И даже сейчас Чуя, уничтожающий себя и своих врагов не понимает, какое очарование в ней находит Дазай. Почему так часто пытается упасть в её объятья и оставить этот мир. Ведь сам Накахара всегда боролся за свою жизнь, и умирать уж точно не планировал до появления этой чёртовой Ханахаки. Что же такого Дазай нашёл в своей собственной гибели? У него есть агентство, тот самый кохай-тигр, Накаджима Ацуши, но насколько известно Накахаре, тот всё равно не оставляет попыток. И именно из-за этого Осаму был ему... Наверное противен. Дазай не ценит то, что имеет, и то приводило Накахару в шок.       Прошло уже пять минут с активации порчи, и оставалось всего минуты две до того момента, как Чуя умрёт из-за слишком большого расхода энергии. Обычно в этот момент на выручку всегда приходил вышеупомянутый Осаму, но сейчас его здесь не было, Чуя один на один с разрушающей, но истинной формой своей способности. Но зато задание было выполнено – библиотека снесена подчистую, люди в ней, все, мертвы, и Накахара теперь просто кидал чёрные дыры в землю, поднимая огромные облака пыли и грязи. Комки земли застряли в рыжих волосах, прежде идеальная, с иголочки одежда была будто извалена в пыли. Потом Чуя начинает харкать кровью – пока просто кровью, из-за слишком долгого использования способности, и бурыми пятнами изгажена рубашка.       Внезапно перед лицом Чуи словно кто-то посвятил фонариком – стало больно до рези в глазах, и потом Накахара почувствовал чужое прикосновение к своему запястью.       — Дазай?... – падая на землю, шепчет Чуя.       — Ты знаешь, что люди сначала думают, а потом, сука, делают, а Накахара? Чем ты думал когда активировал Порчу?       — Кто ж тебя звал-то, а? – слабой рукой откидывая с лица волосы, спрашивает рыжеволосый.       — Мажь жопу вазелином, дорогуша.       — Зачем?! – крикнул Чуя. – Ты совсем ахуел, Дазай?!       — Будем тебя от порчи лечить, зачем же ещё?       — Иди, кха! – внезапно Чуя сгибается в три погибели на земле, и выхаркивает красную камелию. Дазай ошарашенно отходит в сторону, хлопая глазами, – нахуй, понял? – всё-таки договаривает Накахара, вытирая кровь с подбородка рукавом пиджака.       — Это... Ханахаки? Чуя?       — А это похоже на что-то другое? – приподнимая бровь, спрашивает рыжий.       Внезапно вся картинка в голове Дазая с хлопком собирается в единую цепочку. Вот, Мори-сан, так вот зачем...       — Из-за кого это с тобой произошло? – внезапно садясь рядом на корточки, и приподнимая лицо Чуи за подбородок, спрашивает Осаму. Он смотрит точно в голубые глаза, чтобы если что успеть подловить на лжи.       — Мори-сан, – врёт, не краснея он. Дазай сжимает губы.       — Не ври мне.       — И что же такого будет, если я скажу что это ты?! Всё равно ведь ничего не изменится! – Дазай просто прикрывает его губы ладонью, а сам целует ошарашенного Накахару в лоб.       — Тогда изменится всё.