чудак

Комнату Макото даже язык не поворачивается назвать жилым помещением: без лишней сноровки и не разберёшься, где что лежит, и что есть что. Где-то на полу лежат одеяла, на столе сотни, если не тысячи исписанных и смятых бумажек, где-то даже спряталась кошка, которую он называет Хаяси... На самом деле заводить кошек в студенческом общежитии против правил, но либо начальство устало постоянно отчитывать за это непорядочного японца, либо он сам каким-то чудом достал на это разрешение. Может, именно за это он прослыл чудаком со своими замашками, ничем, кроме своей огромной любви к кошкам, он больше особо не известен. Каждый хоть раз за время учёбы называл Макото Кимуру чудаком, странным или иными не особо позитивно окрашенными словами. Что забавно, был только один человек, искренне в нём заинтересованный, – Пётр Сергеевич Белов. Один Бог знает, что заинтересовало его, но кое-что можно сказать точно: для обоих это было в новинку. Со стороны Кимуры это было очень непривычное и даже, можно сказать, непонятное внимание со стороны Петра, а для Белова же это было неподдельным желанием узнать Макото поближе. Даже судьба свела их довольно удивительным образом – с помощью их общей любви к кошкам... – Белов-сан, ты слушаешь? ...А, точно. Петру не стоило так сильно погружаться в свои мысли. – Прости, я задумался. Можешь, пожалуйста, повторить? Макото заново принялся энергично рассказывать. Смотря на это, можно сделать вывод, что японец сотни лет не говорил ни с кем, кроме кошек. Наверное, отчасти это было правдой. Пётр единственный его слушал. – В итоге, когда я пытался разнять этих драчунов, мне ещё и влетело! Ужас! Даже выйти на улицу нельзя! – Кимура сделал недовольное выражение лица, яростно жестикулируя. Любая другая кошка на месте Хаяси уже давно бы испугалась, но та даже усом не пошевелила и продолжала спокойно лежать на коленях рассказчика. – Очень неприятно о таком слышать, Кимура-сан. Вы не думали рассказать об этом управляющим? – Вот ещё! Реакцию можно было понять, с управлением Макото никак связываться не хотелось – вдруг снова найдут повод для очередного выговора. Да и настраивать студентов против себя у него также не было никакого желания. Знакомы они без лишнего около года. Иногда на самом деле казалось, что время для них течёт по-другому: вроде они словно знали друг друга всю жизнь, а чувство, будто познакомились только вчера. Абсолютно всё для них друг о друге было одновременно знакомо и не знакомо. Очень странная двойственность, но обоих это устраивало. Трудно сосредоточиться на монологе Кимуры, когда ты настолько глубоко в мыслях... о самом же Кимуре. Но, если честно, самого Макото это не беспокоит – главное есть тот, кто хотя бы посидит рядом и послушает, отвечать даже не обязательно. Пётр и сам не замечает, как уже несколько минут сверлит взглядом галстук японца. Всю неделю уже что-то не так, а вот что именно он сам не знает. Ася уже пару раз как-то его стукнула по голове за рассеянность, при этом приметив, что такого раньше не было; забавно, что такое случалось только когда Макото был в зоне видимости Петра, он буквально не мог спустить со второго глаз. Чёрт знает, о чем в такие моменты думал Макото (и думал ли), но у Белова в голове мелькали тревожные мысли о том, что он, кажется, влюбился. О, ужас. Любовь он знал только по старым книжкам, которые проходили на уроках да по разным телешоу и фильмам, которые изредка смотрел в компании друзей, поэтому на себе испытать чувства, описываемые ещё с самых незапамятных времен, было для него неожиданно. Да и любовь ли это? Тем более к тому, которого абсолютно все поголовно считают чокнутым. Живём один раз. Пётр, уже давно потерявший ход рассказа Макото, глубоко вздохнул, схватил второго за помятый галстук, притянул его к себе. Одна секунда. Две. Три. "Идиот", – подумал Пётр про себя, – "я даже не знаю, что делать дальше." – Белов-сан? Белова словно сковало от стыда. Как бы ему ни хотелось провалиться под землю, отвернуться, да хоть убежать, они с Макото продолжали сидеть в таком положении и пристально смотреть друг на друга. – Макото, закрой, пожалуйста, глаза. – полушёпотом сказал Пётр. Вслед за этим свободной рукой он осторожно снял с него очки и положил их рядом. Была ни была. Отсчитав несколько ударов своего бешено колотящегося сердца, Белов наконец-то впился в чужие губы. Следующие несколько секунд прошли для обоих как в тумане. – Извини пожалуйста. – И кто из нас тут чудак, Белов-сан? – Макото все ещё приходил в себя. – Судя во всему, я. – Петру ничего не оставалось, кроме как стыдливо отвернуться в сторону. – Извини ещё раз... Договорить он, к сожалению, не успел. Комната разразилась смехом Кимуры, который уже взялся за живот. Чуть погодя, наконец успокоившись, он сказал: – Смешной же ты. Неловкость Петра моментально сменилась на недопонимание. Он перестал понимать, что происходит, хотя все ещё чувствовал стыд за произошедшее. – Ты меня в конец запутал. – Взаимно, Белов-сан! Но это было ожидаемо. – В смысле? – Я не настолько слепой. – Макото надел очки и поправил их. – Ты думаешь, я бы не заметил, как ты на меня по нескольку минут иногда смотришь? Петра будто рассекретили. Он хотел даже быстро убежать и никогда не вспоминать этот день, но что-то его все-таки тут удерживало. Может, этим чем-то был сам Макото. Тот тихо вздохнул и приблизился к Белову: – А если бы ты все сразу сказал, не было бы таких неловких ситуаций, – Петру даже не хватило среагировать на сказанное, как на его щеку приземлился ответный поцелуй. – Какой же ты забавный. Как же я люблю тебя.