Кровь и шелк

      — Выспалась?       Это было первое, что она услышала, но впервые не особо этому обрадовалась. Это значило, что Давид снова рядом — настолько близко, что Дана даже боялась открыть глаза, потому что чувствовала вес его тела на огромной кровати. И эта близость вызывала у неё смешанные чувства. Да, после такой волнительной ночи и выпитого вина Дана уснула настолько быстро, что даже не заметила, когда в её постели снова появился Давид. Но теперь её это смущало. Как можно спокойно лежать с ним так близко, да ещё и засыпать?       — Котик?       Отвечать не хотелось, да и что тут скажешь? Поэтому Дана просто открыла глаза и, конечно же, наткнулась на влюблённый взгляд Давида, сидевшего, опираясь на подушки. Дана после ночи, полной событий, спала долго, и он уже устал ждать её пробуждения, поэтому работал за ноутбуком.       — Доброе утро, — привычно сказала Дана и вдруг задумалась, что не знает, как правильно говорить, да и вообще, который час?       — Уже три часа дня, но для нас, конечно, утро, — усмехнулся Давид, будто прочитавший её мысли на задумчивом лице. — Так ты выспалась?       — Да. Всё-таки эта ночь была утомительной, я и не заметила, как уснула.       Чёрный шёлк впервые показался ей холодным, и Дана поспешила стыдливо укутаться, заметив, что спала голой. И тут же покраснела. Сам Давид сидел рядом, одетый по-домашнему, и на его фоне она ещё больше устыдилась своей наготы. Зачем он это делает? Зачем постоянно её смущает? Она ведь не маленький ребёнок и не дикий зверь, чтобы ходить без одежды. Это открытие её изумило: у неё ведь нет никакой одежды, вообще никаких вещей, только шёлковые ночные рубашки. Почему так получилось?       — Что такое? О чём задумалась?       Что ж, если он спрашивает, проще ответить искренне, как бы страшно это ни было. Да и Давид перестал работать и отложил ноутбук, приготовившись слушать, поэтому Дана села повыше на подушках, плотнее укуталась в простыню и тихонько начала:       — О том, что у меня нет никакой одежды. У меня ведь были какие-то вещи, когда я… Ну, до того как…       И всё-таки Дана не смогла нормально задать вопрос и из-за этого вдруг разозлилась. Ну почему она такая трусиха? Разве в её вопросах есть что-то неправильное, что может разозлить Отца? Но почему он тогда ничего ей не рассказывал? Почему она вообще задалась этим вопросом только сейчас, ведь прошло уже три недели после превращения?       Давид только усмехнулся тому, как растерялась Дана. Какой удивительный контраст с той роскошной женщиной, что вышла вчера с ним под руку! Теперь же на бледном лице Даны горел стыдливый румянец, а её тонкие пальцы нервно комкали шёлк. Растерянная и немного испуганная, будто её застали в постели в неловкой ситуации, из которой она не знает выхода.       — Малыш, конечно же, у тебя были вещи, но разве я мог позволить тебе начать новую жизнь в старых вещах? Так что я купил для тебя всё новое.       — А почему я не купила это сама? Пока ещё была… — она хотела сказать «живой», но вовремя опомнилась и уточнила: — Человеком.       Давид засмеялся серебристым лёгким смехом, от которого Дана заулыбалась. Когда он так смеялся и смотрел на неё искрящимися глазами, у неё мурашки бежали по коже, и приятное тепло растекалось по телу. А когда Давид вдруг протянул руку и заправил прядь волос ей за ушко, Дана и сама засмеялась. До чего же хорошо рядом с ним!       — Как я мог тебе позволить самой что-то себе покупать? Ты же моя любимая девочка! И я просто обязан полностью о тебе заботиться! Так что я купил тебе всё, что надо было на первое время. Но если тебе что-то надо или хочется — ты скажи, я куплю.       — Если честно, я не знаю, чего хочу. Просто подумала, что у меня совсем нет вещей. Мне даже не в чем выйти из спальни.       Давид вдруг насторожился, но поспешил спросить шутливым тоном:       — А зачем тебе выходить? Тебе здесь так плохо?       — Нет, просто… Просто я вчера поняла, что не видела дом, а выходить в рубашке как-то неприлично, там ведь братья…       — Конечно же, ты видела дом, просто не помнишь его, но ты можешь заходить, куда захочешь, и смотреть всё, что захочешь.       — Но братья… Я им не помешаю?       Конечно же, это была меньшая из проблем, а вот то, что ей не хотелось выходить из комнаты в ночной рубашке, — это было правдой. Даже вчера, опьянённая вниманием Отца, она безумно смущалась своего слишком откровенного внешнего вида. А тут в одной рубашке… Как-то это слишком интимно. Пусть платье и было более открытым, но оно хотя бы было платьем!       — Ты никогда им не помешаешь, но в двери лучше стучать, — засмеялся Давид, поворачиваясь к Дане. — А вообще их спальни на четвёртом и третьем этажах. Второй — мой, а первый — общий, так что ходи везде смело.       Он наклонился и быстро поцеловал Дану в щёку, но не отстранился, а продолжил шептать на ушко:       — Ты не голодная, моя маленькая?       Дана дрожала от страха и возбуждения. Сердце забилось часто и болезненно — настолько невыносимо было находиться так близко к Давиду! Вот бы обнять его, обвить руками, прижаться, уткнуться носом в шею и так замереть. Но было слишком страшно! Но всё это делал сам Давид: сильным движением он подтянул Дану к себе, подмял под себя и завис над её шейкой, будто снова собирался укусить. Теперь бы Дана не испугалась его зубов — было что-то страстное и запретное в этом укусе.       — Нет. Я не голодная, — мурлыкала девушка, прикрыв глаза.       Как же хорошо было рядом с ним! Вот только шёлк простыни соскользнул, обнажая грудь, и Дана снова зажалась, засмущавшись.       — Я вижу, ты уже хорошо себя чувствуешь! Только продолжаешь меня стесняться. Почему?       Давид будто играл с ней: прекрасно понимая, насколько сильно она смущается, он подхватил её на руки, усаживая на себя. Шёлк окончательно уполз к ней в ноги, но Дана не успела даже ахнуть — первым делом она попыталась прикрыться руками, но сразу же одёрнула себя, понимая, что Давид снова будет злиться.       Чтобы ответить ему, Дане потребовалось взять паузу на несколько вдохов-выдохов. И всё-таки она не могла скрыть возбуждения: даже сама ситуация была волнительно-пикантной. Красивый статный мужчина в рубашке-поло и простых брюках так странно смотрелся на этой алой шёлковой постели! Зато полностью обнажённая Дана казалась истинной королевой на своём троне, вот только чувствовала себя всё ещё неловко.       — Потому что вы продолжаете меня смущать, — прошептала Дана, чуть выгибаясь, когда Давид одной рукой перехватил её за талию, а второй — за шею. — И я всё ещё не знаю правил.       — Каких правил? Ты — моя любимая дочь, и тебе можно всё.       — И вы не будете меня наказывать?       Настроение её становилось игривым, и Дана позволила себе сделать то, что так хотела: обнять Давида, прижаться к нему, поддаться его сильным рукам, изучавшим изгибы её тела.       — Смотря, что ты сделаешь. Есть вещи, за которые я могу тебя убить.       В голосе Давида зазвучал металл, и Дана поёжилась, но не перестала его обнимать. Она чувствовала, что её неловкие ласки действуют на Отца, делают его мягче, ласковее. Девушка поняла это давно — когда ей было особенно плохо и она капризничала, а потом не знала, как вернуть расположение Отца к себе, то просто ласкалась, тёрлась о него, как кошечка. И он тут же таял.       — Например? — мурлыкнула Дана на ушко Давиду, не забывая чуть задеть щекой его гладковыбритую мягкую щёку. Как же хотелось его поцеловать!       — Я уже говорил, что не прощу предательства. Ты — моя. Я тебя создал и ещё буду создавать, так что своё драгоценное творение я не отдам никому.       — А братья?..       — Что «братья»? — ледяным голосом спросил Давид, и Дана чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.       Глаза были такими же светло-зелёными, молодыми и искрящимися, хоть Давид и немного хмурился и щурился, будто пытался пронзить её взглядом. Дана чуть отстранилась, устраиваясь удобнее на его коленях, и уже почти не смущалась своей наготы, даже наслаждаясь ею. Если бы ещё и Давид был раздет! Дана вдруг вспомнила, что уже видела его почти обнажённым, но тогда она слишком плохо себя чувствовала, так что не рассмотрела, не налюбовалась. Нужно это срочно исправлять.       — Ну вы ведь и моих братьев создали? И тоже их никому не отдали?       В вопросе был подвох: вчерашний вечер зародил в ней сомнения относительно того, были ли её братья для Давида только сыновьями или ещё и любовниками? И эта странная мысль, которую она старательно отбрасывала, вызывала в Дане ревность.       Давид заулыбался и спустил руки ей на белые крепкие бёдра, лаская их совсем уж откровенно, хоть Дана теперь уже не так остро на это реагировала — просто девушка, которая знает, что она нравится, и наслаждается этим.       — Да, я их создал, и я их люблю. И точно так же не могу позволить, чтобы они любили кого-то ещё, кроме меня. Но со временем я всё же вынужден был отпустить их, чтобы они могли создать свои семьи.       — И я смогу?       В её глазах загорелся огонёк, который очень не понравился Давиду.       — Что сможешь? Уйти от меня?       — Создать свою семью.       Это был простой и безобидный вопрос, но Давид вдруг перестал ласкать Дану и спросил её строго:       — Зачем?       — Не знаю. Но зачем-то же вы обратили меня?       Она спросила это и сама себе удивилась. Этот вопрос мучил её давно, но был будто фоном, тенью, никак не мог созреть, а только мучил её. Почему Давид обратил её? Зачем она ему? Как они вообще познакомились? И чем она привлекла его внимание? Это были типичные девичьи сомнения, которые теперь ей не терпелось развеять.       — Я обратил тебя, потому что очень тебя люблю. Я ведь уже говорил об этом. Или тебе просто надо слышать слова любви и комплименты каждый день? — догадался Давид и улыбнулся, но взгляд его всё ещё был колким.       — Но ваши сыновья тоже любят своих детей?       Давид усмехнулся — его девочка была очень сообразительной и постоянно загоняла его своими вопросами в тупик. Странно, но никому из его сыновей даже в голову не приходило спрашивать о таком!       — А ты меня любишь? — вдруг спросил Давид, чуть отстраняя от себя Дану, чтобы взглянуть ей в глаза.       — Конечно, люблю!       — А как ты меня любишь?       Давид начинал опасную игру, в которую Дана совсем не умела играть. Как сказать, как она его любит? Он ведь и так знает, всё знает лучше неё! Но на этот раз Дана не засмущалась ещё больше, а вдруг поддалась порыву и медленно и нежно поцеловала Давида, едва-едва касаясь его губ.       — Сильно-сильно.       А девочка учится быстро! Всё-таки три недели в логове смертоносного зверя научили её тому, как его усмирять. И Давид не мог не заметить это.       — И я тебя люблю, — улыбнулся Давид, снова заправляя её волосы за ушко. — И у меня для тебя есть подарочки.       Конечно же, ей хотелось подарков! В последние дни Дана чувствовала себя намного лучше, и ей уже стало скучновато просто сидеть в этой комнате. Она уже рассмотрела всё, что могла, но теперь ей было мало этой спальни и хотелось выйти, чтобы изучить дом и сад.       — Я смотрю, ты не особо хочешь подарки?       — Почему? — удивилась Дана.       — Потому что ты не спешишь меня отпускать, — довольно улыбнулся Давид.       Он уже давно убрал руки с её талии, но Дана так и продолжала его обнимать, потому что невозможно было оторваться! Дана с тревогой отмечала, что ей мало! Ей всего мало! Она хотела получить Давида целиком и полностью в свою власть, особенную женскую власть.       — Я просто соскучилась.       Она говорила так же игриво, как и сползала с Давида, скользя по смятому шёлку. Всё стеснение слетало, когда Отец смотрел на неё вот так! Как на самую красивую и желанную женщину.       — Как ты могла соскучиться, если мы всё время вместе? — спросил Давид, подходя к шкафу, в котором вчера висело платье.       Теперь же к нему прибавилось ещё одежды, и Дана в несколько широких шагов оказалась рядом.       — Мы всё время вместе, это правда, но порой я замечаю, что Вы где-то далеко в мыслях. И если у меня есть только вы, то у вас ведь есть не только я…       Дана сказала это и сама поняла, что получилось как-то коряво. Но думать об этом было сложно: любопытство уже захватило её, и Дана принялась рассматривать, что из одежды ей предложил Давид. Снова красный и чёрный, но зато не только шёлк, а и другие ткани. Дана, даже ничего не помнящая о прошлой жизни, заметила, что вещи выглядят дорого и качественно и подобраны со вкусом.       — Спасибо! Мне всё очень нравится!       Дана воспользовалась возможностью снова поцеловать и обнять Давида — сегодня у неё было особенно игривое настроение.       — А тебе понравились вчерашние украшения? — как бы между прочим спросил Давид, ничего не делавший просто так.       — Украшения? — спохватилась Дана, сконцентрированная на выборе одежды — ей нравилось всё и хотелось примерить сразу всё. — Да, красивые, а что?       Сказано это было так просто, что Давид едва сдержал смешок. Девочка даже не заметила, насколько они дорогие! Вряд ли даже смотрела на них, потому что была вся полна переживаний о будущем знакомстве.       — У меня для тебя есть кое-что. Это очень ценная вещь, и я хочу, чтобы ты всегда её носила, — вкрадчиво начал Давид, помогая Дане застегнуть платье.       Она снова посмотрела на него через зеркало и вдруг спросила:       — Я всё хотела спросить, но забывала. Почему я вижу себя в зеркале?       — Что за дурацкий вопрос?       — Ну вампиры же не отражаются в зеркале, — с каждым словом уверенность её таяла, и под конец Дана тихо добавила: — Наверное.       — Это всё глупости. Я же объяснял тебе, что мы не мёртвые монстры. Мы скорее обычные люди, заражённые вирусом, который даёт нам некоторые преимущества. И некоторые ограничения, например, мы очень чувствительны к солнечному свету, и твоя прекрасная кожа покроется волдырями даже осенним вечером. Так что у нас нет причин, чтобы не отражаться в зеркалах.       Дана чуть хмурилась. Ей совершенно не нравилось чувствовать себя заражённой, но и спорить с этим было невозможно.       — Ты меня отвлекла — я хотел тебе кое-что показать, пусть это станет для тебя ещё одной наградой за предстоящую боль.       Об этом Дана с удовольствием бы забыла, потому что страх снова слечь в постель с бесконечной мучительной болью был сильнее разума. Отец говорил, что всё пройдёт сравнительно быстро, но это «сравнительно» намекало на то, что больно будет долго. И никак невозможно избежать этого, потому что «зубы не даются так просто».       — Пойдём, я тебе покажу кое-что, что собирал специально для тебя, ещё не зная тебя.       Прозвучало это заманчиво, и Дана с удовольствием подала Давиду руку и последовала за ним из спальни. Впервые она вышла в коридор без волнения и страха, правда, ещё не как хозяйка, а как гостья. Отец повёл её длинным коридором, на ходу подсказывая, за какой дверью кабинет или библиотека, или ещё одна спальня, или комната для отдыха, и Дана даже не пыталась это запомнить. Давид сказал, что ей можно заходить во все комнаты — если там будет что-то не для её глаз, дверь просто будет заперта.       — Я хотела спросить. А в доме бывают люди?       Давид вдруг остановился и повернулся к Дане, прямо глядя ей в глаза.       — Тебя всё ещё это беспокоит? Что ты почувствовала тогда, на ужине?       Голос его был настолько встревоженным и серьёзным, что Дана поспешила оправдаться:       — Мне было страшно. А если они узнают?       — И что? Мы просто их убьём!       Дана вздрогнула и отпрянула от Отца, и это было настолько заметно, что Давид поспешил взять её руку в свои.       — Котик, что такое?       — Я… — она вздохнула и отвела взгляд. — Я не готова к этому. Мне страшно.       — Чего именно ты боишься: убивать или быть убитой?       Голос Давида менялся от заботливой ласки до отцовской строгости, и Дана посмотрела украдкой из-под длинных ресниц.       — Всё. Я не готова к такой жизни. Мне кажется, что я была очень безобидным человеком. Странно, как я могла согласиться на такое — пить кровь людей…       Это её сомнение ударило Давида как кинжал. С Даной было тяжело: она то и дело ускользала из его сладкого плена и сразу же колола его шипами сомнений. Маленькая злая ведьма под маской очаровательной девочки! Из неё можно вырастить кровавую королеву: ласковую и убийственно ядовитую, вот только для начала надо убить в ней человеческую девчонку.       Давид цепко взял её за подбородок и сильно запрокинул голову, чтобы Дана смотрела прямо ему в глаза.       — Ты жалеешь об этом?       — Нет, что вы! — почти вскрикнула она, вдруг вспомнив тот первый, но такой унизительный урок, который он уже успел ей преподать. — Я жизнь готова отдать за вас! Наверное, так оно и было? Я согласилась, потому что любила вас больше жизни?       — Именно. Я рад, что ты это понимаешь. И помни это всегда. Ты отказалась от своей человеческой жизни, чтобы быть со мной вечно, и обещала не искать прежних контактов. Именно поэтому я ничего не хочу говорить о твоём прошлом. Отныне и навек ты моя.       Дана покраснела и поспешила отвести взгляд: любовь заполнила её и брызнула слезинками, которые невозможно было сдержать.       — Ну что ты? Я тебя напугал?       Будто извиняясь за резкость, Давид взял её лицо в свои ладони, наклонился и нежно поцеловал, собирая губами слезинки.       — Нет-нет, всё хорошо. Просто я ещё не привыкла. Я и до обращения была такая плакса?       — Бывало. Ты ведь девушка — тебе можно всё. А теперь пойдём, сюрприз ведь ждёт.       Давид за ручку, как непослушного ребёнка, подвёл Дану к одной из дверей, которую открыл ключом.       — В эту комнату может войти далеко не каждый, но тебе я отдам ключ — после церемонии первого укуса ты получишь доступ ко всем моим ценностям. А пока я могу только показать тебе всё, чтобы немного подбодрить.       Дана не сразу поняла, на что смотреть. Даже когда Давид включил свет, она всё ещё недоумённо осматривалась, но ничего не находила: только высокие шкафы из красного дерева. Но Давид подошёл к одному из них, открыл, и Дана ахнула, сразу же всё поняв. Множество бархатных коробочек! Можно было только догадываться, что в них украшения, но какие — это знал только их хозяин.       — Бери, что хочешь, но ставь на место, — предупредил Давид, продолжая искать что-то конкретное, пока Дана собиралась с силами, чтобы просто подойти.       — За каждым украшением стоит история, но их я расскажу позже. Ты смотри, что тебе интересно, не стесняйся.       И всё же он цепким взглядом следил за тем, как Дана робко касается бархатных коробок, как кошечка лапкой, будто они могли ожить и укусить её. Но боялась она, конечно же, не этого. С первого же взгляда Дана поняла, что эти украшения слишком старые и дорогие! Неудивительно, что они оказались у Давида — Дана уже поняла, что он богатый и влиятельный даже по меркам вампиров.       — Как красиво! — едва слышно выдохнула Дана, только смотря на украшения, но не рискуя к ним прикасаться, чтобы ничего не испортить.       — И это всё для тебя. Раньше короли покупали их для своих любимых женщин, а теперь они будет украшать мою красавицу! Примерь это!       Дана вздрогнула, когда тяжёлый металл лёг на шею и плечи. От прикосновений Давида она застыла как испуганный кролик перед удавом, боясь даже дышать. Всё не так! Он видит её не такой, какая она на самом деле! И теперь она ужасно боялась разочаровать Отца, не оправдать его надежд. Ведь он догадается, что она просто девчонка, что она недостойна таких богатств!       — Тебе не нравится? — строго спросил Давид, поворачивая Дану к зеркалу.       От него не укрылось замешательство дочери, даже её откровенный испуг. Странно, даже его сыновья любили драгоценности, их глаза всегда горели жадным огнём, когда Давид приносил очередной подарок, а Дана же всё воспринимает… Не так! Не так, как он хотел бы!       — Нравится, но я не понимаю, куда это можно носить.       Бриллианты на чёрной ткани платья выглядели вызывающими, и Дана избегала на них смотреть, только ласкала кончиками пальцев их холодную поверхность. Давид чуть приобнял Дану, прижимая к груди и заставляя её поднять голову и смотреть прямо на своё отражение.       — Придёт время, и я выведу тебя в круг вампиров. Мой статус требует присутствия на всех вечерах и балах, и ты, несомненно, будешь меня сопровождать. Так что не переживай — тебе будет кому показать все украшения.       И всё же она боялась — Давид чувствовал, как дрожит её подбородок в его руке, как она хочет отвести взгляд, сбежать и спрятаться, лишь бы только не стоять вот так перед зеркалом. Дана была всё так же красива — чёрные шёлковые волосы отрастали быстро, и Давид теперь перебросил пряди ей на грудь, любуясь сочетанием с брильянтами, а потом снова заправил их за ушко, чтобы подчеркнуть изящество линий лица. Дана была красивой внешне, но внутри неё было столько хаоса, страха, растерянности, и это будто подтачивало её изнутри и портило всё впечатление.       — Не бойся, всё это ещё впереди, а пока надо подготовиться к росту зубов и церемонии первого укуса, — засмеялся Давид, отпуская её, и Дана выдохнула с облегчением.       Почему-то Дане стало жутко от того взгляда, которым он смотрел на неё, прижимая к себе таким движением, будто взял её в плен. Может, так оно и было? Как объяснить Отцу, что она совсем-совсем не готова к тому будущему, что он ей рисует? Что она боится и не хочет ничего такого? У неё ведь есть братья — взрослые, опытные, опасные. Она никогда не сможет быть такой же, как бы ни старалась. Да и как тут стараться? Что конкретно она должна делать?       Пока что она стояла как кукла и только следила за Отцом чуть испуганным взглядом. Давид забрал колье, положил его обратно в шкаф, а вместо него подал Дане маленькую коробочку, открыв её театральным жестом.       — Прекрасное кольцо для прекрасной женщины.       На широкой ладони Давида маленькая коробочка с кольцом выглядела как подношение, и Дана вдруг засмеялась. У неё появилось ощущение, что Давид только что сделал ей предложение, но кольцо было странным — золотым, с кроваво-красным камнем в форме сердца, и это сердце держали две руки. Работа была достаточно грубая, и это подсказало Дане, что украшение не просто старинное, возможно, оно было сделано ещё в Средние века.       Давид понял, что наконец-то смог заинтересовать Дану, и чуть улыбнулся. Она с удовольствием подала ему руку, не отводила любопытного взгляда, пока Давид надевал кольцо, слишком большое даже для среднего пальца.       — Прости, котик, изначально его делали не для женской ручки. Тебе нравится?       — Конечно! И какая у него история?       Кольцо действительно было большим, и Дана сразу же подняла руку, чтобы не уронить его. Красивое! Грубость литья золотых рук завораживала, да и то, как они держали кроваво-красный камень, вызывало странные ассоциации — ей будто подносили сердце, в дар или жертву.       — Это кольцо я заказал, когда почувствовал, что готов завести детей, но долго-долго не мог найти подходящего для него человека. Первым, как ты помнишь, был Эд, и он носил его какое-то время, потом появились другие сыновья, но я больше не передавал им кольцо, ждал, когда появится единственный наследник. И теперь появилась ты.       — А что оно даёт?       Вопрос был таким наивным, как и взгляд Даны, что Давид недовольно вздохнул и ответил жёстко и с явным раздражением:       — Зависть, ревность, ненависть.       Дана опустила взгляд и прикусила губку. Ну вот, она снова огорчила Отца! И чем? Простым вопросом. Слишком простым. Надо было немного подумать, прежде чем открывать рот!       — Такой ответ тебя устроил?       Дана предпочла промолчать, потому что чувствовала, что её ответ только ещё больше разозлит Отца. Нет, не устроил! Она хотела, чтобы это кольцо было подобием волшебной палочки, чтобы с его помощью можно было развеять все страхи и сомнения, решить все проблемы, но нет. Отец снова говорил, что это кольцо для единственного, особенного наследника, а Дане так не хотелось выделяться среди братьев! Было слишком страшно даже приблизиться к ним, не то что…       Дальше думать было страшно, но и напряжённая тишина в комнате пугала Дану. Что же делать?       — Отец? К вам можно?       Они подошли неслышно, как настоящие хищники, и Дана даже вздрогнула и не смогла этого скрыть. Дверь осталась приоткрытой, и Дана увидела за спиной Отца двоих братьев: Эда и Николаса, застывших в коридоре в почтительном ожидании. Давид повернулся легко и изящно, и по его движению Дана догадалась, что он встретил их вежливой улыбкой, обманчиво очаровательной и тёплой.       Давид кивком разрешил им войти, и братья поклонились Дане, едва сделав шаг в комнату.       — Дана, — проворковал Николас, не сводя с неё глаз, и та тут же смутилась.       Инстинкт подсказывал ей, что так на неё может смотреть только Отец, но на всякий случай Дана тоже кивнула братьям. Лучше пока молчать и следить за поведением Отца.       — Я относительно подготовки, — уклончиво сказал Эдвард, бросив на Дану осторожный взгляд. — Есть кое-какие моменты, которые нужно обсудить сейчас.       — Дана, солнышко, ты не будешь против, если я оставлю тебя с Николасом? Можешь продолжить гулять по дому, я приду, как освобожусь.              — Как Вы себя чувствуете? — ласково спросил Николас, следуя за Даной длинным коридором к лестнице.       Он держался на почтительном расстоянии, чтобы не смущать девушку, и так немного зажатую. Отец быстро выпроводил их из хранилища, закрыл за собой дверь и ушёл с Эдом в кабинет, а Дана просто отправилась бродить огромным домом. И Николас не мог нарадоваться возможности побыть с ней наедине. В строгом чёрном платье она была ещё прекраснее и соблазнительнее — невыносимо хотелось проверить руками все изгибы, либо же поскорее освободить это роскошное тело из плена ткани. Фантазия дорисовывала всё сама, и Николас уже избегал лишний раз смотреть на Дану, прекрасно понимая, насколько опасные его желания.       Но сама Дана вела себя более раскованно и естественно. Когда Давид ушёл, она выдохнула и расправила плечи: можно немного расслабиться и утолить своё любопытство.       — Хорошо.       Дана чуть повела плечами. Как ещё она должна себя чувствовать? После такого долгого периода слабости, когда Дана вынуждена была всё время лежать в постели, так приятно было пройтись, чувствовать себя живой и сильной, чувствовать своё тело.       — Ещё немного — и всё закончится, — улыбнулся Николас, и Дана вдруг посмотрела на него в упор, будто впервые заметила.       — А как это было у вас?       Вопрос застал его врасплох. Обычно о таком не спрашивают — слишком уж интимный процесс, да и проходит он у всех одинаково, в общем-то.       — Болезненно, как и у всех, но достаточно быстро. Вы и не заметите, как окажитесь на Балу новичков.       Николас понимал её тревоги — девчонка ужасно боялась новой боли. Его дети такие же! Люди сейчас все такие нежные — обычная лихорадка вызывает у них невыносимые страдания! В его время люди были терпеливее и выносливее, но говорить об этом Дане он не решился.       Она остановилась возле лестницы и резко повернулась к Николасу:       — Вы останетесь со мной? Будете ждать, пока я не пройду церемонию первого укуса?       Цепкий взгляд, колкий голос, недовольно приподнятая бровь — Дана была сердита, и Николас пока не мог понять, какой ответ её устроит? Его растерянный взгляд наткнулся на тонкую руку Даны, лежавшую на деревянном поручне лестницы. Алый камень кольца будто ударил его в сердце.       — А как бы вы хотели? — начал Николас, чтобы дать себе время собраться.       — Я бы не хотела, чтобы это превращалось в представление.       — В кругу семьи — это не представление, это забота. Наш долг — присматривать за вами.       Николас говорил и сам чувствовал, что начинает лебезить. Чёртова девчонка! Это кольцо! Она и сама не могла оторваться от кольца: рассеянно вертела на пальце, постукивала ногтем по камню, игралась — и этим выдавала нервозность. Николас решил уточнить у Эда, правильно ли он понял, что это за кольцо? То же, что и на его парадном портрете? Почему оно оказалось у Даны?       — Что такого опасного может со мной случиться? Ведь рядом Отец, — улыбнулась Дана и начала спускаться по лестнице.       Где-то на первом этаже послышались шаги, и Дана насторожилась. Всё-таки хорошо, что она одета! Навстречу ей выскочила молоденькая девушка со стопкой белья в руках, но тут же попятилась и поспешила сбежать.       — Не обращайте внимания, это всего лишь прислуга. Иногда люди будут попадаться вам на глаза, но не стоит из-за этого тревожиться.       Голос Николаса стал медовым, потому что Дана не смогла скрыть страх даже перед человеческой девчонкой! А что будет, если она встретит вампира из другого клана?       — Вы слишком ценны для Отца, он будет защищать вас от любой возможной опасности. Но вы должны и сами быть готовы дать отпор. В Подлунном мире полно опасностей. И не со всеми сможет справиться хрупкая девушка.       Стоя в холле, пустом теперь, Дана не могла избавиться от парализующего страха, вновь нахлынувшего от воспоминаний о вчерашнем вечере. Будто она маленькая и слабая, в плену у страшных хищников, которые набросятся на неё и разорвут, если только поймут, что она другая, что ей здесь не место, что всё это ошибка. Девушка настороженно оглянулась по сторонам, но никого больше не увидела, а жаль: ей снова захотелось в объятия к Давиду.       — Но Дана — не хрупкая девушка, — раздался мягкий бархатный голос сверху.       Николас вздрогнул и возненавидел себя за это. Всё-таки Отец всегда был начеку и умел приближаться незаметно даже для слуха опытных вампиров! И теперь он стоял на втором этаже, строго глядя на сына сверху.       — Николас, у меня к тебе разговор, — коротко приказал Давид и тут же повернулся к Дане: — Дана, котик, первый этаж всё ещё ждёт тебя.       Намёк был более чем прозрачный, и Дана поспешила пройти в большую гостиную с камином, креслами и резными шкафами. Бездумно и машинально девушка открывала дверцы, заглядывала внутрь, ничего не замечала и шла дальше. Всё здесь казалось ей чужим и фальшивым, как декорации к псевдоисторическому фильму, а ведь Давид говорил, что Дана уже была в этом доме, всё здесь видела, но отклика в сердце она не получила. Всё чужое, всё не то. Как в музее: смотреть можно, трогать нельзя. Так и пришлось Дане коротать время в ожидании, пока её позовут.              — Чем я могу быть полезен, Отец? — поклонился Николас, когда они вошли в кабинет.       С Давидом не было смысла пытаться быть гордым — Отца это только разозлит. Нужно всегда помнить своё место.       — Мы с Эдом поговорили, и я предварительно одобрил ваш выбор, но, скорее всего, сам проверю. К тому же, ещё немного рано об этом говорить — Дане нужно набраться сил. Но у меня к тебе другое задание: Дане снова может понадобиться жертвенная кровь.       Николас внешне остался невозмутим, но мысленно зашипел от возмущения: Отец требовал от него слишком многого. Да, в тот раз ему удалось похитить женщину с ребёнком, но это было не так-то легко! И это были крайние меры, потому что превращение затягивалось, а Николасу уже невозможно было находиться рядом с Отцом так долго! В конце концов, у него ведь и свои дела есть! Картинная галерея, аукционы, фонды и прочее — всё это требовало его внимания, и если Отец хочет, чтобы его счёт пополнялся регулярно и на ту же сумму, то должен дать Николасу и возможность эти деньги заработать. А сидя здесь, как сторожевой пёс, под дверью Даны, Николас чувствовал, как утекают его деньги, так что был готов пойти на всё, лишь бы это быстрее закончилось. И даже очарование молодой сестры не изменило его планов.       — Снова? Разве рост зубов может быть для неё настолько сложным?       Давид посмотрел на сына так холодно, что Николас поспешил перейти сразу к делу:       — Сколько у меня есть времени?       — Два-три дня, — сухо ответил Давид. — На этот раз мне нужен маленький ребёнок, можно без матери.       — Будет сделано.       На самом деле, как это сделать, Николас пока не представлял. Времени было слишком мало! Катастрофически мало! Но если Отец приказал, нужно это выполнить, даже ценой своей жизни.       — Николас, скажи, тебе нравится Дана? — вдруг спросил Давид, улыбаясь так ласково, будто поощряя сына сказать правду.       Но Николас был не так прост, чтобы сразу же во всём признаться. Да, Отец всё знает и сам, от него ничего не скрыть, но зачем самому себе копать яму?       — Я знаю, о чём вы с братьями говорите, пока я с Даной. Я не могу вам запретить об этом думать, но шептаться за спиной Даны — это низко. Это недостойное поведение для вампиров вашего уровня и происхождения.       Николас бледнел, уже не стесняясь этого. Если Отец позволяет себе говорить об этом так прямо, то дело серьёзное. Нужно срочно исправлять ситуацию, ведь он-то ничего такого не думал о Дане! Да, сегодня он заметил на её руке кольцо, которое когда-то давным-давно Давид подарил Эду, и позавидовал, но ничего более!       — Отец, я готов сделать всё, что потребуется для благополучия Даны, — горячо пообещал Николас, чем вызвал снисходительную улыбку Давида.       — Даже бросить всё и остаться здесь, чтобы ей служить?       Служить?! Слово полоснуло его, и Николас посмотрел на Отца взглядом, полным злого огня.       — Я служу вам, — сказал он твёрдо.       — И если служишь мне, то будешь служить и Дане. Если я прикажу.       Голос Давида становился строже и холоднее.       — Да, Отец.       Николас низко поклонился, пытаясь за эти секунды погасить пылающую ярость в глазах.       — Для начала принеси ей свежей крови. Ей нужно набраться сил.       Когда за сыном закрылась дверь, Давид засмеялся. Как быстро угасла страсть Николаса к Дане! Всё-таки даже для такой романтической натуры деньги оказались важнее влюблённости. Деньги и власть. Не обошлось тут без Эда. Эдвард всегда был холодным и расчётливым, но появление Даны сумело вывести даже его. И Давид собирался испытывать своего старшего до последнего, пока Эд не сломится и не преклонит пред ней колено. Либо же его придётся убить. Как и других сыновей, если они всё же решаться на что-то большее, чем завистливые шепотки.              Дана влетела в комнату весёлая и растрёпанная — после прогулки по дому, больше похожему на музей, ей ужасно хотелось вернуться в свою уютную комнатку. Чёрно-красная спальня удивительным образом успокаивала её, настраивала на нужный лад: страстной и роковой женщины, а не испуганной девчонки. Первым её воспоминанием был прекрасный Давид на фоне чёрного полога, алый шёлк, запах роз и мерцание огоньков свеч, и отныне эта комбинация стала для неё жизненно необходимой.       В библиотеке Дана захватила пару старых романов и поэтому бежала в спальню почти вприпрыжку: хотелось завалиться на высоких подушках и читать, пока на улице не стемнеет. А там можно будет и в сад выйти…       Но все её мечты разбились о строгое выражение лица Давида, сидевшего в кресле у пустого камина.       — Я смотрю, тебе понравился дом?       Давид чуть щурил зелёные искристые глаза, и Дана не могла понять, флиртует он или злится? На всякий случай, как и всегда, Дана решила говорить правду.       — Дом красивый, но в спальне лучше.       Она с облегчением сбросила узкие туфли и босиком прошла к кровати, по пути оставив книги на столике.       — Почему? — спросил Давид, прекрасно понимая причину и сразу же отвечая на свой вопрос: — Пора бы тебе выбираться из уютной колыбели. Ты ведь уже большая девочка.       — Не такая большая, как мои братья, — засмеялась Дана, скрывшаяся на шёлковой постели за пологом.       — Николас что-то тебе говорил?       — Ничего такого. Вы же слышали, он говорил, что в Подлунном мире полно опасностей. Это так, Отец?       Дана игриво выглянула из-за ткани полога, но настроение её быстро угасало — Давид стоял у камина и наливал ей кровь в чашу.       — И так, и не так. Ты должна быть сильной, это правда, тебе будет грозить опасность — это тоже правда. Но у тебя есть я и твои братья. И огромный сильный клан, так что тебе нечего бояться. Держи.       Он подошёл к кровати быстро и бесшумно, Дана даже не успела понять, что он хочет, но, когда поняла, вдруг отшатнулась и нахмурилась.       — Я ещё не голодна.       Давид возвышался над высокой кроватью, как судья — величественный и неотвратимый, — и протягивал Дане чашу.       — Пей. Тебе нужны силы.       Пока он ещё не приказывал, но уже и не просил, и Дана поняла это. Вся детская игривость слетела с неё, и девушка села на краю кровати.       — Но я не голодная, — всё же попыталась отказаться Дана, хоть и взяла чашу.       Кровь была холодной, но запах от неё был сильным, бьющим в нос. И Дане впервые стало тошно. Лучше бы это было вино, то вино, что вчера налил ей Давид, пьянящее и сладкое, потому что Дана впервые рассмотрела, что кровь неоднородная, и стало невозможным даже представить, что это можно пить.       — Что такое? — спросил Давид с беспокойством.       — Я не могу. Мне плохо.       Дана подняла на Давида взгляд, полный жалобы. Её действительно тошнило от одного запаха и вида крови, и вдруг нахлынувшие воспоминания о том, как жадно она пила это раньше, заставили её скривиться.       — Пей.       А вот теперь это был уже приказ. Руки Даны дрожали так, что кровь колыхалась в чаше. Она нагревается. Когда она станет тёплой — Дану точно вырвет. Стараясь не дышать, зажмурившись, она сделала несмелый глоток. Но кровь тут же вернулась назад — пришлось глотать снова. Открывать глаза и смотреть на Отца было страшно — Дана чувствовала на себе его недовольный испытывающий взгляд. Нужно пересилить себя и пить дальше!       — Если вампиры вдруг отказываются пить кровь — их приходится убивать. И я не позволю тебе стать такой же! Так что пей.       Давид почти рычал от злости. Что-то шло не так! Дана стала бодрой и весёлой, но перестала быть вампиршей — человеческое захватило её настолько, что тело отвергало кровь.       — И ты больше не получишь человеческой еды, пока я не буду уверен, что тебе это не навредит.       Горькие слёзы обиды и унижения потекли по щекам, но пока Дане удавалось скрывать это за широкой чашей. Пила она медленно, каждый глоток сопровождался мучительной борьбой с рвотными позывами. Что с ней происходит? Ведь раньше она готова была убить за каплю крови, а теперь будто очнулась! Отвращение, стыд и страх захватили её.       — Извините меня, — жалобно и очень тихо произнесла Дана, протягивая пустую чашу Давиду, но не смея поднять головы.       Щёки жёг румянец стыда, но не из-за этого она избегала смотреть на Давида — она боялась. Впервые она по-настоящему испугалась того, кто стоял рядом с ней. Того, от кого невозможно скрыться.       — В этом нет твоей прямой вины, но ты меня разочаровала, — холодно сообщил Давид.       Он отошёл отнести чашу, и Дана воспользоваться моментом, чтобы ускользнуть за полог в нелепой попытке спрятаться. Она зажалась в комочек, спрятала лицо в подушку и чувствовала, что кровь в её желудке надолго не задержится. Хоть бы Отец ушёл, оставил её одну! Потому что, если он увидит, если заметит, просто её убьёт!       — Дана, так дело не пойдёт. Впереди у тебя тяжёлый период, тебе понадобится много сил, а ты отказываешься есть.       Хоть Давид и пытался сделать голос ласковым, но Дану будто кололо каждым его словом. Он подошёл к кровати, ненадолго остановился, поправляя плотный полог и рассматривая Дану, свернувшуюся клубочком.       — Разденься, прими душ и возвращайся в постель, если тебе плохо. Видимо, тебе ещё было рано ходить по дому — полежишь ещё пару дней.       Этого она вытерпеть не смогла — вскинулась, села и посмотрела на Давида так же остро, как перед этим на Николаса. Нет-нет! Она не будет сидеть здесь взаперти! Она сильная и здоровая! Просто не хочет пить кровь!       — Дана, — нараспев сказал Давид, усмехаясь и глядя ей в глаза. — Ты не будешь со мной спорить. Мои дети со мной не спорят. Или ты забыла, кто я?       Взгляд она не отводила, хоть внутри уже зашевелился колючий комок страха. Он снова её накажет, но ведь сидеть взаперти с ним в этой спальне и не иметь возможности хоть что-либо делать — это тоже наказание! Но Давид думал иначе:       — Тебе напомнить, кто я?       — Вы — мой Отец.       Слова ей пришлось чеканить, потому что челюсть уже сводило подступающими слезами. Дана всё ещё пыталась смотреть ему в глаза, но ничего перед собой не видела — только скачущие чёрные пятна. Его голос впервые вызвал в ней такой страх, что кишечник свело болезненным спазмом, а по спине побежали мурашки. Только одна мысль билась в пустой голове: он может её убить. Он способен её убить. Если она его разозлит — он её убьёт. Он — монстр, и она не хочет быть такой же! Не хочет и не может.       — Дана.       Он звал её, Дана слышала звенящий голос, но уже ничего не видела. Ей нужно бежать, нужно спасаться, нужно хотя бы попытаться защититься, но тело не слушалось. Она падала, тонула в отвратительной липкой темноте, вызывающей страх. И не было больше ничего.