Кровь и шелк

      Эта ночь показалась ему особенно удачной: промозглая сырость немного отрезвляла, мелкий дождик и затянутое тучами чёрное небо идеально подходили его образу жизни, ну а пятничный вечер был прекрасным поводом для охоты. На самом деле, ему ещё рано было охотиться, и если Отец об этом узнает, то может наказать, но Тим не мог сдержаться. В конце концов, отцом он приходился Яру, Тимофей же и не надеялся, что его назовут сыном, так что не особо дорожил репутацией. К тому же, они с Яром уже успели накидаться в клубе, и теперь Тиму хотелось большего — горячей и пьянящей крови. И он знал, где искать идеальную жертву. Пока Яр ждал его в машине, Тим рыскал мокрыми переулками, принюхиваясь. Девушка должна была быть молодой, здоровой, не слишком пьяной и не под кайфом. Только чистая кровь, сильная, юная, дающая жизнь. После всегда наступает неудержимое возбуждение, и Тим уже знал, как его утолить, поэтому спешил.       В темноте дождливой октябрьской ночи он видел лучше, чем люди ясным днём, поэтому милую девчонку в лёгкой курточке и чёрном платье увидел издалека. Она только что попрощалась с подружками и повернула на одну из улочек. Что ж, на первый взгляд она подходила. Не очень крупная и сильная, даже хрупкая, но зато здоровая и не слишком пьяная. Тим не любил смешивать алкоголь в чужой крови с алкоголем в своей — от этого даже у него бывали жёсткие отходняки. А ведь у него ещё были планы на эту ночь. И он хотел быть лишь опьянённым, а не бухим в дрова.       Бесшумно, как настоящий ночной хищник, Тим двинулся за девушкой. Она шла беззаботно, не особо глядя по сторонам, скорее всего, не слышала его и даже не чувствовала опасности. Что ж, он уже не первый год охотится, так что догнать её быстро и бесшумно не составило труда. Пока он держался на расстоянии, которое мог преодолеть одним прыжком, ждал, когда она подойдёт к подходящему месту. Но девушка не спешила — внимательно смотрела под ноги, осторожно обходила неожиданные лужицы и коварные осколки асфальта, аккуратно ступала ботиночками на каблуках. Тим невольно оценил её острый взгляд, ведь темнота этой ночи была необыкновенной даже для него, опытного ночного жителя. Но в этой девушке тоже чувствовалось что-то такое ловкое, грациозное, кошачье — что-то близкое ему.       И всё же нашлось особенно тёмное место — проход во двор между двумя домами, на первых этажах которых были какие-то магазины, закрытые на ночь, так что никто бы не заметил неожиданную парочку. Да и не успели бы, даже если бы захотели — Тим славился скоростью движений. Вот и сейчас девушка даже не успела оглянуться или хоть что-то заметить, когда он напрыгнул ей на спину, крепко хватая её одной рукой. Второй — он должен был вонзить тонкий кинжал, больше похожий на спицу, ей в шею. Только и всего. Но что-то пошло не так: или алкоголь дал о себе знать, и он чуть промахнулся или замедлился, а, может, девчонка что-то почувствовала и начала оборачиваться или же просто споткнулась. В любом случае он сбил её с ног, но почему-то не прямо, а как-то немного заваливаясь набок, и девчонка упала просто ему на руку. Это оказалось для него неожиданностью, и он едва не упустил её — девчонка попыталась быстро вскочить, и ей бы это удалось, потому что упала она не навзничь, а на колени, но каблуки и жидкая грязь помешали, и теперь она уже сама поскользнулась.       — Не дёргайся, хуже будет, — прошипел Тим, прижимая её и второй рукой. Он с жалостью подумал, что теперь нечем достать кинжал, но девчонка не дала ему развить мысль — она вцепилась ногтями и зубами в его запястье.       Всё-таки в холодную пору охотиться было не так удобно. На девушке была скользкая куртка из кожзама, достаточно плотная, однако, чтобы он мог легко её порвать. Так что Тим изначально надеялся повалить её и чуть раздеть. Но теперь она едва не раздела его — в пылу борьбы рукава неудобного, но чертовски красивого пиджака и тонкой рубашки задрались, обнажив слишком тонкую и нежную кожу, которую девушка теперь отчаянно рвала зубами и ногтями. Да ещё и брыкалась, будто взбесившаяся кобыла. Такого с ним ещё не случалось!       — Ах ты ж сучка! Я тебя предупреждал!       Потом он всё никак не мог вспомнить: осознавал ли что делает и какие последствия будут у этого действия? Скорее всего, он не успел об этом подумать, просто среагировал на боль, которую не ощущал многие годы. Но её острые мелкие зубки, так неприятно впившиеся в холёную кожу, спровоцировали его на ответ, и уже его зубы — намного острее и опаснее — впились в неё. Сначала в запястье — в пылу борьбы девушке удалось вывернуться из его смертельных объятий, когда Тим машинально стряхнул её со своей руки, чтобы только она больше не могла его укусить. Она даже смогла приподняться на коленях, но Тим не отпускал её руки — дело надо было довести до конца. И этим укусом в руку он сделал первый шаг к окончательной победе.       Он знал, как действует его укус — она скоро обмякнет, будет всё чувствовать, но ничего не сможет сделать, как кукла, терпеливо замрёт в его руках. Но это если бы он укусил за шею, а так — девчонка только замерла и посмотрела на него глазами, полными ужаса. Она поняла, кто перед ней — четыре кровоточащие точки на руке и четыре белых в темноте клыка не оставляли сомнений.       — Не надо, пожалуйста, — почти прошептала она. У девушки были удивительно большие глаза и миленькое личико. Невероятно безобидная девчонка! Но первые капли её крови уже пробудили древнее желание, которому невозможно было сопротивляться. А Тим и не собирался. Не зря же он за ней шёл! Да и Яр уже заждался его.       Что-то странное было в её взгляде, будто она пыталась пронзить его, остановить. Тимофей не любил этих моментов, именно поэтому всегда нападал со спины. Сейчас же девчонка выглядела настолько решительной, словно это она собиралась снова его укусить. Ну, уж нет! Тим подтащил её за руку, подмял под себя ещё трепыхающееся тело, пытался втиснуть её голову во влажную землю с остатками жухлой травы, но она продолжала выворачиваться, только ещё больше его распаляя. Что ж, сама виновата. Ему это надоело, и белые клыки вонзились в шею, правда, не попали в артерию, поэтому кровь не хлынула фонтаном, а потекла размеренно, но вместе с этим потоком вытекали и силы девушки на борьбу. Если бы Тим не был так опьянён кровью, то заметил бы, как обмякла и затихла девчонка. Но ему уже было не до этого.       Он долго лежал на ней, наслаждаясь кровью не просто свежей, а приправленной борьбой. Ему редко удавалось получить такую. В основном Отец кормил их донорской кровью, редко разрешая выходить на охоту. Поэтому эта ночь была невероятной, запретной, будоражащей, опасной. Вот бы ещё поделиться с Яром! Но тот мог охотиться чаще, поэтому и получал больше, и не всегда делился с Тимом. Это и понятно — он был выше рангом, и ему требовалось больше крови на поддержание сил.       Мысли сбивались и путались. Тим встал и, пошатываясь, побрёл переулками. От крови перед глазами пробегали радужные зайчики. Теперь ноги слушали его не так хорошо, и он споткнулся так, что едва не растянулся в осенней грязи переулка. Яр ждал его в глухом и тёмном месте — всё-таки дело было опасное, и им не хотелось привлекать лишнего внимания. И Тим задерживался, а это означало только одно — что-то пошло не так.       Ярослав был не только выше рангом, он был старше и опытнее, и да, Тим не зря завидовал: Ярослав был воспитан одним из сильнейших из первородных, так что владел многими способностями. Тимофея он заметил издалека, хоть на улочке не горел ни один фонарь, не столько благодаря острому ночному зрению, сколько по запаху. Этот одуряющий запах крови, наверное, слышно было на километры. И Тим нёс немного крови на себе.       — Вкусно было? — усмехнулся Яр, длинным прыжком приблизившись к Тимофею, который уже едва переставлял ноги. Ещё немного — и упадёт.       — Очень, — прохрипел Тим, падая в уже открытые объятия Яра.       — Я смотрю, ты и мне принёс, — Яр, смеясь, запрокинул голову Тима и слизнул кровь, растёкшуюся по его подбородку. Это стало бы неплохой прелюдией к страстному продолжению ночи, но Яр замер. Его всегда чуть прищуренные глаза вдруг распахнулись — кровь рассказала ему о страшном преступлении, последствия которого скрыть было невозможно. Но Яр решил попытаться.        — Ты что, укусил её? — прошипел он в лицо пьяно-довольному Тимофею. — Тебе же запрещено!       Вряд ли Тимофей был в состоянии это понять. Кровь, переполненная адреналином, оказалась «крепче», чем он ожидал.       — Сиди тихо и не отсвечивай. Если хочешь дожить до утра.       В машину Яр его буквально зашвырнул, не заметив, что Тим тут же свалился с заднего сидения. Лишь бы сидел тихо, пока Яр попытается что-то сделать. Небо, и без того по-осеннему тёмное, ещё больше затянуло тучами, поэтому никто не заметил чёрную фигуру, быстро перескакивающую с крыши на крышу. Городок был небольшим, и в этом районе ютились максимум пятиэтажки, вперемежку с остатками частного сектора. Кровь звала его, живая жертвенная кровь была особенно пряной. Сам Ярослав давно себе не позволял такого: не просто укусить жертву, но и оставить её в живых! Ему, с его рангом, ещё можно было так поступить: когда-то именно так он и превратил Тима из любовников в вампиры, но не равные ему. Тим был последней ступенью, ему уже не позволялось оставлять жертву в живых. Даже кусать в шею. И что теперь?       Яр в своих тревожных мыслях чуть не проскочил мимо девушки — чем ближе к месту, тем сильнее был запах крови, тем сильнее он сбивал. Обычно Ярослав отличался хладнокровием, особенно на охоте, но не сегодня. И он едва не упал с последней крыши, потому что слишком резко остановился. И у него была на это веская причина: жертву Тима уже нашли. И теперь Яру оставалось только одно — как можно быстрее и незаметнее бежать отсюда, пока его не обнаружили.       Ярослав не был дураком, но в спешке чуть не совершил ошибку — чуть не наскочил в темноте на другого вампира. Что ж, неудивительно, что кровь этой девушки привлекла кого-то из их братии, но почему сразу его? Яр готовился к последствиям.       Девушка была ещё жива, даже держалась на грани сознания. До последнего она зажимала рану на шее, но хватка слабла — рука её больше не слушалась — и теперь кровь растекалась в холодной грязи. Мутнеющий взгляд ещё успел зацепить коричневые туфли, едва приминающие влажную листву. Выше этих туфель и кусочка брюк она уже ничего не видела, не могла пошевелиться, не хватило сил.       — Держись, ты сильная. Ты должна потерпеть ещё немного, хорошо? Скоро снова будет тепло.       Его голос был тёплым, единственным, что согревало в эту холодную ночь, но она больше не могла. Какой-то странный лёд пробирался по шее, к груди, к губам, становилось тяжело не только шевелиться, но даже дышать. Мужчина, стоявший рядом, всё это знал. Все они когда-то пережили нечто подобное. Вот только яд в её крови был слишком разрушающим, и у неё было два пути: умереть, либо превратиться в монстра, одержимого кровью. И умереть было бы отличным вариантом.       — Кто же это с тобой сделал? — Вопрос был риторическим. Давид уже это узнал, но разборки отложил на утро, прежде следовало устранить последствия. Хорошо, что этой ночью он остался в городе, что не вернулся в дом, будто чувствовал, что прольётся кровь.       Хоть он и появился рядом, едва Тимофей повернул с улочки в тёмные переулки, всё происходило слишком быстро. Возможно, Тим долго мусолил шею девушки, напитывая её кровь ядом с клыков, а возможно, сердце девушки, ещё колотящееся от борьбы и страха, разносило заражённую кровь по телу быстрее, чем стоило. В любом случае превращение началось.       Давид подхватил девушку на руки и заглянул в распахнутые в ужасе глаза. Она одновременно умирала и оживала, и то, что в ней рождалось, пугало её больше смерти.       В ту ночь все ошиблись или же сделали выбор, о котором потом пожалели. Но суть оставалась неизменной: жертва была заражена и не имела права на существование. Крупный мужчина в чёрном пальто вошёл спиной вперёд, в темноту глухой стены, и исчез. А с ним исчезла и девятнадцатилетняя студентка, возвращавшаяся с клуба на съёмную квартиру. На измятой жухлой траве и мокрой листве в луже крови осталась маленькая сумочка, а в ней — телефон и кошелёк со студенческим. Давид даже не взглянул на документы — всё, что нужно, он узнал по крови.       Яр появился около восьми утра, когда большая часть работы уже была проделана, но Отца он нашёл, как ни странно, в палате интенсивной терапии. Отец был доктором ещё до своего обращения и с каждым столетием только ещё больше влюблялся в медицину, но вынужден был работать в основном с новообращёнными и крайне редко — с опытными вампирами, которым требовалась помощь. Так что в их доме всегда было готово всё для переливания или очистки крови, для поддержания жизненных функций на случай, если перерождение окажется особо сложным. Были у Отца и помощники, но сегодня он сидел один. И именно поэтому Ярослав вошёл в палату с особой опаской. И как же он надеялся не увидеть того, что увидел!       Девушка лежала на кровати, вся в трубках, рядом шуршал аппарат гемодиализа, и Яру потребовалось несколько секунд, чтобы помолчать и не ляпнуть лишнего. Диализ означал не только то, что Тима удастся прикрыть, но и то, что Отец решил оставить её в живых! И Яр пока не определился, что для него опаснее.       — Доброе утро. Пришёл узнать о её самочувствии? — с насмешкой уточнил Отец, в белом халате выглядевший огромным, как снежная гора.       Яр остался стоять на пороге, опершись о косяк. Что ж, на тёплый приём он не рассчитывал, но теперь действительно заволновался.       — Не утруждай себя. Если вы так легко бросили её ещё живой, то вряд ли думали, что она доживёт до утра. Вы вообще о чём-то думали?       В голосе Отца зазвенела сталь. Были правила, которые нельзя нарушать. Не потому, что за этим последует наказание, а потому, что иначе случится непоправимое. И сейчас он пытался это непоправимое как раз таки и поправить.       — Тим не собирался её кусать. Он знает о запрете. И я тут же помчался к ней, как только узнал…       — Долго же ты мчался. Теряешь хватку.       Яр стиснул зубы, предпочитая промолчать. Отец имел право его отчитывать, но бесило его другое: эта неизвестная девчонка была жива и теперь требовала сил, времени и внимания одного из сильнейших и влиятельнейших вампиров последнего тысячелетия. Выглядела она не очень: серо-бледная, но с пунцовым румянцем, с пересохшими губами, волосы мокрые и уже спутавшиеся. Яр чуть скривился: вспомнил, как сам переживал лихорадку перерождения, но яд его Отца был не таким, как яд Тима. Очевидно, что она должна умереть. Даже с диализом и всем этим уходом она просто обязана умереть! Такие, как она, не имеют права на существование.       — Если об этом узнают, у нас будут большие неприятности… — начал было Яр издалека, но Отец грубо его оборвал:       — У твоего Тимофея будут большие неприятности, да и у тебя тоже. Но ты ведь не за этим сюда пришёл?       — Не за этим.       — Я тебя слушаю. Как видишь, мне здесь есть чем заняться.       Отец и так прекрасно понимал, зачем он пришёл. Тим не имел права кусать своих жертв не только потому, что они превращались в монстров, но и потому что портил кровь собственным ядом. И теперь чувствовал себя ужасно, будто вместо выдержанного элитного коньяка напился палёной водки.       — Мне нужна кровь для Тима. Любая. Хоть двести миллилитров.       Яр сказал это и опустил взгляд в пол. Он ненавидел о чём-либо просить, но Тиму было плохо. Всю ночь им пришлось провести в ближайшей гостинице, где Тима выворачивало в и без того грязный унитаз, а Яр только метался по комнате в бессильной злобе. К Отцу идти он боялся, но ещё больше боялся, что Тима найдут Старейшины, так что в дом его гнало не столько беспокойство о состоянии любовника, сколько желание узнать, чем же завершилась ночная трагедия. А она не спешила завершаться: её нашёл Отец, и если уж он взялся бороться за её жизнь, то шансы выжить значительно превышали риск смерти.       — Ты знаешь, где хранится кровь, — мог бы пойти и взять, — всё так же равнодушно ответил Отец — его взгляд не отрывался от лица девушки. Она была на грани сознания: глазные яблоки метались под вздрагивающими веками, губы время от времени приоткрывались, будто она хотела закричать или всхлипнуть, или жадно вдохнуть. Но сил на это у неё не хватало.       — Что мы можем сделать сейчас? — на всякий случай уточнил Яр, догадываясь, что Отец просто его прогонит.       — Сделайте так, чтобы об этом никто не узнал. И сидите тихо, пока всё не наладится.       Ничего нового Отец не сказал, поэтому Ярослав почувствовал себя глупо. Зачем вообще он пришёл сюда? Отец был прав, надо было просто забрать кровь из хранилища. Но Яр не мог обманывать себя: он знал, что увидит Отца здесь, с ней, понял это, когда увидел его в том тёмном переулке. И злиться он мог только на Тима, или на себя, что недоглядел. Да уж, давно такого не было в вампирском мире: чтобы кого-то превращали без его согласия! И что теперь будет?       — И что теперь будет? — первым делом спросил Тим, как только Яр закончил рассказ о посещении дома.       Тимофей был землисто-белым, пухлые губы — побледнели и запеклись, даже по-девичьи округлые щеки теперь запали. Яр смотрел на него и думал, что та девушка сейчас выглядит даже лучше, в основном, конечно, благодаря усилиям Отца, и он не мог ей этого простить.       Тим сидел на кровати, опершись на подушки, и смотрел на него по-детски жалобно. Для Яра отчасти он и был ребёнком, он должен был заботиться о том, кого обратил. И кого любил.       — Пока выпей и отдохни. Ты ни на что не можешь повлиять.       Когда Яр говорил такими короткими фразами, было понятно, что он злится, поэтому Тим решил молча ему подчиниться. В конце концов, именно он был виноват в этой ситуации. Как так вообще получилось, что эта девчонка его услышала, что стала сопротивляться, что не умерла, наконец?! Не стоило её кусать, не стоило вообще её трогать! Тимофей верил в судьбу и в то, что ничто не происходит случайно. Когда-то его подобрал Яр и вполне мог бы просто поужинать ним, но вместо этого бережно выращивал его, воспитывал, пока Тим сам не попросил его обратить. Всё это было не случайно, просто не могло быть! А теперь эта девчонка…       — Как её зовут? — вдруг спросил Тимофей.       Яр с неким раздражением оторвался от ноутбука, в котором что-то увлечённо искал.       — Как её зовут? Ты не знаешь? — Повторил Тим.       — Не знаю.       — У неё вроде бы была сумочка? И телефон. Через телефон наверняка можно зайти в соцсети и что-то о ней узнать.       — Нет больше ни документов, ни телефона. Или ты хочешь, чтобы нас нашли? Ты там порядком наследил, мне пришлось постараться, чтобы убрать за тобой.       — Прости, я что-то не подумал об этом. Просто было любопытно хоть имя её узнать. Когда она придёт в себя, то ничего же не вспомнит.       — Если придёт в себя, — ядовито поправил его Яр, чем ясно дал понять, что тема закрыта.       Тим чувствовал себя одновременно виноватым и обиженным, поэтому, чтобы не ссориться, забрался под одеяло, свернулся клубочком и попытался уснуть. День — время для сна и отдыха, особенно после такой ночи.       А вот Яр не спал. Всё он прекрасно знал. Крошечная картонка студенческого была спрятана в надёжном месте, и это была его козырная карта, которая ещё дождётся своего часа. А пока он изучал соцсети и всё больше убеждался, что она — самая недостойная кандидатура, чтобы стать его сестрой или, чего хуже, мачехой. Слишком уж неотрывно смотрел на неё Отец!       Тимофей уснул, а Яр метался по тесному номеру и не мог поверить, что он действительно так разнервничался из-за какой-то человеческой девчонки, почти ребёнка! Оказалось, что всё его вековое спокойствие и величие (о! многие знали Яра как самого надменного и хладнокровного вампира!) можно разрушить вот так просто! Одна ночь, одна ошибка — и какие последствия!       А, в самом деле, какие? Об этом он не мог рассуждать здраво, но и принять тот факт, что в их доме появится это существо, было выше его сил. Он сделает всё, чтобы её там не было. Яр покосился на Тима, и ядовитый шип обиды больно уколол его сердце: Отец не разрешал даже Тиму жить в доме, считал его недостойным, низшим существом. И что теперь? Неужели, он позволит ей жить с ними или даже стать хозяйкой в доме?       Этого он всегда боялся. Отец любил женщин, и женщины всегда были от него без ума, но ни одна не задерживалась в его жизни дольше, чем на месяц. И ни одну девушку он не обратил. Вообще, у Отца за его долгую жизнь было не так много «детей», и Яр был последним — самым младшим — поэтому и жил с ним, да ещё почти не сталкивался с другими «братьями», так что не воспринимал их как своих конкурентов.       Но что же делать? Такая ситуация, что и не расскажешь никому, слишком опасно, придётся ждать. Выжидать, так было бы точнее. Тим всё ещё в опасности, и Яр боялся своим необузданным гневом навлечь на него ещё большую беду. Нужно потерпеть. В конце концов, она может и сама умереть, ведь в последнее столетие даже сильные молодые вампиры проживали слишком мало, лет двадцать-тридцать, не более. Отец говорил, что виной тому не столько вырождение, сколько вера молодняка в своё всемогущество, в неуязвимость, в бессмертие. Все они забывали, что остаются людьми, хоть и модифицированными, улучшенными. Они могли бы стать прекраснейшими, идеальными существами, но вместо этого «пускались во все тяжкие». Странное высказывание, но Яр пока не мог подобрать что-то более точное. И не мог судить новообращённых: поначалу (ну, первые десять лет точно) их желания слишком сильны, чтобы им противостоять. Жажда крови, жажда удовольствий, жгучая похоть и какой-то странный неутолимый голод, увы, не тела, а беспокойной истерзанной души. И Яр, который уже несколько десятилетий был уверен, что перерос это необъяснимое беспокойство, почувствовал, что в его душе всколыхнулось что-то тёмное и порочное. Что-то опасное.       Он больше не мог находиться взаперти. Но и выйти на улицу не рисковал: осенний день хоть и казался пасмурным, но Яр даже сквозь шторы видел солнечный свет, и это раздражало его ещё больше. Он сам не замечал, что мечется, беспокоится и терзается почти так же, как в момент перерождения. Так же, как в этот день металась, не приходя в сознание, хрупкая девушка. Они оба не хотели этого, и оба ничего не могли изменить. Только ждать, когда всё закончится. И не знали, чем всё закончится.       Она пришла в себя почти через двое суток, точнее, тогда её взгляд впервые стал осмысленным. До этого она лишь время от времени открывала глаза, но была где-то далеко, где-то по ту сторону жизни, в холодном и тёмном мире. В такие моменты она будто искала кого-то, кто мог бы ей помочь, но никого не находила и только жалобно постанывала.       Давид оставался рядом всё это время, вытирал слезинки с её лица, поглаживал руку, когда она в ужасе хваталась за простыни, пытался её успокоить. Но основное действие оказывали всё же транквилизаторы, а не его поглаживания, и он это прекрасно знал, но всё равно не уходил.       Очнувшись, она испугалась на считанные секунды, пока не поняла, что находится в больнице, а рядом — врач. Иначе она и не могла бы интерпретировать увиденное, и Давид был очень этим доволен. Не стоило ей пока ни о чём знать, она ещё слишком слаба морально и физически, слишком покалечена, чтобы принять то, что с ней случилось.       — Я рад, что ты очнулась. Как себя чувствуешь?       Она хотела было что-то ответить, но только выдохнула и отвернулась. Её что-то тревожило, хоть она ещё и не понимала что. Но Давид прекрасно знал, что ей не нравится: запахи. Вампиры перестают пахнуть, от них больше не исходит обычных человеческих запахов, к которым люди привыкают и в повседневности не обращают на них внимания. Но, когда их нет, человек начинает что-то подозревать. И, хоть сейчас в этой комнате пахло больницей, лекарствами, антисептиками, девушка всё равно нервно принюхивалась. Ей чего-то не хватало, и Давид очень боялся, что именно это напомнит ей о моменте нападения, ведь от Тима могло нести разве что алкоголем, но не живым человеком. И в этой палате было так же стерильно чисто, безжизненно.       — У тебя что-то болит?       Девушка снова его проигнорировала, и Давиду пришлось искать ответ самому. Что ж, четыре крошечные точечки от укуса на руке он сам зализал — не хотел, чтобы девушка даже заметила их, чтобы уж точно ничего не вспомнила. Хорошо, что Яр не видел, как нежно и одновременно жадно его Отец проходился губами и языком по тонкому девичьему запястью. Едва держался, чтобы не укусить её самому, потому что запах крови, пульсирующей так близко, был слишком соблазнительным. Что ж, от действия его слюны ранки буквально исчезли, остались крошечные белые точечки, едва различимые, если только присматриваться. И всё равно Давид не мог оторвать руки от её запястья, бесконечно поглаживал, несознательно выражая так свою тревогу, ну и просто проверял насколько холодная у неё кожа.       Глубокие укусы на шее остались незалеченными: запёкшуюся кровь он, конечно же, смыл, обработал ранки, и отёк немного сошёл, но отметины остались, и она увидела бы их сразу же. Но болели ли они?       — Ты помнишь, что с тобой произошло? — Давид прощупывал почву: подобная лихорадка стирает воспоминания не только об укусе, но и всей прошлой жизни, но спросить стоило. И девушка снова его проигнорировала, даже не взглянула на него, и только по лёгкому всхлипу Давид понял, что она плачет.       — Ну что ты, не плачь, всё будет хорошо. Сейчас главное, чтобы ты хорошо себя чувствовала. Так ты можешь мне сказать, болит ли у тебя что-то? Может, ты чего-то хочешь?       И снова игнорирование. Она бы с удовольствием свернулась клубочком, но приподнятая больничная кровать не давала ей этого сделать.       — Я могу только дать тебе воды, если хочешь?       Она не хотела, и он не настаивал. Пока она была в зависимом положении, считала, что он её врач, а значит — не будет сопротивляться, что бы он ни дал ей сейчас. И он уже планировал снова её усыпить, но всё-таки решил дать ей немного побыть в сознании без лекарств. Но лишь немного, потому что ей опасно было оставаться в таком состоянии надолго, всякое могло произойти.       Он ушёл, и она чуть покосилась на дверь — не откроется ли она снова, не вернётся ли он так быстро? Белый халат и вид больничной палаты её не успокоили, скорее наоборот. К тому же, она ничего не помнила, и это вызывало тревогу, а ещё большую тревогу вызывал этот мужчина. Ей казалось, что именно он с ней что-то сделал, что-то плохое, что-то, из-за чего она здесь и оказалась.       Она ничего не помнила и именно поэтому расплакалась. До этого, время от времени выныривая из лихорадки, она оставалась в плену физических ощущений: жара в голове и холода, сковывающего руки и ноги, странной тупой боли, невозможности глубоко вдохнуть и животного страха, желания выжить, несмотря ни на что. Но вот сознание прояснилось, ей показалось, что она проснулась, вынырнула из кошмара, и её болезнь отступила, зато появился страх. Страх неизвестности. Где она и как сюда попала? Что произошло, что она попала в больницу? Чем-то отравилась? Или это какой-то вирус? Её ещё никогда так не лихорадило! Что-что, а лихорадку она осознавала прекрасно. Что-то с ней случилось, что она попала сюда, в эту комнату.       Палатой это можно было назвать, только обманувшись первым впечатлением. Медицинская кровать, тумбочка, стойка для капельницы, даже мониторы аппаратов — пока всё подходило. Белый кафель на стенах, серый — на полу, дверь металлопластиковая. Всё стерильно чистое, не подкопаешься. Но было что-то не то. За эти дни (а ведь прошли дни?) она не раз выныривала в сознание, правда, меньше, чем на минуту, но ничего не менялось: ни свет, ни звуки, ни запахи. В комнате не было окна, кроме этого мужчины — никто даже мимо не проходил, она не слышала других голосов.       А этот мужчина… Пугал её. Когда он прикасался, ей хотелось спрятаться, и это было необъяснимо, потому что внешне с ним всё было в порядке. Он выглядел… Она с трудом подбирала подходящее слово, всё-таки думать быстро пока не получалось, но нашла. Он был респектабельным. Не молодой, около сорока лет, статный, ухоженный, и весь его вид говорил о том, что он обеспеченный и уважаемый человек. И именно это её и пугало. Почему он здесь? Нет, она могла бы предположить, что он — её лечащий врач, но почему тогда он сидел здесь и следил за ней?       Следил. Это слово вызвало беспокойство. Что было до того, как она сюда попала? И… кто она? Она впервые задала себе этот вопрос и разрыдалась уже в голос. Что могло быть страшнее? Не знать, кто ты! И рядом не было никакой подсказки — стерильная комната. Она попыталась по возможности осмотреть себя, но, едва завозившись в постели, замерла. Катетер. Мало того, что она была в одной больничной сорочке, так ещё и с катетером там! Румянец испепеляющего стыда расплывался по щекам, и она ничего не могла с этим поделать. Он не был просто её врачом, и это была не больница. И с ней сделали что-то ужасное, хоть в тот момент она чувствовала себя прекрасно, но ведь что-то было? И он знал, что.       Но ведь он спросил, не помнит ли она, что произошло. Зачем? Ответ был ужасающе прост: он знал, что она не должна ничего помнить, или только наделся на это. Но он всё знал!       Давид вошёл в палату, уже готовый снова усыпить её, но ещё издалека догадался, что просто ввести препарат не получится — девушка была в истерике. Она рыдала так, будто всё вспомнила, и, хоть это и было маловероятно, но его это насторожило. Придётся использовать запасной план. И поспешить — никогда не знаешь, кто нагрянет в гости и что будет, если её найдут в таком состоянии.       — Что случилось? — его голос был слишком строг, даже холоден, но девушка мгновенно перестала плакать, только смотрела на него зелёными, огромными от ужаса глазами. — Я тебя не обижу, ты ведь понимаешь, что я помогал тебе всё это время?       Она кивнула, но была сплошным жалким комочком страха. Даже там, в грязи осенней улочки, от неё не несло таким страхом, и это выводило его из себя. Она боролась, она билась с Тимом, а теперь рыдает от ужаса, хотя ей больше ничего не угрожает! Ну что за ребёнок!       — Я сделаю тебе укол, ты немного успокоишься, поспишь, и всё будет хорошо.       Роль ласковой медсестры плохо ему давалась. Пока он готовил всё для инъекции, девушка сжималась всё больше, если это вообще было возможно. Она забилась в уголок, жалобно всхлипывала и даже явно дрожала! Маленькое испуганное существо. Что ж, этого и следовало ожидать. Люди часто ощущают необъяснимый страх рядом с ним, чего же ждать от юной девушки, почти ещё ребёнка, да ещё и пережившего такое?       Было в этом и кое-что, от чего сердце старого вампира забилось в предвкушении: она снова была человеком, с чистой кровью, и не осталось ни следа от мерзкого яда этого низшего. Она была готова, хоть даже и не догадывалась о том, какой чести удостоилась. Но догадывался Яр, хоть и не хотел признавать, что Отец решится на такой безрассудный и опасный поступок. Но всё было решено ещё в ту ночь, с первого взгляда. И сейчас, глядя в её полные ужаса глаза, Давид только улыбнулся. Отставил лоток с уже подготовленным шприцом подальше, чтобы она не так боялась, и протянул к ней руку в ласковом жесте:       — Не бойся меня. Ты же знаешь, что я тебя не обижу. Ты скоро поправишься, и всё будет хорошо.       Он специально говорил медленно, короткими фразами, отделяя слова паузами, чтобы она подольше концентрировала внимание на его голосе. Она поддавалась — ещё один признак того, что она снова стала человеком; если бы яд Тима подействовал, она бы сопротивлялась, как бешеная, вопреки здравому смыслу и даже инстинкту самосохранения. Но девушка слушала заворожённо, не шевелилась, зато заметно расслаблялась. Он взял её за руку, такую тёплую и податливую, притянул ближе без особых усилий — она была для него непривычно лёгкой, практически невесомой. Она засыпала, хоть и сама не понимала этого, просто плыла по волнам мягкой дрёмы.       — Вот так хорошо, — прошептал Давид, укладывая её на подушки.       Девушка спала крепким беззаботным сном, и он был рад, что не пришлось портить её кровь препаратами. Можно было приступать хоть сейчас — её беззащитный вид был слишком соблазнительным, но опыт подсказывал, что она должна набраться сил, чтобы пережить ещё одно перерождение. Да, первое он оборвал практически в самом начале, но яд Тима оказывал слишком разрушительное влияние на организм. От такого укуса появлялись самые слабые, больные, ущербные вампиры. Их даже вампирами нельзя было назвать — настолько далеки они были от привычного образа красивого и сильного ночного хищника. А он хотел получить идеальное существо: убийственно сильное и порочно красивое. Пусть она станет подарком этому вырождающемуся ночному миру. А может, и его королевой, кто знает?       Так что, хоть и с недовольным вздохом, но Давид отпустил её руку и принялся готовить её тело и комнату к торжественному моменту.