Такой Ирину Сергеевну никогда не видели...

Ткачев Савицкий уже десять минут сидел, специально таращась на Ткачева, но тот его совершенно не замечал. Донельзя угрюмый Паша копался в телефоне - судя по всему, совершенно бесцельно тыкая пальцем куда попало. Все бы ничего, но в таком состоянии опер находился уже вторую неделю и его друга это уже начало порядком напрягать. - Ткач, все в порядке? Может ты заболел? Проблемы какие-то? - Все в порядке, - сказал, как отрезал и, явно показывая, что не желает ничего объяснять, схватил куртку и вышел из комнаты. - В ресторан сегодня придешь? Ткач? -донеслось в спину, но ничего не ответил. За поворотом, как назло, наткнулся на рабочих, которых снарядили немного освежить «Пятницкий» изнутри и заодно им выпала миссия поменять табличку на двери начальства. Пока один из мужчин, широкими мазками красил стену, другой вывинчивал надпись: «Начальник отдела полковник Зимина Ирина Сергеевна». В груди поднялась уже ставшая привычной волна тяжелой тоски и Ткачев осознал, насколько глупо врать самому себе – ему так херово именно из-за этого… Две недели назад Зимина собрала всех, чтобы объявить новости – пришел приказ о ее повышении в звании и назначении начальником округа. И она не стала отказываться, как в прошлый раз. - И еще там посовещались… Я, со своей стороны, всецело одобрила это решение… Так, пока есть возможность, ну и в соответствии с требованием времени, и вообще, потому что полное соответствие…было решено не прерывать традицию того, что начальником хотя бы одного отдела по Москве является женщина. И поэтому Измайлову Елену также решено повысить в звании до подполковника и назначить начальником «Пятницкого». Я действительно надеюсь, что традиция эта в «Пятницком» не прервется, - и тут Ирина Сергеевна перевела взгляд с побледневшей и ошалевшей Измайловой на мгновенно зардевшуюся Вику Минаеву. – Я буду рядом, буду помогать. Все, уверена, у вас получится. Сразу после объявления о своем повышении Зимина ушла в отпуск, чтобы уже, не возвращаясь в отдел, отдохнувшей приступить к новым обязанностям на новом месте. Было видно, что ей нравится все происходящее – теперь уже генерал постоянно шутила, была в отличном настроении, часто улыбалась. Да и вообще, в последнее время, еще до назначения, начальница как-то неуловимо изменилась в лучшую сторону. Стала мягче, женственнее. Занялась спортом и все уже привыкли к тому, что вечером из отдела Зимина выходила с неизменным рюкзаком. «Словно булгаковская Маргарита», - не раз думал Паша, смотря вслед начальнице и краснея от непристойных мыслей, связанных с полетом на метле… Ну, а такому карьерному росту и вовсе было грех не радоваться… И за Зимину были рады все. Все, кроме Паши… Нет, он конечно тоже был рад, но… когда дошло, что больше они не будут работать вместе, что заканчивается целый этап жизни… внутри будто что-то перебили - до невозможности дышать. До чего-то горького, пугающим постоянством осевшего во всех мыслях… Так, что даже сам растерялся, не зная, как со всем этим справиться. И ведь не расскажешь никому – первый Рома покрутит пальцем у виска, а скорее просто примет за шутку. Ирина Ирина два часа провела в салоне, а затем еще час крутилась перед зеркалом дома. Затраченные усилия окупились немым изумлением в глазах коллег и друзей, которые такой красивой свою начальницу еще не видели. - ИринСергеевна, да вы прям на кинозвезду похожи…, - выдавил очевидную банальность Паша, но даже не понял этого. Голова шла кругом – от плавных-вольностей темно-синего платья, от запаха горьковато-ванильных духов, от ярких волос, уложенных в красивые локоны, и от то, что почему-то не смел взглянуть в глаза… - Сомнительный комплимент, - смешливо фыркнула начальница, увлекая за собой Лену. Савицкий понимающе вздохнул. - Одна генерал, другая – подполковник, а девчонки девчонками – лишь бы посплетничать. Идем, Ткачик, составишь мне компанию. Посередине вечера Измайловой позвонили из отдела. Опера накосячили так сильно, что Ирина решила отправиться исправлять ситуацию вместе с подругой. Перед уходом грозно пошутила: - Так! Всем оставаться на своих местах! максимум через час вернемся! Ну, а ты, Лена, привыкай – работа начальником еще та радость. - Я вас подвезу – проветриться охота, - подорвался с места Паша. - А, ты…, - Ирина кивнула в сторону ряда бутылок – от коньяка до вина. - Я – трезвый. В отличие от вас. Идемте уже. Ткачев «Трезвый, блин!». Перед глазами все так плыло, что чувствовал себя на все два литра. Хотя действительно ведь не притронулся ни к чему. Не лезло - в голове и так стоял постоянный туман… «Лучше бы напился и сидел в ресторане!». Паше очень хотелось схватиться обеими руками за голову, и чтобы действительно случайно не ступить, до онемения пальцев вцепился в руль. Она непринужденно сидела рядом на переднем сиденье - аккуратно стряхивала тонкую сигарету в пепельницу, о чем-то говорила, и когда оборачивалась к Лене разрез на платье забирался все выше, почти до самой середины бедра. И еще чуть поигрывала наполовину скинутой с ноги туфелькой…. - Паш, а что это ты трезвый? – лукаво и притворно-заботливо усмехнулась Ирина. – Паааш? Паша! Да, ты точно трезвый? Ткачев, блин! - Да, трезвый я, Ирина Сергеевна! Трезвый! Приехали уже! Все трое прошли «дежурку», завернули за угол… и замерли. В коридоре у новой таблички на начальственной двери стоял бывший майор Сергей Викторович Глухарев. Глухарев Новая жизнь в Питере задалась с самого начала – окунулся в нее, как в омут, пытаясь развлечениями и работой стереть память о том, что осталось в Москве. Как-то быстро нагулялся, потом также быстро женился, дважды стал отцом, завел любовницу. И все было так гладко, естественно – правильная должность в красивом офисе, спокойная и домашняя жена, семейные походы по выходным в кафе и парк, несколько довольно близких приятелей посидеть после работы в пабе, совсем молоденькая и упрямая любовница, которая могла затащить на дискотеку или раскурить прям в постели «косячок»… Только за всем этим постоянно вспоминалось другое – то безжалостно оставленное ментовское прошлое. Отдел, друг детства, бывшая начальница… Особенно она… Зимина часто снилась, оставляя внутри странное приятно-горькое послевкусие на добрую половину дня… так словно действительно встречались ночью…или она где-то незримо была рядом… И вот, в один из редких приездов в столицу решил, что должен, что может увидеть. Что прошло достаточно времени для встречи без надрыва и обид. Было волнительно, а еще интересно – какой она стала? Да, что там… Сомнения с ним были все эти годы и сейчас, наверное, подсознательно просто хотел убедиться в правильности своего выбора тогда – уехать… Ну, что он увидит? Обшарпанные стены ментовки? Наверняка совсем закомандовавшуюся и постаревшую Ирку? Антошин был о Зиминой немногословен, но из его коротких рассказов понял, что беспроблемной жизнь бывшей точно не была... Словом Сергей был готов ко всему… кроме того, что увидел… Изумление было столь велико, что в первые мгновения встречи даже не получилось поздороваться – просто стоял пялился и улыбался, как идиот. Ирина так необычно и охренительно хорошо выглядела, что сначала это показалось нереальным. Такой он не видел ее никогда. Да, конечно, стала старше… но абсолютно не в ущерб своей красоте, а даже наоборот. Ирина Как осенний лист, который знает, что скоро умирать, но все еще цепляется за уже почти голую ветку дерева. И делает вид, что ему по-прежнему тепло, и вместо дерущих холодных порывов веет ласковый бриз. И поют птицы, стрекочут и жужжат насекомые. И радостные голоса детей где-то далеко внизу – там в траве, у воды. И вместо выцветшей безжизненной шершавости на душе – мягкая, сочная, играющая красками и надеждами жизнь… Знала, что нужно держаться. Противостоять. Не сдаваться. Как всегда. Никогда не было иначе… Так и сейчас. Заставить... Заставить себя жить. Просто заставить… заниматься внешностью, ходить на фитнес, учиться готовить что-то новое, и работать, работать, работать... Решение начальства о повышении в звании пришло как нельзя кстати – можно было сколько угодно делать вид, что рада, а еще загрузить себя всевозможными делами – передавать отдел Измайловой, знакомиться с новыми подчиненными и новым кругом обязанностей. И устроить вот эту дурацкую типа прощальную вечеринку… Искать платье. Провести полдня в салоне. Прийти с ресторана в отдел…и напороться на Глухарева. И, конечно, с удовлетворением заметить его обладевше-восхищенный взгляд… И не почувствовать внутри никакой обиды – давно все истерлось, стало неважным… Но было интересно поговорить, спросить, вспомнить… - Это что теперь форма у вас такая? – совершенно не стесняясь разглядывает ее. – А, товарищ подполковник? Полковник? - Бери выше. Генерал. - Вот никогда не сомневался. Ирк, а такая форма генерала тебе очень идет… «Ирк»… Совсем как раньше… Что-то грустно-знакомое… Совсем слегка… - Слушай, у нас тут дела ненадолго. А потом мы возвращаемся в ресторан. Давай и ты с нами. Поговорим. Там и кое-кто из прежних наших есть… - С удовольствием, Ир. Жду! И совсем как раньше – так же дурашливо отдал честь. Ткачев Клоун дешевый! Откуда ты нарисовался?! Тебя еще не хватало! На обратно дороге Измайлова сидит рядом, а она с ним сзади… И в зеркало видно…уже по глазам его видно, что он теперь просто так не отстанет… А она…она… Она такая красивая… Решается… Сейчас или никогда. Может и хорошо, что нарисовался этот бывший майор. Как напоминание, что можно, но так невозможно упустить. Уже у ресторана, громко, так чтобы слышали все. - ИринСергевна, можно поговорить с вами? Буквально несколько минут. Это очень важно. - Хорошо, Паш, конечно. Я же вижу что-то не так. Сразу бы сказал. Лена уводит Глухарева в ресторан, и они остаются вдвоем у машины. Он подходит совсем близко, чувствуя, что потряхивает от готовности перейти черту. Так близко, что она невольно упирается спиной в черный блеск дверцы, а в зрачках взрываются искры непонимания. - Паша? - Да. Нужно было сразу. Давно… Сразу… Не ждать все эти годы. Тогда многое было бы по-другому. Я виноват. Прости… - Ты…о чем? Паша? - Неужели ты никогда ни о чем не догадывалась? Ирина Глупый… Конечно видела, догадывалась, знала… Всегда знала… Поэтому и не боялась тогда его… А всегда боялась за него… Поэтому всегда пыталась убедить себя, что все пройдет… И что не имеет права… И поэтому нужно быть как можно более каменной, железной, нейтральной. Чтобы ни намека. Ни тени надежды. Много причин. Все не перечислить… Не пара. Никак... Возраст, прошлое, совместная работа. Смешно… Сама боялась поддаться. Потому что всегда нравился. Но не позволяла и думать. Смешно…Горько. Нереально. Надеялась, что все его однажды задолбает и уйдет. А он не уходил…становясь все надежнее, серьезнее, нужнее, заботливее, привлекательнее… Губы… какие жаркие губы… Но поцелуй совсем не требовательный, а нежный, несмелый … Невесомое касание пальцев по щеке. А потом просто сминает ее и крепко прижимает к себе. Мучительно, одержимо, со стоном. С наконец нашедшей выход, нестерпимо жгучей лаской, гладит по голове, по спине, по рукам… - Я не смогу без тебя… Пожалуйста… Ткачев Они так и не вернулись в ресторан. Кажется, бросив машину открытой, поймали такси… Оба телефона - на беззвучный. И окунулись в мир без прошлого и настоящего, без званий, без воспоминаний… А утром, пока еще спала, захотелось совершить безумство. Выскочил на улицу, и под осуждающие взгляды какого-то деда с собакой, принялся обламывать ветви только зацветшей яблони. Оставил их на подушке рядом– вместе с запиской, чтобы обязательно дождалась его с работы и чувствовала себя, как дома. Ткачев не видел, как Ира, проснувшись, долго смотрела на зеленые ветви, и потом, словно боясь обжечься, притронулась к ним руками. Живые… Ирина Мысленно благодарила Пашу за возможность побыть одной, понять, что произошло, и долго выплакивать свое прошлое. На самом деле Глухарев появился очень вовремя, позволив за короткий миг вспомнить то время, когда была живой - когда так остро, так ярко чувствовала, переживала. Когда так отчаянно хотелось быть нужной и единственной. Но никогда не получала этого в полной мере – просто так, не за что-то, а именно вопреки... Не потому что совместная работа, привычка и хороший секс, и не потому что свободный вечер, и не потому что «мама вышла замуж и страшно возвращаться в пустую квартиру», а именно потому что по-другому невозможно…неправильно…и все равно не получится… Как все это время оставался с ней Паша. Вопреки своей и их общей боли, вопреки всем страшным обстоятельствам, вопреки тому, что она невольно сделала с ним и с собой тоже. Искренний, порывистый, настоящий… Ей было так хорошо и так горячо, постыдно-естественно наконец оказаться в его объятьях, узнать какой он… Настоящий… И сама она опять так сильно хочет жить!..