* * *
Они поднимаются по склону, держась рядом настолько, насколько позволяет извилистая тропа и осел на привязи. Они идут мимо серых валунов и небольшого ручья, Вэй Усянь краем глаза наблюдает, как развеваются расшитые одежды Лань Чжаня, и в сердце разливается тепло. Весь последний год, сидя в одиночестве у костра, или на берегу реки, или в шумной гостинице, он представлял, что Лань Чжань, весь в белом, сидит рядом с ним. Поэтому он будет наслаждаться этим, пока возможно. Внезапно его озаряет мысль: – Ой, Лань Чжань! А откуда ты узнал, что я здесь? – Услышал музыку, – отвечает Лань Чжань и замолкает. Цокот копыт Яблочка по камням перемежается с утренним пением птиц. А затем почти нерешительно продолжает: – Вэй Ин, твое последнее письмо… – Ух ты! – восклицает Вэй Усянь. – Ты в самом деле поразителен, Лань Чжань. Последнее письмо я отправил тебе месяц назад, и ты с такой точностью рассчитал мой приезд, основываясь только на нем? Да ты просто гений! Вэй Усянь и сам неплохо умеет рассчитывать время в пути, но он вообще-то путешествовал без особого плана, останавливался время от времени для ночной охоты, а иногда решал просто поизучать местность. И все это Ханьгуан-цзюнь предусмотрел! – Месяц назад? – помолчав, спрашивает Лань Чжань. – Ну да! Ой… я знаю, что долго тебе не писал, но послушай. Вообще-то, я хотел отправить тебе письмо пару дней назад. Клянусь, у меня еще оставалась бумага, в сумке лежала, но, когда я проснулся, ее там не было! И вообще это кошмарный был день, я маялся похмельем и не мог вспомнить, что делал вечером! Совсем разучился пить… Вэй Усянь замолкает, ожидая ответа, но, когда Лань Чжань продолжает молчать, бросает на него короткий взгляд и видит, как он, хмурясь, смотрит на тропинку под ногами. – Прости, – быстро добавляет Вэй Усянь. Чувство вины затапливает его – Лань Чжань, должно быть, расстроился, что он не написал. – Я знаю, что должен был заранее предупредить. Но в качестве извинения я обещаю примерно вести себя сегодня! И надолго не задержусь, чтобы снова не влезть в твой тайник с вином! Уголки губ Лань Чжаня опускаются еще ниже. Вэй Усянь морщится, понимая, что только ухудшил положение. – Ну-у, я бы, конечно, не стал копаться в твоих вещах, даже если бы остался дольше. Пьяницей за год я не стал, так что не посмел бы совать нос куда не надо. Обещаю, что буду вести себя хорошо! – Не извиняйся, – говорит Лань Чжань после молчания, показавшегося Вэй Усяню вечностью. – Ты нисколько не затруднишь меня. – Ладно, – бормочет Вэй Усянь, по-прежнему чувствуя себя неловко. – Как скажешь. Он беспокойно сжимает пальцы, и только когда они хватают воздух вместо привычного ремня сумки, он понимает, что поклажу до сих пор несет Лань Чжань. – Ой, давай я понесу! – Нет необходимости, – отвечает Лань Чжань, лишь подтягивая ремень повыше на плечо, а когда Вэй Усянь пытается схватить одну из сумок, отодвигается в сторону. Вэй Усянь изо всех сил старается не дуться. – Лань Чжань, ну же! Мне неловко от того, что я нагрузил тебя своими вещами! – Он делает еще одну попытку отобрать сумку, но она снова оказывается вне его досягаемости. – Мне не трудно, – говорит Лань Чжань, даже не сбившись с шага. – Разреши понести их. – Но… – Ты бы все равно сгрузил сумки на Яблочко, если бы я их не взял, – убеждает его Лань Чжань, не обращая внимания на протесты, и кивает на тропу: – Смотри, мы уже почти пришли. Впереди среди пышной весенней листвы уже видна белая резная арка входа в Облачные Глубины. Как и всегда, на страже стоят два адепта, которые тут же вытягиваются по струнке, едва завидев главу клана. – Ханьгуан-цзюнь, – вместе кланяются они, переводят взгляды на его попутчика, а затем удивленно переглядываются между собой. – Господин Вэй, добро пожаловать. Вэй Усянь широко улыбается им, а Лань Чжань склоняет голову в знак приветствия и говорит: – Доброе утро. Прошу, передайте на кухню, что я сегодня буду обедать рано в Цзинши. Попросите приготовить обед на двоих. Один из адептов берет под уздцы Яблочко и уводит, вероятно, туда, где есть много зеленой травы и сладких хрустящих яблок. В его последний визит в Облачные Глубины год назад юные ученики клана Лань отчего-то привязались к Яблочку, поэтому Вэй Усянь уверен, что вернется к нему совершенно избалованное животное. Даже несмотря на то, напоминает он себе, что больше одного дня они здесь не задержатся. – Веди себя прилично, мерзкое животное! – кричит он им вслед, в ответ получая громкое фырканье. Чем дальше они углубляются во владения клана Лань, тем тише становится шум гор, сменяясь безмолвием, нарушаемым только случайными прохожими. Белые гравийные дорожки в Облачных Глубинах никогда не были многолюдными, однако сейчас вокруг подозрительно много учеников, чьи возбужденные перешептывания сопровождают Вэй Усяня и Лань Ванцзи всю дорогу до павильонов. – Слухи разлетятся быстро, – бормочет Вэй Усянь и изо всех сил игнорирует волну жара, прокатившуюся по телу, когда Лань Чжань склоняет к нему голову, чтобы расслышать слова, и почти касается плечом. – Твой дядя очень скоро узнает, что я здесь. – Сплетни запрещены в Облачных Глубинах, – спокойно отвечает Лань Чжань. – И с каких пор тебя заботит, что думает дядя? – Ай, Лань Чжань, кажется, я сделал из тебя бунтаря. Продолжай в том же духе, и он непременно снова примется тебя распекать! – Вэй Ин желанный гость здесь, – ласково, но упрямо отвечает Лань Чжань. – И дядя об этом знает. – Ого, смелый Лань Чжань! – удивленно ахает Вэй Усянь. – Ты даже говорил обо мне с дядей? Но зачем? Ты ведь знаешь, что он меня ненавидит. Поберегся бы. Ха, как вы вообще об этом заговорили… – Никто не станет возражать против твоего присутствия. – Глаза Лань Чжаня мечут молнии, а губы сжимаются в тонкую линию. Слова звучат настолько категорично, что кажется, будто любой усомнившийся в них тут же окажется подвешен над пропастью за шиворот. Вэй Усянь решает благоразумно промолчать. Цзинши выглядит в точности так же, как и в тот день, когда он был здесь в последний раз. Та же полированная темно-вишневая мебель и белые прозрачные занавески на окнах. Пока Лань Чжань определяет место для вещей Вэй Усяня, тот обходит комнату, изучая обстановку. – Даже книги на полке в том же порядке! – восклицает он, пряча улыбку одной ладонью, а другой проводя вдоль полок. Конечно же, на них ни пылинки. – Я будто и не уезжал. – М-м, – доносится из-за плеча голос Лань Чжаня, перемежающийся звуком льющейся воды и звоном посуды. – Присядь. Я сделаю чай. Вэй Усянь возвращается к столу и наблюдает, как Лань Чжань ставит на огонь воду и засыпает чайные листья в чайник. Сервиз тоже прежний – бежевый с голубой глазурью и тонкой красной полосой по краю. Только вот чашка всего одна. Вэй Усянь смотрит на нее, и в глубине души вдруг начинает шевелиться странное ощущение, будто он что-то забыл. Что-то, связанное с Лань Чжанем, – хотя наверняка это не важно. Вряд ли важно. – Неужели в Облачных Глубинах закончились чашки, Лань Чжань? – весело спрашивает Вэй Усянь. – Я, конечно, знаю, что ты скромный, но не настолько же! Что скажут люди, когда узнают, что Верховный Заклинатель не может себе позволить полный чайный сервиз? Лань Чжань что-то неопределенно мычит, а потом говорит: – Остальные чашки упали на пол и разбились. Мне еще предстоит найти им замену. Невозможно даже вообразить такую картину: Лань Ванцзи, само воплощение грации и изящества, неуклюже роняет чайный сервиз на пол! Вэй Усяню ужасно жаль, что он пропустил этот исторический момент. Усаживаясь на подушку и скрещивая ноги, Лань Чжань заваривает свежую порцию чая лунцзин(1) и наливает его в единственную чашку. Листья, должно быть, свежие – у чая бледно-зеленый оттенок нефрита, а пар, поднимающийся с поверхности, имеет тонкий приятный аромат. – Лань Чжань, мне впервые нравится, как пахнет чай в Облачных Глубинах! Быть Верховным Заклинателем и вправду нелегко, но, может, тебе все же стоит прикупить... о… В этот момент Лань Чжань подносит чашку ко рту и наполовину выпивает ее содержимое. Вэй Усянь ерзает на месте, прочищает горло. – Ну ладно. Гм, мне все равно чай не нужен! Но пить я все же немножко хочу, так что, если у тебя есть Улыбка Императора, ну, ты понимаешь, чашка для этого мне не нужна… Стук. Лань Чжань ставит чашку на стол. Полупустую. – Пей. Вэй Усянь смотрит на него во все глаза. Лань Чжань не отводит взгляда и медленно моргает – глаза оттенка расплавленного золота на короткое мгновение исчезают за бледными веками, будто солнце за облаками, – и подвигает чашку еще ближе к нему. – Ты сказал, что хочешь пить. Вэй Усянь начинает слегка нервничать. – Э-э, в смысле, я, конечно, хочу, но… Лань Чжань, тебе правда негде взять еще одну чашку? Неужели твой дядя настолько ненавидит гостей, что ему даже чашек для них жаль? Ай-й, можно было этого ожидать. Что бы ты там ни говорил, он наверняка по-прежнему бесится, когда я где-то рядом… – Вэй Ин. Пей. Вэй Усянь медленно сглатывает и придвигает к себе чашку. Она теплая от горячего чая, и когда он подносит ее к лицу, на краю виден едва заметный след губ. С другой стороны стола Лань Чжань смотрит на него странным, пристальным взглядом, и Вэй Усянь непроизвольно опускает глаза на его губы, всего на мгновение. Они мягкие, полные и слегка влажные от чая. Эти губы только что касались чашки, которую он держит в руке. Он хочет… Это всего лишь чашка. Он чем он вообще думает? Вэй Усянь запрокидывает голову и одним глотком осушает чашку, а когда снова смотрит на Лань Чжаня, тот как раз поднимает взгляд от его шеи, наверняка раздосадованный тем, что Вэй Усянь пьет дорогой зеленый чай как какое-то пойло. – О! Очень… освежает! Чай приятный на вкус. – Вэй Усянь кашляет и облизывает губы. Лань Чжань опускает глаза и выглядит… Довольным? Вэй Усянь не может распознать это выражение. Странно. И снова он испытывает это странное, неприятное ощущение, будто упускает что-то важное, но прежде, чем успевает разобраться, что же это, Лань Чжань вновь наливает чай. – Я рад, что тебе понравилось, – говорит он и вновь подвигает к нему полную чашку. – Расскажи о своем путешествии. Случилось ли что-нибудь интересное со времени твоего последнего письма? Вэй Усянь оживляется, тут же забывая про все неприятные мысли. – О! Послушай, Лань Чжань, ты не поверишь! На одном горном перевале, через который я шел, все кишело жуками…* * *
– …и только я полез в сумку за талисманом, горячий источник выстрелил струю воды и подбросил нас вверх! Я полностью голый, Яблочко дрыгает копытами и орет дурниной… Посреди оживленного рассказа Вэй Усяня об их с Яблочком путешествии из Аньхой в Гусу его перебивает вежливый стук в дверь Цзинши. Утренние лучи солнца, падающие из окна, давно сменились ярким полуденным светом, а значит, пришло время обедать. – Ваш обед, Ханьгуан-цзюнь, – раздается совсем юный голос. Распахнув дверь, Вэй Усянь ожидает увидеть в лучшем случае три блюда. Скорей всего, это будут вареные грибы, свежая капуста и миска белого риса. Он знает, как ест Лань Чжань: не морщится даже от самой пресной пищи Облачных Глубин, но и не поглощает ее с аппетитом, свойственным самому Вэй Усяню. Наверное, это часть дисциплины клана Лань. Однако вместо простой и безвкусной еды, которую он ожидал увидеть, его встречают три полных дымящихся подноса, на которых теснятся самые разные блюда – свежие ярко-зеленые овощи, очищенные розовые креветки, свинина, прослоенная сочным жиром, большая миска супа и многое другое. Честно говоря, количество и разнообразие, кажется, больше соответствует скромному банкету, чем простой трапезе на двоих. – Лань Чжань! – восклицает Вэй Усянь, бросаясь навстречу одному из адептов, чтобы взять у него поднос. – Я знаю, что ты просил обед на двоих – ай-й, какой тяжелый, бедное дитя, как ты нес это всю дорогу с кухни, – ты действительно столько ешь на обед? Думаешь, мы со всем этим справимся? – Вэй Ин голоден, – спокойно говорит Лань Чжань и ставит на стол два других подноса. – Ты должен иметь возможность есть все, что захочешь. Вэй Усянь кашляет, чувствуя, как горят щеки. – Ха, Лань Чжань, не говори такие вещи с таким серьезным лицом. Это... просто не надо. И вообще! Посмотри на стол, тут теперь нет места даже для лишней пары палочек. Но тем не менее он помогает Лань Чжаню расставить блюда на столе, отдает пустые подносы ученику и закрывает за ним дверь. Устроившись на подушке и поджав локти, чтобы не сбить тарелки с теперь уже переполненной столешницы, Вэй Усянь пододвигает свою тарелку дымящегося белого риса поближе и улыбается довольно и немного неловко. – Спасибо за эту... обильную трапезу, Лань Чжань. – Не благодари меня. Ешь, – с теплотой в голосе говорит Лань Чжань. Вэй Усяня не нужно просить дважды – пусть ему неприятно это признавать, но желудок у него пуст и урчит с самого раннего утра, а красочное и ароматное зрелище на столе выглядит весьма соблазнительно. Вэй Усянь ест, а Лань Чжань постепенно меняет местами тарелки, придвигая овощные блюда поближе к себе, а остальные – к нему. – Ай, – шутит Вэй Усянь, хрустя коричневым ломтиком маринованного дайкона, – разве тарелки стоят в каком-то неправильном порядке? Лань Чжань, тебе тоже надо поесть! – Поем, – говорит тот, отодвигая от него тушеные побеги бамбука и полупрозрачные обжаренные ростки маша и заменяя их тарелкой с мясом. – Вот. Попробуй. – Свинина дунпо (2)! – не может удержаться от восторженного вскрика Вэй Усянь. – Лань Чжань, ты так хорошо меня знаешь! Сочная свинина очень аппетитно блестит, и мясо практически тает во рту при первом же укусе. Вэй Усянь мычит от наслаждения, выливая еще ложку густого темного соуса на свой рис и продолжая круговой обход блюд на столе. Следующим удостаивается его внимания цзе лан (3), тушеные зеленые листья, посоленные и сбрызнутые кунжутным маслом – явно именно для него, а не для Лань Чжаня; затем креветки лунцзин нежно-розового цвета, приготовленные с крошечными ароматными чайными листьями. Пока он ест, Лань Чжань снимает скорлупу с чайного яйца (4), обнажая гладкую коричнево-мраморную поверхность, и передает его Вэй Усяню. – О, чайные яйца здесь действительно самые лучшие! – говорит Вэй Усянь, откусывая мягкое яйцо и прожевывая яркий желток. Он молчит недолго и добавляет: – Хотя можно было сделать и поострей. Лань Чжань поднимается: – У меня есть масло чили. – Нет, сядь обратно, я просто пошутил! И вообще – ты хранишь масло чили в Цзинши? С каких пор оно тебе нужно? – С тех пор, как ты вернулся, – просто отвечает Лань Чжань. – Я... ты невероятен, Лань Чжань, сначала Улыбка Императора, а теперь и это, – торопливо говорит Вэй Усянь, возясь с палочками, и оглядывает стол, пытаясь скрыть неловкость. – О, рыбные шарики! Сто лет их не ел! Ой… Как только он пытается вытащить один из белых рыбных шариков из прозрачного бульона, палочки разламывают нежную мякоть пополам. – Вот же… почему их так сложно поймать… Лань Чжань наклоняется вперед. – Ты давишь слишком сильно. Вот, – говорит он и без труда вылавливает шарик, чтобы положить его в тарелку Вэй Усяня. – А... спасибо. Сбитый с толку, Вэй Усянь молча наблюдает, как Лань Чжань продолжает кусочек за кусочком накладывать разную еду ему в тарелку; к круглому рыбному шарику быстро присоединяются несколько розовых креветок, а затем – большой кусок жирной свинины дунпо. Вэй Усянь не видел, чтобы сам Лань Чжань съел хоть кусочек чего-нибудь. Его рис, должно быть, уже совсем остыл. Вэй Усянь сглатывает внезапно сжавшимся горлом. – Ох, Лань Чжань, – удается выдавить ему, – что бы я без тебя делал? – Могу только догадываться, – отвечает Лань Чжань, не сводя глаз со второго рыбного шарика, который он держит между палочками. – К счастью, теперь я могу позаботиться о тебе. – Ага, – шепчет Вэй Усянь. – Да. Наверно, можно и так сказать. – Затем он выпрямляется, жесткая улыбка растягивает его губы, и говорит немного громче: – Что ж, Лань Чжань, я ведь не останусь надолго! Уеду сегодня вечером, так что, надеюсь, не слишком сильно тебя побеспокою. Палочки Лань Чжаня замирают в воздухе. – Лань Чжань? Нет ответа. – Лань Чжань, капает. Кажется, Лань Чжаню требуется огромное усилие – какое надо приложить, например, чтобы растопить ледник или разрушить гору, – чтобы отмереть и положить последний рыбный шарик в тарелку Вэй Усяня. Он осторожно кладет свои палочки на край тарелки. В воздухе повисает напряжение, и Вэй Усянь застывает на своем месте. – Мне любопытно, – говорит Лань Чжань, складывая руки на столе, – почему ты продолжаешь вести себя так, будто твое присутствие для меня обременительно. – Ай, Лань Чжань... Но тот не отступает: – Ты правда веришь, что я так о тебе думаю? – Нет, я знаю, что нет! – Значит, тебе не нравится в Облачных Глубинах? Раньше ты говорил, что здесь слишком строгие правила и ты ни за что не стал бы здесь жить. – Нет! – отчаянно протестует Вэй Усянь. – Мне было пятнадцать, и я был глуп, как ты вообще это запомнил?! Послушай, я просто не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством! Выражение лица Лань Чжаня можно сравнить с далеким раскатом грома перед грозой. Он не зол, но кажется, готов сделать что-то страшное. – Этого никогда не произойдет. Я полагал, что ты уже это понял. – Ты ведь очень занят. Ты нужен миру заклинателей. Я знаю, что тебе некогда меня развлекать, когда у тебя столько работы. Я прекрасно путешествую в одиночку, зачем я тебе здесь?.. – Вэй Ин. Вэй Усянь пристально смотрит на беспризорное рисовое зернышко на столе. Он больше не голоден. – Возможно, я недостаточно ясно выразился, – смягчается голос Лань Чжаня. Он наклоняется вперед, и Вэй Усянь прислушивается к шороху его одежды. – Вэй Ин, я хочу, чтобы ты был здесь. Прошу, останься. Сердце Вэй Усяня сжимается в груди. – Ты не... – Я знаю, что ты тоже не хочешь уезжать. Откуда? – Откуда? – говорит Вэй Усянь вслух. – Ты сам мне сказал. В письме. – О чем ты говоришь? Я не... И тут на него огромной жуткой волной накатывает это ноющее чувство, которое беспокоило его весь день, и Вэй Усянь вспоминает, как кувшин за кувшином пил Улыбку Императора, обжигающую горло, заставляющую голову кружиться; как пьяные руки нащупывали застежки на сумке, беспорядочно рылись в поисках кисти; как он теребил последний лист бумаги, испачканный чернилами. Последнее письмо, которое он не уничтожил, а по какой-то нелепой случайности отправил. – Ох, – хрипит Вэй Усянь. – О Небо… Не говоря ни слова, Лань Чжань поднимается на ноги и достает с низкой полки у дальней стены Цзинши резную шкатулку. Он возвращается с одним письмом. Вэй Усянь вспотевшими ладонями берет лист бумаги. Это его почерк. Он лихорадочно просматривает страницу. ...мое сердце тоскует по тебе... ...на ободке остался бы след от прикосновения твоих губ... Я скучаю по тебе. Я скучаю по тебе. Я скучаю по тебе. Когда Вэй Усянь дочитывает до конца, ему кажется, что его сейчас вырвет. Все тело будто колют иглы унижения, а глаза начинает жечь. Он даже не может поднять голову, чтобы посмотреть на Лань Чжаня. Тишина душит Вэй Усяня. Лань Чжань вздыхает. А потом тихо говорит: – Вансянь. Вэй Усянь поднимает взгляд, и его отчаянные попытки провалиться сквозь землю внезапно уходят на второй план. – Что? Лань Чжань смотрит на него, а затем снова в сторону. Его уши слегка розовеют. – Когда ты уходил, ты просил сказать название моей песни, когда мы снова встретимся. Так вот это оно. Вансянь. – Но, – невольно хмурится Вэй Усянь, – ты написал эту песню, когда нам было пятнадцать. Почему ты… – А как ты сам думаешь? – спрашивает Лань Чжань, глядя ему в глаза. – Послушай меня, Вэй Ин. Весь прошедший год я скучал по тебе. Я скучал по тебе шестнадцать лет до этого. А теперь ты ко мне вернулся. И все же почему-то думаешь, что будешь для меня обузой. Ты правда веришь, что быть Верховным Заклинателем для меня важнее, чем слушать собственное сердце? – Лань Чжань, – выдыхает Вэй Усянь, – ты... Лань Чжань наклоняется вперед, вытянув пальцы на столе, как будто хочет до него дотянуться. – Останься, Вэй Ин. Пей из моей чашки. Потащи меня в Цайи, чтобы купить обед, положи голову мне на колени, пока я буду кормить кроликов, спи здесь, в Цзинши, в моей постели. Лань Чжань замолкает, но затем продолжает говорить с такой уверенностью, будто рассуждает о пылающем в небе солнце или текущей реке, или о ветре, вместе с которым Вэй Усянь бродил по горам и равнинам, чтобы снова вернуться в безопасную колыбель Гусу: – Я люблю тебя, Вэй Ин. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Так скажи мне, чего хочешь ты сам? В тишине стук собственного сердца кажется Вэй Усяню оглушительным. За свои две жизни он не раз прыгал с высоты, и в этот момент ему кажется, что он стоит на краю утеса. Еще миг – и он полетит вниз, с бешеным биением крови в ушах и невозможностью вдохнуть. Он встает на колени. И делает шаг вперед. – Лань Чжань. Еще шаг. Одежды волочатся по полу. Последний шаг. Их колени теперь почти соприкасаются. Он поднимает голову и встречает взгляд Лань Чжаня, спокойно и терпеливо наблюдающего за ним. Лань Чжаня, который вылавливает для него рыбные шарики из супа и чистит мраморные яйца просто потому, что может. Лань Чжаня, который хранит для него вино и масло чили в Цзинши, даже не предполагая, когда он может вернуться. Лань Чжаня, который хочет, чтобы он остался. Вэй Усянь прыгает со скалы, зная, что его поймают. – Кажется, – шепчет он дрожащими губами, – я хочу тебя поцеловать. Затем он наклоняется вперед, обхватывает лицо Лань Чжаня руками и делает именно это. Краткий миг ничего не происходит, и Вэй Усянь наслаждается ощущением губ Лань Чжаня – мягких, теплых и приоткрытых от удивления, – прежде чем тот внезапно притягивает его к груди, и они вместе падают на пол. – Я люблю тебя, – со смехом говорит он прямо в губы Лань Чжаню, обхватив ногами его бедра. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, оставь меня здесь навсегда… Его нога цепляется за край стола; еда, чай и палочки падают на пол. – Ай! Подожди, Лань Чжань, стол, такой беспорядок... Лань Чжань расслабляет пальцы на бедре Вэй Усяня, бросает взгляд на их недавний обед, а затем отворачивается. – Забудь про стол, – говорит он и нежно целует Вэй Усянь в подбородок. – Но… Ой! Лань Чжань, – выдыхает Вэй Усянь, – чай льется мне на одежду! Она теперь мокрая! – Хм, – задумчиво бормочет Лань Чжань. Он слегка отодвигается назад и смотрит на темнеющую ткань на плече Вэй Усяня, а затем опускает взгляд ниже. На его грудь, талию. И еще ниже. Золотистые глаза вспыхивают. – Тогда тебе следует ее снять. С этими словами Лань Чжань снова притягивает его к себе и целует до тех пор, пока не заканчивается дыхание.* * *
К тому времени, когда Вэй Усянь наконец снова падает на смятые простыни, солнце уже опускается к горизонту. – М-м-м, – говорит он в мокрое от пота плечо Лань Чжаня. – Ты невероятный. Посмотри, что ты со мной сделал. Как мне теперь показаться на люди? За свои жалобы он получает поцелуй в макушку. – Смотрю. – Еще один поцелуй, и Лань Чжань скользит рукой по его спине, слегка надавливая на медленно багровеющий след от укуса. – И мне нравится. Вэй Усянь собирает последние остатки сил, чтобы шлепнуть его по руке. – Ты ненасытный зверь! Так меня измучил, что я сейчас засну и буду спать до завтрашнего вечера, Лань Чжань. И что ты тогда будешь делать? – Обнимать тебя. – Не говори так! – Вэй Усянь замолкает и трется горящей щекой о кожу Лань Чжаня. – Только обнимать и все? – Еще приготовлю тебе ужин, когда ты проснешься. – Правда? Лань Чжань. Милый мой. Ты же понимаешь, что теперь от меня так просто не отделаешься? Тихий шелест простыней. Вэй Усянь чувствует, как Лань Чжань улыбается, прижимаясь губами к его растрепанным волосам, а затем говорит: – Именно на это я и надеюсь. Вэй Усянь удовлетворенно вздыхает и закрывает глаза. – Хорошо. Давай потом позовем Сычжуя, хочу посмотреть, как он вырос. – Да. – Лань Чжань осторожно притягивает его еще ближе. – Отдыхай, Вэй Ин. Я буду здесь. Что-то сонно бормоча, Вэй Усянь позволяет наконец своим тяжелым векам опуститься. Нежась в закатных лучах солнца и теплых, крепких объятиях Лань Чжаня, он засыпает. Он, наконец, дома.