zemblanity

— Мы должны выставить условия, — Люмин едва не поперхнулась. — Ну, знаешь. Правила, границы, все такое. Чайльд опустил свой лук, позволяя одному из хиличурлов дожить до завтрашнего дня. — Предлагаешь обсудить это прямо сейчас? Чайльд не упрекал. Лазурные глаза заманчиво блеснули в темноте, намекая, что он находит свою долю развлечения в сложившейся ситуации. Чайльд никогда не перестанет ее удивлять. — Если не сейчас, то когда? — прошипела Люмин, внутренне радуясь почти полному отсутствию освещения. Благодаря этому Чайльд никак не мог разглядеть пятна румянца на девичьих щеках. Боги, как же Люмин раздражало собственное волнение, возникающее в самые неудобные моменты. Одна лишь мысль грела душу — Чайльд, похоже, был крайне далек от понимания, насколько огромное влияние оказывало на нее его присутствие. Оставалось лишь надеяться, что он ничего не заметил. — Я и подумать не мог, что ты окажешься такой нетерпеливой, юная леди, — его улыбка была слишком милой. Подозрительно милой. — Что ж, давай поговорим. Взяв Чайльда за руку, Люмин повела того прочь от лагеря хиличурлов. Кожаные перчатки приятно холодили ладонь, навевая на некие мысли: она ведь никогда не видела Чайльда без привычного аксессуара. Изредка Люмин задавалась вопросом — каково было бы почувствовать его руки прямо на ней — теплые и жадные до прикосновений. Но потом вспоминала, что помимо всего прочего он был Предвестником, и ей не стоило бы вынашивать подобные мечты о парне, являвшемся ее врагом. Даже если он был очаровательным, кокетливым и до одури привлекательным. Кроме того, она исследовала Тейват не ради любви. Все ее усилия должны быть сосредоточены на поисках Итэра, и крепкие узы с кем-либо из этого мира могли стать преградой на пути к основной цели. Конечно, Люмин все понимала. Или, если быть точнее, она полностью осознавала это через призму своего разума. Но вместе с тем было крайне тяжело игнорировать чувства, что разливались жаркой лавой в груди. — Если… Если мы все-таки сделаем это, пусть все будет чисто на уровне тела, ладно? — спросила она и, отпустив мужское запястье, развернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Никаких чувств. Он кивнул. — Так будет проще. Лазурные глаза словно бы пронзали ее, и Люмин вздрогнула, поймав себя на мысли, что ей неудобно даже сглотнуть. — Но знаешь, ты не обязана действовать против своей воли. Я тогда не имел в виду того, что сказал. — Знаю. Сжав руки в кулаки, Люмин попыталась собраться с мыслями. — Но… Я думаю, что хочу. Нет, я уверена в этом. Так что можешь не волноваться. Его улыбка померкла. — Юная леди, я правда не ожидал, что ты согласишься с той маленькой шуткой. И, если хочешь знать мое мнение, ты можешь серьезно пожалеть впоследствии. Ей определенно не нужны его напоминания. — Я прекрасно это понимаю, спасибо за беспокойство. Чайльд вздохнул. — Не знал, что ты можешь быть настолько безрассудной. Кобальтовые глаза заискрились любопытством. — С другой стороны, так даже интереснее. Совсем не весело, когда кто-то осторожничает слишком сильно, я прав? Ее бровь чуть дернулась. Черт, кажется это происходило практически всегда, когда он был рядом. — От этого не легче. — Слишком просто — слишком скучно, — он казался удивленным. — Это все правила? Или есть еще? Просто у меня имеется несколько вопросов. Она неопределенно пожала плечами, и Чайльд шагнул к ней, вынуждая запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядами. — Что заставило тебя сказать «да»? — прямо спросил он, и в этот раз Люмин не заметила и тени веселья на юношеском лице. Странница невольно отвела взгляд, не желая пасть жертвой лазурных глаз — ни сейчас, ни когда-либо еще. — Это вышло спонтанно, — пробормотала она, понимая, что такие слова прозвучали скорее как жалкое оправдание. Ненадолго между ними повисла тишина. Чайльд молчал, окидывая Люмин пристальным взглядом, и та практически ощущала бег мыслей в его голове. — Как скажешь. Как и обычно, он не стал настаивать. Чайльд никогда не копал слишком глубоко, за что снискал тихую благодарность Люмин. Конечно, он наверняка наводил справки среди прочих, проделывая эти манипуляции втайне, но с тем же успехом он мог бы обратиться непосредственно к ней. Люмин предпочла бы не отвечать прямо на большинство вопросов, но все сказанное было бы правдой. Путешественница совершенно не умела лгать. — Тогда, следующий вопрос. Что насчет ограничений? Вязкий жар окутал тело Люмин, распространяясь от груди и ниже. Как, черт возьми, Чайльд мог оставаться настолько серьезным в такой-то момент? — Ну… Не думаю… В общем, полагаю, у меня нет каких-либо границ в физическом плане. — Вообще никаких? — спокойно уточнил Чайльд, на что Люмин кивнула, не способная связать ни единого слова. Архонты, она чувствовала себя донельзя смущенной. Разумеется, ей уже приходилось сталкиваться с этой темой: прожив так долго, было бы странно вовсе не иметь опыта. Тем не менее, она не привыкла открываться кому-либо со своих… более личных сторон. До сих пор у нее попросту не было причин действовать иначе. Брат с сестрой редко когда оставались наедине с собой во время своих странствий сквозь тернии к звездам. — Просто никаких чувств, — упрямо повторила она. — Эмоции — это слишком сложно. — Сложно? Но ты уже братаешься с врагом, — склонив голову, Чайльд ухмыльнулся. — Насколько сложным все может стать в итоге? — Пожалуйста, перестань напоминать о своей принадлежности к Предвестникам, — понуро выдохнула Люмин. — Это портит настроение. Он вдруг замолк и, сузив глаза, уставился на нее. — Знаешь, юная леди, я начинаю волноваться за тебя. Люмин напряглась. — Тебе не кажется, что иногда ты становишься слишком доверчивой? — Уж лучше доверять людям, чем все время ждать подвоха, — мягко произнесла она. — Постоянные сомнения очень истощают. У меня нет сил для подобных интеллектуальных игр. — Но ведь это так по-человечески — играть в эти маленькие игры, — Чайльд снова улыбнулся. — Не то чтобы мне самому это нравилось, но надо признать: иногда они необходимы. — Как, например, сейчас? Чайльд пожал плечами. — Может быть. Как думаешь, то, что происходит сейчас — игра? Чайльд выжидающе смотрел на нее. Люмин нахмурилась, обдумывая свой ответ. Она искренне хотела быть честной, но в то же время понимала, что знание правды лишь принесет больше боли. Их путь ведет в никуда. Она знала об этом. Так почему же… — Ты слишком много болтаешь. Именно эта мысль первой пришла в голову, и Люмин вцепилась в нее со рвением утопца. Чайльд удивленно моргнул, когда девичьи пальцы ухватились за красный шарф. Тот был несколько потертым наощупь, но оставался все таким же мягким, каким она его помнила. Поцелуй вышел скомканным. Люмин не имела цели соблазнить Предвестника, и тот определенно понял это. Возможно, поэтому он не оттолкнул девушку. — Люмин… Он прошептал ее имя с придыханием, от которого девичье сердце ускорило свой бег. Чайльд источал аромат лета. В голове вмиг нарисовалась картинка: вот лазурь морских вод с силой бьется о золотистый песок, где-то совсем близко звенит чей-то смех, а высоко над ними парит кристально-чистый купол небес. Солнечные лучи — струящиеся и беспечные — не обжигают, но ласкают кожу. Все это напомнило Люмин о детстве. О том потерянном времени, когда они с братом еще не начали бороздить просторы вселенной. Как давно это было? Едва ли она вспомнит. Что может быть приятнее — просто стоять рядом и наслаждаться его вкусом. Весь мир остался где-то позади, и всем, что она еще могла чувствовать, был Чайльд. Желанные прикосновения, тихие шепотки и тепло сильных рук, проникающее сквозь тонкое белое одеяние. Девичьи пальцы скользнули ниже — к оголенному лоскуту кожи возле пояса, и Чайльд сдавленно простонал. — Не сейчас, — он отстранился, осторожно перехватив чужое запястье. Люмин напряженно выдохнула, направив на него полный недоумения взгляд. Он ухмыльнулся. — Ты хочешь сделать это здесь? Прямо рядом с лагерем хиличурлов? Нет, ну если ты настаиваешь… — Отлично. Тогда возвращаемся в Ли Юэ. Тело Люмин пронизывал жар, и чем дольше она находилась рядом с Чайльдом, тем сильнее возрастало ощущение. Она знала, что с ней происходит, и надеялась как можно скорее избавиться от этого терпкого чувства, что болью осело в груди и мешало дышать всякий раз, стоило ей посмотреть на Чайльда. — Как пожелаешь, юная леди. Его голос прозвучал мягко, гораздо более легко и плавно, чем она когда-либо слышала. Почти сладко. Люмин невольно задумалась, а не ослышалась ли она, случаем? Чайльд, которого она знала, никогда не был таким милым.

***

Люмин понимала — ей определенно не хватает инициативы. Она привыкла во всем полагаться на своего брата. Итэр — вот кто был ведущим близнецом их маленькой команды. Благодаря нему они двигались в правильном направлении: он всячески заботился о своей непутевой сестре, угождая ее прихотям и фантазиям. Люмин никогда не оставалась одна, и потому к настоящему моменту не знала, что ей делать дальше. Поначалу она попросту блуждала по побережью, охваченная единственной мыслью — поскорее найти брата. Не попадись ей тогда Паймон на крючок, и кто знает, как долго бы она таскалась по Утесу Звездолова безвольной тенью, не имея малейшего понятия о своих будущих действиях. Начав странствовать, Люмин впервые осознала всю степень своей беспомощности. Нет, конечно, она была весьма сильна и атлетична, но этого было недостаточно. Чем поможет физическая мощь при почти полном отсутствии инициативы? Но к настоящему моменту Люмин могла гордиться собой. Она все больше полагалась на собственные возможности, практически не нуждаясь в помощи Паймон. Вплоть до того, что парящая спутница могла целыми днями прохлаждаться с Сян Лин, помогая той разрабатывать и дегустировать новые рецепты блюд. Люмин была искренне рада такому положению дел, предпочитая держаться подальше от кулинарного дуэта. Она твердо решила отказаться от слаймового желе и прочих изысков, порожденных бурной фантазией Сян Лин. Вскоре место компаньона занял Тарталья, сопровождавший Люмин всюду, куда бы та не направлялась. Она даже не задумывалась об этом, пока, проснувшись однажды утром, не поняла, что Чайльд отсутствует на привычном месте. До того дня он всегда ожидал ее у гостиницы. Осознание настолько потрясло Люмин, что она провела добрую половину дня в размышлениях об их странных отношениях. Как долго они общались как ни в чем не бывало? Словно стали вдруг закадычными друзьями, а никак не приверженцами двух враждующих сторон. Что бы сказал Итэр, узнав об этом? Он бы, вероятно, предостерег сестру от общения с Предвестником. Люди — местные или нет — несли в себе опасность, и вряд ли жители Тейвата стали бы исключением. Итэр, ее солнечный брат-близнец, всегда был единственной константой в жизни Люмин, и дружба с обитателями других миров шла разве что во вред. Ведь брат с сестрой никогда не задерживались в одном месте надолго. Сближение с кем-либо другим неизбежно приводило к боли и горю. Время есть ничто для бессмертных созданий. Удел же смертных — родиться, чтобы умереть. Они как бабочки. Сперва ползают гусеницами во мраке, затем расправляют гигантские, хрупкие в своей красоте крылья только для того, чтобы неизбежно исчезнуть мгновением позже. Временами она испытывала к ним жалость. Порхая между мирами, не обремененная целью и стремлениями, она стала свидетельницей сотен зарождающихся и угасающих жизней. Они боялись смерти, а она думала — каково это, быть связанной земными оковами? Лишь застряв в чужом мире без божественных сил, Люмин начала понимать, что значит — стать смертной. Теплые мужские губы нежно скользили по женскому телу, оставляя жгучие следы всюду, где касались кожи. Вцепившись пальцами в алый воротник рубашки, Люмин потянула парня на себя, тут же ощутив легкую боль — зубы Тартальи вонзились в плечо, оставляя метки на нежной коже. Она ахнула, зарываясь рукой в рыжие пряди. — Люмин, — прошептал он куда-то ей в шею. Путешественница наконец приноровилась принимать решения самостоятельно, без помощи брата. До сих пор она так и не допустила настоящей ошибки. Люмин привыкла держать нос по ветру, сверкая дружелюбной улыбкой всем без исключения. Будь то враги или друзья, она привечала их своей добротой. Люмин училась, и с каждым днем становилась все сильнее. Все ее действия несли в себе определенную цель, поэтому она никогда не волновалась о возможных последствиях. Но происходящее сейчас грозило оставить куда более глубокий след; стать точкой невозврата. Если она уступит, позволит себе с головой погрузиться в искушение, столь любезно предоставленное Чайльдом — сможет ли потом стереть следы мужских губ с собственной кожи? Она приоткрыла рот, готовая высказать бурлящие в нутре слова, но затем Чайльд подался вперед, и Люмин оставалось только закрыть глаза. На этот раз поцелуй был другим. В нем чувствовался голод, напоминающий о настоящей сущности Чайльда — жестоком, изнывающем от желания, измученном битвами воине, по венам которого бежит адреналин. Сейчас он мало чем походил на свое привычно-кокетливое «Я», но Люмин вовсе не возражала. Наоборот, она целиком растворялась в его прикосновениях, в том, как крепко он держал ее, грозясь оставить гобелены синяков на кремовой коже. Лазурные глаза мерцали во тьме, завлекая своим сиянием. — Чайльд… «Самое жаркое пламя искрится насыщенно-синим цветом», — говорил однажды ее брат. Люмин и подумать не могла, что вспомнит об этом, обвиваясь лозой вокруг Чайльда — столь открытая и нуждающаяся. Ах, как же много воды утекло с того дня, когда он впервые предложил ей сразиться. Будучи осведомленным о боевой репутации Люмин, он желал узнать, каковы его шансы против нее. Конечно, она всегда отказывала ему; не в ее принципах было сражаться без особых на то причин. Чайльд мог сколько угодно сверкать щенячьими глазами, но ответ всегда оставался прежним. Так и продолжалось до тех пор, пока однажды ночью, получив очередной отказ, Чайльд не смерил ее странно задумчивым взглядом. Тогда он сказал ей, что слишком засиделся в Ли Юэ, и ему нужно было направить куда-нибудь излишки энергии. Битва в постели — тоже своего рода бой, и если Люмин не против, он был бы крайне рад провести с ней ночь. В течение некоторого времени она серьезно размышляла над этим. Пока, в конце концов, лазурь его глаз не озарилась привычным кокетством, а губы не изогнулись в полуулыбке. Это была не более, чем шутка. Но она согласилась. Просто посмотрела прямо на него и сказала, что хочет этого. То был первый раз, когда она увидела Чайльда настолько шокированным. Теперь же они расположились в полумраке снятой комнаты. Руки Люмин обхватили его лицо, их взгляды — золото и океан — встретились. Сняв с нее платье, он приник губами к нежной коже, вырывая легкие стоны. Он старался оставлять засосы строго в тех местах, которые затем бы скрылись под ворохом одежд, за что Люмин была ему благодарна. Не придется потом объяснять Паймон причины возникновения странных синяков. — Сними рубашку, — пробормотала она между делом, дергая за край его формы фатуи. Он поспешил подчиниться, после чего сразу же ощутил тонкие пальчики на своей коже. Люмин обводила многочисленные линии шрамов — следы минувших битв. — Почему ты настолько сильно любишь сражения? — Все куда проще, чем ты думаешь, — ответил он, переплетая их пальцы. И было в этом жесте нечто интимное; куда более близкое, чем недавние поцелуи. — Таким образом я могу испытать себя. — Но у тебя так много шрамов… Пальцы Люмин задержались на белой и выпуклой отметине, что словно разделяла торс надвое. — Они не болят? — Болят, — улыбнулся он. — Но боль — это лучший учитель. Испытав боль однажды, ты больше не повторишь одной и той же ошибки. Он нахмурился. — Снежная — это страна, построенная на холоде и боли. Именно это и делает нас сильнее. — Ты искренне веришь в дело Царицы. Люмин не спрашивала, а Чайльд не отвечал. Вместо этого он уткнулся носом в ее шею, обдавая горячим дыханием. Люмин дернулась, ощутив легкую дрожь в теле. — Ты слишком много болтаешь, — шепот Чайльда прозвучал возле уха. Он невесомо коснулся губами подбородка, пробуждая в ней жажду чего-то большего. Люмин закинула ноги ему на талию, прижимаясь ближе и выражая таким образом свое желание. Она целиком растворялась в ощущении поцелуев на распаленной коже, не замечая ничего вокруг. Поэтому, когда чужие пальцы внезапно прошлись по внутренней стороне бедра, она вздрогнула. — Хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, посылая ей взгляд, от которого у нее перехватило дыхание. — Прошу, не останавливайся, — она уткнулась лицом в его ладонь, понуждая себя к расслаблению, и Чайльд сдался. Зашипев, он сдвинул ее нижнее белье в сторону. Люмин дернулась — прошло слишком много времени с тех пор, как она ощущала скольжение чьих-либо пальцев, помимо своих собственных. — Тсс, — прошептал он на грани слышимости, продолжая ласкать партнершу с удивительной нежностью. Прикрыв глаза, Люмин уткнулась головой в подушку, понимая, насколько влажно было между ее ног. Нежное трение кожи о кожу казалось практически невыносимым. — Открой глаза. Голос Чайльда прозвучал неожиданно грубо. Она прикусила губу, и в тот момент, когда золотые глаза распахнулись, один из его пальцев резко нырнул в теплое лоно. Люмин с силой сжала простыни в дрожащих руках. — Я хочу, чтобы ты смотрела четко на меня, — ровно произнес Чайльд, и ей оставалось лишь покорно кивнуть, затаив дыхание. Тело Люмин пребывало в сладчайшем напряжении — столь сильном, что та практически дрожала. Чайльд провел рукой по груди, чуть залезая под бюстгальтер, легко обвел сосок. Всхлипнув, она развела ноги чуть шире. Чайльд улыбнулся. Пальцы двигались внутри нарочито медленно, вырывая сдавленные стоны. Помедлив, он вставил еще один, и нутро Люмин затрепетало. Она чувствовала, как он растягивает ее изнутри. Ощущение оказалось столь неожиданным, что у нее закружилась голова. — Пожалуйста, — прошептала она, не вполне осознавая, о чем именно просит. — «Пожалуйста», что? — пробормотал он, кружа большим пальцем около клитора. Простонав, она всем телом толкнулась в его руку, но сразу же упала обратно на кровать, яростно сжав простыни в кулаке. — Тебе стоит выражаться яснее, иначе я не пойму, чего именно ты хочешь. — Пожалуйста, не надо… — выдохнула Люмин, покачав головой. — Перестань дразнить меня. — Мне остановиться? — он ощутимо выкрутил сосок. Шумно выдохнув, она прикрыла глаза. На миг ей показалось, что под ее веками расцвели фейерверки. — Правда хочешь, чтобы я прекратил, Люмин? И отчего-то звуки ее имени, произнесенные его глубоким голосом, пустили волну жара в низу живота; словно нечто внутри скрутилось в тугую спираль. — Я хочу… Большего… — она так и не смогла заставить себя произнести нужные слова. О, Архонты, к чему так смущаться? Она ведь уже давно не девственница. Но, тем не менее, она тонула в темных кобальтовых глазах, поймав себя на мысли, что впервые за долгое время может с точностью предсказать его намерение; осознавая, что хочет утонуть вместе с ним. Лишь один раз забыться, освободить разум от любых мыслей и отдать всю себя Чайльду. Ее чувства взаимны, не так ли? Глядя на алчный блеск в глазах Чайльда, она может сказать наверняка — он хочет того же, что и она. — Большего? — проворковал он. — Скажи, чего именно изволишь, и я дам тебе это. Скажи мне, Люми. — Тебя, — выдохнула она, отвернувшись. — Хочу тебя. Внутри. Пожалуйста. Чайльд сразу убрал пальцы. На миг Люмин ощутила почти болезненную пустоту, но затем он коснулся губами ее груди, расцеловывая обнаженную кожу до самого пупка. Приподнявшись на локтях, она уставилась на него с явным недоверием, точно не ожидая, что он действительно сделает это. В ответ он поднял взгляд, игриво подмигнул, после чего двинулся ниже. Не прошло и секунды, как она почувствовала нечто горячее и влажное внизу. Ее руки рефлекторно ухватились за рыжую голову в попытке оттащить от сокровенного места. — Чайльд, тебе не нуж… — хотела было сказать Люмин, но он проигнорировал слабый протест, и та откинулась на подушки, усилием воли переправляя свое внимание на потолок. Ее пальцы играючи касались медных прядей, временами подергивая. Жар внутри нее нарастал все сильнее, и в один момент Люмин будто забыла, кем является. Казалось, Чайльд прекрасно знал все тонкости своего дела; целенаправленно посасывая клитор, он дразнил ее пальцами, вырывая тихие всхлипы наслаждения — те самые звуки, которые в жизни бы не слетели с ее губ, не окажись она лежащей под ним. Чайльд дарил ей поистине жестокое удовольствие. Все тело томилось в волнах сладкой боли. Она ощущала себя натянутой пружиной, что выстрелит в любой момент. — Чайльд… — Люмин никогда не считала себя чрезмерно грамотной, однако сейчас весь ее словарный запас словно бы сузился до одного-единственного слова. — Люми, — простонал он, и гулкие вибрации бархатистого голоса довели ее до края — она кончила, едва ли не плача. Чайльд сразу прижался к ней. Он переплел их пальцы и подался вперед, заключая в объятия дрожащее под ним тело. Люмин смотрела на него широко раскрытыми глазами, отслеживая смутный блеск на его губах. Чуть запыхавшийся, с ее смазкой на лице, он выглядел таким развратным. Она залюбовалась им, желая большего. Он вновь поцеловал ее, и в этот раз Люмин распознала собственный вкус на мужских губах. — Ты прекрасна, — прошептал он так тихо, что та с трудом смогла расслышать. — Прошу, отдайся мне. Пожалуйста. Люмин никогда не думала, что однажды услышит от Чайльда «пожалуйста». — Так возьми меня. — Кобальтовые глаза просияли. Чайльд наскоро избавился от остававшейся на нем одежды, а Люмин стянула пропитавшееся влагой белье. Она успела лишь мельком взглянуть на него, прежде чем он вновь забрался на нее, — готовый и желающий, — упираясь чем-то твердым между бедер. — Последний шанс, Люми, — отрезал он. — Если хочешь что-то сказать, лучше говори сейчас. Потому что потом я… Я не уверен, что смогу остановиться. — Тогда не останавливайся. Чайльд пристально посмотрел на нее, и на секунду ей показалось, что нечто сродни страху промелькнуло в его взгляде. Но затем он со стоном толкнулся вперед, приняв свое решение. Руки Люмин резко взметнулись к мужским плечам. Новое ощущение совсем не напоминало его пальцы. Она чувствовала, как он растягивает ее, и пускай это действие и не было болезненным, Люмин ощущала некоторый дискомфорт; все равно что пытаться достать до пальцев ног без предварительной разминки. — Расслабься, — прошептал он, убирая светлую прядь со взмокшего лба. Она выдохнула, пытаясь выровнять свое дыхание в соответствии с его. — Скажи, когда будешь готова. Кивнув, Люмин крепко зажала его между бедер. Чайльд терпеливо ждал ее разрешения, и лишь когда она смогла в должной мере расслабиться, то кивнула, и он толкнулся ей навстречу. Она сдавленно простонала. Прежний дискомфорт пропал, сменившись чем-то более близким к удовольствию. Их губы сомкнулись в нежном поцелуе, и он погрузился в нее целиком. Чувствуя себя такой заполненной, она выдохнула, наконец став единым целым с Чайльдом. Ну что за глупый, романтический бред? Но даже если это так, подобная мысль странным образом воодушевляла. — Как же в тебе хорошо, — прошептал он. — Хотел бы я остаться с тобой навечно, Люми. — Чайльд… Архонты знают: она бы хотела просто любить этого мужчину, — без предрассудков и прочих условностей. В своих мечтах Люмин видела двоих, живущих в мире, где им не суждено быть врагами. Сейчас, овившись плотным коконом вокруг Чайльда, она жаждала отринуть все свои идеалы и сбежать с ним туда, где никто и ничто не вынудит их сражаться. Но то были лишь присыпанные сахаром грезы — столь несбыточные и далекие, что оба прекрасно осознавали невозможность их исполнения. Люмин не следовало соглашаться на то предложение. Разделив с ним постель, она лишь окунулась в тоску по чувствам, которые не должны были зародиться с самого начала. Чайльд начал движение, и Люмин обняла его, откинувшись на подушки. Он осыпал поцелуями девичью шею, невесомо клевал плечи, вынуждая прижаться теснее в поисках большей близости. Первобытное желание заклокотало внутри, струясь горячей кровью по венам. Чайльд двигался яростно и рвано, полностью отбросив былую элегантность и обходительность. Знакомый узел огнем всполохнул в животе, предвещая новый порыв оргазма. Ее имя слетело с мужских губ невесомым шепотом, — так словно он благоговел перед ней. Словно был ее возлюбленным. — Ах… Чайльд… Я-я сейчас… — она взывала к нему, уткнувшись во влажную шею. Аромат соли и моря коснулся обоняния, и она впилась зубами в его плечо, пытаясь предотвратить кульминацию. Продержаться бы еще самую малость. Люмин хотела упасть вместе с ним. — Аякс. Меня Зовут Аякс, — выдохнул он. — Мое настоящее имя. Скажи это, Люми. — Аякс, — в слезах воскликнула Люмин, и Чайльд зарычал — гортанно-низко, почти по животному. Его бедра задрожали, когда она прижалась максимально тесно, ощущая, насколько разгоряченным он был. Так они и лежали, едва соприкасаясь лбами. Тихое, нежное мычание поднималось из ее груди, пока руки Чайльда заботливо оглаживали светлую макушку. Больше они не разговаривали. Чайльд продолжал обнимать ее, и вскоре двое заснули, измученные после охватившего исступления. Проснувшись посреди ночи, первым, что она заметила, была мужская рука, все еще плотно обвивающая ее талию. Люмин оглянулась через плечо и сразу же уткнулась в пару ярко-голубых глаз, отслеживающих каждое ее движение. — Собираешься уходить, юная леди? — спросил он показушно-разговорно, словно и не было той близости часами ранее. Люмин замешкалась. — Да, — в конечном итоге выдала она, наконец сделав правильный выбор. Какое-то время Чайльд молча наблюдал за ней с бесстрастным, практически нечитаемым выражением лица, и Люмин поймала себя на мысли, что ей не хватает той раскрепощенности, когда он был сверху с ее именем на губах. — Мне бы не хотелось стать причиной возможных неудобств. О нас могут пойти слухи. — Я отрежу все болтливые языки, только попроси, — предложил он, но Люмин лишь покачала головой, не в силах сдержать улыбку от буйного рвения в его голосе. Она встала и вздрогнула, осознавая, насколько липко было между ног. Ей обязательно нужно будет принять ванну сразу же, как она вернется в гостиницу. — Знаешь, тебе не обязательно уходить, — уговаривал Чайльд, пока она собирала разбросанную на полу одежду, — эта кровать слишком широкая для одного меня. И иногда здесь бывает очень одиноко. — Но мне действительно пора. Я и так задержалась непозволительно долго, — ответила Люмин, поправляя слипшиеся складки на своем нижнем белье. То почти полностью пропиталось слизистыми выделениями, и она изо всех старалась не обращать на это внимания. — Не желаешь составить мне компанию с завтрашними поручениями? — Как хочешь, — игриво ответил он. — Пока не появится работа — я весь твой. — Хорошо. Тогда до встречи, — широко распахнув окно, она подставила голову ветру, на мгновение вспомнив о Венти. — Люмин? — голос Чайльда раздался позади. Он подошел слишком близко, и Люмин вздрогнула — она даже не услышала его шагов. Чайльд моргнул, окидывая ее странно-серьезным взглядом, и ей стало интересно, что такого он хотел сказать. Тусклый проблеск надежды промелькнул в груди. Конечно, это ни к чему не приведет, но все же… — Береги себя. И отдохни как следует, — улыбнувшись, он помахал рукой. Люмин вздрогнула, принимая его прощание. Затем она выпорхнула из окна, позволяя крыльям планера нести себя прочь от комнаты Чайльда. Тот опустил свои руки. Даже когда девичий силуэт исчез за линией горизонта, Чайльд все продолжал всматриваться в звездные дали.