hic mortui vivunt

Я стоял и смотрел на группу столпившихся в коридоре студентов, которые активно что-то обсуждали между собой, заглушая друг друга. Напоминало это собрание змеиный клубок — даже шептались они примерно похоже. Здесь было темно. В конце длинного прохода горела лампочка, указывая на дверь кафедры, а здесь ничего. Только брошенные кем-то парты и стулья в компании сломанного (или нет?) пианино. Я заметил, как Коул, совсем осторожно, касается плеча Александры и просит её уйти с прохода. Меня же он слегка толкает, объясняя всё тем, что нас, слишком «светлых» для удушающей темноты людей, видно с другого конца коридора. Вряд ли, конечно. Оттуда видно только безнадёгу. Мы просто находимся рядом. Пока Хэллебор что-то обсуждает с Сашей, я слышу тихий скрип и невольно улыбаюсь, прекрасно осознавая суть происходящего. Отхожу подальше, чтобы недовольный взгляд «лидера» случайно не проделал во мне дыру, а потом терпеливо жду. Коэлло. Бедный мальчишка с мечтами о революции наконец-то решил действовать. И, стоит признать, не совсем разумно. За стеной, в большой аудитории с хорошей акустикой, собрались студенты первого курса, которые ещё не потеряли свои улыбки и оптимизм, не узнали правды. Как же они изменятся через пару недель! Огонь в глазах перестанет согревать — превратится в пылающее пламя, уносящее жизни, а нежную кожу покроют шрамы и синяки, если грандиозный план киборга пойдет не так, как нужно. Перевожу взгляд на виновника суеты. Уверенные движения тонких рук, серьёзное выражение лица, словно он собрал учёных для обсуждения плана по спасению солнца… Но мы не учёные. А его уверенности вполне могло хватить на осуществление плана. Осталось только убедить остальных, что другого выбора нет. И вот то, чего я ждал. Эстер, нарушительница спокойствия, резко нажимает на клавиши пианино и быстро, чтобы никто не успел прервать, играет первые секунды пятой симфонии Бетховена в до миноре. Остальные вздрагивают. Я едва сдерживаю смех. Закрываю ладонью рот, но при взгляде на недовольное и испуганное лицо Хэллебора начинаю давиться от накопившихся в горле неизданных звуков. Эстер же медленно опускается на пол и прижимается к стене, устало осматривая остальных. Ей ведь ничего не будет. Никто её не тронет, потому что Коэлло не разрешит. А вот убить меня мечтает каждый второй из присутствующих тут. Смех перерастает в кашель. Склоняюсь над полом и пытаюсь оставить разбушевавшийся внутри меня шторм из лишнего воздуха. Кто-то опускает руку на моё плечо, вижу знакомые ботинки — Эндрю. То ли заткнуть поскорее хочет, то ли помочь. Два в одном? Становится смешно. Теперь кашель сливается вместе со смехом, превращаясь в губительный дуэт. Нет, в этот раз не умру. Или умру? Умереть со смеху! Такое бывает? Проверим. Опускаюсь на неровную плитку и закрываю глаза. Свой кашель уже не слышу, голоса вокруг — тоже. Тяжёлая тишина давит на уши, и мне показалось смешным, что даже она способна свести человека с ума. Нет. Я уже давно сошёл с ума. Минута. Две. Четыре. Десять. Я сижу у входа в аудиторию рядом с Эндрю и смотрю на Коэлло. Всё ещё уверенный взгляд, ровная спина, спокойный и мягкий голос. Таким должен быть лидер? За ним потянутся многие. Он не принуждает, просто рассказывает о том, как будет лучше. За ним пойдут добровольно. Как за звездой на ночном небе следовали потерявшиеся путники. — И ты уверен, что всё получится? Ты готов повести за собой десяток людей? Слова вырываются сами. Может, мне и хотелось пойти за ним. Я пойду за ним, потому что я верю в него, но полностью признавать эту чушь отказываюсь. Кто вообще может верить в несовершеннолетнего парня, решившего устроить маленькую университетскую революцию? Ах, да. — Да. Уверенно. Слишком. Но от этого становится легче. Не поддался на провокацию, какой молодец! Ему повезло, что у меня нет желания спорить с ним. Усмехаюсь, вытираю рукавом кровь с губ, оставшуюся после «шторма», и замираю.  Где-то в конце коридора раздаётся тихий крик. Слабый, едва слышный.  Никто не реагирует. Показалось? Нет. Ещё раз. Я закрываю ладонями уши и надавливаю на череп так, что готов его сломать. Не слышно. Эндрю тянет за рукав толстовки, что-то говорит, пока я медленно оборачиваюсь в сторону коридора, выглядываю в него и вижу сидящего на полу мальчишку.  Это не игра воображения? Остальные не реагируют, приходится подняться с пола и кинуться к нему. Даже если это галлюцинации, плевать! Во мне и так видят безумца, потеряю ли я что-то после пробежки? Плитка отвратительно скрипит от моих ног, бег слышно достаточно чётко, но я успеваю поднять мальчишку на руки и скрыться с ним за стеной, в тени. Закрываю ему ладонью рот и прислушиваюсь. Из другой части коридора слышны шаги. Кто-то поднимается по лестнице. Наверное, новая преподавательница. Это можно определить по громкому стуку каблуков, потому что она одна носила обувь с ними. Другие же, настоящие серые мыши, предпочитали подкрадываться менее заметно, со спины, а новая смело заявляла о себе. Каблуками. Я держу мальчишку. Он успел немного успокоиться, поэтому проблем стало чуточку меньше. Женщина дошла до кафедры, остановилась, глянула в тёмный коридор и прислушалась. Если она хотела услышать что-то тайное, то у меня для неё плохие новости: нужно было хотя бы снять туфли, чтобы узнать наши секреты. Ушла обратно. Отпускаю мальчишку и смотрю в его испуганные глаза. Хватает ума понять, что произошло с ним что-то плохое, но спрашивать не хочется. — Нужно быть осторожным, понимаешь? Не показывай своих страхов. Преподаватели им питаются, — хлопаю его по плечу и вижу скромную улыбку. Он кивает в ответ, а затем скрывается за стеной, возвращаясь к своей группе. И сколько таких же здесь? Скольких детей заставляют страдать тут? Всё же Коул прав. Терпеть это не стоит. Возвращаюсь к своей группе и слышу слова Хэллебора. —…чтобы избежать лишних смертей. Просто так нас вряд ли отпустят, — он замолкает, когда видит меня. Встречаю его кривой улыбкой. Интересно, как мы будем обороняться? Оружия у нас нет, аномальные некоторые используют с большим трудом. Можно, конечно, впиваться в шеи преподавателей зубами и перегрызать сонные артерии, драться на кулаках или кидать старые стулья в них, но эффективностью ни одно из предположений даже не пахло. А смог бы я повести за собой, не имея ничего в арсенале? Ни знаний, ни оружия, ни представления о дальнейшем? Смог бы! Я ничем не хуже киборга. — Смерти нет, Хэллебор, — Коэлло смотрит на меня, изучает. Готов поспорить, что он оставил бы меня тут, выпади ему такая возможность, но я нужен ему. Моя аномальная нужна ему. Мой дружеский стёб тоже. — Жизни тоже, ла Бэйл, — хватаю свой рюкзак, все время лежащий на полу рядом с Эндрю, и открываю дверь в аудиторию. — Проведу курс по введению в жестокость нашего университета вместо тебя. Яркий свет аудитории раздражает в первую очередь. Он кажется слишком ярким для нашего умирающего мира, но в то же время самым подходящим. В фильмах после вспышек случались катастрофы. Наш мир и выдуманный различает лишь то, что наша вспышка длится чуть больше пары секунд. Потом раздражают они. Десятки глаз, смотрящих прямо на меня и ждущих чего-то. Стараюсь выдержать их взгляд, ищу свободное место, но нахожу его только у доски, в самом начале аудитории. В центре внимания. Шаги раздаются эхом. Все замолчали и проследили за моими передвижениями, пока я, осознавая происходящее, кидаю розовый рюкзак на пол так, чтобы как можно меньше людей успели его оценить. Вещи не бессмертны. В отличие от нас. Вот и мой прежний рюкзак героически погиб в бою, оставив в напоминание о себе только нашивку в виде ворона. Откуда взялся розовый? Пусть на этот вопрос ответит кто-нибудь другой. Занимаю своё место и внимательно осматриваю присутствующих. В основном тут девушки. Вдыхаю затхлый запах, прикрываю на долю секунды глаза, чтобы речь выглядела достойно. Нужно было оставить это задание Хэллебору. Уж он умеет красиво рассказывать сказки. — Мир умирает, — лучшее начало? — Вы знаете практически всё из новостей или разговоров. И, если вы уж тут оказались, вам выпала честь спасти его, но… какой ценой, да? Каждый замечал странности за собой? Кто-то уже научился их контролировать, кто-то ещё не осознал происходящего, поэтому расскажу вам кратко: виновник всего стоит там, за стеной рядом с Хэллебором, и пытается придумать что-то. Однако не будем обвинять его, верно? Любой человек ошибается. Замолкаю, отводя взгляд в сторону двери. Она медленно открывается, заманивает в темноту, в которой вижу тёмную голову Сорокина, куда-то уходящего. Для чего мы все тут? Для спасения или уничтожения? Я продолжаю смотреть на выход из аудитории и  вижу кровь. Везде. На полу, на стенах, на чёртовом пианино. Не нахожу в себе силы оторвать взгляд от двери, пока слышу вопросы в свой адрес, голоса неопытных подростков, на чьи плечи легла ответственность за целый мир. А там — кровь. Стекает со стен, окрашивает плитку и… Зрачки расширяются, когда я замечаю лежащее на полу тело кого-то из наших. Что там произошло? И почему этот вид такой… Манящий? — Даю вам десять минут, — быстро говорю, вставая с места, — хотите ли вы пойти за киборгом или стать фантиком от конфеты, который правительство выбросит в мусорный бак, когда вы перестанете быть им нужны. Десять минут. Решайте. Покидаю аудиторию, осматриваюсь. Никакой крови нет. Как и стоящих тут знакомых. Опускаю на лоб ладонь и прикрываю глаза, пытаясь слегка успокоиться. Опять галлюцинации. Ногой закрываю дверь в аудиторию, оставляя несчастных людей перед выбором, о котором ничего и не сказал почти. Чёрт с ними. Хэллебор потом расскажет более красиво. С метафорами и литотами. Если вернётся. За вечно закрытой дверью слышу крики. Знакомые. Понять, кому принадлежит дикий вопль, не могу, потому что никогда не слышал ни от кого таких звуков. Август? Дэмиан? Эндрю? Кто-то кричит. И я срываюсь вновь. Подбегаю к двери и останавливаюсь, чтобы услышать голоса кого-то ещё, но не успеваю ничего разобрать, как ещё одна дверь, которая никогда не открывалась, тихо скрипит, выпуская из комнаты двух строгих мужчин в сутане. Что не так с этим местом? Кусаю нижнюю губу, внимательно рассматривая незнакомые лица. Тёмные волосы у одного, у другого — чуть светлее, однако оба похожи друг на друга. Родственники? Или в темноте все похожи? Как разница! Сжимаю ладони в кулаки сильнее, потому что крики за стеной становятся громче. Там защита. Не смогу пройти. В руках у них замечаю библию. Они проходят мимо меня, не замечают, но почему? Я, сам того не осознавая, скрылся во тьме? Почему они не видят меня? Один из них достаёт ключ из кармана и открывает дверь, за которой всё ещё раздавались душераздирающие вопли. Когда поворачивается ручка, меня встречает яркий свет, скрывающий все происходящее внутри. Подхожу ближе, но вход закрывается прямо носом. А дальше наступает темнота. Опять.