неужели мы просто лето?

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Шагая в ритм быстро бьющегося сердца, наматываю очередной круг рядом с высохшим уже невесть сколько лет назад кустом. Интересно, тут однажды были розы? Если да, я бы с удовольствием опустил руки в колючие заросли, пытаясь привести себя в чувство. Жаль, эти бутоны никогда вновь не распустятся, весна здесь не наступит никогда. Подхожу к дереву и опускаюсь, прислонившись к нему спиной. Вдали слышны едва различимые разговоры парней возле костра, треск — звуки горящего дерева. Они такие наивные и немного смешны. Я тоже такой…был? В голове вновь и вновь всплывает мысль: что же я наделал? Как я мог сотворить такое? Почему не остановился? Когда я переступил ту грань, которую не смогу уже перейти обратно? Да, парень, в чьем я теле сейчас, способен на такое, в прошлой жизни и я тоже был способен на это, но я «здесь и сейчас» не мог себе такое позволить. Не имел права, можно сказать. Надеюсь, это не всплывет. Разве что я скажу… Нет, не скажу. Мысленно возвращаюсь в прошлый вечер. Я хотел напоить Лань Чжаня и позабавиться наконец-то. Но что он сделал… Позабавился со мной сам, вогнал в краску и заставил переживать о остатках моей и его безукоризненно чистой (как и его траурные одеяния) репутации. Эта лобная лента спутала нам абсолютно все карты. Я не знаю. Не знаю. Ничего, черт возьми, теперь не понимаю, и меня это жутко злит! Но что я могу сделать? Только потом мне сумели объяснить, что значило это представление, которое Лань Ванцзи разыграл со мной и этой дурацкой ленточкой… Я все еще помню, как он связывал ею мне запястья, довольно туго, можно сказать, очень даже, чтобы не вырывался. А потом еще и демонстративно показал всем нашим юным спутникам! Наверное, именно так это и выглядело со стороны: самый серьезный адепт Гусу Лань, один из двух нефритов этого ордена, держит, как только что словленную рыбку, меня за связанные руки — абсолютную противоположность себя, что в том, что в этом теле. Все еще не понимаю… Мне все же чертовски стыдно перед зрителями этого действа, или я в глубине души этому немного рад. Ладно. Это вздор. Не стоит об этом думать. А уж когда он завел меня в комнату… Эти пьяные догонялки, я со связанными руками, а он то ли поддается мне, то ли просто веселится и смотрит на мою реакцию, одновременно побаиваясь и желая, чтобы я дотронулся его кожи губами. Его ладони такие… Как я, возможно, думал. И об этом не стоит думать. Но… — вновь касаюсь своих губ пальцами, — почему так хочется вернуться во вчерашний день, снова пережить этот момент, остановить время? В душе идет борьба остатков моей совести (хотя многие скажут, что так называемый пес Вэй Усянь не имеет в своей душе ничего такого человеческого) и, как я думаю, совсем неправильного чувства, что все хоть и пошло наперекосяк, но это было…хорошо? Иногда сложно разобраться в своих чувствах, даже с мыслями все порой обстоит гораздо легче. А когда нет никого, с кем можно было бы поделиться, кому выговориться и спросить совета, становится еще труднее. Я не знаю, не знаю, не знаю, что будет дальше. Что делать дальше. Что. В голове всплывает еще один вопрос: я сделал то, что сделал, поддавшись своим ребяческим желаниям поозорничать, и в какой-то момент, скорее всего, забылся (хотя перед кем это я оправдываюсь?), но Лань Чжань-то? Почему он это сделал? Почему, будучи нетрезвым, он не только вел себя, как маленький ребенок, а и решился на такое? Сразу же даю себе на это ответ — это все от слишком строгих правил Гусу Лань, несомненно. Если бы они сократили количество своих жутких законов хотя бы на тысячу, то ребятам было бы хоть немного легче. А то неудивительно, что потом они, кхм, при возможности, кхм-кхм, с кем попало… Ох, во имя всего небесного пантеона, хватит уже! Не думай об этом! Надо отвлечься… И вот передо мной калейдоскоп видений и ощущений: мягкая трава, засохший розовый куст, тут бы уснуть… Но будто бы не из моих губ, а с чужих, слетают слова, произносимые моим голосом: Дружить со мной нельзя, любить меня — не можно! Прекрасные глаза, глядите осторожно! Баркасу должно плыть, а мельнице — вертеться. Тебе ль остановить кружащееся сердце? Кажется, в кустах что-то мелькнуло, какая-то искорка. Я замер на секунду, сделал глубокий вдох и выдох. Но сердце билось все чаще, рискуя вырваться из груди; оказывается, оно и не думало остановиться или хотя бы замедлиться, и я, будучи подхваченным невероятным потоком какой-то неведомой до сих пор энергии, продолжил: Порукою тетрадь — не выйдешь господином! Пристало ли вздыхать над действом комедийным? Любовный крест тяжел — и мы его не тронем. Вчерашний день прошел — и мы его схороним. Вчерашний день прошел… Стоп, мои ли это слова? Это говорил я? В кустах напротив искорок стало гораздо больше, и я наконец отошел от этого полусонного состояния. Будто сотня светлячков кружились вокруг меня. Они освещали мое лицо и одежду мягким светом уже пару мгновений спустя. Невозможно было даже резко дышать, ведь боялся, что еще немного — и спугну их. Напротив меня внезапно появилась женская фигура…прекрасное белое платье…рассыпающиеся на плечах светлые волосы…выразительный взгляд и поразительно прекрасные черты лица…руки, в которых алая роза…неужели… — …Дама Распускающихся Бутонов? — негромко произнес, а девушка в ответ мягко кивнула головой. Сказать, что я был удивлен — ничего не сказать. Кто же, как не я, ожидал ее прихода, но… не так? Ждал, что она скорее побьет меня веником из засохших роз, чем появится вот так, однако вот она стоит передо мной, согревая своей мягкой улыбкой и излучая свет. Медленно поднимаюсь, стараясь не отогнать от себя случайно светлячков, и делаю неглубокий поклон, а потом поднимаю взгляд на лицо Дамы, в глазах которой будто читается удивление: «ты и манеры? ничего себе…» Диалог взглядами продолжается, я вдобавок немного печально вздыхаю: «да, до чего меня жизнь довела…». Дама протягивает мне розу двумя руками, я принимаю ее так же. Чувствую ее приятный аромат, даже не поднося к лицу. В голове мелькает одна невероятно глупая, но кажется, правильная мысль. — Иди, — голос Дамы звучит тихо, спокойно, умиротворяюще, но в то же время достаточно уверенно, будто бы для того, чтобы я осознал реальность происходящего. Я знаю, куда, знаю, к кому. И она знает, конечно. — Хм… А стоит ли? — Пойми свои чувства. А потом просто позволь им быть, какими бы они ни были. Ты ведь знаешь… Кто был единственным человеком, который сжигал для тебя ритуальные деньги. Кто не ждал тебя все эти годы, но именно его вера вернула тебя в этот мир. Кто терпел и терпит тебя тогда и сейчас. Кто всегда поймет тебя и будет на твоей стороне, даже будучи при этом в опасности. И то верно. Нет, теперь точно больше никаких сомнений. — Спасибо Тебе. Без Тебя я бы не решился, — вижу улыбку в ее глазах, тепло в душе становится и уверенность крепчает. Теперь понимаю, что чувствую, что хочу сделать прямо сейчас, не имея никаких сожалений. — До свидания, Дама Распускающихся Бутонов, — делаю еще один поклон и, чувствуя, что больше ничего от меня не требуется, иду по аллее вглубь леса. — Прекрасный стих. Прощай, — слышу вслед и оглядываюсь. Фигура исчезла, светлячки тоже, но моя решимость и роза в руке — нет. Ускоряю шаг, чуть ли не начиная бежать, потому что сердце и так вот-вот выпрыгнет из груди. Я не знаю, куда направляюсь, но меня будто ведет что-то внутри, я наверняка знаю, где он идет или стоит. И вот я внезапно оказываюсь на поляне, фигура молодого человека в белых одеяниях была повернута ко мне спиной, но он обернулся на шорох. Каждое движение точное и размеренное, как и всегда. Выражение лица спокойное, хотя в глазах читается удивление. Не ждал, что я покину группу и приду сюда, оставив их одних. Хотя ребята уже не маленькие, верно? Опасность тут во всяком случае не грозит. — Вэй Ин, что-то важное? — спрашивает, не замечая (или не желая замечать), что я прячу что-то за спиной. В горле внезапно пересохло, и даже нервно сглатывать стало невозможно. К лицу прилила кровь, и я почувствовал, что даже двигаться не могу. Соберись, во имя всех известных тебе небожителей. Соберись. В голове мелькает «надо было по пути захватить Улыбку Императора и хлебнуть для храбрости», а в то же время на меня смотрят вопросительно. — Кхм, Лань Чжань… Я тут…это… — вытягиваю из-за спины прекрасный цветок и протягиваю ему. Отвожу взгляд в сторону, боясь увидеть на лице стоящего напротив Ханьгуань-цзюня гримасу ужаса, или злость, или еще что-то в таком духе… Хотя самое страшное в такой ситуации — равнодушно-презрительное «ничтожество». Слышу тихое: — Это ты мне?..Откуда? Хотя, нет, это ведь подарок Дамы? — поднимаю глаза на Лань Чжаня и удивляюсь его реакции — он крутит розу в руках, покраснев и рассматривая ее, опустив взгляд как можно ниже. — Именно. Как-то так случайно пересеклись, ну и вот… Мгновение — и лицо, которое вчера вечером было слишком близко, вновь на том же расстоянии. Меня дурманит без вина, но, кажется, это вина этого цветка? Еще мгновение — и мои губы накрывают чужие, мягкие. Этот поцелуй кажется невесомым и длится совсем недолго, но даже от такого земля куда-то уплывает из-под ног, и если бы не рука, вовремя приобнявшая за талию — точно упал бы. Обнимаю в ответ, чувствуя запах, который ни с чем не спутать. Тут и слов не надо, верно? И так все предельно понятно. Цветок касается моей спины, ничуть не колется, и я уверен, что лепестки не облетят. Вечность проходит, хотя на самом деле — буквально минуты. Пора возвращаться. И в реальность тоже. Лань Чжань отворачивается в одну сторону, а я — в другую, не глядя друг на друга. Мы молча направляемся в сторону ребят, а я пытаюсь в то же время оправиться и не так сильно краснеть. В голове все еще мелькают мысли, что что-то неправильно, что я сталкиваю другого человека на неправильный путь и затягиваю за собой в бездну. Не замечаю, как ускоряю шаг и иду впереди, поглощенный мыслями. Дурман понемногу развеивается. Слышу сзади голос, что выдергивает из этой пучины. — Вэй Ин, не спеши так, — все так же спокойно, уравновешенно, черт! Оборачиваюсь и вижу лицо Лань Чжаня — кажется, строгое, серьезное, как и всегда, но во взгляде его — обеспокоенность, возможно, страх? И немного, совсем капля грусти. Немного покраснел, а впрочем, ему это идет, так он еще более притягателен, остановись, хватит, Вэй Ин, перестань думать о нем так, это было секундное наваждение… Мне становится еще хуже, но я стараюсь держаться. Нет, всему свое время. Не нужно спешить со всем этим. Я не хочу подвергать человека, который мне так дорог, опасности, делать его уязвимым, подставлять его. Прости меня, Ханьгуан-цзюнь. — Я…эм….прости меня и давай забудем, хорошо? Я, похоже, спьяну сглупил, — улыбаюсь, скрепя сердце, истекающее в это время кровью и готовое разорваться прямо в тот момент, когда я смотрю в эти янтарные глаза напротив меня. Их накрывает некая пелена, через которую ничего не воспринять, ничего не понять. — Ладно. Возвращаемся молча. И все так же беззвучно, уже поравнявшись, рука касается руки, пальцы дотрагиваются к пальцам, и все тело прошивает молнией. Так внезапно и так.тепло. Страшно, грустно, глупо, неизвестно, но все же в сердце теплота, которая проникает внутрь, когда совершается другим человеком такое маленькое, но значимое движение. Надежда есть. Вот что я понял в тот миг. Просто верь в это, просто иди дальше, иди вперед, неси цветы, неси себя, свои слова навстречу, не закрывайся, живи и каждый день благодари миг за то, что рядом с тобой есть такой человек, как Лань Чжань. За которым — как за каменной стеной, который поймет, поддержит, останется рядом, что бы то ни было. Ладонь, слегка влажная от пота, сильнее обхватывает другую и отпускает лишь тогда, когда почти уже дошли до костра, обратно к ребятам. Душевная буря улеглась, и снова на внутреннем небе солнце и легкие-легкие облака.