И полетела сдержанность к чертям

      «Блядство!» — подумал Тодороки, стоило ему проснуться и почувствовать лёгкое недомогание и жар, исходящий от тела не из-за причуды.       Вслух он этого, конечно же, не сказал, всё ещё соблюдая правила отцовского дома. Хотя вот уже как почти месяц они все жили в общежитии академии.        — Где эти дурацкие таблетки?       Тихо прошипел парень, мучаясь болью в животе и слишком резко, но неуверенно, проверяя рукой карманы сумки и ящики стола.        — Блядство, — а вот это он уже сказал вслух, понимая, что все места, где он мог бы хранить подавители, пусты.       Положив руку на глаза, парень стал судорожно соображать. И пришёл к довольно неутешительному результату:       Обращаться к кому-либо было бы не только огромным позором, но и полным раскрытием сущности, ведь все видели в известном сыне Старателя сильного и красивого альфу, а не слабого, но красивого омегу.       А потому Шото решил сделать самое правильное что ему казалось в данной ситуации:        — Айзава-сэнсэй, доброе утро. Это Тодороки, — отыскав под подушкой телефон, с лёгкой хрипотцой поздоровался парень с учителем. Тот что-то сказал в ответ, и гетерохромик продолжил: — я себя не очень хорошо чувствую. Всё тело ломит и совсем немного лихорадит, — дальше парню продолжать не пришлось: Сотриголова почти приказал школьнику оставаться в комнате. И всё же хорошо, что учителя, в отличие от остальных, знают вторичный пол всех учеников.       Попрощавшись с учителем, Тодороки убрал телефон обратно под подушку и вновь закрыл глаза рукой, хотя бы так спасаясь от бьющего в разноцветные глаза солнца.        — Но с таблетками всё равно нужно что-то делать, — полежав от силы минут десять, Шото сел и вновь сквозь зубы выругался — никто не слышит, поэтому можно.       До времени, когда общежитие опустеет, ещё оставалось полтора часа, а это значит, что все эти полтора часа парень и носа не сможет показать из комнаты, ведь знает, что по коридору сразу же разнесётся запах течной омеги. А именно этого он и пытается избежать вот уже на протяжении почти года.        — Поэтому единственное, что Тодороки может себе позволить, так это открыть окно и пару раз втянуть свежий воздух, не пропитанный его запахом бергамота и кассии.       Но помогает это совсем немного, а потому парень отходит от окна и начинает готовить себе одежду на выход, а затем вновь ложится и принимается за чтение школьной литературы.       А затем, когда общежитие, по сути, уже должно быть пустым, Шото одевается, выливает на себя почти полный флакончик духов и выходит. Всё же хорошо, что одноклассники знают, что он может утром уходить ещё до завтрака, а потом сразу приходить в школу, а иначе вопросов было бы точно не избежать.       И так, натягивая чёрную маску чуть выше, а волосы пряча под чёрным капюшоном, гетерохромик направляется в ближайшую аптеку.       Вот только там не оказывается нужных лекарств, а потому Тодороки под сочувственно-понимающим взглядом фармацевта-девушки выходит из аптеки и идёт на поиск следующей, понимая, что становится ему всё хуже и хуже.       Но ему везёт — во второй аптеке находятся нужные лекарства, а потому, отдав деньги, Шото почти моментально проглатывает сразу две таблетки, спеша вернуться в общежитие, ведь на улицу уже высыпали люди, а по принюхиванию некоторых из них — альф, по всей видимости, — гетерохромик понимает, что его состояние начинает довольно сильно выдавать его.       Вот только дойти до общежития он не успевает. Да что там! — он даже из города выйти не успевает, как тело прошибает сначала резкой волной боли, а потом жара.       А потому парень ничего не может придумать лучше, кроме как зайти в ближайший переулок, по стене скатиться на землю и зажать себе рот, надеясь, что никто не услышит его тяжёлого и возбуждённого дыхания.       И сейчас его совершенно не интересует тот факт, что большинство изнасилований происходит как раз в переулке. Хотя нет, пока ещё волнует, а потому Шото дрожащими руками на этот раз пишет Айзаве своё местоположение, надеясь, что то прекрасно и сам всё поймёт.       И после этого Тодороки может лишь закрыть глаза, чувствуя совсем небольшую прохладу от каменной стены и надеясь, что всё будет хорошо.

***

Получив сообщение от ученика, Айзава даже не знает первое время, что ему делать — либо отправить одного из учителей, либо бежать самому. Но оба эти варианта совершенно не подходят: остальных героев ещё хрен дождёшься, а сам он не может бросить класс, который сейчас как раз сражался с искусственными монстрами. Да, они бы учеников не убили, но учительский долг всё равно не позволял их оставить. Как и Шото, который сейчас страдает от течки, хрен зная что делая вне стен общежития. А потому на ум приходит третий вариант, и Сотриголове ничего не остаётся делать, кроме как прислушаться к нему.        — Бакуго, иди сюда, — внимательно осмотрев сражающихся учеников, Шота через микрофон позвал того, кто, по его мнению, подходил больше всего.        — Ну чего ещё? — недовольно спросил Бакуго, которого оторвали от любимого занятия — крушить монстров, придумывая новые приёмы.        — Как у тебя с выдержкой? — всё же колебался Шота.        — Нормально всё, — фыркнул Кацуки. — На течных омег не кидаюсь, если вы об этом, — видимо, парень решил, что его хотят в чём-то обвинить — в последнее время на улицах города стало происходить слишком много изнасилований.        — Хорошо, — кивнул герой и переслал ему адрес. — Тогда сходи по этому адресу и верни его в общежитие. Надеюсь на тебя, — Айзава махнул рукой и направился на поле.        — Чё? — пару минут потупив, глядя в спину удаляющегося учителя, блондин выругался, но всё же направился к нужному адресу, предварительно сменив костюм на форму.       И прибыл он туда довольно скоро, Вот только прибыл — и сразу же замер, ведь ранее чувствующийся запах омеги тут был наиболее сильным и забивал лёгкие.       А потому, не медля ни секунды, Бакуго направился вглубь переулка. И оказалось, что прибыл он довольно вовремя — к, видимо, течной омеге совсем недавно стала приставать какая-то троица альф. Почему недавно? Потому что они всё ещё держали себя в руках, не кидаясь на омегу.        — эй, съебались нахуй, пока в пепел не превратил! — нахмурился Бакуго, воспроизводя на руке слабые взрывы.        — Что? Тоже трахнуть омежку захотел? Так давай вместе с нами, — ответил один из троицы, а затем их всех сдуло ветром…       Нет, не так: их всех сдуло волной от взрыва, который Бакуго так воспроизвёл, что течную омегу он бы не задел.        — Эй, ты как? — Кацуки присел перед омегой и вытянул руку. Однако тот лишь дёрнулся, всё также сидя в капюшоне и прижимая к себе колени. — Не переживай — я умею сдерживать свою внутреннюю альфу, — блондин знал, что омеги в период течки очень чувствительны, а потому с огромным усилием старался не повышать голос.       Однако что-то его настораживало — и это «что-то» было его внутренней альфой, которая металась из стороны в сторону, отчего-то мечтая заполучить сидящую рядом омегу.        — Так куда тебя отвести? — молчание омеги было вполне понятно, однако оно начинало Бакуго выбешивать. — Ты меня слышишь? — а потому парень не выдержал и, положив руки на чужие плечи, пару раз встряхнув.       Капюшон слетел с головы, а на замершего и в шоке распахнувшего глаза блондина глядел Тодороки, чуть ли не плача от всей этой ситуации.        — Какого хуя? — всё же не выдержал Кацуки. Но вопрос прозвучал слишком грубо, а потому Шото лишь уткнулся лбом в колени, всхлипывая. — Эй, двумордый, ты только не реви! — всё ещё находясь в прострации, Бакуго подхватил гетерохромика на руки и направился в сторону общежития. — Мне Айзава-сэнсей сказал, чтобы я вернул тебя обратно. Точнее, что бы я просто пришёл сюда и вернул… Ай, не важно. Вот только с хера ли ты оказался омегой?       Но Шото ничего не ответил, спрятав лицо в изгибе чужой шеи, а руками сминая кофту якобы врага на спине.       А Кацуки решил просто не допытываться, ведь выбить что-то из «двумордого» и в простой жизни было сложно, а во время течки должно было в разы быть сложнее.       Чёрт. И кто бы мог подумать, что сын героя номер один окажется омегой? Раздумывая над этим, Бакуго не смог сдержать смешка.        — Что смешного? — тихо спросил Шото, а от его горячего дыхания на шее у Бакуго пробежали сотни мурашек. — Хотя нет. Не отвечай. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Я и сам себе противен, — парень говорил с надрывом и чуть хрипло, и блондин и правда порадовался, что тот не видел, каким взглядом их провожает большинство.        — Я не говорил, что ты мне противен, — ответил Бакуго и сам удивился, ведь начал говорить, не подумав. — И что же, никто в классе не знает твоего настоящего вторичного пола? Даже этот слабак Деку?        — Ты первый, — Тодороки немного помолчал, и Кацуки даже сначала подумал, что тот и отвечать не будет…       …а затем наоборот — мысленно чертыхнулся, ведь сразу понял, что не сможет контролировать себя, если «половинчатый ублюдок» и дальше продолжит так горячо дышать ему в шею. Ещё и эта двусмысленная фраза, брошенная, конечно же, без какого-либо подтекста.       И плевать, что они друг друга вроде как ненавидят, с ключевым словом «вроде как».        — Пожалуйста, Кацуки, не говори никому об этом, — Шото начинал говорить всё возбуждённей и всё меньше контролировал свою речь. А потому он даже не заметил, как назвал одноклассника по имени.       Зато одноклассник этот всё заметил. Как и его член, между прочим, тоже, показательно дёрнувшись при этом. Хорошо, что они уже почти подошли к общежитию — оставалось каких-то несчастных двести метров.        — Ага, договорились, — сглотнул блондин, ускоряясь.       И больше они не разговаривали до самой комнаты Тодороки, пока Бакуго не скинул свою ношу на кровать и не замер, услышав после этого действия судорожный вздох.        — Бакуго? — одними губами прошептал гетерохромик.        — Прости, — не задумываясь, ответил блондин, однако не смог отвести глаз от одноклассника.       Раскинув руки в стороны, вытянув одну ногу, а вторую согнув в колене, Шото и не представлял, насколько развратно сейчас выглядел. И всю картину дополняли ещё и расфокусированный взгляд, румянец на скулах и заметная эрекция.       Бакуго не сдержался…        — Бакуго! — тихо всхлипнул Тодороки, начиная течь сильнее и мечась на кровати. — Убери это, — через силу попросил парень, забивая лёгкие запахом костра с примесью чего-то химического. Будучи в нормальном состоянии, Шото бы предположил, что это был нитроглицерин, который использовался при причуде.        — Прости, — наклонившись над одноклассником, Кацуки всё же не смог сдержаться, целуя напористо и мокро.       Хныча в поцелуй и елозя на кровати, Тодороки ухватился за лацканы на пиджаке блондина, неумело отвечая на поцелуй.        — Бакуго… — шептал гетерохромик в перерывах, однако они оба уже перешли ту черту, перед которой ещё могли бы остановиться.       А потому и Бакуго, отдавшись порыву, решительным движением избавился сначала от кофты Шото, а потом и от своего пиджака с рубашкой.       И, стоило руками провести по груди омеги, как тот чуть выгнулся, всхлипывая и запрокидывая голову в мимолётном стоне, когда Кацуки губами прихватил один сосок, одной рукой играясь со вторым, а другой — начиная освобождать их от ремней.       Но снять ремень одной рукой не получилось, а потому альфа перешёл губами на шею, а ремни снимал уже двумя руками.        — Эй, посмотри на меня, — однако, сняв ремни, Кацуки всё же смог вернуть себе толику самообладания и посмотрел на одноклассника. Странно, но раздражения он теперь ни капли не вызывал — лишь желание защитить, что было не свойственно.       Переведя взгляд на блондина, Тодороки всё также продолжал руками закрывать себе рот, а в глазах плескалась смесь из ужаса, надежды и желания.        — Я, думаю, ещё могу прекратить, — Бакуго сжал в ладони покрывало, всё же сомневаясь в собственных словах и силах. — Тебе надо только оттолкнуть меня, Шото.       Но на этот раз по имени назвал Кацуки, а потому омега внутри Тодороки ликовала, всхлипнула и отрицательно помахала головой, отнимая руки ото рта.        — Пожалуйста, Бакуго, — дрожа всем телом, прошептал гетерохромик, цепляясь руками за плечи альфы.       Блондин кивнул и в одно движение снял с них обоих и брюки, и бельё.        — Может быть больно, — сразу же предупредил он.       Поддавшись вперёд, алоглазый поцеловал Тодороки, вводя в него один палец. Шото ответил на поцелуй и, всхлипнув, зажмурился.        — Пожалуйста, Кацуки, — дрожаще-срывающимся голосом попросил Шото, хотя и сам не знал, о чём именно просит в данный момент.       А Бакуго, добавив второй палец, лишь удивился количеству естественной смазки и начал разрабатывать парня под себя. Вскоре добавился и третий палец, а затем Тодороки захныкал, чувствуя пустоту.       Блондин на это лишь хмыкнул, входя наполовину. А Шото же, вскрикнув, лишь сильнее вцепился в чужие плечи, и Бакуго мимолётно подумал, что, возможно, будет в зеркале рассматривать царапины, которые ему сегодня оставят, без вроде как должного отвращения. Даже, скорее, наоборот.        — Чёрт, — вздохнул Кацуки, входя полностью и давая дрожащему под ним парню привыкнуть. — Вот только не ной, — глядя на скатывающиеся по вискам слёзы, сказал алоглазый и стёр их.       А затем начал двигаться, и Шото, если бы он всё же был в нормальном состоянии, показалось бы, что альфа что-то ищет.       И это «что-то» вскоре нашлось — это стало понятно по прогнувшемуся и громко застонавшему Тодороки и по ухмыльнувшемуся Бакуго.        — Нашёл, — прошептал он на ухо гетерохромику, начиная двигаться и каждый раз стараясь задевать простату.       Но вскоре такая поза совсем немного надоела блондину, и тот перевернул вскрикнувшего омегу на живот, заставляя подняться на колени, а руками упереться в спинку кровати.        — Знаешь, я где-то читал, что так ощущения ярче, — сказал Кацуки, не переставая двигаться и чувствуя, что они оба подходят к своему финалу.        — Шото на это ничего не ответил, раскрыв рот и прогнувшись в спине, руками стараясь держаться за спинку кровати и не замечая, как по подбородку стекает слюна.       Бакуго смотрел на такого открытого одноклассника и понимал, что такая разница — нормальный Шото и в период течки — довольно-таки сильно заводит его.       А затем он вновь не сдержался, наклоняясь к запаховым железам и кусая.       Гетерохромик вскрикнул, изливаясь на покрывало. И вслед за ним последовал и Кацуки, успевший выйти в последнюю минуту.        — Блять, — но только после этого он осознал, что именно натворил. — Твою мать, — Бакуго лёг на спину и неотрывно смотрел на собственноручно поставленную метку.       Но затем он перевёл взгляд на спокойно уснувшего Шото и, наверное, впервые в жизни облегчённо улыбнулся.        — Ну, последствия, видимо, разгребать придётся не мне одному.       Прижав к себе сопящего омегу, блондин также отдался на распоряжение Морфея.       А где-то на полу в брюках тихо звенел телефон, предупреждающий о том, что одним наказанием блондин от Айзавы не отделается.