Шаг вперёд под хит 40-х

      Обычно если Баки и удавалось уснуть, то ему хватало минимум часа три перед тем, как он проснётся в беззвучном крике на холодных, влажных из-за пота простынях. Но Баки — суперсолдат, сон ему ни к чему, исключительно для галочки и видимости того, что он на «успешном» пути к нормальной жизни. А в такой кошмары, ночные или дневные, привычная вещь, поэтому Баки не может понять: то, что происходит сейчас, плохой сон или пугающая реальность.       Код Гидры тупым ножом рассекает его еле живой мозг, отчаянно пытающийся высвободиться из-под контроля. «Желание. Семнадцать. Ржавый, — ударом молота по наковальне отдаются слова в голове. — Рассвет. Милый, знаешь ли ты, что это значит?» — бас Куратора в одну секунду сменяется высоким женским голосом, а по лаборатории разносится перезвон колокольчиков вкупе с тяжёлым отзвуком барабана. Становится слишком шумно, и Баки просыпается.       Вокруг ни одного учёного, генерала, ни одного члена Гидры, нет криокамер, не пахнет столетней плесенью. Темно, но если раздвинуть шторы, комната зальётся солнечным светом. Баки вспоминает слова Сэма о том, что всю неделю будет ясная тёплая погода. О, точно, Сэм. Это его голосовые связки надрываются через стену, заглушая нежный тембр какой-то женщины.       Баки медленно открывает дверь, морщась от оглушительного двухголосного завывания.       — О, нет, — стонет Сэм, завидев Баки, заглянувшего на кухню, — обещали же всю неделю ни тучки, а тут полноценное шерстяное скопление.       — Заткнись, — ворчит Баки и садится напротив, подложив кулаки под подбородок, — и заткни это своё…       — Что? — кричит Сэм, увеличивая громкость. — Что говоришь? Не слышу!       Баки осматривает всю кухню, замечает источник играющей музыки — телефон Сэма, проводит рукой по столу и находит кухонный нож, весь липкий и в цедре апельсина, но это не мешает ему прицелиться и метнуть столовый прибор чуть выше назначенной цели.       — Издеваешься? — возмущается Сэм, тыча очищенным бананом в лицо Барнса. — Сначала Редвинг, потом солнечные выходные, теперь Белинда Карлайл. Ты уничтожаешь всё, что мне дорого.       — Занудство всё ещё при тебе, — Баки тянется к кружке, от которой исходит запах свежесваренного кофе, чтобы позлить Сэма ещё больше. Делает глоток, игнорируя закатившего глаза Уилсона, который кофе, между прочим, не пьёт. Вспомнив эту, казалось бы, незначительную деталь, Барнс закашливается, но делает вид, что во всём виноват обжигающе горячий напиток. Алеющие щёки и шея тоже его заслуга.       — Как только ты зашёл в эту комнату, оно мгновенно вернулось к тебе, как Мьёльнир к Тору, — довольный собой и утренней неудачей Барнса Сэм возвращается к тому, что делал до прихода Баки: стругает еду для коров (другого название этому травяному букету в миске суперсолдат дать не может) и подпевает той самой Белинде о том, как он вместе с кем-то в этом мире только начал понимать чувство бытия. И, конечно же, в дело вступают бёдра, когда Сэм начинает пританцовывать. А лицо Баки до сих пор красное из-за чёртового кофе.       — Ты подозрительно весел, — бормочет Баки в кружку. — Надеюсь, мы расстаёмся и ты переезжаешь? — только попробуй ответить «да», Сэм Уилсон.       — К сожалению, наш развод не в моей компетенции. Брак по расчёту — ужасная штука, особенно, с таким, как ты.       — Тогда где твоё обручальное кольцо? Думаешь, пока мы одни, маскировкой можно пренебречь? — продолжает парировать Баки, небезопасно близко стоящий у границы «оскорбление-флирт». — Знаешь же, Стива хватит удар, если он узнает.       — Проверь в своём пуху, Санта, — не отступает Сэм, готовый мстить за «Рай, что место на Земле», — этой ночью я крепко держал тебя за него.       — И всё же это не объясняет твоей отвратительно довольной морды, — Баки решает, что лучше он будет тем, кто отцепит свой вагон, нежели весь поезд «более-менее дружественные отношения Баки Барнса и Сэма Уилсона» сойдёт с рельс.       — Кое-кто наконец выспал больше девяти часов, — в непринуждённой манере отвечает Сэм, изредка поглядывая на Баки, — и я думал и надеялся, проспит до следующего дня и избавит меня от своей хмуролицой компании в этот некогда прекрасный выходной день.       — Вини в этом лишь себя и свою Белену или Бериллию, как там её, — Баки будет молиться ей за разрушенный кошмар.       — Белинда, мужик, — исправляет его Сэм, бормоча себе под нос что-то о том, что Барнс не менее токсичен, чем всё выше им перечисленное. — Мне нужно было заглушить звуки дорожных работ из твоей комнаты. Но когда вышел оттуда только ты и звуки прекратились, я понял, что был неправ. Перфоратор потише будет.       — И чем же ты собирался заняться, пока я был бы в отрубе?       — Для начала заколотил бы твою дверь, а потом устроил марафон «Шага вперёд». Но даже не думай, что твое пробуждение помешает мне сделать это.       — Идти обратно спать бессмысленно, ты слишком громкий даже для птицы.       — Будешь поносить Ченнинга Татума, и я исполню то, о чём говорил ранее, и никто, в том числе и Стив, не поможет тебе, Спящая красавица.       Ладно, поначалу всё было довольно неплохо. Между Тайлером и Норой чувствовалась особенно глубокая связь, когда эти двое танцевали исключительно друг с другом, и Баки это понравилось. Он на самом деле большой поклонник танцев. До войны и во время неё Баки Барнс был завсегдатаем баров, где танцевал то с одной девушкой вальс, то с другой фокстрот. Однажды к ним на военную базу прибыл оркестр Гленна Миллера во главе с маэстро, и раненный Барнс не мог удержаться от того, чтобы не сплясать вместе с товарищами под «Американский патруль».       Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и со второй части начались странные хип-хоп баттлы, которые Баки не мог воспринимать всерьёз, но видимо время от времени дёргающемуся под музыку Сэму это очень даже нравилось.       — Это ужасно, — наконец произносит Баки и обвинительно переводит взгляд с экрана на Сэма, будто это он посадил его на диван и шантажом заставил смотреть сиё «искусство». — Это буквально выглядит, как наша аэропортная схватка в 2016, а нас тогда побил пятнадцатилетка в трико.       — Столетняя занудная задница проснулась, — вздыхает Уилсон, не собираясь отвлекаться от развернувшейся финальной схватки «Пиратов» и «Самураев». Чёртов Барнс, теперь в его голове проходит параллель между тогдашними событиями и сценой на экране. Выглядит это действительно не очень. — Диванный критик.       — О, поверь, я могу отличить чувственный танец от эпилептического припадка, а здесь как раз таки второе. Я был и остаюсь лучшим в этой стезе, — Баки настроен решительно, и во взгляде полностью развернувшегося к нему Сэма загорается дьявольская искра.       — Да неужели? — Сэм пытается делать вид, что крайне раздражен и оскорблён, но его глаза излучают неприкрытое любопытство и предвкушение следующих действий Барнса. — Возражаешь — предлагай, предлагаешь — делай. Покажи мастер-класс, Джеймс.       Баки готов убивать, когда кто-то произносит его настоящее имя, но то, с каким язвительно вызывающим чувством оно слетает с языка Сэма, заставляет сердце Барнса колотиться, как при аритмии, несмотря на то что он не совсем обычный человек с мощью в двадцать военных отрядов.        — Надеюсь, твоя Белилка функционирует, Сэмюэль, — Баки поднимается с дивана, закрывая собой вид на награждение «Пиратов», что на самом деле не волнует сейчас Сэма, он даже не обращает внимания на очередное коверканье имени звезды 80-ых. — Подай-ка мне «Лунный коктейль» Гленна Миллера и поднимай свою птичью задницу, мне нужен партнёр. Надеюсь, эти ноги не оттопчут мне мои — одной руки хватает.       — Врезать бы тебе, Барнс, но хоть кто-то один из нас должен оставаться джентльменом.       Баки фыркает, но не отходит — ждёт, пока Сэм отыщет в спотифай хит прямиком из сороковых. Начинает одиноко играть рояль, к нему присоединяется саксофон, и Сэм лениво сползает с насиженного места, что не может не раздражать натянутые нервы Баки, поэтому он с силой хватает Сэма за руку и подтягивает к себе. Осознание приходит к нему секундой позже, и, чёрт возьми, семьдесят лет назад Баки не был таким паникующим, когда прижимал к себе милую незнакомку в баре, хотя годы контроля сказываются на его нынешних ощущениях и чувствах. А ещё это просто Сэм Уилсон, который ни разу не милый, разве что когда возится с Редвингом, как с настоящим питомцем, или когда делает по утрам перекус для коров, напевая невзначай, как сегодня, или когда объясняет вековым Стиву и Баки, почему не стоит отвечать незнакомцам в сети, что потеряли ногу своей бабушки. На самом деле Сэм милый всегда, когда не язвит и не обгоняет Барнса по воздуху во время заданий чисто из вредности.       — Мистер Барнс, где же ваши хвалённая сноровка и чувство ритма? Пока что я вижу лишь столб с птичьим гнездом на верхушке.       И сейчас один из таких моментов.       — Сукин!..       Баки успевает подловить Сэма под поясницей до того, как тот бы приложился головой о пол. Старая добрая подножка, чтоб её.       — Уилсон, теряешь хватку, — и возвращает обратно в вертикальное положение, оставляя металлическую руку на том же месте, где она расположилась после падения. — Всё ещё хочешь остаться джентльменом?       — Если это ударит по твоему самомнению, то да, — Сэм перехватывает свободную ладонь Баки, удерживая её в воздухе, как положено, стараясь одержать первенство в их негласной борьбе за звание ведущего.       — Не торопись с выводами.       Баки тянет Сэма на себя так, что между ними не остаётся ни дюйма. Сэм в отместку (если можно это таковым считать) повторяет положение руки Баки на своей спине. Если кто-то из них начнёт говорить, их губы непременно соприкоснуться, что понимали оба. «Сколько включить поцелуев — решай сам ты», — подначивает Рэй Эберли, а Сэм улыбается так, словно давно всё просчитал, и Баки забывает, для чего он это затеял. Он всегда придерживается плана, но сейчас в его голове пусто, потому что всё, что ему нужно, перед ним. Баки позволяет себе улыбнуться в ответ и заставляет Сэма весело фыркнуть.       Кофейный столик с одной стороны и диван с другой не позволяют им разойтись дальше, на фоне играют финальные титры фильма, а солнце, как и обещали синоптики, стоит в зените, и комната залита ярким ослепляющим светом, несмотря на заведомо задёрнутые шторы. Атмосфера не располагает ожидаемой романтикой и не похожа ни на один пьянящий весельем вечер в барах Нью-Йорка прошлого столетия. И поэтому Баки считает её особенной. Он не возвращается в прошлое, когда ещё не ведал ни о существовании «Гидры», ни о том, что его лучший друг превратился из тщедушного паренька, полного амбиций, в грозу врагов Америки; когда днём бился на ринге, а по вечерам танцевал фокстрот. Возможно, он чувствует себя на своём месте. Может быть, ему следует шагать дальше — вместе с кем-то. И он действительно делает шаг вперёд.       — О, ты собираешься убить меня сегодня, мистер Совершенство, — язвительно шипит Сэм, сгребая футболку на спине Баки в кулак.       — Заткнись, — Баки тушуется, коря себя за идиотские мысли. Но Сэм не собирается останавливаться.       — Не-а, — Сэм мотает головой, словно ребёнок, — твоя нога, конечно, не из металла, но весит определенно под тонну. Боль адская, — и улыбается в противовес своим же словам. — Теперь ты должен мне поцелуй, чтобы всё прошло.       Не признаваясь себе, Баки думал о чём-то подобном, но не предполагал, что это случится так скоро да и вообще когда-либо произойдёт. Так и ещё Сэм говорит ему об этом в лоб так, будто это очередной код в его голове. На этот раз он поддаётся ему сам.       Поцелуй (Баки лишь слегка прикасается к губам Сэма) длится секунд пять от силы из-за вечно болтливого Сэма.       — Я о ноге, мужик, ты мне её отдавил, — но он не выглядит разочарованным.       — Я не собираюсь целовать твою ногу, — Баки хмурится, наконец чувствуя чертовски неприятное ощущение в правой руке. Он устал её держать в одном положение полчаса (6 минут на самом деле), и ему не терпится опустить её на более удобное место — бедро Сэма, например.       — Окей, согласен, все болезни идут от ног…       — Сэм, заткнись, пожалуйста, наконец, и давай продолжим то, на чём мы остановились.       — С этим я тоже согласен.       На этот раз всё гораздо лучше: затёкшая рука оказывается там, где Баки и хотел, Сэм же пробирается длинными пальцами ему под футболку, а поцелуй затягивается до судорожного вздоха Сэма, потому что он не чёртов суперсолдат с огромными лёгкими и чрезвычайно острым желанием затолкать язык ему в глотку. В любом случае, спустя мгновение они возвращаются к губам друг друга с большей отдачей.       Стив, кстати, правда заглядывает к ним, но не в самый подходящий момент. Тогда Капитан Америка действительно был близок, как ранее предполагал Баки, к сердечному приступу, пока менее эмоционально ошарашенная Наташа не уводит его в уютную кофейню с самыми вкусными пирожными, попутно печатая Уилсону о том, чтобы они в следующий раз хотя бы додумались до того, что бы запереть двери изнутри.