Новая Миртана

Плотным навесом сгустились чёрные ночные облака над Неморой. Издали яростный гром металлом прозвенел, словно кто-то ковал на небе молнии одну за другой. Далеко за ущельем степным, южнее Неморы, угодила одна из них в сухой песок ассасинского посёлка Браго. С севера надвигался ливень, стеной обрушился да минут через двадцать затушило всё племенное гулянье. Потух костёр высокий, жаркий; холод, будто с северных пределов Нордмара, окатил праздных соплеменников, заставив прекратить празднество и попрятаться по пещерам и чумам. Добрался ливень до чума, где спали глубоким сном четверо орков — двое родителей и их сыновья. Шакхар в самом углу чумы дрых без задних ног, услащенный пойлом, как и отец. Ур-Грох же ворочался то на один бок, то на другой. Овечья шкура, на коей лежал младший из сынов, согревала лучше любой прочей, мягкая, как гусиные перья, уже б провалила его в сон. Не мог уснуть Ур-Грох, тревожился, то и дело думу одну обдумывал. Слова отца опротивели ему. Как же отец ненавидел людской род… Не пламенем Быстрой Селёдки, не остротой орочьего пойла язык волочился Гор-Ташский... В сердце Гор-Таша свежа была память о давней-предавней войне с людьми. Не мог, да и не желал из сердца вытеснять чёртову рану и шрамы незатянувшиеся. Как гибли дед и бабка под мечами паладинскими, да не на поле брани гибли, а в деревне бесклановой. Только родился Гор-Таш, а родителей уж нет, как не было. Отряд орочий во главе с Ур-Натхаром спасли младенца-орка от грешных окровавленных клинков рыцарей и их предводителей. Воспитывался тогдашний молодчик среди морраненавистников, живших страхами и горечью, страданием душевным - последнее разделил охотно с шаманами и воинами. Подрос и элитаром стал вопреки их строгой иерархии — беспощаден, отважен до безумия, яростнее в бою никого ранее не знали, и имя орочье Гор-Таш ведали многие кланы. Под конец войны с людьми, да не тот, когда орки захватили Миртану, но позднее, когда Безымянный враг один город за другим избавил от братов его, дослужился Гор-Таш до командирского чина, активно вёл с остатками из разрозненных кланов войну против ополчения, паладинов и Магов Огня. Проиграли тогда страшно. Поражение горькое познал полковник орочий, Гор-Таш, ещё до возникновения аркахарства, до того, как узнал об Аркахе, что собирал как и он последние группы орочьи. Отвратил от Белиара их Арках, чем наставил на путь выживания, столь необходимого оркам, как воздух всякому живому существу. Прознав об Аркахе, признал всем сердцем, что Мудростью Предков тот ведом, душою всею спасает от окончательного истребления орочьи племена в Миртане и жизнь положил на возвращение к традициям древним, оберегавшим их от многих бед. Годы летели, ветеранов становилось всё меньше — в походах, в набегах жертвовали свои жизни, не ради себя, но ради племён, ради грурхов, чтоб те могли жить. Не всем по нутру отвыкнуть было от звона клинков, взмаха добрым топором да ощущения арбалета в твёрдой руке. Что ожидало их сейчас? — Вот, что сверлило неустанно в голове Ур-Гроха. Ведь кончилась взаимная неприязнь, постоянные нападки сыновей миртанских повстанцев на орков, когда умер Робар Третий, а на трон страны только-только взошёл Робар Четвёртый — сын Робара Третьего. Робар Четвёртый желал процветания королевству, а посему не поощрял взаимную ненависть орков и людей. Потому позволил в самых малозначимых городах Миртаны учиться миртанской грамоте, философии, игре на лютне — издал указ такой в первом же году своего правления. Кап Дун, Гельдерн и Сильден — города, что позволено было посещать оркам, отдавать своих сыновей на учение в подмастерья алхимикам, учителям по Древнему Знанию, мастерам дела строительного, врачеванию, и многим прочим. Учить магии орков запрещалось строжайше, как и посещать стратегические крепости и крупные города. Дабы предельно избежать конфликтов между орками и людьми, король повелел поощрять совместные дела двух народов золотом, особыми «грамотами» — бумагами, удовлетворявшими определённые материальные трудности людей, бравших под своё крыло учеников-орков. «Грамоты» покрывали не только расходы, а развивали предприятия людские. Строго наказывались проступки орочьи, если орк посмел воровать, грабить, избивать — всё, за что человека судили. Людей, что орков обращали едва не в рабов, также подлежало строго судить, если не хлеще, нежели обыкновенных взломщиков и воров. Гор-Таш хоть и упрямый, будто чёрт белиарский, да умно поступил — отдал своих сыновей в Кап Дун на восьмилетнее учение — грамоте и вышеперечисленным различным ремёслам. Шакхар часто убегал с занятий, за что городское ополчение очередной раз брало на себя огромный головняк. Найти сорванца — было ещё полдела. Драться с воинственным ребёнком, хоть и орк он, ополчение не могло, потому ловило и бросало в клетку — не с людьми в тюрьму, а отдельно, куда кидали всех неприятно отличившихся человеческих лихих пацанов. Уже тогда научился Шакхар метать топоры, будучи подростком. Упрямством славился необычайным — в отца пошёл. Разубедить его не метать топоры — ровно то же, как если б запретили Шакхару дышать. Тогда Старый Маг Огня, чьё имя молодые браты-орки никак не сумели запомнить, а потому и я не могу отразить его имя на бумаге, убедил управленца Кап Дунского позволить Шакхару тренироваться на арене да в лесочке, где небольшое кладбище располагалось над городом. Там, никого нечаянно не порубив, обучался обращению с топором Шакхар — самостоятельно да под руководством одного из аркахаров, что также там какое-то время обучал молодых орков азам владения топорами и арбалетами. Через шесть лет тот воин покинул Кап Дун, наказав Шакхару продолжать тренироваться самостоятельно. Ур-Грох был покладистее, не было в нём ни злобы, кою держали по-прежнему в сердцах старики и юнцы, как он, на людей; кровь не пульсировала в висках от гнева при виде «морра». Дажь за всё время учёбы этот скромный орк, с пытливым умом и горячим сердцем, никого из встреченных им людей не звал "моррой". Только при брате два-три раза вскользь тихо-тихо, страшась не сколько наказания, сколь стыда испытывая, пробурчал «морра». Охотнее некоторых «морра» учился. Любил грамоту, изучал историю, даже астрономию постигал, математику. И не было б ничего примечательного в жизни его в Кап Дуне, пока в город не прибыл один старый лорд, бывший паладин. Не различал на глаз особо людей Ур-Грох, в возрастах путался порой, но лорд отличался своей солдатской статью, коей не обладали даже здешние гвардейцы. Много лет пережил старик, с гордостью носивший свои стальные доспехи, сплавленные с магической рудой. Наплечники светились золотом ослепительным, на нагруднике красовался красный орёл с крыльями. На обратной стороне нагрудника имелось отверстие, специально для огромного двуручника. Волнистый клинок из магической руды покоился за спиною паладинской. Гордым маршем военным прошёл старый паладин от своей повозки, вставшей посреди дороги прямо у штаба управленского, а за ним из кареты… … вышел ангел с самой изящной грацией. Необычайная краса: светлые локоны; большие глаза, цвета летней лесной травы, как после хорошего дождя в долгую засуху; пышное белое платье, узорчатое, ослепительное на осиной тонкой талии — всё это затуманило разум орка, покраснел нелепо, как варантский томат. Засмотрелся Ур-Грох на неё, видел не обыкновенную девушку, не крестьянку, а поистине благородную юную леди, истинную дворянку. Сладостный смех её по-прежнему лился ему в уши, стоило вспомнить один казусный момент — их последующую встречу. Позднее узнал Ур-Грох, что за старый лорд прибыл в Кап Дун и почти безвылазно пропадал целыми днями в том большом деревянном здании, откуда изредка выходил к людям на белый свет управитель городской. Паладином являлся никто иной, как лорд Хаген. А дворянка юная с ним — его внучка. Однажды поздним вечером кучер одной повозки спешно гнал лошадей от склада на возвышенности через весь город в Венгард. Гнал он их по главной дороге, торопился, суетился сам словно бес, да так, что, проверяя наличие трёх кошелей, привязанных к поясу, не заметил выскочившую на дорогу ту самую лордскую внучку. Молодой аркахар увидел и в спешке толкнул её прямиком в кучу липкой грязи, самого едва не затоптали лошади. Потому сам неловко увернулся и плюхнулся всем телом рядом с девушкой. — Так тебе и надо, — крикнул кучер, на мгновение притормозив лошадей, — Будешь знать, как лезть под копыта конские! — и под свист хлыста двинулась повозка далее по дороге. Орк поднялся, отряхаясь, заметил рядом девушку, что толкнул. Понимал немного в людских сословиях (научил его Старый Маг Огня), но совершенно точно знал — девушка была из знати, а потому чувствовал, чем завершится их встреча. На этот раз ему точно не отделаться было в клетке, даже в тюрьму небось Кап Дунскую не посадят за происшествие. Ожидал услышать раскат гневный, которым владела любая знатная дева, но услышал смех… Смех! Да такой звонкий, беззлобный, искренний. Она смеялась, хохотала, глядя на измазанного в грязи орка, словно тот напоминал ей какого-то забавного мифического существа из детских книжек. Орк сначала смутился, но затем широко улыбнулся, поддавшись смеху. Подал ей руку, помог приподняться, но дева скользкой хваткой умудрилась повалить Ур-Гроха обратно в грязь. Его коготь на правой руке зацепился крепко за три нити на её платье нечаянно, и они оба рухнули в грязь. И вновь засмеялись. Пролетела весёлая минута и деву словно холодной водой окатило. В итоге, убежала она срочно переодеваться, ибо негоже было представать перед людьми в подобном виде. Но несмотря на торопливость, девушка оглянулась пару раз на своего спасителя, пару раз улыбнувшись. Почему запомнилось именно это странное событие? Что было такого? Его потом всё равно наказали — за появление на урок к Старому Магу Огня в грязном, неотмытом виде. Почему она не выходила из его мыслей? А ведь семь лет прошло с тех пор… Молчал упорно, пресекал любые расспросы брата о своём приключении. Ни слова не мог вытянуть из него Шакхар, как ни старался. Меняться стал во взгляде Ур-Грох, ещё мягче стал к людям, ещё почтеннее обращался к Старому Магу Огня, ещё трудолюбивее и смиреннее обучался наукам. Замечал это старший брат, хмурился, видя его излишнюю доверчивость учителям-морра. Но ни словом не обмолвился перед отцом по возвращении, дабы не огорчать того, не разочаровывать. Любил Ур-Гроха сильно, как всякий брат брата. Потому, как мог, приглядывал за младшим. Страшился ныне Ур-Грох слов шаманских, знакам Матери-Земли был предан и видел в ночной буре с юга и в жестоком небесном ливне севера, вместе нависшими над Неморой, весьма дурные знаменья. Страшился будущего младший сын Гор-Таша. Кто знает, сколько времени утекло, с начала его думы… да уснул Ур-Грох, но спал, ворочаясь с бока на бок, ибо тревожно ему было с лихвою…