·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
В благоприятный день поездка в карете из Лондона домой занимала час. Сиэль не был уверен, сколько времени это займет сегодня. Но казалось, что прошли годы. Это был не самый удачный день. Голова все еще кружилась, пока экипаж с грохотом катился по мокрым мощеным улицам. К тому времени, как беспорядочные трущобы окраин Лондона исчезли в промокшем пастбище за окном, он чувствовал себя более ясно, остро. И задолго до того, как дорога начала петлять по разбитым равнинам к хребту, соснам и его дому, мысли графа стали мучительно неизбежны. Он сосал палец своего слуги, как обычная уличная шлюха. И принял его внутрь себя. И просил еще. Сиэль прикусил губу. Почувствовав вкус пальца демона, он наполовину возбудился; где-то в глубине сознания граф ожидал, что Себастьян захочет от него чего-то большего. Дворецкий ведь угрожал, не так ли? На кухне прошлой ночью. От одной мысли о том, что его заставят взять это в рот, Сиэлю стало жарко, тошно и головокружительно. Он предпочел бы вообще не думать о таких вещах. Однако прикосновение демона обожгло его между ног. Оно вошло в него так мягко. Пронзило так остро, и он открылся. В этот короткий дрожащий миг граф был готов ко всему. Сиэль затаил дыхание, и эта мысль крепко засела в его сознании. Он был готов к тому, что Себастьян завладеет им. И был достаточно глуп, чтобы показать это. А дворецкий проигнорировал приказ. Демон хоть раз щадил его? Каждое слово, каждый взгляд были поводом для мучений. Отговоркой для неподчинения. Он дал своему слуге разрешение, дал ему слишком откровенное предложение — и даже в пустой карете щеки мальчишки все еще горели — а Себастьян ничего не сделал. Он лишь довел своего господина до края со своей обычной безжалостной эффективностью и сейчас вез его домой. — О черт, — произнес вслух граф Фантомхайв в наступившей тишине, и это ничуть не помогло. Дворецкий был возбужден, Сиэль знал об этом. Но демон ничего не хотел. Было бы даже лучше, если бы он это сделал. Мальчик застонал, уткнувшись в рукав своего плаща. Было бы почти лучше, если бы Себастьян просто сделал то, что он ожидал, сделал эту чертову штуку и покончил со всем этим беспорядком, и он вновь смог бы выдохнуть. И если граф держал эту мысль в голове, она жгла его изнутри. Экипаж остановился у подножия парадной лестницы. Как всегда. И Сиэль, как всегда, вышел, хотя взгляд его был устремлен прямо перед собой. Себастьян ждал, протянув руку. Ребенок проигнорировал его. И когда Мэйлин открыла входную дверь, ожидая на верхней ступеньке лестницы, он не стал подниматься. Граф услышал, как карета медленно отъехала по гравийной дорожке за угол дома, и замешкался. Если он подождет, то никогда не заговорит об этом. Он войдет внутрь и снова окажется дома. Настоящее станет Прошлым. Но ему хотелось знать, и если позже он поддастся и спросит, это только покажет, как много он об этом думал. А граф думал об этом. Сиэль обошел дом с другой стороны, крепко держа трость за спиной, и вот так он во второй раз за день последовал за дворецким в конюшню. Мальчишка никак не планировал сделать это своей привычкой. Карета все еще стояла у открытой двустворчатой двери, и граф медленно обогнул ее. Здесь было тускло и соломенно пыльно, и он нашел слугу скорее по топоту лошадиных копыт, нежели разглядев темную фигуру. Сиэль остановился перед стойлами, наблюдая, как Себастьян снимает тяжелые уздечки с упряжи и заменяет их прочными пеньковыми недоуздками. Руки дворецкого в перчатках легонько прошлись по мордам лошадей. Он не обернулся. — Милорд. Я вернусь внутрь через минуту. — Мой обед. — Я в курсе, юный господин. Рэнсом снова отказался от овса. Сиэль уставился на него. Лошадь. Демон имел в виду лошадь. — Я так понимаю, вам что-то нужно, мой лорд? — дворецкий торопливо стряхивал пыль с черных перчаток. — Нет. — Понятно, — Себастьян повернулся к карете и поднялся по чугунной ступеньке к облучку кучера. Он отцепил тяжелый кнут от крепления рядом с подножкой и сунул его под мышку, чтобы вновь спуститься. — Мне известно, что ваш обед должен был состояться восемнадцать минут назад, господин. Я постараюсь сделать все как можно быстрее. — Нет, — повторил Сиэль, и дворецкий остановился в нескольких шагах от него. — Нет, милорд? Ребенок не сводил глаз с покрытых паутиной стропил над дверью конюшни, с прибитой к бревнам на удачу подковы. — Ты ослушался меня, — он сглотнул. — Сегодня в карете, — и рискнул посмотреть. Граф знал, что Себастьян не упростит ему задачу. Он ожидал пустого выражения лица, притворной невинности. Он не ожидал, что демон пожмет плечами. — Я не знал, что это был приказ, мой лорд. Неужели этот ублюдок собирается так легко, так просто говорить о таких вещах? Сиэль заложил руки за спину. — Я не предполагал, что потребуется приказ. — Что ж, молодой господин, — задумчиво произнес Себастьян. — Видите ли, это был скорее вопрос времени. Мы и так достаточно опоздали без дальнейших задержек. — Ясно. И в этом вся причина. — Слуга Фантомхайва должен очень серьезно относиться к своему расписанию, милорд. Дворецкий насмехался над ним, и это жгло кожу графа, как кислота. Он обернулся и увидел демона, перекатывающего в руках, затянутых в перчатки, отполированный прут хлыста. — Разве это недостаточная причина, господин? Сиэль ничего не ответил. — Кроме того, — тихо сказал Себастьян, словно он был один в пыльной тишине затененных конюшен. — Ветер сегодня был холодным, и я подумал, что будет разумнее отвести лошадей домой. — Ты беспокоишься за мой экипаж, не так ли? — мальчишка не смог скрыть острой горечи в голосе. — Это обычный способ обращения с животными, мой лорд, — дворецкий взмахнул запястьем, и длинная плеть кожаного кнута щелкнула резко, как выстрел. Сиэль вздрогнул. Лучше бы он этого не делал. В стойлах позади них беспокойно заржала одна из лошадей. — К чувствительному существу нужно относиться с осторожностью, — Себастьян наклонил темноволосую голову. — О нем нужно заботиться и быть предельно внимательным. Если вы будете бездумно размахивать кнутом, вам никогда не удастся его приручить. Демон уже говорил эти слова раньше, граф запомнил. В цирке, несколько недель назад, когда Себастьян впервые вышел на арену и встретился лицом к лицу с тигром и девушкой-укротительницей животных с плетеным кнутом; тогда дворецкий заговорил с ней. Еще до того, как был убит последний член цирковой труппы, до того, как Сиэль приказал демону сжечь поместье барона, до того, как они впервые проникли в труппу, или, солгав, выведали их секреты, или что там Себастьян делал с укротительницей перед самым концом. Их концом, концом каждого из них. Огонь. Граф перевел взгляд на дворецкого. Красивое бледное лицо было приятно спокойным. Однако темные глаза были сосредоточены. Янтарь и топаз. Демон наблюдал за ним с неизменной и нескончаемой безжалостностью. Сиэль знал, что сильно покраснел. Он никак не ожидал, что слуга сделает это легко. Но мальчик задался вопросом, ненавидел ли он когда-нибудь Себастьяна так сильно, как в этот момент? — Ясно, — немного запыхавшимся голосом произнес он. — Достаточно веская причина. — Так и есть, господин, — сказал дворецкий, снова пошевелив запястьем, и хлыст зашевелился в соломе у их ног. Кончик прошелся по начищенным носкам сапог Сиэля. — На самом деле две веские причины и третья: вы были в полубесчувственном состоянии от опиума, милорд. Скорее спали, нежели бодрствовали. Горло графа сдавило так сильно, что он едва мог говорить. Демон должен знать, чего стоили его господину эти слова в карете. И чего они стоили ему сейчас. — Ты думаешь, я не осознавал, что говорю? — Ох, — сказал Себастьян. — Думаю, так оно и было, мой лорд, — он склонил свою темную голову, а когда поднял, его взгляд был ядовито ярким. — Вы точно знаете, чего желаете. Однако я всегда намеревался смотреть вам прямо в глаза, когда овладею вами. Наступила тишина. Дворецкий повернулся к стойке для седел, чтобы повесить хлыст. Сиэль мог лишь стоять. Он сглотнул от жжения в горле. И вышел обратно к яркому дневному свету, гравийной дорожке, эху голых парадных ступеней и взволнованному реверансу Мэйлин у двери. В холле он бросил шляпу и трость на мраморный пол. С трудом вылез из плаща и оставил его там же. Граф поднялся в свой кабинет и, закрыв дверь, прислонился к ней. Он не паниковал. Разумеется, это была не паника. — Черт, — сказал Сиэль. — Проклятье.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Сиэль не спустился к обеду. Он не поднял глаз от стола, когда вошел Себастьян, чтобы объявить об этом. — Я съем его здесь, — сказал он. Холодно. И перевернул страницу лежащей перед ним папки, словно цифры французского экспорта «Фантом» были единственной вещью в его голове, и будто бы он не был болезненно осведомлен о темной фигуре в поле своего зрения. — Как пожелаете, господин. Дворецкий вернулся через несколько минут с подносом, накрытой баранчиком тарелкой и хлебом с маслом, и граф остался работать в тишине, с запахом сливочного супа из спаржи и отвратительной головной болью. И все же он поел. Ему нужно было что-то делать. Самодовольство демона. Его уверенность... Сиэль почувствовал тошноту. Он попытался читать. Он не смог. Ему нужна была стратегия, но у него ничего не было. И мальчишка опустил голову на стол. Граф оставался в кабинете до конца дня. Он принес три стакана воды из умывальника в ванной и выпил их. Не позвонил, чтобы принесли чай, хотя ему отчаянно хотелось. Его руки казались ледяными. И Себастьян ничего не делал. Дворецкий собирался заставить его спросить. Сиэль не собирался спрашивать. Без пяти семь он услышал легкий стук и выпрямился за столом. Он не мог нормально дышать с того момента, как слуга открыл дверь кабинета. Это было слишком, даже само передвижение демона по комнате. Эти гнусные глаза были невыносимы. Граф не мог поверить, что он когда-либо попросил эту тварь стоять ночью рядом с его кроватью. Не мог поверить, что приказал ей остаться в тот первый странный вечер, когда усадив к себе на колени, она рассказывала историю и касалась его, чтобы позже показать ужасное наслаждение от своего рта. День святого Валентина. Сиэль вздрогнул. И он позволил это. Хотел ощущать рядом с собой теплое молчание демона. Чего он ожидал? Казалось, это было так давно. И воспоминания были такими же глупыми, как если бы он где-нибудь про них вычитал. В присутствии Себастьяна не было никакого спокойствия. — Ваш ужин готов, милорд. Мальчик не собирался отрывать взгляд от своей работы. — Знаю. Пауза. — Булочки остынут, если вы не сядете за стол в скором времени, юный господин. Сиэль вздохнул и, отложив папки, спустился вниз. Однако он шел немного медленнее, чем следовало бы. И в самом деле. Была ли еда там, чтобы его накормить, или же он сидел за столом только лишь для удобства? Себастьян, казалось, не понимал разницы. Ужин был превосходным: тушеная говядина в блестящем отблеске красного вина. Булочки, конечно же, были теплыми. И каждый укус был настоящей пыткой. Демон наблюдал за ним. Граф это чувствовал. Подношение вилки ко рту, его губы у края стакана, движение бедер по обеденному стулу. Складка воротника рубашки впилась ему в горло. Дыхание в легких. На висках выступили капельки пота. Он боялся смотреть на своего слугу, потому что знал, что Себастьян будет улыбаться. Ему хотелось закричать, но он не знал, что сказать. На десерт было молочное желе. Сиэль сумел съесть два кусочка. Однако он не отодвинул креманку, хотя и сидел, уставившись на нарисованных бабочек вокруг позолоченного края. Потому что, если так сделать, трапеза закончится. Дворецкий отодвинет стул, и он вновь окажется наверху, в тишине кабинета, а затем наступит время принимать ванну и раздеваться, но мальчишка еще не был готов, не сегодня ночью, не к этим глазам и этому особенному взгляду, скользящему по его телу. Часы пробили без четверти восемь. Он сидел за столом уже сорок пять минут и почти ничего не ел. Ничего не поделаешь. Сиэль отодвинул креманку, Себастьян поклонился, и вечер вошел в свою неизбежную колею. — Я зажег для вас огонь в вашем кабинете, молодой господин, — дворецкий следовал за ним по пятам по длинной лестнице. — Меня там не будет, — сказал граф, и это было лишь возражение, но он не хотел сидеть целый час в ожидании. Размышляя. Ему до смерти надоел весь этот день. — Холодно. Я почитаю, как только лягу в постель. Наполни ванну. Пауза. — Как вам будет угодно, мой лорд. Себастьян бросил на него быстрый взгляд, когда он проходил мимо в сторону спальни, тихо и ужасно забавляясь, и Сиэль остановился в коридоре. Но идти было некуда. Спрятаться было негде. И ребенок вошел в кабинет, чтобы поискать на столе среди книг и бумаг то, что ему было нужно, и избежать звука шагов дворецкого в прохладном эхе ванной. Он нашел его под стопкой налоговых отчетов. Журнал «Стрэнд», и мальчик медленно вернулся в свою комнату, дабы оставить его на комоде. А затем демон молча ждал в дверях, и ему пришлось идти. Ванна оказалась такой же устрашающей, как и представлял себе Сиэль. И он даже не смотрел на Себастьяна. Не сводил глаз с коврика, пока его раздевали. Медленное обнажение собственного стыда. Граф стоял неподвижно, держась за край ванны, пока дворецкий разматывал муслиновую повязку с его ноги. И когда он шагнул в ожидающую воду, то погрузился в нее глубоко, его мысли были сосредоточены на чем-то другом. Почти. Он пытался. Не хотел ни о чем думать. Он не собирался думать. Но как он мог все еще чувствовать, что демон наблюдает за ним? Взгляд, словно след когтей, скользящий по груди, животу. И ниже. И мальчишка все еще мог видеть, даже не глядя, детали их рутины. Движение рук Себастьяна и мягкое полотенце, лежащее на деревянной тумбе. Расстановка мыльницы и мочалки. Черный фрак висел на спинке стула, и Сиэль взглянул на дворецкого. Слуга закатывал рукава, и его худые предплечья были такими же бледными, как и сама накрахмаленная рубашка. Рядом с мочалкой стояла стеклянная баночка с жидким кастильским мылом, и граф откашлялся, потому что это не входило в их обычай. — Не стоит беспокоиться о моих волосах. Себастьян не ответил, выливая на ладонь капельку золотистого мыла. А потом он поднял взгляд. — У вас свои обязанности, милорд, а у меня свои. Сиэль закрыл глаза. Спрятаться было негде. Он почувствовал, как крепкие пальцы скользнули по его влажным волосам. Сильные, медленные, гораздо медленнее, чем было необходимо, и граф заставил себя сидеть спокойно. Сидеть напряженно. Воздух наполнился запахом лаванды. Пена пузырилась у него в ушах и стекала горячей струйкой по шее. Руки Себастьяна последовали за ней, проводя по его голове, пока слуга глубоко втирал мыло в волосы своего господина. Было приятно. Демон знал это. Сиэль почувствовал, как его плечи расслабились. Голова была тяжелая. И он прикусил губу. Пузырьки щекотали ему лоб и скользнули вниз к пушистым ресницам. Сиэль крепче зажмурился, ожидая жжения, однако пальцы дворецкого ловко убрали полоску пены обратно. Пригладили волосы и провели по затылку длинными скользящими движениями. От этих прикосновений по спине и коленям графа пробежала горячая дрожь. Вчерашний порез пульсировал в арке стопы. Он невольно откинул голову на руки Себастьяна. В ванной было тихо, и Сиэлю показалось, что он услышал вздох дворецкого над собой. Его тело затрепетало. И он вырвался из рук демона, погрузившись под горячую воду, и смыл пену с волос. Когда мальчик, моргая, вынырнул, слуга держал наготове белоснежное полотенце. И граф вылез из ванны. Он позволил демону обернуть полотенце вокруг хрупких плеч и вернулся через тусклую гардеробную к своей кровати. Сиэль услышал, как Себастьян взял свой фрак, выпустил воду и выключил свет позади них. Войдя, дворецкий бросил пиджак в изножье кровати господина. Ребенок не оглянулся. Гул тепла все еще согревал его, пока слуга вытирал иссиня-черные волосы, ниспадающие на аккуратные маленькие ушки. Тонкую шею, проходясь вниз по обнаженной груди. Стройным бедрам. И граф пытался найти любое другое место, лишь бы не смотреть на Себастьяна, но демон стоял на коленях у его ног, проводя мягким полотенцем по изящной икре, и Сиэль был не в силах отвести взгляд. От линий плеч и темной пряди волос, скользнувшей по опущенным угольным ресницам. Изгибу предплечий. Тонким рукам в перчатках, все еще влажным. От части раздвинутых коленей, и мальчишка прочистил горло. Это произвело слишком много шума. Он боялся, что Себастьян поднимет на него глаза. Затем дворецкий, наконец, закончил, и граф потер свои обнаженные руки в ожидании, однако дворецкий не потянулся за ночной рубашкой. Даже не взглянул на нее. Демон отложил полотенце и протянул руку. — Подойдите ближе. Все тело похолодело. Сиэль почувствовал слабость. — Не смей указывать, что мне делать, — сказал он. Себастьян наклонил голову, наблюдая за ним. И вздохнул. — Подойдите. Пожалуйста. Мой господин. И что должен был сделать Сиэль? Каждое проявление послушания было очередной уступкой. Лицо слуги казалось терпеливым, но его глаза с длинными ресницами были острыми. Нечитаемыми. Граф отвернулся. Он не пошевелился. Дворецкий вновь вздохнул, более коротко. И, схватив мальчишку за запястье, притянул его ближе, и Сиэль шагнул вперед; он едва мог дышать, когда теплые руки легли на его бедра, осторожно обхватив, а губы демона коснулись впалого живота. Провел рукой по тазовым косточкам. И наклонился к бедру, и это было почти чересчур — рот слуги. Граф чувствовал, как трепещет его оголенный член, такой же горячий, как и румянец на щеках. Он не хотел смотреть. Вместо этого Сиэль перевел взгляд на темные опущенные ресницы Себастьяна. Его охватила дрожь. В комнате не было холодно. — Вам это нравится, мой лорд? — демон не поднял глаз. И ребенок выдохнул: — Да. — Да, — медленно произнес дворецкий с нескрываемым удовлетворением. Его язык ощущался горячим на бедре. — Я так и думал, господин. Мне показалось, вы этого хотите. И он посасывал нежную кожу, и это обжигало. Его кости. Его веки. Его горло, и граф отдернул ногу от прикосновения Себастьяна. — Не так, — сказал он. Демон, убирая прядь волос, сел на пятки и посмотрел на него. — Милорд, — вопрос, его глаза были такими же плоскими и глупыми, как у собаки. — Не так, — ни единого прикосновения, похожего на шоколад, ни влажных следов на его коже, ни нежных губ на теле, пробующих на вкус. Не так, как если бы он был девушкой. И если ему придется объясняться, если дворецкий собирался заставить его сказать это... — Я думал, вам доставит это удовольствие, господин, — взгляд Себастьяна был тверд. Его брови изогнулись. — Вам пришлось сие не по нраву? В груди яростно загудело. Демон считал себя настолько умным. О, он думал, что точно знает, чего они хотят, все они. Но не Сиэль. Слова дрожали у него на языке. — Мне это не нужно, — сказал он. — Мой лорд, — и глаза Себастьяна сузились, забавляясь. Злонамеренно. — Вам достаточно и полувздоха, чтобы излиться на ковер. И вы ожидаете, что я поверю в это? У графа горели уши, шея и грудь. Как эта тварь посмела? Его затошнило. — Следи за тем, как ты со мной разговариваешь. — Не будьте таким докучливым, господин. — Докучливым... Дворецкий вздохнул. Он снова встал на колени, и нерешительный взгляд разномастных глаз встретился с безжалостными глазами напротив. Слуга поднял руку, и подушечка пальца в белоснежной перчатке ощущалась прохладной под нежным подбородком. — Сейчас нет смысла протестовать, милорд. Нет ничего такого, чего бы я не делал раньше. Теперь. Вы хотите, чтобы я продолжил, или мне оставить вас в покое? Насмешка в его тоне была невыносимой. Сиэль посмотрел на него. На изгиб тонких губ, на длинные глаза — прекрасные, презрительные. — Тогда можешь быть свободен. — Право, господин, — сказал Себастьян. — Вы просто нечто. Привычка отрицания превознесена до уровня искусства, — рука сжала подбородок графа. Тепло распространилось по щеке. Демон медленно улыбнулся, и все его лицо, казалось, задрожало, как луг на ветру. Сиэлю захотелось отстраниться от насмешливого прикосновения. Ему хотелось расцарапать лицо своему слуге. Он держался очень спокойно. — Я ненавижу тебя. Рука дворецкого скользнула вниз по горлу. — Я был бы куда более обеспокоен, если бы это было не так, милорд, — и Себастьян склонил голову. — Не смей, — хрипло произнес граф. — Не прикасайся ко мне, — ублюдок собирался поцеловать его. Мальчишка поднял руку. Кулак уперся в воротник дворецкого. — Мне приказать тебе? Себастьян остановился. Он облизнул губы, и его резкий вздох обжег лицо Сиэля. — Мой лорд, если... — Ты меня слышал. Демон вновь сел на пятки, сложив руки на коленях. — Господин, — сказал он. Приглушенно. Его бледное лицо было неподвижно, однако мальчик почувствовал колыхание на краю поля зрения. Черная пульсация тени, извивающаяся по ковру между ними, растекалась у босых ног Сиэля. Он ощущал, пошевелив пальчиками, и это было так же странно и тревожно — мягкое горячее давление на его плоть, которое каким-то образом обжигало ледяным холодом позвоночник. — Сказал же, не прикасайся ко мне. — Я не двигался, юный господин, — о, это лицо. Ему определенно потребуется три хороших удара плетью. — Вот это, — сказал Сиэль и махнул рукой на тень, вьющуюся у его ног. — Я чувствую это. Оно чувствует меня? Демон, не мигая, встретился со взглядом напротив. — Да. — Тогда ты прикасаешься ко мне. Я же сказал прекратить. Тень скользила вокруг изящных лодыжек. И выше. Граф задохнулся. — Это приказ, — сказал он, и крепко сжал кулаки. Себастьян посмотрел на него. Щелочки его глаз сузились от злобы. В комнате воцарилась тишина. — Да, милорд. Дворецкий встал. И воздух, казалось, содрогнулся, и виток тени вновь спрятался в аккуратный силуэт черного фрака. Сиэль напряженно стоял, наблюдая. Однако демон больше не смотрел на него, когда потянулся за ожидающей ночной рубашкой и скользнул прохладной тканью по разгоряченному телу. Дворецкий откинул угол одеял своего господина. Подбросил еще одну горсть углей в глубокий рев огня, поднял свой пиджак и, взяв канделябр, закрыл за собой дверь спальни. Граф забрался в холодную постель. Ему хотелось плакать. Нет, он этого не сделал. Не позволил себе. Не мог, потому что сегодня ночью потребность в его теле была слишком сильной. И дело было даже не в том, что язык демона касался его кожи, хотя он и хотел этого. И даже не из-за сильного пальца, скользящего между ног, хотя мальчишка жаждал, жаждал этого, и сунул руку под рубашку, дабы обхватить свое возбуждение. Он мог закрыть глаза и почувствовать, как дрожит в ладони его собственное отчаяние. Он чувствовал тошнотворный прилив уязвленной гордости. Тяжесть чего-то слишком близкого к разочарованию. Крайняя усталость в ожидании сна, который все никак не наступал. Но Сиэль не мог позволить себе плакать от боли в ребрах. Из-за потребности в горячем дыхании Себастьяна в своих волосах и его сильном теле рядом с собой в темноте.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Сначала это был не более чем отдаленный гул ветра под крышей поместья, и Себастьян не обратил на него внимания. Было уже поздно. Так поздно, что было почти рано, а он только наполовину рассчитал смету расходов на предстоящие выходные, которые устраивал его господин. Граф управлял своими деловыми счетами, а дворецкий — домашними — вернее, этим занимался Танака, и каждый кусочек незаконченной работы оседал на коленях Себастьяна, — но ведь это будет бизнес, не так ли? Миссия от ее Величества. Ну что ж. «Фантом» в состоянии заплатить за все. Фаршированные перепела с трюфелями при нынешней экономике стоят недешево. Демон небрежно черканул цену и стальной кончик пера глубоко вонзился в бумагу. Разумеется, он бывал и в худшем настроении. В тот раз в Праге. Чума. Со жнецами. Тогда было почти наверняка худшее настроение. Впрочем, ненамного. Звук вновь задрожал в прохладном воздухе и на сей раз покалывал, отдаваясь гулом в его левой руке, и дворецкий отложил перо. Помоги. Помоги нам. Звал граф. А затем рывок, внутренний импульс через тело демона — имя, которое дал ему господин, было и его намордником, и его силой. Неприятным эхом в крови. Себастьян, сказал ребенок. Беспорядочность звуков. Всхлипывание. Себастьян. Дворецкий хотел проигнорировать это. Но он был связан. Он был тем, кто дал это обещание. В конечном итоге это затащит его в комнату мальчишки. И это почти возбуждало — его имя, срывающееся с уст ребенка. Господин мог отказаться стонать от этого имени в желании, но он всегда будет плакать с ним в страхе. Однако сегодня ночью Себастьян был не в настроении. Маленький чертенок почти умолял об этом утром в карете. Но этого было недостаточно. Разве кто-нибудь из смертных когда-либо желал его столь ясно и сопротивлялся столь холодно? Нет. Нет. Демон с рычанием отодвинул стул и встал. Надев пиджак, он со свечой спустился вниз. Должно быть, паршивцу вновь приснился кошмар. И теперь Себастьян потеряет остаток ночи, три часа, потраченные впустую на то, чтобы постоять в тени у кровати своего господина, прежде чем он сможет наконец уснуть, вскипятить чайник и попытаться уложить весь утренний завтрак в двенадцать торопливых минут. Это был не тот вечер, на который он рассчитывал. Дворецкий прислушался у двери спальни, но это была лишь тень смертной формальности: он услышал плач задолго до того, как достиг конца безмолвного коридора. Демон старательно изобразил улыбку на лице. И вошел; ребенок оказался не более чем горой одеял посреди огромной кровати с балдахином. — Юный господин, — сказал Себастьян. — Вы звали. Где-то под одеялом мальчишка подавлял собственный шум. Было тихо. — Милорд, — дворецкий подошел к кровати, но не поставил свечу, а лишь поднял ее повыше, и в колеблющемся свете кучка одеял казалась очень неподвижной. — Уходи, — жалобно. — Господин. Кажется, вы звали. — Мне ничего не нужно. — Но вы все же звали. — Я не хотел. — Нет, — сказал Себастьян. Они так ни к чему и не пришли. — Вы звали на помощь, милорд. — А ты можешь? — Господин? Одеяла зашевелились, и демон увидел в темноте крошечное личико, глубоко спрятанное в смятых складках. Мелькнула полоска бледного лба, мокрый носик. — Ты можешь помочь? — Мой лорд, — дворецкий увидел темный блеск одного глаза, выглядывающего наружу. В тоне господина было что-то иное: слабое, отстраненное. Этого оказалось достаточно, чтобы пробудить в нем неистовый голод, по спине пробежал жар. Граф не проецировал свой голос должным образом: он не излагал свои четкие маленькие слова, как ряд домино, готовых рухнуть. Он говорил как ребенок, только как ребенок. Демон прикусил внутреннюю сторону щеки. — Вы должны объяснить, милорд. Это был сон? — Нет, — едва слышно. — Мне это не приснилось. Ответа не последовало. И Себастьян вновь задумался об ужасе смертных снов: ночных, неизбежных, и о воспоминаниях, захватывающих их открытые умы. Кошмар невозможно изгнать из человеческой плоти. Из любого живого разума. Даже демон может сказать тебе об этом. Дворецкий и сам редко спал. На то была причина. За последние несколько лет он прощупал список удобств своего господина. Мальчик уже был чистым и теплым, огонь в камине все еще горел. Ну что ж. — Принести вам теплого молока? Тишина. — Молоко, — оборванный звук. — И это твое решение для всего? Теплое чертово молоко? — Да, милорд, — демон смотрел широко раскрытыми глазами, не мигая. — Похоже, это и правда предел, господин, — он не скрывал нетерпения. Гнева. — Вот и все, — слова были быстрыми, проскальзывали в промежутках между всхлипами. — Это все, что у тебя есть. Себастьян почувствовал, как по его собственной коже пробежала дрожь. — Верно, милорд, — он помолчал, размышляя. — Если только вы не желаете чего-то более... конкретного. — Нет, — презрительно. — Но есть что-то, чего вы желаете. Разве нет? — должно быть, есть, если он так громко плакал. Они плачут от голода или боли. Желания наполненности или потребности в освобождении. — Нет, — коротко, невыразимо горько. — Ты не поймешь. Кости демона были твердыми, как лед. Утрата, имел в виду его господин. Дворецкий едва не поддался искушению ответить. Спросить эту хнычущую мелочь: знаешь ли ты, кто я? Кем я был? Кем я больше никогда не буду? Его почти подмывало заговорить. Но это было бы объяснением, а объяснение означало бы, что ему хотелось быть понятым. Ты не поймешь. Он не был ребенком. Он был совсем не похож на ребенка. Он ничего не сказал. С кровати графа донесся влажный звук. — Ты не можешь, ведь так? — в раздраженном тонком голосе появилась новая нотка. Теперь демон видел оба всматривающихся глаза. — Можешь? — требование. Как будто от ответа зависело слишком многое. Словно граф знал, что его слуга не может лгать. Дворецкий стиснул зубы. — Мой лорд, — сказал Себастьян, и прежде чем произнести эти слова, он позволил холоду в своем голосе заглушить их. — Дело не столько в том, понимаю ли я чувства смертного, господин, сколько в том, достаточно ли мне платят, чтобы я заботился о них в половине третьего ночи. Было тихо. Затем раздался тихий шум, почти рычание, маленькое существо сплюнуло сквозь зубы. Демон еще не закончил с ним. Он смягчил свой голос: — Однако я с удовольствием принесу вам немного молока, если вы пожелаете. Глаза посмотрели на него. И снова исчезли, а одеяла свернулись плотнее. — Просто убирайся. — Возможно, с медом. Разве это не то, что вам нужно, милорд? — Убирайся, убирайся, — влажный, булькающий звук. — Я не хочу тебя. — Разумеется, господин, — вспышка гнева. Себастьян повернулся к двери спальни. Однако он услышал шепот под одеялом. — Я не хочу тебя, — и всхлип. — Я не хочу тебя. Господин плакал о другом, о чем-то другом. Из-за холодной подушки рядом с ним и его одинокого сердцебиения в тихой комнате. Себастьян закрыл за собой дверь и поднялся по голым ступеням в служебные помещения. Его шаги не отдавались эхом на деревянной лестнице — он прислушивался. Дворецкий все еще слышал их. Протяжные и жалобные звуки. Шаги не отдавались эхом, и демон знал, что он всего лишь один из многих призраков в доме Фантомхайва. Господин был зол. Однако ребенок должен был быть благодарен. Обращаться так с демоном — позвать Себастьяна к своей постели и отвергнуть — он должен был быть благодарен, что получил лишь горстку слов, а не когти в спину и член, глубоко засунутый во влажный рот. Дворецкий вздрогнул. Его спина болела от потребности в этом. Он должен был трахнуть мальчишку, пока у него была такая возможность. В карете. Или прошлой ночью, или в любой другой момент, когда он видел, как беспомощно смягчается этот холодный синий взгляд. Ему не следовало полагаться на нерешительность своего господина. Как и на силу своего собственного терпения. Терпение. Граф отчаянно нуждался в его прикосновении. Это чувствовалось в каждой линии маленького тельца. В его неровном дыхании, в том, как сжимались сахарные губы, когда Себастьян наклонялся к нему чересчур близко. И так было всегда. Каждый раз. А почему бы и нет? Смертные ненавидели, когда он приближался к ним достаточно близко, и это было слишком восхитительно, чтобы сопротивляться. И ребенок оказался более чувствителен к этому, чем кто-либо другой. Одного взгляда было достаточно, чтобы на этих щеках вызвать прелестный румянец осознания. Прикосновения к хрупкому плечику было достаточно, чтобы он вздрогнул. Себастьян чуть не замурлыкал, увидев нежное набухание крошечного члена, мучительно дрожащего, когда он поцеловал обнаженное стройное бедро. И этого оказалось недостаточно. Демон зашипел на пустой лестнице. Он недооценил своего господина и спровоцировал четкий приказ. Дворецкий не мог этого допустить. Он устал терпеть, и в ноздрях у него горела серная горечь. Гул звучал у него в ушах, но он все еще слышал рыдания, когда закрывал дверь спальни. Когда опускался на колени на деревянный пол своей пустой комнаты на чердаке и вытаскивал спящую кошку из-под тени кровати, на которой он никогда не будет спать. Она не хотела быть потревоженной и оцарапала его. Он положил ее себе на колени и крепко прижал мягкую головку к своему бедру, отцепив один за другим когти от запястья. Безутешный ребенок плакал по ночам. И Себастьян удивлялся, наблюдая, как темная царапина набухает на коже, пока он смотрел, как кошка облизывает его обнаженное запястье. Демон задавался вопросом, как далеко ему придется уйти от этого места, этого гнезда смертного греха, прежде чем плач мальчика станет лишь эхом в его крови.