***
Они вызывают таксишку к автобусной остановке возле кладбища и ждут её целых двадцать минут, так что Ян успевает окончательно задубеть. Как чувствует себя постоянно мокрая от слёз и соплей Диана, он даже думать не хочет. Один Михаил в своей кожаной куртке выглядит словно снегирь с новогодней открытки. Дымить он почти не прекращает, как и говорить. Ян узнаёт, что они знакомы с Ильёй четыре года, что Михаил подобрал его на какой-то вписке у общего кореша и почти сразу усыновил. — Я научил его всему, — хвастается он. Но чему именно — не рассказывает. Приезжает такси. Михаил скармливает Диане какую-то таблетку и даёт запить морсом из пластиковой бутылочки. — Я сам тоже, — поясняет он, — а то бы рыдал, как белуга. Я уже… А знаешь, почему никто из друзей не пришёл? Потому что он был скрытный, как спецагент. Я даже с его парнями с работы связаться не смог, а они бы точно хотели прийти попрощаться. Я даже не уверен, сообщил ли им кто-то, что он умер. В машине тепло, по радио играет жизнерадостная All That She Wants группы Ace of Base. Однако таксист ведёт так, что почти сразу их с Дианой, сидящих на заднем сиденье, начинает укачивать. Ян пытается дышать ровно и смотрит только вперёд, но тошнота всё равно нет-нет да подкатывает к горлу. Из машины он выбирается совсем бледный, Диана просто громко заявляет, что сейчас блеванёт. — Надо конфетку на такие случаи держать с собой, — советует Михаил. «Умник, блядь», — думает Ян. Они загружаются в какое-то предложенное Михаилом заведение. Яну наплевать, где сидеть. Хочется вернуться домой и проспать часов десять-двенадцать, и чтобы никто не трогал и не рассказывал про всякие висящие на шкафах трупы. Картинка перед глазами почему-то встаёт очень чёткая. Ян смаргивает её раз за разом, но она постоянно к нему возвращается. Будто это не Диана, а он сам нашёл мёртвого Илью. Зачем ему это всё? Он ведь даже понятия не имеет, кто этот Илья такой — мёртвый бойфренд его младшей сестры, о котором он раньше не слышал ни слова. Заведение представляет из себя тёмное подвальное помещение, не то бар, не то вшивенький ресторанчик японско-итальянско-русской кухни. — Обязательно нужно заказать блины, — заявляет Михаил, забурившись в меню. — Ты что-нибудь хочешь? — спрашивает Ян Диану. Она с безразличием пожимает плечами. — Надо поесть, — уговаривает её Ян, но добивается только ещё одного непонятного жеста, мол, мне всё равно. Ян решает взять им кофе и блины — с вареньем, со сгущёнкой. Михаил настаивает, что нужно помянуть усопшего алкоголем, и они берут ещё водки. — Только ты не пей, пожалуйста, — просит Диану Ян. Кажется, что, если она ещё и напьётся, это будет совсем конец света. — Ну, немножко же, — показывает пальцами Михаил. — Чуточку для уважения к покойному. Яну не нравится, но он решает не спорить. Оставляет их вдвоём ждать заказ, а сам уходит в туалет. Там неожиданно светло и не воняет, играет тихая музыка. Ян долго стоит перед зеркалом и греет руки в горячей воде. Поблизости никого нет. Полдень, и первые работяги подтянутся на обед только через час-полтора. — У тебя телефон звонил, — говорит Михаил, когда Ян возвращается. Водку уже принесли, и он разливает её по маленьким стопочкам. Откуда-то появляется кусочек чёрного хлеба. Михаил кладёт его на полную стопку и лезет что-то искать в телефоне. — Он не любил фотографироваться. Но у меня есть одно общее селфи. Он опирает телефон о подставку для салфеток и придвигает к нему стопку с хлебушком. На фото его собственная рожа с огромным носом, изогнутая, как в самоваре, а за его плечом Илья — улыбается, два верхних клыка чуть выдаются вперёд, из-за чего улыбка кажется слегка вампирской. «Симпатичный», — думает Ян тоскливо. — Вот, как будто и меня поминаем, — кивает Михаил на стопку перед совместным фото. — Чувство на самом деле такое, как будто и правда частичка души умерла. В голосе Михаила нет-нет да проскальзывают глумливые нотки, и Ян никак не может понять первопричину их происхождения. Постирония это такая или что? Он достаёт из куртки телефон посмотреть, кто звонил. Диана тем временем обращает внимание на фотографию Ильи с Михаилом. Она почти ложится на стол, чтобы быть поближе. — А у меня нет ни одной его фотографии, — говорит она. Успокоительное подействовало, и она хотя бы уже не рыдает, однако вид у неё до сих пор опухший и жуткий. Волосы под шапкой оказываются всклокоченные и грязные. Ян с болью думает, что это нечестно, что на неё постоянно сыпется какое-то несчастливое дерьмо. Диана и так никогда не пылала жизнерадостностью. А тут постоянно кто-то умирает, тем более такой близкий. — Вы давно начали встречаться? — спрашивает Михаил, обратившись к Диане. — Я… — Она немного теряется. — Я не помню точно. Где-то летом. У нас были не очень хорошие отношения, — с горечью добавляет она. — Я виновата, я его оттолкнула, я ему сказала, чтобы он убирался, а он потом пошёл… и вот так. Ян эту историю выслушал раз двести, поэтому без зазрения совести отвлекается и читает, что ему наприсылал Миша. Звонок тоже был от него. «Ты сегодня заедешь?» — спрашивает он. «Нет, я не могу. Мне, наверное, придётся опять с Дианой побыть. Ей плохо». «Понятно». Яну хочется написать что-нибудь ещё, чтобы разговор продолжился, но он просто блокирует телефон и убирает в карман. Приносят блины и кофе. Ян сначала глотает кофе, потом закидывает в себя водку — выпивают не чокаясь — и только после этого принимается за еду. — Я ему говорил, ложись в стационар, — рассказывает Михаил, наколов кусок блина на вилку и обмакнув его в сметану. — Это было ещё осенью. Я к нему приезжал, Илюша совсем грустный был. Я ему говорил, всё плохо закончится, надо что-то делать, он меня не слушал. Я ему и психиатршу свою хорошую предлагал. Ну что я должен был сделать, насильно его за ручку к ней отвести? Я таких, как он, повидал вагон и маленькую тележку. Никогда не знаешь, у кого стрельнёт, кто-то годами грозится выпилиться. А тут… — Он вдруг откладывает вилку и трёт глаза под очками. Ян наконец замечает, что скрывает его отстранённая бодрость с оттенком цинизма. — Я не ожидал, — говорит Михаил, и с его большого носа на стол капает слеза. — Извините, — говорит он и хватается за салфетку. — Он был реально классный. Смешной. — Он мне помогал, — подхватывает Диана. — Он меня жалел, он мне работу пытался помочь найти. А потом он мириться пришёл с этими конфетами, а я… — Из-за чего вы поругались? — спрашивает Михаил. Вопрос хороший. Ян несколько раз пытался это у Дианы узнать, но так ничего и не добился. По какой-то причине она наотрез отказывалась это обсуждать. И теперь на неё снова накатывает непонятный ступор. Диана молчит. — Он про тебя ничего не рассказывал. Он упоминал как-то одну девицу, но, если это была не ты, я не имею права распространяться о специфике их взаимодействия. Но вообще я не очень понимаю… Ты знала, что он гей? Диана с шумом втягивает в себя воздух. — Так ты знаешь? — спрашивает она. «Ни хуя», — думает Ян. Илья гей и встречался с его сестрой? — Я думал, он тебя любил, а ты его отвергла, — говорит он. — Что? Нет, всё было наоборот! — возмущается Диана. Михаил делает сложное лицо и наливает себе ещё водки. — Он тебя отверг, но при этом он пришёл мириться, и ты швырнула в него конфетами, так? — уточняет Ян. — Уф, — комментирует Михаил, — конфетами — это жёстко. Он выпивает и закусывает блином. — Чё, реально? — Ян не верит. — Ты влюбилась в него, а он не стал с тобой встречаться? Но ты же говорила, вы были вместе. — Так мы были. — И что тогда дальше пошло не так? — Действительно, — патетично вопрошает Михаил, — что могло пойти не так? — Да блядь. — Ян проводит руками по лицу и откидывается на спинку диванчика. Стал бы он сам встречаться с девушкой? Едва ли. Чёрт знает, что у этого Ильи было на уме. Может, какой-нибудь кризис ориентации. Поэтому он покончил с собой? — Мы поругались, потому что у нас ничего не получилось, — говорит Диана принуждённо. — Ну, само собой. — И что, он из-за этого? — озвучивает свои мысли Ян. Михаил снисходительно улыбается. — Ой, я тебя умоляю. Ему было похуй. Проблема в другом, я же говорю, он был болен. — Ну, что значит болен? Это же не происходит вот так вдруг и без причины. Депрессия — это же не какой-нибудь панкреатит. — Панкреатит и не происходит вдруг без причины. Ему предшествует множество факторов: неправильный образ жизни, наследственность, влияние окружающей среды. — Наследственность при панкреатите, серьёзно? Что-то Яну подсказывает, что этот козёл заливает. — Учи матчасть, — отвечает козёл с невозмутимым видом. Яну хочется послать его на хуй, но он делает над собой усилие. Они здесь не для того, чтобы сраться. Диана рыдает, этот козёл, судя по его словам, тоже рыдал. Ян представляет, что чувствовал бы, если бы Миша внезапно покончил с собой. Скорее всего, был бы просто в ярости. Пока все молчат, он достаёт телефон и лезет проверять диалог. Это абсурд, но от того, что Миша онлайн, немного отлегает от сердца. Его близкие живы. Пока что. Ян замечает, что Диана даже не притронулась к своим блинам. — Поешь, пожалуйста. — Он пододвигает к ней ближе плошку с вареньем. Диана нехотя берётся за нож и вилку. Михаил некоторое время за ней наблюдает, затем переводит взгляд на свой телефон с открытой их совместной с Ильёй фотографией. — Я звонил ему ночью первого числа. Он не стал брать трубку, а сообщения прочитал, но не ответил. Это было часа в четыре утра. Я подумал, что у него очередной приступ неприязни к окружающим, у него иногда случалось. — Он тяжело вздыхает и замолкает. Потом вдруг тянется за телефоном. — Вот, он мне отвечал в последний раз… — Он пролистывает сообщения вниз. Ян не хочет знакомиться с этим Ильёй, когда он уже умер. Какая-то странная фигня. Будто, если узнает про него как можно меньше, избежит чего-то плохого. — Вот, я ему видео присылал, смешное видео, кстати. — Вместо того чтобы зачитать сообщения, Михаил заставляет их смотреть тупой видос, где женщина изображает из себя вселенную, пришедшую на приём к психологу. Диана смотрит очень внимательно, как будто в этом есть какой-то смысл, и Яну становится её с новой силой жалко. Когда видео заканчивается, Михаил возвращает телефон себе и говорит, что Илья ответил, что он еблан и «я же просил не скидывать мне эту хуету». Михаил улыбается. — Ну, смешное же видео, — говорит он, как бы ни к кому конкретно не обращаясь. Ян наливает себе водки и выпивает. Морщится, когда спиртом бьёт в нос. В том, что видео хуета, он с Ильёй абсолютно согласен. Они сидят ещё час, может, чуть больше. Ян несколько пьянеет, а от этого погружается в мразотное вязкое состояние, когда ничего вокруг не нравится, люди противны и хочется остаться скорей одному и уснуть. Он жалеет о том, что вообще согласился выпить: был бы сейчас хотя бы в собранном виде, спокойно доехали бы домой. Теперь же ему приходится пинать кроме расползающейся лужей Дианы ещё и себя самого. На прощанье Михаил зачем-то обменивается с ними контактами, обещает, что ещё свидятся, и долго обнимает Диану, словно она ему родная сестра. От встречи остаётся впечатление неуютной незавершённости, словно самое главное так и не состоялось. О чём они поговорили? О какой-то хуйне. Выясняли у Дианы, трахнулись они с Ильёй или нет. «О господи, — думает Ян, — зачем?» Неужели это то, что нужно обсуждать, когда кто-то умирает? Вопрос, который волнует лично его больше всего, остаётся открытым: почему Илья это сделал? Что такое происходило у него внутри? Пока едут в метро, Ян крутит и крутит его у себя в голове, сам не понимая, какая ему, в общем-то, разница. Сказали же, он болел. «Повесился, — думает Ян, — повесился». А если бы нет? Домой он отправляется не к себе, а в неуютную бабушкину квартиру, где одна кукует Диана. Единодушно решают пойти поспать, потому что накануне оба сильно не выспались. Диана закрывается у себя, а Ян устраивается в проходной комнате на диване, где ночевал вчера и позавчера. Казалось, стоит ему лечь, как он сразу отрубится, однако этого по какой-то причине не происходит. Ян ворочается, закрывает глаза и думает, думает, думает. Внутри беспокойство и непонятно откуда вылезший страх. Чего он боится? Да чёрт его разберёт. Ян не знает. Он достаёт телефон и пишет Мише, который охотно сразу же откликается и хочет знать всё о похоронах в мельчайших подробностях. Ян рассказывает ему про уродливый гроб, про кричавшую проклятия мать Ильи, про странного неприятного Михаила. «Паскуда и тварь, это ведь было от горя?» — думает Ян. Миша обзывает всех пидорасами и проститутками, Ян немного ругается с ним по этому поводу, потом переходят к обсуждению блинов, а от них к прочей жрачке вообще и в целом. Мишино присутствие успокаивает. Где-то на попытках выяснить, когда в этом году масленица, Ян совсем раскисает, прощается и всё-таки засыпает. Ему снится сон о том, что Диана отобрала его капли для носа. Он ужасно зол, а ещё почти не может дышать. Диана хихикает и не признаётся, где их спрятала. Его мучения её забавляют. Ян плачет и кричит на неё, потом, не в силах что-либо сделать, ложится на пол. «Пусть увидит, что я умираю, может быть, тогда поверит и отдаст», — думает он и, готовый к любому исходу, просыпается. В комнате светло, тепло и тихо. В воздухе медленно перемещается пыль. Покой. «Ну и бредятина», — лениво думает Ян про сон. Хочет перевернуться с бока на спину и ещё немного доспать, но вдруг чувствует: что-то не так. Он не один. Поверх шерстяного одеяла его обнимает чья-то рука. Ян с тревогой оборачивается, привстав на локте. — А, это ты, — говорит он, сразу же успокоившись. Всего лишь Илья. — Я ещё полежу минут десять и встану, ладно? Илья ничего не отвечает. Ян возвращается в прежнее положение и подтягивает одеяло выше. Рука Ильи приятной тяжестью перемещается на его плечо. Во второй раз он просыпается уже по-настоящему. Темно, сквозь задёрнутое кружево занавесок видны оранжевые фонари с улицы, из-под закрытой двери по полу бежит яркая полоска света из коридора. Ян садится рывком и откидывает край одеяла. Сердце колотится. Однако вторая половина дивана пуста, никого там нет. И на какое-то мгновение Яна вместо облегчения пронзает острым чувством потери. «Нет-нет-нет», — проносится в голове. Он вдыхает его, как неожиданный удар под дых. Затем так же резко вдруг всё прекращается — фантомная боль отступает. Ян приходит в себя, совершенно сбитый с толку и немного напуганный. «Странный сон», — думает он, сидя на кухне и размешивая сахар в чае. Ещё немного крутит его в голове, припоминая во всех подробностях, но они, как это часто бывает со снами, быстро улетучиваются, ускользают от него. Из-за стены сквозь розетку слышно, как бубнит телевизор в комнате у Дианы. Ян вяло думает, что нужно что-нибудь приготовить им обоим на ужин. Залезает в холодильник, но там почти ничего нет. Нужно сбегать в магазин, а ещё купить сигарет себе и… Только себе. Ян заруливает к Диане, спрашивает, чего бы ей хотелось, а потом одевается и выходит из дома в холодную зимнюю темноту.Фантом
13 мая 2024 г. в 12:41
Собирается не так уж много народу: какие-то тётки, неуловимо похожие друг на друга, молчаливый мужик в кепке на меху, старуха, судя по виду не понимающая, где она находится и почему, маленький, страдающий от скуки мальчик и Антон Аркадьевич — дядька среднего возраста, с кислым лицом, единственный, кого Ян тут знает. Мальчик, отделившись от толпы, пока никто не замечает, пинает сугроб, из которого торчит чёрная кованая оградка. Краска треснула скрученной чешуёй, под ней рыжая ржавчина. Диана у Яна под боком с громким мокрым звуком втягивает в себя сопли. Ян достаёт пачку бумажных носовых платков — остался всего один, нужно было покупать больше, — разворачивает его и подносит к Дианиному лицу.
— Давай, — говорит он.
Диана, взявшись за его руку ледяными пальцами, прижимает платок к лицу и сморкается, словно маленький слон. Ян кривится. И от этого звука, и от того, что чувствует пропитавшую платок влагу, но в большей степени потому, что внутри у него из-за Дианы болит. Полгода назад они уже так стояли, когда хоронили бабушку. Было лето, сильная жара, и майка липла к спине от пота, а от солнца болели глаза. Теперь же Ян чувствует, как неотвратимо замерзают ноги. Хочется курить, хочется в тепло, а ещё — чтобы Диана перестала пускать пузыри из слёз и соплей хоть ненадолго.
Больше никто не плачет. Ян оглядывает жиденькую толпу родственников умершего, скучковавшуюся с другой стороны могилы под старой лысой берёзой, находит мать — красивую женщину лет сорока. На голове у неё шерстяной платок, из-под платка выбиваются тёмные кудри. Лицо бескровное и застывшее. Она смотрит на табличку, брошенную поверх кучи рыжей, смёрзшейся комками земли. На табличке имя, даты рождения и смерти: «Илья Алексеевич Шестаков. 29.02.1996 — 01.01.2019». На фото молодой парень, блёкло-русые волосы, не улыбается, просто смотрит. «Двадцать два года, — считает Ян. — Чуть не дожил до двадцати трёх. Совсем сопля». Становится тошно, Ян отворачивается, чтобы на него не смотреть.
— Что-то долго, — произносит кто-то.
— Да всё, сейчас уже будут. Сергей звонил.
— Ай, этот Сергей… — отмахивается одна из тёток, а потом замечает мальчика, который, совсем забывшись, пытается вырыть в сугробе нору. — Боря, поди сюда. Боря, хватит, ты где находишься? Слышишь, я кому сказала?
Подъезжающую газель слышно издалека, такая на кладбище стоит тишина. Рёв её мотора вспугивает какую-то птицу. Она срывается в воздух с ёлки у Яна над головой. Антон Аркадьевич и мужик в меховой кепке резво направляются по тропинке между могил в сторону газели.
— Я пойду тоже помогу, — вполголоса обращается Ян к Диане.
Она с лёгкой паникой поднимает лицо, но затем соображает, что он собирается делать, и кивает, крепче прижимая к груди цветы в хрустящей целлофановой упаковке. Ян отправляется за Антоном Аркадьевичем. Он не уверен, что его помощь понадобится, да и странно, в конце концов: он покойному не близкий и даже не знакомый, он его и живым-то ни разу не видел и даже мёртвым в гробу.
Помощь оказывается не нужна. Работники кладбища сами переносят гроб из машины к могиле и ставят его на две табуретки. Он синий, с какой-то бахромой и складками с лентами, чем-то похож на праздничный торт. «Уродливый», — думает Ян. Открывать крышку никто не собирается. Ян знает почему, но не хочет об этом думать. Хватило Дианиных рассказов — сначала по телефону, потом лично.
Антон Аркадьевич со вздохом делает шаг вперёд и кладёт руку на крышку гроба. Пальцы его чуть проходятся по синим складкам ткани, словно он с нежностью поглаживает любимую собаку, лицо на мгновение становится беззащитно-открытым, раненым. Потом он опускает голову, и это заканчивается. Он произносит несколько слов о том, что знал Илью недолго, но то, что успел узнать, ему нравилось. До Яна только теперь доходит, что он ему не отец, а отчим.
— Ты знала? — спрашивает Ян шёпотом у Дианы.
Она, неотрывно следя за Антоном Аркадьевичем и кусая шелушащиеся губы, коротко качает головой. Ян хочет спросить, где в таком случае его отец, но не успевает, потому что рядом вдруг встаёт запыхавшийся бородатый тип в кожаной куртке.
— Фух, — говорит он, обратившись почему-то именно к Яну. — Прошу прощения. Яндекс врун.
— Гроб только что принесли, — отвечает Ян.
— А-а. Значит, я не опоздал, хорошо, — кивает он и достаёт сигареты.
Заметив сложный взгляд Яна, он несколько смущается и извиняющимся тоном поясняет:
— Я просто не могу, плохо. Не могу не курить.
Он втыкает в рот сигарету и, прикрыв огонёк ладонями, закуривает. Никто не обращает на него внимания. Антон Аркадьевич в это время передаёт слово матери умершего, но та почему-то не двигается с места. Это вызывает некоторое волнение среди родственников. Кто-то укоризненно на неё шипит. Потом кто-то шипит на того, кто шипел.
— Наверное, успокоительное ей какое-нибудь дубовое вкачали, — неожиданно комментирует тип. — Хорошо, если потом что-то вспомнит.
— Зачем это помнить? — не понимает Ян.
— Ну как? — Тип разводит руками, и Ян провожает зажатую у него между пальцев сигарету с завистью. — Память.
Вместо матери умершего говорить принимается одна из тёток. Она нарочито бодрым тоном рассказывает, какой хороший был Илюша в детстве, послушный и тихий ребёнок, с которым у неё никогда не возникало проблем, и кто бы мог подумать, что он вот так… На этих словах его мать внезапно приходит в движенье. Схватив несколько комьев земли, она принимается с силой швыряться ими в гроб.
— Сволочь, паскуда, тварь! Ненавижу! Всё сделал, чтобы мне жизнь испортить, это всё мне назло! Дрянь такая!
Все разом начинают гомонить, только старуха стоит и улыбается, словно на празднике. Антон Аркадьевич кидается к матери Ильи и пытается схватить её за руки, она вырывается, ему на помощь приходит одна из тёток и мужик в меховой кепке, просят воды, успокоиться, посидеть. Но сидеть не на чем, так что мать Ильи валится прямо в сугроб. Её принимаются поднимать. Яну хочется провалиться под землю от стыда и неловкости. Он не знает, куда себя деть.
— Вот, показала своё истинное лицо, — живо комментирует бородатый тип.
Кажется, происходящее ему даже нравится. Ян давится воздухом от возмущения.
— Ты соображаешь вообще?
— А ты, собственно, кто? — с вызовом спрашивает тип.
Но прежде чем Ян открывает рот, успевает вмешаться отмершая вдруг Диана.
— Я его девушка, а это мой брат. Он пришёл мне помочь, поддержать меня, чтобы я… — Она скукоживается и, чаще задышав, словно у неё вот-вот случится приступ, судорожно лезет к Яну в карман.
— Тот последний был, сморкайся теперь в те, которые были, прости.
— Девушка? — Тип так удивляется, что теряет всё желание наезжать.
Он с коротким вжиком открывает одно из отделений своей сумки и достаёт оттуда нераспечатанную пачку платков.
— Вот, держите, пожалуйста. — Он протягивает платки Диане.
С ней он почему-то на «вы». Диана принимает, но одна рука у неё всё ещё занята цветами, поэтому вскрывает пачку Ян.
— Паскуда, паскуда, — повторяет мать Ильи слабым голосом.
Под руки её теперь держат Антон Аркадьевич и мужик в кепке. Все делают вид, что она ничего не говорит. Тётка, хвалившая умершего за послушность, теперь с фальшивыми интонациями рассказывает, что век его был короток и это ужасная утрата для всех них. Мать Бори на заднем плане дёргаными движениями пытается затянуть на нём туже шарф.
— Ноги холодные? — спрашивает она его. — Холодные ноги уже? Нажрался снега, да?
Работники кладбища, опершись на лопаты, тихо скучают. Ян думает вдруг: почему пришли только родственники? Неужели вот этот бородатый урод — единственный друг умершего? Урод тем временем закуривает вторую сигарету. Заметив, что тётка замолчала, он вклинивается в образовавшуюся паузу, подняв руки.
— Позволите мне сказать пару слов? — Обратив на себя общее внимание и выйдя немного вперёд, он продолжает: — Многим из вас я незнаком. Меня зовут Михаил, я близкий друг покинувшего нас Ильи. Уважаемая Наталья Александровна, если помните, мы общались с вами по телефону. Приношу глубочайшие соболезнования вашей утрате. Для меня Илья был очень дорогим человеком, я скорблю вместе с вами. Антон Аркадьевич. — Он протягивает руку, и Антон Аркадьевич пожимает её.
Затем переключается на мужика в кепке, который кажется несколько смущённым, а оттого диким. Потом Михаил занимается приветствованием всех тётушек и прочих. Обращается даже к старушке, но она делает вид, что не замечает его. Михаил ничуть не расстраивается и, театрально поправив волосы, приступает к официальной речи.
— Илья был тонко чувствующим, сердечным человеком. К сожалению, болезнь его погубила, — говорит он.
— Какая болезнь? — не понимает Ян.
Диана сказала, что он повесился. Что его нашли только спустя несколько недель после смерти и только потому, что социальная работница, приходившая к его престарелой соседке справа, обратила внимание на запах. Он висел на ручке шкафа. Диана сама видела. Она видела. Зачем она только пошла туда вместе с Антоном Аркадьевичем, было же и так понятно, к чему идёт.
Теперь она почти не может спать и постоянно рыдает. Ян не знает, что с этим делать. А ещё — как прекратить бесконечный поток самообвинений. Диана думает, что это она виновата в том, что Илья повесился. Сказала, они поругались. Сказала, Илья пришёл мириться, а она швырнула конфеты ему в голову. Сказала, если бы только она так не сделала. А он пошёл и повесился.
— Я был рад быть твоим другом. Покойся с миром, мой дорогой, — говорит Михаил.
Затем родственники обращают внимание на Яна с Дианой. Предлагают и им что-то сказать, но у Дианы совсем едет крыша. Она мотает головой, всхлипывает и просит прощения.
— Прости, прости, Илья, прости, пожалуйста, прости…
И Ян прижимает её к себе, лицом в куртку, отобрав измятый букет.
Гроб на тросах опускают в могилу. Родственники, словно бы с облегчением от того, что официальная часть закончена, кидают туда цветы. В яму сыплются белые и жёлтые хризантемы, гвоздики, розы и альстромерии. Ян предлагает Диане кинуть её добытые с мученьем розовые тюльпаны, но она не может, так что он делает это сам. Взгляд задерживается на гробе, и Ян на мгновение представляет, как этот Илья с фотографии висит в петле на шкафу. «Какой ужас, зачем…» — проносится в голове, а затем он сам себя обрывает. Он не хочет об этом думать. Не думать, не думать. Становится отчего-то невыносимо, и Ян усилием воли сглатывает это чувство, возвращается к Диане со спокойным лицом и ровным дыханием.
Все кидают в могилу по горсти земли, и работники кладбища приступают к закапыванию. Прощание заканчивается. Родственники медленно, один за другим, словно муравьи, направляются по узкой тропинке к дороге. Ян с Дианой плетутся в самом конце, у них за спиной остаётся только Михаил. Он задерживается возле могилы, и Ян успевает про него забыть. К ним подходит Антон Аркадьевич, спрашивает, поедут ли они в ресторан. Антон Аркадьевич сразу Яну понравился. Именно благодаря ему Диана смогла попасть на похороны, хотя до смерти Ильи они никогда даже друг друга не видели.
— Нет, спасибо, мы, наверное, всё-таки нет, как-то неудобно, — неловко отказывается Ян. — Всё-таки там все родственники, а мы…
— Я понимаю, — говорит Антон Аркадьевич и по-отечески похлопывает Яна по плечу. — Дорогая моя, — обращается он мягко к Диане, — если что-то понадобится, звони, пожалуйста, не стесняйся. Я буду рад помочь, чем смогу.
Диана отчаянно кивает. Они прощаются.
Ян растирает её заледеневшие красные руки, когда их нагоняет Михаил. Поравнявшись с ними, он замедляется, не намереваясь, кажется, догонять родственников.
— Не едете в ресторан? — спрашивает он.
Ян качает головой.
— Ладно. Тогда пойдёмте сами посидим.
Ян поднимает голову.
— Ты сказал, болезнь. Что за болезнь? Он же повесился.
— Ну да, болезнь, — не поведя бровью подтверждает Михаил. — У него была депрессия. Я вообще считаю, что всё из-за антидепрессантов. Риск суицида в начале приёма сильно увеличивается. Плюс во время любых праздников количество суицидов резко растёт. А особенно большой всплеск приходится как раз на Новый год. Так что тут два фактора сразу — антидепрессанты и Новый год. Они обострили состояние, и в итоге… — Он выпячивает губы уточкой и разводит руками, мол, упс, вот такие дела.
Ян не сразу находит, что сказать. Он-то предполагал, здесь дело в несчастливой любви.
— Ты знала? — спрашивает он Диану.
Диана теребит пальцами опухшие глаза и находится вообще где-то не здесь, разговаривать с ней бесполезно. Михаил тоже это видит.
— У меня есть успокоительное, — говорит он.