forget her?

She stole my heart and ran away Left me with some things to say I don't understand

— Ты всё ещё злишься на меня, не так ли? — спокойный голос Чжонгин пробивает до мурашек, и Тарталья раздраженно сжимает палочки в руках покрепче. Тоже ведь её подарок — эти палочки несчастные, да и вообще за последнее время их судьбы сплелись слишком тесно, от чего не хорошо от слова совсем. Чжонгин просто вынудила её согласиться на эту встречу — Тарталья легко была способна отказаться, в теории, но сделать этого на практике не смогла. Послушно позволила назначить встречу и даже на нее пришла — архонтесса ведь бесится, когда договоры не соблюдаются. Почему-то Тарталья играет по её правилам. Они встречаются в шатре за ужином, здесь кроме них никого вроде и нет — никто не захочет ужинать в одном помещении с предвестницей Фатуи, кроме гребаной Чжонгинг, и сейчас Тарталья просто молча жует свои баозцы, не замечая будто чужой внимательный взгляд. — Злюсь? На тебя? — Тарталья смотрит на собеседницу исподлобья, — Да с чего ты вообще решила, что я буду на тебя злиться? Что мне вообще есть до тебя дело? — выдыхает гневно, и слова должны ранить, но они просто разбиваются о неприступное, как Тарталья думает, каменное сердце. Взгляд Архонтессы не меняется, вообще, все такой же спокойный и внимательный. Хочется сплюнуть от досады. — Со стороны так все выглядит, Тарталья. Интересно, а палочками можно убить человека? Тарталья не хочет убить сидящую напротив, она отчаянно хочет умертвить саму себя в этот же момент. — Что ж, мне абсолютно насрать, как это выглядит со стороны, Фараи, — настоящее имя архонтессы она выплевывает ядовито, а затем засовывает в рот крупный кусок баозцы. Еда не позволит ей наговорить слишком много грубостей — какая-то часть Тартальи не хочет выливать столько плохих слов на Чжон, до сих пор. Ведь какой-то её части, вообще-то большей, все еще не все равно. — Тарталья, — Чжонгинг вздыхает, — давай поговорим. Мне грустно видеть, как обида пожирает тебя изнутри. — Ах, тебе грустно видеть, — Тарталья глотает еду как-то слишком агрессивно, — А мне было грустно видеть, что я не только не смогла забрать сердце у гео Архонтессы, я отдала ей своё! — в её глазах светится обида, чистая, какая-то еще совсем подростковая даже — Чжон не до конца может её понять, но очень старается, ведь ей действительно не все равно. Звонкие слова рыжей Фараи пропускает сквозь себя еще и еще, пытаясь их осознать. Девушка что, только что... Сама Тарталья грубо пресекает её мысли: — О нет, дорогая, это вообще не признание в любви, — она сжимает палочки настолько крепко, что они сейчас в её крепких кулаках просто сломаются, она откладывает их, чтобы поберечь, видно — дорожит, и этот жест не ускальзывает от внимательной архонтессы, — Я ненавижу тебя, а себя я ненавижу больше всего. Но, надеюсь ты довольна. Ты ведь в конце концов выполнила свой тупой контракт. Они молчат несколько мгновений, Тарталья утыкается взглядом в тарелку и сопит, злобно и обиженно. Палочки не берёт больше, её руки трясутся от волнения и напряжения. Чжон неосознанно тянется к ней рукой, как раньше, пытается накрыть чужую кисть своей ладонью, но Тарталья отдергивается от неё, как от огня. Люди слишком сложные для понимания владычице камня. Но конкретно эту девушку она старается понять. — Тарталья, послушай, — она наконец начинает говорить, — Между нами, вероятно, возникло недопонимание. Да, я отдала гнозис царице — таков был договор, и по договору я не могла никому сказать. Даже тебе. И мне не жаль, что я заключила этот договор. Но я сожалею, что так ранила твои чувства. Теперь я понимаю, что очень много значила для тебя. — Значишь, — ворчит Тарталья, — ты много значишь для меня. До сих пор. — Хорошо, — Чжон легко соглашается, — Так вот. Я отдала царице гнозис, сердце бога, тем самым я закончила существование гео архонтессы, как таковой. Её больше нет. Но есть я, Чжонгинг, обычная смертная и консультантка похоронного бюро Ваншэн. И, к чему я веду — у меня тоже есть сердце. Если ты говоришь, что я огорчила тебя и, как ты выразилась, украла твое сердце, то в качестве извинения я совсем не против отдать тебе своё, смертное, не каменное и не черствое, взамен. Если оно конечно тебя устроит. Тарталья резко поднимает на неё взгляд удивленных голубых глаз, в которых снова загораются живые искры и что-то, что архонтесса трактует как надежду. Хмурится — гнев все еще не прошёл, но уже понемногу оставляет её, но сама наконец тянется к чужой руке и накрывает её сверху, сжимает с нежностью. — Как я могу быть уверена, что ты не обманываешь меня в очередной раз? — Боюсь, тебе придется поверить на слово, пока что. Но я могу обещать тебе, что не разочарую тебя. — Так и быть, — говорит Тарталья, все её лицо горит от страсти, или от смущения, или от всего сразу, но она старается держать планку, — Так и быть, я подумаю над твоим предложением. Они обе знают, это значит: "да". Дальнейший ужин проходит в более теплой обстановке. Отношения их потихоньку начинаются возвращаться на круги своя.