don't make me dream of you

«I just had to let you know you're Mine… Hands on your body, I don't wanna waste no time Feels like forever even if forever's tonight Just lay with me, waste this night away with me You're mine, I can't look away, I just gotta say: I'm so fucking happy you're alive». Mine — Bazzi

      В воскресенье вся банда снова в клубе на Итэвоне, который выбрал Чонсон. Сонхун хотел бы, конечно, поваляться в общаге или погулять где-нибудь с Сону, но выбора ему не дали. Его придурошные друзья очень громко и долго ныли, что он теперь якобы прячет от них Сону, как дракон принцессу в пещере, и они до сих пор не смогли поздравить того с днём рождения. Ну, здрасьте, приехали! А вина Сонхуна здесь откуда?       В общем и целом всё, как обычно. Мелкому нельзя пить, но Джеюн тихонько по-братски подливает ему в газировку то ли виски, то ли коньяк, когда Хисын не видит. Чонсон флиртует и чуть не получает леща от парня незнакомой девушки. Хён следит, чтобы Чонвон не отходил от него далеко, потому что мелкий в клубе и так незаконно. А Сонхун разрешает себе одну порцию текилы, когда наконец приходит Сону.       На нём те самые запрещённые джинсы, которые Сонхун планирует втихую как-нибудь выкинуть, светлая рубашка, пуговицы сверху расстёгнуты и широко распахнутый ворот открывает красивый вид на ключицы, в одном ухе болтается длинная серёжка, а глаза аккуратно, не очень броско, но достаточно эффектно подкрашены чёрной подводкой. Если кратко, Сонхун планирует больше не пускать Сону в клубы, а сегодня — не отходить от него ни на шаг, охраняя свою территорию. И у этого, разумеется, есть плюсы и минусы. Ему безумно хорошо, когда Сону так близко, сердце Сонхуна почти летает. С другой стороны, он ощущает, что стал на шаг ближе к опасности. Не то чтобы Сонхун никогда прежде не чувствовал себя хорни, но сегодня он прямо с трудом балансирует на тонкой грани.       Чонсон заставляет всех играть в очередные тупые игры, от которых Сонхун всячески пытается отделаться и куда-нибудь свалить. Хисын начинает возмущённо выяснять: «Кто из вас опять налил Чонвону виски в колу?!», в то время как мелкий чуть ли не забирается на него, присасываясь к шее и лапая за задницу. Сонхун выпивает ещё пару шотов текилы. Но во рту всё равно так сухо, словно у него похмельный сушняк. Они с Сону танцуют под пару песен, а жажда внутри становится только сильнее. Джеюн даже ловит его за локоть и шепчет на ухо:       — Хватит пожирать Сону глазами. Выглядит так, словно ты собираешься разложить его на барной стойке.       Сонхун пытается прекратить, однако получается плохо. Но и барная стойка, слава Богу, уже занята. Если родители Чонвона завтра найдут у мелкого на шее хоть один сочный засос, то хёну точно не жить. Ну, помянем, как говорится.       Как-то так Сонхун уводит Сону на диванчики, чтобы не мозолить остальным глаза. Даже одного взгляда друзей достаточно, чтобы между жестов прочитать просьбу избавить их от лицезрения того, что им не стоит видеть. Теперь Сонхун и Сону только вдвоём, и, как правило, Сонхун всегда знает, когда должен остановиться, если они целуются и начинают задыхаться. Обычно это происходит на автомате. Но сегодня его систему самосохранения, кажется, отрубило. И в этом точно виновата чёрная подводка. Не иначе.       Шея Сону так хорошо ощущается под губами — кайф в чистом виде. Кожа на ней кажется особенно нежной и тонкой, Сонхун старается не задевать её зубами. В отличие от хёна у него нет таких кинков. Вроде бы. А вот руки забираются туда, куда бы не стоило, — прямо Сону под бедра. Чёрные джинсы как вторая кожа. Кажется, что через них можно почувствовать мурашки на чужом теле.       Пальцы Сону у него в волосах и так приятно давят на затылок. Сонхун ещё никогда не испытывал настолько сильное желание, даже когда ему было шестнадцать, и он первый раз пробовал трогать себя ради эксперимента за просмотром хентайного аниме. Да и в целом все разы после тоже. Но сейчас, когда Сону дразнит, соскальзывая руками по спине, и выдёргивает из брюк Сонхуна полы рубашки, от его прикосновений к пояснице искрит так сильно, что волосы встают дыбом.       Внутри всё словно залили бензином. И как только фитиль выдержки прогорит, вспыхнет всепоглощающее пламя. Сонхун по ощущениям во всём теле понимает, что это произойдёт очень-очень скоро. Когда колено упирается ему прямо между ног, выбивая из груди неконтролируемый рык, он уже знает, что не сможет остановиться. И не захочет.       Но не здесь и не так.       — Поехали ко мне? — Сонхун спрашивает, словно у него личный пентхаус на крыше многоэтажки, хотя на деле только комната в общежитии. Нет, конечно, они всегда могут снять номер в love-отеле неподалёку, но он не хочет опошлять что-то настолько важное и интимное, поэтому отклоняется назад, чтобы через дымку звериного желания заглянуть в лисьи глаза. Сону выглядит ничуть не лучше.       — Хён… Ты снова пьяный, да? — спрашивает он, а сам дышит так кратко и часто.       — Нет. Я трезв как никогда.       И это самое пугающее! Сонхун знает: он, бл*ть, трезвый как стёклышко, но в голове настолько туманно, словно он под ЛСД (хотя сравнить не может, потому что не пробовал). Три шота текилы не в счёт. Но даже если Сонхун и пьян, то дело совсем не в градусе, а в том, как тело под ним жмётся ближе.       — Завтра у меня собеседование для практики в детском саду… — неуверенно начинает Сону, а его пальцы вразрез словам гладят прямо по животу, заставляя тот судорожно втянуться.       — Вот и подумаешь об этом завтра, м? — шепчет Сонхун, снова наклоняется ближе и засасывает губами мочку лисьего ушка.       — Хён… У меня даже нет с собой сменной одежды…       — Возьмёшь мою, — Сонхун планирует мурчать Сону в ухо, до тех пор пока тот не сдастся. — Или вернём тебя в твою комнату утром, м?       — Я буду уставший… — тихо хнычет Сону, а сам запрокидывает голову на спинку дивана, открывая тем самым ещё больший доступ к своей шее, словно до этого было недостаточно.       — Тебе же во вторую смену… Ну, детка…       — Фу! — Сону толкает его в плечи. — Не называй меня так.       И немного супится, а Сонхун смеётся прямо в изгиб его шеи, сползая губами к ключицам. Не зря же Сону выставил их напоказ. И Сонхун бы правда подумал, что позволяет себе слишком много, и как-нибудь нашёл бы в себе силы остановиться и не пересекать черту дозволенного, только вот пальцы Сону неразборчиво шарят по его ширинке. И это даже не то чтобы двусмысленно… Смысл тут явно только один.       — Сону, — Сонхун вновь отрывает себя почти рывком. (Для справки: третий раз он уже точно не сможет!) И прижимается к правому виску Сону, чувствуя сбивчивое дыхание на своей щеке. — Я очень сильно хочу тебя. Но я не хочу делать это здесь… Поехали туда, где будет чисто и мы будем одни? Либо давай остановимся…       Сонхун сам не понимает откуда в нём столько выдержки для благородных речей. Наверное, это её остатки. Либо он святой. Но вот следующий раунд точно не выдержит. Особенно, если рука Сону прямо сейчас окажется у него в штанах. Конечно, хочется, чтобы их первый раз был если уж не при свечах, то хотя бы там, где чисто, а не на диване, который чего только ни повидал. Но Сонхун, бл*ть, тоже не железный! И он уже чувствует, как его накрывает следующей волной неконтролируемого желания, когда…       — Хён, ну быстрее! — голос Чонвона такой звонкий.       Дверь распахивается со смачным хлопком. Хисын явно пытается отцепить от себя пьяного мелкого, но получается у него не очень, учитывая то, как у хёна топорщатся джинсы, завтра, возможно, его труп найдут где-нибудь в сточной канаве, а родителей Чонвона посадят.       — Чонвон-а, ну я же просил тебя не пить! Твои предки оторвут мне голову…       — Ой, тут занято… — Чонвон расстроенно дует губы. Он всегда очень смешной, когда пьяный. — Я же говорил, пойдём в уборную… Но ты, хён, никогда меня не слушаешь!       Сонхун серьёзно смотрит на Сону.       — Поехали ко мне, м? — предлагает в последний раз и, когда Сону наконец кивает, он слышит, как открываются ворота в рай. Ну, или в ад.       Они почти одновременно подскакивают на ноги. Сонхун торопливо заправляет рубашку обратно в свои безумно тесные брюки и, схватив лисью лапку, стремительно ведёт Сону к выходу на трясущихся и негнущихся ногах.       — Вы куда?.. — спрашивает Хисын, а в глазах мольба оттащить от него Чонвона, ибо это вопрос жизни и смерти.       — Мы уезжаем, попрощайтесь с парнями за меня, — бросает Сонхун на отвали. А до мелкого, как и всегда, доходит раньше всех.       — Не забывайте предохраняться! — громко кричит им вслед эта мелкая овца, которой ещё даже нельзя ходить по клубам. Сонхун разберётся с ним как-нибудь потом.       Они с Сону пролетают мимо Джеюна, который аж давится и выплёвывает виски обратно в стакан, провожая их непонимающим взглядом. Он пытается спросить, что происходит, и, не получив ответа, жестикулирует: «Позвони потом — как, что, удачи». Сонхун отмахивается и усмехается, потому что, скорее всего, Джеюн всё же выиграл свои десять косарей. Но не торопится загадывать.       У клубов всегда много такси. Сонхун ловит первое попавшееся, затаскивая Сону следом на заднее сиденье. И в этот раз ему абсолютно всё равно, как на них смотрит таксист, лишь бы уже довёз. Голова Сону не просто прикасается к его плечу, Сонхун сам обнимает того за плечи, прижимая ближе и наслаждаясь его нежным дыханием на шее. Июньский зной повсюду. Особенно на губах.       Взгляд непроизвольно падает на секундную стрелку часов. Он ловит лисью лапку и обхватывает пальцами запястье.       Один. Два. Три.       Машина поворачивает, и их немного заносит, Сонхун успевает удержать Сону за плечо и чувствует, как пухлые губы мажут по его кадыку.       Тридцать три. Тридцать четыре. Тридцать пять.       Красный свет. Чуть качает вперёд, когда водитель тормозит. Свободная ладошка Сону сжимает колено Сонхуна, но не решается поползти выше.       Пятьдесят семь. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять.       — Когда мы уже приедем… — Сону тихо хнычет, зарываясь носом Сонхуну в изгиб шеи.       — Потерпи немного, детка.       — Ещё раз назовёшь меня так, и я выйду прямо на дороге!       А Сонхуну смешно.       Семьдесят восемь. Семьдесят девять. Восемьдесят.       Он вдруг думает, что не знает толком, что делать дальше. Его соседи по блоку, наверное, знатно прих*еют, когда поймут, что он сегодня привёл кого-то в общагу. Ну ничего, Кай как-то приводил к себе девушку, правда, та в итоге отдубасила его подушкой и ушла, но он пытался.        Девяносто два. Девяносто три. Девяносто четыре.       Дальше, видимо, по наитию. Ничего такого, чего Сонхун бы не видел в порно, да? Он просто будет учиться чувствовать тело Сону в своих руках. Искать его отзывчивые, уязвимые точки и доступные ему, Сонхуну, границы. Очень осторожно и очень нежно. Вероятно, успеет пару раз задохнуться. Не страшно. Он хочет скорее прочертить на коже Сону карту звёздного неба, соединяя родинки губами. И оставляя на ней влажные следы.       Девяносто девять. Сто. Сто один.       Секундная стрелка завершает свой круг. Сердечко Сону за минуту отстучало сто два раза. [1]       Когда они вваливаются в общагу, Сонхун чувствует, что немного отпустило. Совсем чуть-чуть. Но этого оказывается достаточно, чтобы не начать сосаться прямо в общей прихожей. В блоке Сонхуна три маленьких комнаты, небольшая прихожая, душ и туалет на троих. Так что не хотелось бы травмировать психику его соседей.       — Вау, ваша планировка совсем не такая как у нас! — удивляется Сону. — У нас комнаты на троих и общий душ на этаже. Это общага для избранных?       — Ну, типа того, — Сонхун смеётся, чмокнув в его висок, и попутно кое-как снимает ботинки и ставит их на полочку. На самом деле, он учится по специальной спортивной стипендии. Его сосед по блоку Тэхён — секретарь студенческого совета всего университета и самый золотой мальчик на курсе. По какой стипендии учится Кай, Сонхун не знает, но ему и не интересно.       — Моя комната слева, — шепчет он в лисье ушко. А крайняя справа дверь вдруг приоткрывается, и из-за неё выглядывает вышеупомянутый Кай и таращится так, словно происходит незаконное вторжение.       — Ты что, кого-то привёл? — говорит он так громко, что Сонхун слышит, как в третей комнате завозился Тэхён. — Тэхён-а, приколись! Сонхун кого-то привёл! Это не учебная тревога!       А Сону прячет своё покрасневшее лицо, опустив голову. Сонхун заталкивает его в свою комнату, а сам остаётся на пороге, опершись плечом о косяк.       — Мы будем очень тихо, — обещает он соседям, которые вышли из своих комнат. Правда, не уверен, что получится. Но всё равно обещает.       — Кай, пойдём в бар, — обречённо говорит Тэхён, почесав шею. Сонхун за это готов весь месяц закупать баночки рамёна. — Собирайся.       — Это же Ким Сону, да? Это он? Тот, что нравился Бомгю-хёну? — в Кае бушует столько эмоций, что его, кажется, сейчас разорвёт.       — Кай, харе болтать, иди одевайся, — затыкает его Тэхён и предупреждает Сонхуна: — У вас три часа, не больше. И пожалейте соседей слева. Завтра мне с ними ещё в совете студентов сидеть.       Да. Конечно. Сонхун обязательно подумает об этом. Само собой. Разумеется. (Нет).       Его комната в каком-то смысле может показаться крошечной, но по сеульским меркам на одного — это даже чуть больше чем достаточно. Тут есть шкаф, письменный стол, за которым можно и похавать, полки прямо над ним, кровать, которую вполне можно назвать полторушкой, если убрать мягкую спинку, и ещё примерно четыре метра свободного пространства для жизни. В общем, нормальная комната.       Сону стоит в её центре и нерешительно осматривается. Сонхун бросает ключи на стол, подходит ближе и обнимает со спины.       — Мои соседи валят, — тихо смеётся он в лисье ушко, а Сону гладит руки, которые держат его поперёк живота.       — Можешь дать мне что-нибудь из одежды? — он чуть поворачивает голову и оставляет краткий поцелуй на линии челюсти. — Я хочу принять душ.       — Зачем?       — От всего тела пахнет клубом, — шепчет он, поворачиваясь в объятьях к Сонхуну лицом. — Я очень быстро, дай мне пять минут.       — Так, окей, а одежда-то зачем?       Сону тихо и раздражённо стонет и даже закатывает глаза.       — Я не собираюсь ходить голым перед твоими соседями, даже если они сейчас уйдут! Дай хотя бы футболку.       Приходится вытащить из шкафа полотенце и домашнюю футболку, как о том просят. Затем он отводит Сону в ванную комнату и показывает свою полку с шампунем, гелем для душа и мылом (на выбор). В прихожей уже обуваются Тэхён, смиренно принявший свою участь на этот поздний вечер, и Кай, который довольно лыбится и показывает два больших пальца вверх. С соседями Сонхуну повезло явно больше, чем с друзьями.       Оставшись в одиночестве на несколько бесконечных мучительных минут, пока Сону в душе, он открывает окно, чтобы впустить свежий воздух, но как только знойная ночь ударяет ему в лицо, тут же понимает, что зря. Поэтому быстро захлопывает, включает барахлящий вентилятор и просто разбрызгивает по комнате W.Dressroom с ароматом персика. И вдруг начинает сомневаться в том, что всё правильно. Может быть, они с Сону слишком торопятся, действуя на эмоциях, и надо ещё подождать. Потому что у него нет даже презервативов, и он вообще не знает, нужны ли они ему сегодня или нет. Но тут… Дверь чуть скрипит, останавливая круговорот беспокойных мыслей. Сону, одетый в его футболку, заходит и аккуратно кладёт свои вещи на стул у письменного стола. На глазах больше нет чёрной подводки, но Сонхун всё ещё хочет его ничуть не меньше. Возможно, даже больше, когда вдыхает немного резкий запах своего же геля для душа вдоль нежной шеи.       — Подожди меня, я тоже приму душ. Только не сбеги никуда, — шепчет он, прежде чем уйти.       Смывая с тела запах вечеринки, Сонхун думает о том, что так будет правильно. Они ещё обязательно успеют сделать это в клубе, под запах тел, спирта, кальяна и сигарет, возможно, даже на том самом диване, добавив в его копилку парочку горячих воспоминаний. Но сегодня… Сегодня Сонхун хочет чистоты.       Он быстро вытирает волосы полотенцем и надевает только спортивные штаны прямо на голое тело, решив, что их потом всё равно снимать и так быстрее, а выйти лишь в полотенце будет, наверное, too much.       Сону сидит на его кровати и, кажется, разглядывает пальцы ног, ну, или просто думает.       — Могу выключить свет, если ты стесняешься, — предлагает Сонхун, закрыв за собой дверь.       — Можешь оставить настольную лампу? Я не сплю без света…       — Да, конечно, — он не задаёт лишних вопросов, просто делает так, как просят, и, сев рядом на кровать, притягивает Сону к себе на колени.       Лисьи глаза снова напротив. В них нет ни капли страха.       — У меня нет опыта, — негромко предупреждает Сону так, словно их могут подслушать.       — У меня тоже, — очевидно.       Под языком и внизу живота так приятно тянет. Когда локти Сону смыкаются за его шеей, Сонхун понимает, что жил не зря. Он уже знает, что вот тут, с левой стороны, почти у самого перехода в плечо у Сону слабое место, поэтому оттягивает ворот футболки и сразу впивается туда губами.       — Ах, хён, только не оставляй следов! Будет плохо, если люди увидят, а я запарюсь завтра в водолазке.       Сонхун и не планирует. Если и оставлять засосы, то там, где любоваться ими потом сможет только он. Например, на животе, тазовых косточках или внутренней стороне бёдер… Он обязательно попробует.       Ощущение того, что Сону тоже хочет его, настолько сносит крышу, что в теории этим чувством можно либо пытать, либо исцелять. Это больше, чем биология. Это больше, чем химия гормонов в крови. Это больше, чем родственные метки на коже. Это Ким Сону.       Сонхун находит край футболки и, забравшись под неё руками, скользит ладонями от талии вверх по спине, впервые наслаждаясь прикосновениями к обнажённой коже.       — Что это? — тихо спрашивает он, чуть отстранившись, когда пальцы натыкаются на квадратный пластырь среднего размера под левой лопаткой.       — Ах это… Сковырнул родинку недавно, теперь заклеиваю, чтобы было не больно, — мямлит Сону, между поцелуями, которыми покрывает лицо Сонхуна.       — Точно? Может нужно обработать? Я могу посмотреть…       — Хён, — произносит Сону немного строго. — Не отвлекайся, — и целует так глубоко и чувственно, что Сонхун забывает обо всём на свете. А затем подхватывает Сону под бёдра и опрокидывает на спину.       Кровь стучит под птичкой на запястье. Как и в вене на шее. Сонхун губами считает удары. Капелька пота скользит по виску, срывается вниз и разве что не шипит на раскалённой коже. Смятая простынь. Почти нечем дышать. Пульс за сто двадцать. А на обратной стороне век видны звёзды, когда накрывает первый и такой вкусный оргазм.       Сону делает эту знойную июньскую ночь ещё жарче.