Разменная фигура

Мейт просидел всю ночь, баюкая на руках своего государя императора, поглаживая по животу, безуспешно пытаясь понять, что в его неровностях и движениях определяет доктор. Сам он не ощущал разницы с тем состоянием болезненного расстройства, что мучило мальчика осенью. В тот раз его живот тоже терзали спазмы и сильное бурление. Тогда знахарка сказала, что смертельной болезни нет. Но тоже ее опасалась. Его Величество спал беспокойно, иногда начинал возиться, бормотать, хныкать, несколько раз стонал и плакал, но доктор проверяя пульс, нюхая дыхание и щупая живот, утверждал, что все в порядке. Он еще до полуночи раскатал явно повидавшую многое кошму и улегся рядом с постелью государя. Просыпаясь, когда того начинало беспокоить нездоровье. Лагерь еще не начал пробуждаться, и снаружи все еще звучали лишь короткие переклички часовых, хотя внутреннее чутье Мейта говорило о близости рассвета, когда дыхание Его Величества стало более частым и прерывистым, а мышцы живота под рукой Мейта напряглись. Мальчик застонал и попытался скорчиться, потом захныкал прижимая обими руками ладонь Мейта к своему животу, и пытаясь надавить ей, то выше, то ниже пупка, заплакал и проснулся: - Меня опять тошнит тухлым, - сглатывая, пожаловался он моментально проснувшемуся и присевшему рядом доктору. От рвоты в самом деле пахло кислым и действительно натуральной тухлятиной. По приказу доктора сразу принесли большую кружку теплой воды. Но вода тоже не задержалась в желудке и отправилась в другой таз. Его Величество обмяк и откинулся на руки и грудь Мейта, медленно поглаживая себя по животу. - Благодарю. Теперь нам лучше, - сказал он слуге, уносящему тазы. Доктор подал Его Величеству согретую им тут же на лампе небольшую пиалу с отваром, сильно пахнущим мятой и еще какими-то травами, и вышел следом. - И так всегда, - жалобно сказал Его Величество медленно и нехотя проглотив лекарство. - Я так устал и измучился! Меня постоянно тошнит. И хочется опорожниться. И живот все время болит. Так ужасно! Я так устал, Мейт! Если б ты только знал, как я устал... - он повернулся и прижался лбом к плечу, тихо вздрагивая под поглаживаниями по спине и голове. В одеяло на это раз кутался сам, Мейту казалось, что его знобит, но он не чувствовал жара, даже когда наклонившись коснулся губами головы. Хотя тут могли мешать прохладные волосы. - Мне нужно воспользоваться ночной вазой и лечь, - в голосе императора странным образом смешивались государева требовательность и детская жалоба. - И я не хочу опять делать это лёжа! Это унизительно! Мейт передал приказание государя наружу и помог тому постоять. Облегчение явно пошло на пользу. Переодетый в теплое нижнее платье и устроенный полусидя на постели государь выглядел слабым, но не страдающим. - Как хорошо, что ты вернулся, Мейт, - он вновь взял руку Мейта в свои ладони и положил на себя поверх одеял. - Теперь мне почти не страшно. Пожалуйста, будь рядом пока я не умру. Не оставляй меня больше так на долго! Вернулся доктор, посмотрел на Мейта и вновь задремывающего государя. Занялся приготовлением каких-то снадобий. В палатку заглянул Этле, жестом спросил о подмене на посту. Мейт так же жестом попросил о дополнительной бдительности снаружи. Этле кивнул и опустил полог. Прозвучала заря. Его Величество открыл глаза. - Мейт? - вопросительно позвал он. Провёл рукой по небритой щеке вставшего на колено, сложившего руки в жесте почтения и склонившего голову, как подобает в ожидании приказов императора, мужчины. - Ты был со мной всю ночь пока я спал? Всю-всю ночь? Мейт молча кивнул. - Ох, - грустно вздохнул мальчик и снова провел рукой по отросшей щетине, - из-за этих проклятых кишок я совсем не могу ни о чем думать кроме них! Ты ведь с тоже с дороги! А тут еще меня таскал! И ты ведь тоже болел. Ты наверное очень устал! Бедный мой Мейт! Папа бы меня отругал. Я должен был сообразить, что тебе тоже нужен отдых! А теперь тебя задергают с разными делами. Перед снятием с лагеря столько суеты и шума, - Его Величество печально вздохнул и досадливо сморщился. - Позови Этле, пусть посидит со мной и поболтает. И иди... Ой нет. Тебе там не дадут отдохнуть. Оцлав пристанет. Или к князьям позовут. Они всегда допрашивают и доктора, и слуг, и всю ночную стражу. Ждут пока я умру. А будто бы узнают, могу ли я их видеть. И все равно приходят. Даже если я совсем ничего не могу, - Он внезапно побледнел и задрожал, но когда Мейт и доктор встали и потянулись к нему отмахнулся от доктора, а руку Мейта взял в свои и прижал к щеке, потом к одеялу, - Нет, ничего не надо, сейчас еще несильно болит. Только немного бурлит и крутит. Я... просто вспомнил. Прости, Мейт. Я просто так давно хотел с тобой поговорить. А сейчас я это даже могу. Только ты устал и должен обязательно поспать. Папа бы не позволил тебе совсем не спать в дороге. Я знаю он так делал и ты его слушался. Папа рассказывал. Я приказываю тебе отдыхать и спать здесь! При нашей императорской особе! Несмотря на то, что повелительный тон у Его Величества почти получался, Мейт своему государю всё же возразил и ненадолго вышел из палатки, поменявшись с Этле. Поговорить, хотя бы коротко, с Оцлавом и узнать новости, а так же немного размяться и оправиться было необходимо. Разговор с Оцлавом получился действительно очень коротким, он опять больше походил на привычную отдачу тем утреннего доклада, чем на то объяснение, что было сейчас нужно новой тени и его бывшему командиру, но подошедший с "господин Мейт, вас требует Его Величество" слуга не дал времени найти для него нужные слова. - Ты ляжешь здесь спать. - Его Величество старался быть имераторски непреклонным, и него почти получалось. - Тогда я буду есть, - со вздохом и гримасой отвращения на лице добавил он. И посмотрел на доктора. - и постораюсь съесть всё. Даже если опять затошнит. Стоило растянуться на комковатом войлоке, как сном придавило, как павшей лошадью, будто воды омута сомкнулись над упавшим с обрыва камнем, и только многолетняя привычка и выучка позволяли слышать происходящее вокруг, уподобляясь глубинному чудовищу следящему со дна за скользящими по поверхности водомерками.