***
Джесс не видел Лесли уже несколько дней. Сперва он радовался тому, что она всё-таки не уехала — в то утро она так и не вышла из дома. Должно быть, ей тоже было больно от этой ситуации, и хорошо, что она не стала пытаться обрубить все мосты поспешным и скрытным побегом. Но постепенно Джесса снедало чувство, что он остался один. Она больше не встречала его с работы, не гуляла с ним по вечерам. У Лесли было полно места и времени, чтобы не пересекаться с ним, но он не верил в то, что она бы стала скрываться и избегать его. Она бывала вспыльчивой, это правда, но предпочитала уступать рассудительности… выглядевшей будто терзающие сомнения. И если именно этим сомнениям были посвящены все её дни здесь… Джесс уже не был уверен, что вообще понимает её, хотя и раньше он не мог этого сказать с уверенностью. В конце концов, зачем оставаться здесь, если это место оказалось ещё одним разбитым идолом, несущим в себе лишь горе? Скорее всего, она просто уехала, пока Джесс был на работе. А значит, пришла пора и правда оставить её позади. Он уже привык ничего о ней не слышать, будто её и вовсе не существовало. Временами хотелось подойти к её дому — вдруг выяснится, что Лесли и в самом деле провела столько времени взаперти, и она выйдет его встретить, и они вновь увидятся, уже на гораздо более спокойную голову… Но перспектива получить однозначный ответ беспокоила его гораздо сильнее незнания. В конечном итоге, он перестал обращать на безжизненную постройку внимание. Лишь однажды ещё он пришёл к дому на дереве, поностальгировать и попрощаться. Пусть и немного развалившись, в основном он оставался таким же, как был. Машинально запустив подвешенный у входа колокольчик, Джесс стал осматривать комнату, пытаясь понять причину возникшего беспокойства. Что-то здесь казалось чужим, но мягкий звон не давал нормально сосредоточиться. Пришлось останавливать его вручную, и только после этого Джесс осознал, что именно сделал. Бёрки уезжали в спешке, оставляя множество вещей. Часть из них Джесс, с позволения мистера Бёрка, взял для обустройства Терабитии. Среди них были и всякие безделушки, которые он использовал в качестве украшений. На украшение была пущена и старая связка ключей, видимо, слишком бесполезная, чтобы забирать с собой. Связка, которую он сейчас держал в руке, а недавно видел совсем в другом месте. Совсем в другой руке. С ключами от дома Лесли.***
Зиму Джесс по своему обыкновению проводил в Вашингтоне. В Ларк Крике в это время всё равно делать было нечего, а тут и подзаработать можно, и развлечься — без занятия не останешься. Но тоска всё же щемила его грудь, не давая забыть, какую роль этот проклятый город сыграл в его жизни. Даже периодические встречи с девочками не могли унять эту боль. Так вечер сменял вечер, а дни сливались в единое целое. Всё всегда было как обычно, и ничто никогда не менялось. Поэтому, когда в один холодный вечер в дверь неожиданно постучали, Джесс не ждал ничего серьёзного. На пороге стоял смутно знакомый молодой человек — хотя, скорее, уже зрелый мужчина. Он мялся в нерешительности, не зная, что сказать, но через пару секунд решился. — Здравствуй, пап. Я живой. «Вступая в зрелый возраст, юное созданье начинает исследовать области жизни, до того ему недоступные, которые в сказках символизируются проникновением в таинственные башни и поисками укрытой там комнаты. Дитя взбирается на вершину башни, ступая по винтовой лестнице — лестницы в снах представляют собою символы переживаний взросления. Запретная комната, этот маленький, замкнутый на замок покой, символизирует невинность, а поворот ключа в замке — её утрату.» Бруно Беттельгейм. «The Uses of Enchantment, the Meaning and Importance of Fairy Tales» 20.10.2013 — 01.09.2020