* * *
Эд открыл глаза, и его ослепила белизна. Проморгавшись, он увидел светлый потолок с длинными лампами, а сбоку — больничную тумбу. Больница. Тело до сих пор ныло там, где он себя обжег и где его ранила Похоть, но Эд отмахнулся от этого ощущения. — Денки… — выдохнул Эд. И резко сел на кровати, поморщившись от вспыхнувшей острой боли. Философский камень… все же это было правдой или нет?! И если было, то… нет ни малейшего шанса спасти Денки, потому что Эд в порыве ярости сжег Похоть, а вместе с этим сжег и души в ее ядре, среди которых находилась и душа Денки. Эд зажмурился. Эта догадка слишком ужасна, чтобы оказаться правдой, и ее все равно нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть. Может быть, Похоть соврала ему, и на самом деле Денки удалось сбежать. Это была ложь. Это должна была быть ложь… Как жаль, что теперь Похоти нет, и разговорить ее не выйдет. Странно… Эд считал ее человеком, пусть и искусственным. И убил ее. Но не чувствовал по этому поводу ничего. И знание, что она мертва, не помогало утолить боль. — Эй, Алхимик, ты уже… а ну ложись-ка обратно! — донесся от двери голос Пистолетоголового. — Да у тебя ж рана открылась! Эд уставился на перебинтованный бок и увидел, что там и в самом деле расплывалось красное пятно. — Погоди, щас позову… да ложись ты уже! Пистолетоголовый скрылся за дверью так быстро, что Эд не успел ничего спросить — ни об остальных героях, ни о Похоти, и потому оставалось только и в самом деле откинуться на подушку и ждать. В палату снова кто-то ворвался, и Эд повернул голову. Исцеляющая Девочка? Приехала даже в другой город. — Опять ты за свое, — проворчала она. — Лезешь в драку, а потом в больнице помираешь. И даже не думай шевелиться! Не знаю, чем этот болван думал, когда тащил тебя туда, но и ты не лучше. — Кто еще из… — Молчать! — она поцеловала рану и, сдвинув брови, гневно посмотрела на него. — И так еле выкарабкался! Не хотела я слишком быстро тебя залечивать, но сейчас энергии у тебя слишком много, как я погляжу. Так что спи, а все вопросы потом будешь задавать, ясно? — Но… — Я понимаю, что ты переживаешь, но это может и подождать, а твое здоровье — нет! Если будешь туда-сюда скакать, ничего хорошего все равно не сделаешь, только раны растревожишь. Так что будь добр, поспи до утра, а вот как выздоровеешь, так и делай что хочешь. — Хорошо. Глаза уже слипались — в этот раз Исцеляющая Девочка действительно использовала причуду сильнее обычного. — Еще пара таких выходок — и я перестану тебя лечить, — вздохнула она. — Ты ученик, а не профессиональный герой. И уж точно нельзя использовать настолько опасный прием, не владея им до конца! Она поворчала еще немного, уходя, но Эд уже почти не слушал ее. Впрочем, Исцеляющая Девочка была права. Никогда раньше Эд не использовал огненную алхимию настолько безрассудно — но, если бы ситуация повторилась, он бы сделал это снова. Не только из-за ненависти — хотя одна лишь мысль о словах Похоти приводила в ярость — просто тех, кто все это затеял, нужно было остановить. Возможно, там даже не один гомункул. Все же, несмотря ни на что, больше всего Эд думал о Денки. И чувствовал, будто сердце вырвали из груди.* * *
— Как ты, Алхимик? Эд проснулся совсем недавно — несколько минут назад — но уже убедился, что все его раны и ожоги исчезли, будто их не было. Исцеляющая Девочка подтвердила, что можно выписываться. Так что он сидел на кровати, уже одетый и готовый уходить, а напротив стоял Пистолетоголовый, пришедший, чтобы проводить его. — В порядке. Расскажешь, что было после того, как я… отрубился? — Та женщина рассыпалась в пыль. Я не смог ничего сделать с этим, иначе ты бы погиб. Но твой огонь… — Это неважно, — перебил его Эд. — Что с Денки? И… с другими? — Мы нашли точно такой же круг, — голос Пистолетоголового стал тише. — Все… вся команда была там… Эд замер. Неужели… — …кроме Электро. Его мы так и не смогли отыскать. Только кровь и обломки его снаряжения. Он исчез. Никаких следов. Значит, он мог выжить. Если бы его там убили, он был бы с остальными героями. Дышать сразу стало легче. — Возможно, его похитили. Мы… пока не уверены. — Тогда мы спасем его. — Обязательно. Его уже ищут. — Я… могу осмотреть то место? Те, кто этим занимался, могли что-то упустить. В конце концов, алхимии они не знали, в отличие от Эда. Пистолетоголовый какое-то время молча смотрел на него, а затем покачал головой. — Прости, но вряд ли. Ты потерял руку, и это слишком опасно. Вижу, ты уже готов? Эд кивнул. — Тогда нам пора. Провожу тебя до Юэй. — До Юэй? — Нужно будет поговорить с администрацией академии о том, что произошло с Электро. Он проходил практику у меня, и это моя вина. Опустив голову, Эд впервые задумался о том, что для репутации академии очередная пропажа ученика станет настоящей катастрофой. Бакуго спасли через несколько дней, но герои знали, где его искать, и даже так многие разочаровались в Юэй. Директор обещал, что школа защитит учеников. Теперь же… Эд с трудом представлял, как можно оправдать что-то подобное. И все же — что произошло с Денки? Если его похитили, то зачем? Зачем гомункулам пленники — разве что для следующего принесения в жертву, но тогда почему не сейчас? Или же его взяли в заложники? Тогда зачем Похоть говорила, что он в философском камне? Просто чтобы поиздеваться? Но тогда она сказала бы правду, когда он пытал ее огнем — ей вряд ли хотелось бы тратить заряд философского камня на нечто подобное. Тупик. Эд обхватил себя руками и закрыл глаза. Мимолетное облегчение прошло, и теперь стало страшно. С Денки могло происходить что угодно, а Эд ничем не мог помочь. Денки мог погибнуть, и об этом никто не узнает. Наверное… именно это чувствовал Ал, когда из желудка Обжорства вернулся один лишь Лин. Неизвестность вгоняла в отчаяние. — Пойдем, Алхимик, — мягко сказал Пистолетоголовый, положив руку ему на плечо. — С ним все будет хорошо. Понимаю, тяжко, но все образуется. Эд открыл глаза. Пистолетоголовый присел на корточки, так что их лица находились на одном уровне, и за отверстиями в маске Эд впервые увидел его глаза — слишком добрые для такого грозного вида, но в то же время очень печальные. Если у Денки еще были шансы, то команда Пистолетоголового погибла безвозвратно, пусть даже из них Эд не знал никого. О них Эд совершенно забыл, поглощенный тревогой, и даже теперь Денки был важнее всего остального. — Мне жаль, что так произошло с твоей командой, — все же сказал Эд. — Они герои. Они знали, на что идут. А я… недооценил опасность, — Пистолетоголовый вздохнул и крепче сжал плечо Эда. — Не знаю, сможешь ли ты дальше проходить у меня практику. Но обещаю сделать все, чтобы подобное не повторилось. И мы его спасем. Эд кивнул, и Пистолетоголовый отпустил его и поднялся на ноги. Встав с кровати, Эд вспомнил еще кое-что — пусть это и было мелочью. — А мой геройский костюм? — Безнадежно испорчен. Тебе придется заказать новый. — Понятно. Похоже, что на какое-то время придется забыть не только о геройской работе, но и о сдаче экзаменов. Семестр заканчивался через пару дней — и тогда же проходила практическая часть. Ну и черт с ними. Куда важнее то, что Эду могут запретить проходить практику у Пистолетоголового — ведь первокурсникам разрешали идти только в агентства с хорошим послужным списком, а после такого… какой уж тут хороший послужной список. Но Айзава должен понять. Эд чувствовал и личную ответственность за случившееся — здесь не обошлось без алхимии, поэтому… Если здесь замешаны гомункулы, не значит ли это, что вместе с Завистью за Эдом притащило кого-то еще? Ведь Зависть говорил, что его «тащило» следом… Хотя как это возможно, если в Обжорстве больше никого не было? Разве что кто-то уже находился за Вратами, когда через них проходил Эд… Они выходили из больницы, и Эд никак не мог избавиться от этой мысли — что он невольно снова совершил ошибку. В любом случае, Эд был обязан объяснить все Айзаве и, наверное, директору, чтобы остаться на этой практике. — Пистолетоголовый? — А? — С кем ты будешь разговаривать о… о Денки? — С директором Незу. И Сотриголова наверняка там будет. — Я могу тоже… поучаствовать? Пистолетоголовый остановился и повернулся к нему, после чего немного помолчал. — Я спрошу у них, — наконец сказал он. — Спасибо. До поезда они добирались в молчании. И Эд снова ощущал себя беспомощным.