Hiraeth

***

Мальчик устало протёр рукой лицо и, выдохнув, снова осмотрелся по сторонам, ища спрятавшегося маленького партизана. Исаяма встал с нагретого на лавочке места и лениво потянулся. Его тёмное кимоно немного помялось от долгого сидения, а сандали снова спадали с бледных ног, на поясе брякнули первые в его жизни кунаи и парочка лучших сюрикенов, которые отец подарил мальчику на окончание академии и велел беречь, как память об особых способностях сына. — Иноджин, твоя мать убьёт меня, если ты сейчас же не выйдешь, — спокойно оповестил парнишка, с улыбкой наблюдая, как четырёхлетний мальчик с чудесными белоснежными щёчками выходит из-за ближайшего дерева и обиженно дуется, переминаясь на месте. — Не капризничай, твои родители скоро придут. Лучше иди ко мне, я дам тебе твои любимые данго. Звать дважды не пришлось, малыш мгновенно забыл все свои обиды и неловко побежал к старшему, протягивая свои пухлые ручки и просясь наверх. Исаяма улыбнулся и поднял мальчика, удобно подхватывая его под бёдрами, параллельно думая о том, что Иноджин вырастет невообразимо красивым парнем, ведь если, будучи крохой с мятными глазами и блондинистыми волосами, он покоряет сердца всех проходящих мимо людей, то что будет с девушками, когда Яманака подрастёт. Парень даже завидовал такой красоте, ведь его внешность была крайне заурядной на фоне подрастающего поколения шиноби: в свои девять лет волосы Исаямы отросли в каре и были просто чёрными, не розовыми, как у мамы, не белыми, как у тёти Ино, и даже не синеватыми, как у его друга из академии, Мицуки. В такие минуты сомнений на помощь всегда приходила Сакура, которая задумчиво рассматривала свои выцветшие розоватые волосы и пожимала плечами, приводя сыну целый ряд доказательств того, почему обычным цветом волос быть намного проще. Уже на первых минутах попыток переубедить мальчика, тот махал рукой и говорил, что всё понял. — Где мама и папа? — Снова вспомнил свою обиду малыш, складывая руки на груди на подобии своего отца. — Они вот-вот придут, — нежно улыбнулся мальчик, поглаживая своего подопечного по копне ярких волос. — Вот же они! Исаяма указал пальцем на приближающуюся группу людей, которая неспешно шла из рощи и о чём-то переговаривалась. Иноджин нетерпеливо заёрзал, завидев родителей, которые, по его скромному мнению, могли бы и поторопиться. Сакура шла вальяжно и неспешно, вдыхая аромат отцветшей вишни и весны, иногда вслушиваясь в оживлённую беседу друзей. Её тёмное кимоно в пол тихо шелестело, выдавая личный траур и горечь этого дня. Ино держала подругу под локоть и о чём-то щебетала, вспоминая события пятилетней давности, Сай же лишь иногда кивал, не желая перебивать жену и нарываться на ряд нелестных высказываний в свой адрес. — Саку, представляешь, пять лет прошло, как клан Хьюга был уничтожен, — подытожила блондинка, удивляясь течению времени. Тогда всё происходящее казалось страшным сном, и девушка остервенело защищала больничную палату своего раненного возлюбленного, несколько раз порываясь отправиться в гущу событий помогать подруге, но её останавливал здравый смысл и страх за Сая, который был живым свидетелем преступлений Хинаты. Только когда пришло подкрепление, и анбу непробиваемой стеной окружили больницу, Ино смогла расслабленно выдохнуть. — Ну, не полностью же, — заметил Сай, припоминая единицы выживших из когда-то великого клана, который держал в страхе всю страну. — М, да, Ханаби, — Яманака слишком поздно осознала, что сказала и боязно глянула в сторону задумчивой розовласки. — Если бы тогда она не выбежала из того здания и не попросила бы шиноби оказать найденным детям первую помощь, я могла бы не найти Исаяму, — кивнула Харуно, вспоминая, как шиноби пытались вытянуть у изнеможённых и шокированных детей их имена или воспоминания о родителях. Оказалось, что детей держали для особо искушённых покупателей, и держали долго, около полугода, пытаясь вытребовать сумму покрупнее за такой редкий товар. Дети в таких условиях выживали редко, но в маленьком Исаяме сил было не меньше, чем в его погибшей матери: оказалось, что он постоянно стучал по решёткам клетки и пытался привлечь внимание до последнего, отдавал большую часть своей еды вымученным детям, не жалея себя, и всё это для ребёнка, которому едва исполнилось пять лет. Даже когда всех остальных детей подкосило от таких нечеловеческих условий, он до последнего держался в сознании, и именно его крик привёл в себя испуганную до смерти Ханаби. Она увидела его, худого и едва живого мальчика, который устало смотрел на неё сквозь плотные прутья. На его теле не было участка кожи без синяков и ссадин, вызывающее поведение каралось жестоко. Тогда Хьюга наплевала на ценность собственной жизни и выбежала на улицу, крича изо всех сил и привлекая к себе внимание всех шиноби из столицы. Девушка захлебывалась слезами, махала руками и просила помочь детям, сбито объясняя в каком они состоянии, и что клетку нужно сломать сейчас же. Только четверо из одиннадцати малышей смогли вспомнить своих родителей, остальных пришлось передать под крыло детского дома, но чудом было то, что некоторые освобождённые из плена люди или люди, не нашедшие своих детей, забрали крох себе под опеку, предварительно сдав кучу тестов и проверок на вменяемость. Эти дети настрадались достаточно и заслуживали наконец-то ощутить тепло и заботу. — Этим она спасла себя, — согласился Сай, смутно припоминая кто из них первым вступился за совсем молодую куноичи на суде, доказывая, что она вряд ли имела связь с грязными делишками клана. Почему-то ему казалось, что это была сама Харуно, чьё появление стало началом кровавого процесса: под оглушительную тишину она вошла в круглый зал, одетая в чёрное, неся траур по себе прошлой. Звучно гудели стены после каждого её шага к стойке свидетеля, но на деле каждый присутствующий готов был поклясться, что тогда пришла сама справедливость в человеческом обличье. Она говорила громко, не пряча ни одной из самых тошных деталей, девушка горела изнутри и было видно, что смерти Хинаты, которую нашли изуродованной болью, было мало. Тогда под её взглядом дрожал даже Даймё, боясь перебить или переспросить. После говорил Сай, спокойно и медленно, рассказывая всё то, что видел в месте, которое до сих пор кажется ему адом. Много людей говорили в тот день, многие мечтали наконец-то высказаться и снять с души непосильный груз: заседание не закончилось ни в полночь, ни ночью, ни даже утром, судьи продолжали принимать показания почти трое суток без сна и значительных перерывов, шиноби документировали каждое сказанное слово, боясь упустить чью-то боль или забыть чьё-то страдание, которое заслуживало внимания. Суд был страшным, под звучный удар правосудия попало почти полторы тысячи работников подпольного рынка и выжившие члены клана, которые хоть что-то знали или могли рассказать о деяниях главной ветви. Было исполнено желание Даймё, и большая часть осуждённых были направлены на подобие каторги, где первоочередной задачей было уничтожение каждого из укрытий. Стоит заметить, что около двадцати человек, которые участвовали в организации торгов, подверглись пыткам с целью выяснения местонахождения и данных каждого покупателя, а после были казнены в назидание другим. Люди спешно стекались из многих стран, прибывали на лодках и лошадях, искали в освобождённых людях своих пропавших родственников, плакали у их ног и обнимали их колени, благодаря небо за шанс снова увидеть любимых. Кричали имена пропавших и каждый раз когда кто-то отзывался, улыбка касалась губ волонтёров, которые помогали всеми своими силами для объединения семей. Все шиноби были брошены на помощь людям в поисках своих родных. Тела выносили из катакомб очень долго, во всех уголках обезвреженных убежищ, на обозрение огромной толпы, в которой каждый человек боялся увидеть среди мертвецов родные черта лица. После почти каждого вынесенного на свет тела где-то среди людей раздавался вопль отчаяния, но уже через пару секунд были слышны рыдания облегчения, ведь теперь их дети, родители, мужья и жёны найдут заслуженный покой и будут отправлены в последний путь достойно, а не сгниют в сырой земле среди трупов. Много людей были изуродованы до такой степени, что было принято решение создать временный отдел медицинской генетики, где добровольцы могли брать образцы ДНК у всех желающих, которые так и не смогли найти среди вынесенных из убежищ своих любимых, а медики затем сверяли данные с ДНК, взятыми у неопознанных жертв. Это помогло воссоединиться значительному числу семей, но по-прежнему оставался значительный процент безымянных трупов, которых пришлось уместить в братскую могилу, и воздвигнуть над ней памятник. На каменном изваянии была женщина, прижимающая к своей груди ребёнка: каждый пострадавший от жестокости этого мира был олицетворением этого ребёнка, который так нуждался в защите и справедливости. Несколько отрядов анбу были отправлены по наводкам на потенциальных покупателей: задержания были жёсткими, ликвидировали любителей поживиться чужой свободой прямо на месте при нахождении малейшего доказательства причастности к подпольному рынку. Анбу вымещали всю свою злобу за посягательство на свободу шиноби и не давали пощады никому, игнорируя высокий статус, пачки денег и какие-либо угрозы. Чистка была колоссальной, даже несколько великих феодалов пали бездыханными мешками под ноги разъярённых ниндзя. Благодаря нахождению большинства покупателей, удалось освободить ещё какое-то количество людей, которым казалось, что всё это несбыточный сон. С Цунаде и старейшин экстренно сняли все возможные обязанности и на время выслали с Шизуне из страны, пока вспыхнувшие беспокойства не улеглись, и народ не переварил страшное откровение властей. Люди хотели бунтовать из-за самого факта существования такого преступления и того, насколько далеко всё зашло, но всеобщий траур поглотил страну надолго, и мирный народ предпочёл заняться помощью пострадавшим. С тех дней прошло ровно пять лет, и теперь каждый год Ино и Сакура встречаются у тренировочных полей и неспешно идут в сторону небольшой лужайки, где уместились два крохотных надгробия, для которых Харуно продолжает ежегодно надевать чёрное кимоно и нести однодневный траур. Каждый год в этот день она гладит холодный мрамор дрожащими руками и не может удержать слёз, до безумия скучая по одному из лучших людей в своей жизни и спасителю, который перевернул её жизнь. Ино в такие минуты понимающе кивает и идёт к детям, отвлекая их и давая подруге время поговорить с Обито и Ноэ. Девушка сидит на траве около камня, подолгу и непрерывно говорит, рассказывая всё-всё, что с ней произошло, боясь упустить любое незначительное событие. — Мы наконец-то переехали в домик, который ты для меня выбил, Тоби, правда предстоит долгий ремонт и обустройство, в квартире было тесно, — тихо продолжала куноичи, наливая в три рюмочки немного прозрачного саке. — Юнги, Исаяма закончил академию досрочно, представляешь? Он сейчас под руководством двух лучших шиноби деревни, его тренируют Шикамару и Наруто лично. Они считают, что малец настоящий гений, а в свободное время с ним занимается сам Хокаге-сама. Твой сын необыкновенный. Сакура на секунду замолчала, прислушиваясь к своим ощущениям и, опустив глаза, улыбнулась, покачивая головой. Каждый год одно и тоже. — Да, Тоби, он снова делает вид, что не пришёл, но ты же знаешь, что он бывает тут чаще моего, — женщина опрокинула рюмку и, прижав ладонь к вспыхнувшим от горечи губам, тихо выдохнула. — Прости, Обито мы приведём в следующий раз, сейчас он приболел. Не переживай, он растёт чудесным и смышлёным мальчиком, глаза у него мои, а вот волосами пошёл всё же в отца. Харуно изменилась навсегда, громкость и резкость из поведения девушки пропали, опрометчивость тоже, взамен появилась аккуратная плавность, глаза навсегда стали мутно-мятными и больше не блестели, улыбалась она не часто, но у неё получилось сохранить в душе нежность и ласку, которую изначально хотелось уничтожить. Сначала девушка хотела рвать когти и бежать из деревни, чтобы больше никогда не видеть проклятых улочек, которые казались ей пристанищем предательства. Она даже собрала вещи в небольшую походную сумку, но на кровати беспокойно ерзал избитый малыш, который так тяжело восстанавливался после освобождения: у Сакуры не хватило духа отдать Исаяму в детский дом, хоть она и заведомо решила, что с ролью родителя она будет справляться гадко. Ребёнок, помимо эмоционального потрясения, был болен целым букетом различных болячек, которые не хотели оставлять худощавое тельце и тянули из него последние силы. Девушка поняла, что одной справляться невыносимо трудно. Ей проще последовать по пятам Учихи, чем окончательно закрыть своё сердце, продолжавшее тянуться к Какаши и безмерно скучавшее по Ино, которая, рыдая, рассказывала как отчаянно искала подругу. В конце концов она наконец-то нашла Исаяму, которому нужно было дать как можно больше любви и родительской заботы, чтобы залечить раны на детской душе. Мальчику нужна была семья, а не ледяная наставница, думающая только о себе. Эта мысль вытесняла планы о побеге из поселения, заставляла думать об адаптации не ради себя, а ради неповинного ребёнка, который слишком много страдал, чтобы скитаться по миру с непутёвой дамочкой. Ему нужно идти на учёбу, завести друзей и знать, что дома кто-то ждёт. Сакура устало смотрела в окно своей квартиры, в которой совсем недавно на неё жестоко напали, перевернули всю жизнь, и думала о том, как же простить когда-то горячо любимую деревню листа. Исаяма заёрзал на кровати, беспокойно скидывая с себя тёплое одеяло: температура не спадала второй день, серьёзные раны сходили безумно долго. Харуно отвернулась от окна и едва заметно улыбнулась, присаживаясь на край постели. Её прохладная ладонь аккуратно легла на пылающий лоб ребёнка, остужая и давая понять, что он не один, и это сработало мгновенно — мальчик замер и, притихнув, снова погрузился в глубокий сон. Какаши предпринимал все меры, чтобы спасти шаткую психику девушки и был с ней круглосуточно, позволяя ей в полной мере выстрадать всё то, что свалилось на куноичи: она плакала ночами от кошмаров и страхов, он молча гладил её по голове и забывал про сон, уходя к себе только под утро, она пугалась любого резкого движения или шума, он стал олицетворением бесшумного передвижения и тихого голоса. Хатаке несомненно трудно давались изменения в бывшей ученице, но он поклялся себе больше никогда не оставлять её, поэтому каждую сменившуюся черту характера он изучал внимательно, относясь с пониманием к тому времени, что она попросила дать ей, чтобы справиться с потерей Обито. Тем более, мужчина невольно сел в кресло Хокаге и, немного побранив его, принялся за работу, которая отвлекала от роя сомнений, вопросов и переосмысления своего будущего. А сможет ли он быть рядом с девушкой, которая на любое сомнительное слово щурит глаза и напрягается всем телом, ожидая незримого нападения? Сможет ли стать достойной опорой и защитить от жестоких игр этой жизни? Хатаке знал, насколько ноет девичье сердце из-за такой неожиданной потери: Сакура будто ощущала недоговорённость, слышала слова, которых ей никто не произносил, и оттого страдала сильнее, ища крохи своей вины в смерти Обито. Только спустя полтора долгих года Сакура наконец-то бесшумно зашла в кабинет Хокаге и, заметив, что он наконец-то один, тихо откашлялась, привлекая к себе внимание уставшего сенсея. Его стол ломился от запыленных бумаг, свитков и книг, которые стопками заполняли всё свободное пространство. Денно и нощно Хатаке отвечал на письма, разгребая последствия недавнего кошмара, ведь доверие к деревне было подорвано, люди поддавались панике и требовали создать структуру, которая защитит простых жителей, другие деревни и страны позволяли себе колкости, пользуясь шатким положением листа. И среди этого сущего хаоса, розовласка согласилась на свидание, которое мужчина единожды предложил ей примерно год назад, чем знатно шокировала Какаши. Он не только поперхнулся от такой новости, но, переспросив пару раз, ещё и объявил внеплановый праздник в деревне, чтобы не появляться на своём посту в этот день. Харуно тихо посмеивалась, видя с какой скоростью Хатаке снимает с себя мантию и пихает в руки удивлённого Шикамару, трясёт пальцем у носа заместителя и зло грозится, что уничтожит любого, кто посмеет его потревожить, и только в случае очередной войны можно звать его в резиденцию. — И то, Нара, постарайтесь разобраться сами, и, если даже так не получится, тогда так и быть, можете меня отвлечь, — оповестил на прощание мужчина, спешно покидая свой кабинет с девушкой под руку. — Класс, — закатил глаза Шикамару, провожая начальника недовольным взглядом. Их отношения были поставлены на паузу и наконец-то Сакура поняла, что чувства к мужчине окрепли, а сердце зажило в достаточной степени, чтобы пустить туда пепельноволосого, который без лишнего слова молча ждал. Хатаке не торопил и старался ненавязчиво быть рядом, давая чувство защиты, которого куноичи когда-то так не хватало. Именно этим он заслужил уважение девушки, которая изначально держала огромную дистанцию, ощущая угрозу отовсюду. Ино отмечала звериный страх в зелёных глазах подруги, когда они выбирались в людные места, и молча сжимала губы, надеясь, что Сакура сможет справиться с этим. Куноичи старалась, но оскал расцветал на бледном лице при малейшем запахе угрозы, будь то буйный пьяница или наглый шиноби, жажда убийства продолжала пульсировать в её тонких венах. Это была внутренняя война, в которой сражался скучающий по крови волк и загнанный в угол ягнёнок. Харуно училась доверять людям так же неуверенно, как неуверенно делает первые шаги ребёнок. Однажды какой-то подвыпивший шиноби задел Исаяму посреди улицы, пока мальчик послушно ждал Сакуру из магазина, где она задержалась всего на пару минут, перебрасываясь с продавцом будничными фразами о погоде. Мужчина был не в себе и мало того, что задел ребёнка, из-за чего тот упал в пыль, так вместо извинений и помощи, лишь фыркнул, выливая поток проклятий на малыша, который якобы не дал пройти старшему. Краска сошла с щёк Харуно, когда она услышала с улицы хныканье ребёнка, который никогда не плачет. Покупки были забыты, существование закона тоже, и если бы девушка носила с собой кунаи, шиноби бы уже захлёбывался в собственной крови и умолял о пощаде. Ярость накатывала мощными толчками, вид поднимающегося из пыли ребёнка, на которого истошно вопил невменяемый ниндзя, посмевший напялить на себя форму шиноби, лишил Сакуру остатков разума. Она знала, что убьёт его голыми руками. Очнулась она когда незнакомец начал плавно терять сознание: Харуно вжимала жертву в стену, размеренно и неспешно перекрывая ему кислород. Кто-то всё же оттащил девушку от обмякшего шиноби, жалобно просил прекратить, но она лишь горящим взором прожигала дыру в нём, запоминая каждую черту его лица. Уже на следующий день страдающего от похмелья мужчину ждала печальная участь, после которой он жалел, что сумасшедшая дама не прикончила его сразу. Его вызвали в резиденцию, где за столом вальяжно сидело олицетворение дьявола в мантии хокаге: Какаши мощно сжимал челюсть, которая выдавала его бешенство, и смотрел леденящим взором на смельчака, тронувшего не того ребёнка. Дальше всё было как в тумане. Сакуре очень трудно давалось воспитание гиперактивного Исаямы, которому не хватало твёрдого и строгого воспитания, и Хатаке предложил занять мальчика сначала академией, а после попробовать отдать на тренировки. Кто бы знал, что Хокаге угадает настолько и взрастит юного гения нового поколения, которого уже в восемь лет умоляли отдать на обучение в анбу. Исаяма с первого дня искренне привязался к спокойному мужчине, который подолгу говорил с ним перед сном и находил в своём плотном графике время для чужого малыша, так скоро ставшего ему роднее кровного ребёнка. Хатаке приходил в рабочей одежде и старался каждую ночь укладывать мальчика спать, давая Харуно время на отдых. Сакура училась быть матерью с трудом, но твёрдо решила стать ею для мальчика, а идти к своим целям девушка умела. На время она отложила все свои второстепенные дела и занялась поглощением всех книг, которые только могла найти на тему воспитания детей, мучала различными вопросами родителей и подруг, приходила в самые неожиданные моменты к Какаши, срывала ему важнейшие совещания и, едва сдерживая слёзы, делилась тем, что просто не знает, что сказать ребёнку в той или иной ситуации. Её ужасно терзало, что она не может должным образом успокоить редкие капризы мальчика, поддержать его после тяжелого дня в академии, что иногда не имела силы поднять на него голос, ведь она ему даже не родная мама. Девушка просто не знала как поцеловать Исаяму в лоб, как узнать его предпочтения в еде: Сакура даже готовить толком не умела, но отчаянно старалась, штудируя разнообразные рецепты в попытке угодить мальчику. Куноичи мучали вопросы о том, насколько сильно матери должны любить своих отпрысков, и любит ли она Ису настолько же сильно. Девушка не знала как подступиться к нему, как преодолеть страх того, что она не нужна мальчику. Убивать куда проще, чем взращивать полноценного человека. Хатаке искренне устал видеть перманентное огорчение на лице своей дорогой ученицы, поэтому в один солнечный денёк, придя после тяжелого рабочего дня, он усадил Исаяму на свои колени и попросил Сакуру поприсутствовать при серьёзном мужском разговоре. — Исаяма, мне надо с тобой серьёзно поговорить, — начал спокойным тоном Какаши, привлекая к себе внимание ребёнка, который сразу же нахмурился и кивнул. — Только честно. Скажи, почему ты не слушаешься Сакуру? Харуно тут же подорвалась с нагретого места, боясь, что пепельноволосый обидел или задел мальчика безмерно прямолинейным вопросом, но её пригвоздил к месту строгий взгляд мужчины. Мальчик старательно хмурился, о чём-то неспешно думал и, в итоге, кивнув себе же, повернулся к Хатаке. — Я хочу слушаться маму, но иногда я всё равно что-то делаю не так, но не назло, а только когда сильно хочется. Потом мне стыдно, что мама грустит, — подытожил Исаяма, грустно поджимая пухлые губки. Округлые капли слёз блеснули на пушистых ресничках ребёнка. — Простите, пожалуйста. Но Сакура, уже ничего не слыша, стояла на коленях и обнимала мальчика, сдерживая рвущиеся наружу слёзы счастья и облегчения. Юнги говорила ей, что настоящие мамы никогда не плачут и не показывают детям слабость, но Харуно ничего не могла с собой поделать, услышав, что ребёнок впервые назвал её мамой. Хокаге тогда облегченно выдохнул и аккуратно обнял обоих, ощущая какое-то странное семейное единение. — Кстати, — Исаяма выбрался из крепких женских рук и поднял голову, с кристально чистым интересом заглядывая в глаза смеющегося мужчины, — а почему папа не живёт с нами? Вопрос стал ребром, потому что силы Хатаке плавно покидали его тело: он возвращался в свою квартиру глубоко за полночь и на рассвете уже восседал в своём кресле, мечтая лишь о кружке крепкого кофе и выходном. Мужчина не мог не заглянуть вечером к Харуно, не мог не ответить на добрую сотню вопросов активного мальчугана и не мог упустить возможность непринуждённо коснуться руки или бедра девушки, вгоняя её в краску. Главным аргументом переезда Сакуры и Исы в дом Хокаге было пространство, которого так не хватало ребёнку, плюс мужчина позаботился о комфорте ребёнка и приказал организовать на заднем дворе небольшую тренировочную площадку и резные деревянные качели. Харуно никогда не скажет этого Какаши, но наконец-то ей стало спокойно засыпать, ведь её квартира насквозь была пропитана воспоминаниями о похищении и не казалась безопасной или уютной. Первое время девушка спала в отдельной комнате, но даже она была вымучена хождением вокруг такой простой истины, которая была понятна даже слепому. Харуно раздражённо скинула с себя одеяло и порыскав в кромешной темноте, нащупала выключатель. Свет разлился в её пустой комнате, осветил прохладную кровать, в которой больше не было сил спать одной: девушка надела пушистые тапочки и поправив шёлковый ночной комплект, уверенно пошла требовать у пепельноволосого должного внимания к своей персоне. Хатаке тогда удивлённо перевёл взгляд со своей книги с сомнительным содержанием на сонную и немного потрёпанную куноичи, которая стояла на пороге его комнаты, уперев руки в боки. «И это она жестоко убивала каждого на своём пути. Интересно, тогда она уже носила ночные шортики с кроликами?» Ровно спустя ещё полгода Харуно снова нежданно заглянула в резиденцию, без стука войдя в кабинет и, оторвав задумчивого Какаши от очередной скучной кипы надоедливой макулатуры, зажала рот рукой, сдерживая поток ругательств, которые хотелось высказать мужчине. Он сразу же встал с места и взволнованно дёрнулся вперёд, замечая, что девушка едва ли не падает в обморок, но она отшатнулась, сделала шаг назад и подняла на него свои большие глаза, в которых плескалось море испуга. — Я беременна, — хрипло шепнула Сакура надломленным голосом. Хатаке сначала расслабленно выдохнул, радуясь, что никто не умер и не произошло ничего страшного, а потом смысл слов всё же дополз до пункта назначения и мощно ударил по мозгу мужчины. — Шикамару! Объявляй нерабочий день, — крикнул Какаши, спешно срывая со своих плеч мантию. — Что, опять?! Третьим выходным стала свадьба самого Хокаге, на которую стеклась вся деревня. Харуно сопротивлялась, отказывалась в этом учувствовать и откровенно боялась такого колоссального столпотворения. Мозг девушке вправляла коалиция всех куноичи деревни, которые хихикали над тем, что Сакура выходит за своего учителя. Рано утром в день собственной свадьбы, Харуно стояла около надгробий в необыкновенном белоснежном кимоно и молчала. В голове проскользнула хитрая мысль, смахнувшая уверенность с лица девушки, что если бы Обито выжил, она вряд ли бы когда-то надела это кимоно для другого мужчины. Горький привкус сожаления осел на накрашенных девичьих губах, смутная тошнота подкатила к горлу: беременность проходила нелегко, но была бы она сейчас в положении, если бы Тоби не оставил её? Может так звучал вой сердца, которое долго ещё будет помнить угольно-чёрные глаза с весёлыми искорками ласки. Девушка аккуратно положила руку на ещё крохотный животик и, прикрыв глаза, улыбнулась сама себе, уверенная в том, что её будущего сына будут звать Обито. К алтарю розовласка шла неспешно, крепко держась за руку Наруто, для которого роль старшего брата была великой честью. Харуно загнала его в могилу и собственноручно вытащила оттуда за шкирку, но блондин никогда не припоминал всего того, что оставило на его теле уродливые шрамы и разорвало ему брюхо. Было ли Сакуре стыдно? Нет, она не считала необходимым жалеть о прошлом, но легкое стеснение никуда не исчезало. Было ли Наруто обидно? Нет, он помнил затянутый ненавистью взгляд девушки, которая не видела преград в попытке дотянуться до своей цели, поэтому Узумаки считал, что сам шагнул в пропасть, встав на пути мстителя. Девушка упорно навещала блондина в больнице, приносила угощения и помогала в процессе тяжелого лечения. Возможно между ними навсегда осталась трещина, пропитанная кровью Хинаты, но никто из них не хотел копаться в грязном прошлом. — Мама, вы долго в этот раз, — беззлобно протянул Исаяма, подходя ко взрослым. В этом году Сай решил пройтись с ними, немного переживая за беременную Ино: они долго хотели завести второго ребёнка и только спустя три года наконец-то наступила желанная беременность, поэтому Сай преследовал жену по пятам, боясь оставить её одну даже на пару минут. Иноджин сразу же протянул руки к маме и счастливо заулюлюкал, снова забывая все свои обиды и огорчения. — Ты наверняка проголодался, — заметила Сакура, про себя восхищаясь тем, каким красивым и добрым человеком растёт Иса. Тёплый весенний ветер перебирал отросшие чёрные локоны, целовал покрытые веснушками щеки и радовался искренней, широкой улыбке паренька. Теперь она знала, какой суп любит её старший сын. — Многоуважаемая чета Яманака, приглашаю вас на семейный обед. — Не смею отказываться, — радостно протянула Ино, поправляя растрепавшиеся волосы сына. Небольшая группа людей отдалялась от тренировочных площадок и Сакура наконец-то искренне смеялась над перепалками друзей, держа за руку своего ребёнка и направляясь кормить любимых людей обедом. На крохотное мгновение девушке показалось, что кто-то внимательно смотрит ей в спину и не удержавшись, куноичи резко развернулась, задерживая дыхание. Розовые длинные волосы взметнулись, и меж мягких локонов мелькнули густые чёрные глаза, блестящие от смеха.

***

Сакура нежно поцеловала спящего в кроватке ребёнка, боясь потревожить хрупкий детский сон: Тоби слышал малейшие звуки и постоянно просыпался, из-за чего вся семья была вынуждена ходить на цыпочках. Мальчик унаследовал не только внешность отца, но уже в полтора года смотрел вымученно-безразличным взглядом на всех, кто не вызывал в нём должного интереса, походя на Какаши во всём. Шелковистые серебряные волосы разметались по подушке, хриплое дыхание срывалось с детских губ. Уже бывшая Харуно переживала из-за склонности сына к болезням, слабый иммунитет подкашивал Обито постоянно и никакие аргументы Хатаке не могли переубедить взволнованную мать. Какаши пытался доказать, что сам постоянно болел в детстве и иногда был на грани смерти из-за банальной простуды, но это ещё больше пугало девушку. Вот и сейчас мальчик подхватил что-то от сверстников Исаямы и теперь был вялым, тяжело дышал и сильно кашлял. Сакура аккуратно прикрыла дверь в детскую и устало выдохнула, сразу же расстёгивая крупные пуговицы на своём кимоно. После ужина Сай и Ино поспешили домой, ведь Иноджин уже самозабвенно спал на их руках, а Исаяма взял небольшой рюкзак и, поцеловав маму в щёку, радостно отправился на ночёвку к Мицуки, который жил неподалёку от дома Хатаке. Обито поел совсем немного и вскоре заснул, крепко сжимая тёплой и влажной ладошкой мамин мизинец, не желая отпускать от себя Сакуру, но вскоре ручки мальчика расслабились и девушка смогла бесшумно выйти в коридор, наслаждаясь тишиной в доме. Пояс медленно освободил тонкую талию, кимоно нехотя сползло с бледного тела, обнажая хрупкие плечи и руки, в коих таилась безмерная сила. Кожа просвечивала и при слабом освещении казалось, что видна каждая даже самая крохотная венка. Девушка потянулась, разминая затёкшие мышцы, каждый суставчик сладко прохрустел, оставляя лишь лёгкость в конечностях. Кожа покрылась тоннами мурашек, обхваченная прохладным ночным ветром, прорвавшимся в распахнутые окна. — Неужели принято ничего не носить под кимоно? — Какаши улыбался, и эта улыбка сочилась из его слов, он явно наслаждался развернувшимся зрелищем, стоя позади своей жены. — А ты не знал? — Хитро отозвалась девушка, мягко разворачиваясь лицом к мужчине, который снова пришёл домой в мантии хокаге и теперь стоял, подпирая плечом дверной проём. Его тёмные глаза блестели от восторга, усталость после рабочего дня испарилась, стоило увидеть подтянутый девичий животик, мягкую и округлую грудь, которая немного увеличилась в размере после родов. Какаши не хотел тратить время на бессмысленный флирт, поэтому в пару широких шагов преодолев расстояние до своей возлюбленной, мягко опустил одну руку на её талию, а другой бесцеремонно надавил на затылок девушки, притягивая к себе манящие губы. Он целовал настолько жарко, что ноги девушки подкашивались, а он ощущал это и хмыкая ей в губы, прикусывал юркий язычок. Она казалась ему зефирной, невообразимо мягкой и податливой, но в этом безумно возбуждающей, ведь каждый раз, когда её ресницы вздрагивали и приподнимались, он видел как в её глазах плясали демоны. Сакура пользовалась своей красотой и получала желаемое, оказывалась припечатанной лопатками к прохладной поверхности стены, которая немного отрезвляла поплывший от жара разум. Хатаке знал где аккуратно провести своей широкой ладонью, чтобы моментально выбить из раскрытых мокрых губ приглушённый стон восторга. Ему не хотелось сдерживаться, мягкие поглаживания сменились грубыми сжатиями, аккуратные касания уступили место звонким шлепкам, и Сакура была уверена, что такими темпами они разбудят сына. Какаши подхватил девушку под бёдра, она, в свою очередь, быстро обхватила его мощный торс ногами и дразняще потёрлась затвердевшими сосками об его прохладную рубашку, едва ли не мурлыча от удовольствия, зная, что играется с разгорающимся огнём. Что-то меж поцелуями и укусами спустились на длинную женскую шею, Хатаке облизывал медовую кожу, которая чуть ли не таяла от жара и трепета. Хриплые стоны были сопровождением каждой расстёгивающейся пуговицы на рубашке мужчины, пальцы Сакуры дрожали и путались, пелена дымящегося возбуждения заслонила мутно зелёные глаза. Её белоснежная кожа хрустела как воздушное суфле под каждым грубоватым движением и касанием его чёрствых рук, он сминал её, вжимал в себя и мечтал заполнить свои лёгкие её дурманящим ароматом, сделать своей ещё больше, чем уже есть. Жена, мать его детей, этого казалось Какаши мало, ему хотелось вшить Сакуру в свои вены и видеть густую зелень её больших глаз постоянно: видеть как они наполняются глубокими синими слезами, видеть как пылают огнём ярости, видеть как пульсирует и толкается наружу жажда убийств, с которой девушка никогда не сможет совладать. Хатаке хочет ловить своими губами каждый её рваный вздох, когда она стонет под ним, когда она удивлённо охает, когда устало выдыхает после тяжелого дня. Рубашка безвольно слетает на пол, отправляясь куда-то в сторону плотного кимоно: девушка хнычет от жара крепкого мужского тела, поражаясь тому, как великолепно под молочной кожей перекатываются мышцы, вылитые из стали. Её ласковые касания сменяются глубокими царапинами, которые она аккуратно выводит на ровной коже: Сакуру заставляет трепетать вид крохотных капелек сладкой крови, она задыхается от восторга и стонет, ощущая пылающую плоть так близко к своему лону. Толчок. Ей казалось, что она забывает кто она и где находится, что во всей вселенной остались только они вдвоём и нет ничего, кроме его жадных поцелуев. Умереть от наслаждения казалось великолепной идеей. Протяжный хныкающий стон прервался коротким всхлипом восторга, когда движение повторилось, лишая шанса на нормальную работу мозга. Хатаке тонул, её тело было горячим молоком, растворяющим остатки его самообладания. Пот жадно лизал его напряжённые скулы, но мужчине было плевать, он учащал ритм под стать своему сорвавшемуся с катушек сердцебиению, не давая девушке даже крохотной секунды для вдоха. Чувственность пробивала температуру, между ними творился настоящий ад, и она была дьяволицей в человеческом обличье. Приглушённый рык заполнял её горло, влажные бедра управляли балом их страсти, а отросшие когти изрисовывали широкую мужскую спину, добавляя в его коктейль удовольствия немного перчёной крови. Сакура самозабвенно тянула его пепельные волосы, грязно смотрела из-под полуприкрытых мокрых ресниц, желая убить его своим нарастающим удовольствием. Это была война за главенство, никто не хотел уступать друг другу, и поэтому секс становился грубее, толчки глубже, а пульс сходил с ума, то резко замедляясь, то взрываясь. Хатаке едва заметно улыбался уголками губ, видя пик удовольствия своей великолепной женщины, которая была восхитительна в своём возбуждении, и ему не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. Для Сакуры вселенная сжималась и взрывалась, холодный пот прошиб её позвоночник и заставил выгнуться дугой, закусывая губы в немом восторге, оргазм заполнил каждую клеточку её разгорячённого тела и взорвал его, принося невозможную лёгкость. Какаши удовлетворенно провёл носом по щеке девушки и тихо рыкнув, выпустил из своей железной хватки девушку, недовольно замечая насколько сразу же опустело его тело. Ноги девушки дрогнули и капризно отказались держать хозяйку, поэтому она охнув, крепко ухватилась за плечо мужа. — Люблю тебя, — кротко и хрипло сказал он, помогая жене удержаться на ногах. Они ленились идти куда-то и так и стояли, держась друг за друга, тяжело дыша и задыхаясь друг другом. Сердце Сакуры трепетало, замирало и куталось в новое, ранее неведомое чувство спокойствия. — Какаши, — шепнула Харуно, поднимая взгляд вверх, и охнула, сразу же сталкиваясь с его тёмно-серыми глазами, которые изучали каждую деталь в раскрасневшейся девушке. — Знаешь, ты — мой дом.