Действуй, Хината-кун!

Если бы десятилетнему Хаджиме сказали, что когда-нибудь он будет просыпаться под телевизионное обращение робомедведя, он бы, вероятнее всего, просто покрутил пальцем у виска: он смотрел все популярные токусацу-сериалы, но робомедведей среди их героев точно не было. Впрочем, маленький Хаджиме вряд ли бы поверил и в убийственную игру и, уж тем более, в Нагито Комаэду. Сейчас же Хаджиме привычно разлепляет глаза, едва услышав знакомый мультяшный голос. За последние дни он успел выучить слова Монокумы наизусть, а потому не особо вслушивается - но это только вначале. На этот раз речь медведя не ограничивается привычными утренними формулами. - Я ввожу новое правило, - говорит он, попивая коктейль. - С сегодняшнего дня вам запрещается ограничивать чью-то свободу передвижения. Нельзя кого-то запирать, нельзя изолировать, нельзя удерживать против его воли. Вы забылись и пытаетесь контролировать слишком многое - а ведь это моя прерогатива. Что дальше: среди вас появится самопровозглашенный герой и позапирает вас по коттеджам, чтобы у вас не было даже малейшей возможности совершить убийство? Так я совсем этого не хочу. - ... а того, кого вы заперли, я выпущу, так и знайте. Экран гаснет, и в ту же секунду Монокума материализуется прямо перед Хаджиме. - Здорово я придумал, правда? - медведь устраивается на краю кровати, беззаботно болтая лапами. - Создал вам идеальную мизансцену. Знаешь, к Нагито ведь никто никогда хорошо не относился. Хаджиме передергивает от того, с какой легкостью Монокума это говорит. А тот продолжает как ни в чем не бывало. - Ну разве это не потрясающе! Ты можешь это использовать. После своего заключения Нагито ощущает свою ненужность как никогда остро - это же лучший момент, чтобы действовать! Сейчас он любой жест доброй воли воспримет преувеличенно хорошо. - Но это какой-то стокгольмский синдром выходит, - медленно говорит Хаджиме, пробуя уложить в голове сказанное. - Именно он! - радуется медведь. - Это ведь рабочая схема: похищаешь человека, привязываешь его к себе, по своему усмотрению влияешь на его систему ценностей... Потом делаешь что-то совсем маленькое и неэнергозатратное, и вуаля! - он бросается к тебе на шею. - Как ты сейчас, - добавляет он после небольшой паузы. - Ты о чем вообще? - говорит Хаджиме. Монокума кажется разочарованным его непонятливостью. - Ну как же. Я заставляю вас убивать друг друга, а ты приходишь ко мне за советами - впрочем, забудь. Тебя влечет ко мне моя медвежья харизма. Не уверен, что тебе удастся повторить мой успех. - А зачем ты это мне рассказываешь? - Хаджиме сжимает кулаки. Если бы он мог сейчас ударить Монокуму, он уверен, его удар был бы таким сильным, что медведь взлетел и приземлился бы где-то в районе пляжа. Однако он не может себе сейчас этого позволить, а потому весь свой гнев проявляет только все более громким голосом. - Зачем открыто говоришь о том, что ты мной манипулируешь? Не боишься, что это поможет мне выйти из-под твоего контроля? Медведь совсем не кажется озадаченным: - Скажи, ты когда-нибудь был на выступлении по-настоящему хорошего фокусника? Можешь не отвечать, я сам понимаю, что нет. Ты никогда не видел, как иллюзионист сам раскрывает секрет фокуса, и ты тут же с удвоенным вниманием начинаешь вглядываться в его руки - зачем он это сделал? Не прячется ли за этом другой, более масштабный фокус? Не оставят ли тебя сейчас в дураках? Упс, я опять это сделал. Его слова тревожат Хаджиме. Он чувствует, что должен хорошенько обдумать их, но сейчас у него нет на это времени. Он делает себе мысленное напоминание, что должен вернуться к ним позже, а сам меняет тему на ту, которая больше волнует его именно сейчас, в этот момент. - Рассказывай мне о Нагито все, что тебе взбредет в голову; я все равно не собираюсь уподобляться тебе, - рычит Хаджиме. - Это почему? Сам же просил у меня совета. Это поможет тебе завоевать твоего Комаэду. - Я не хочу никого завоевывать. Это просто нечестно! - Почему? - искренне удивляется медведь. - Вполне обычно. Сама лексика любовных отношений на это намекает - возлюбленными завладевают, их завоевывают и покоряют. Как по мне, ты должен быть мне благодарен: ты участвуешь в той же игре, что и остальные, просто благодаря мне у тебя есть доступ к ее правилам - потому что я-то прекрасно понимаю, как устроены любовные отношения. Ты можешь быть точно уверен, что одержишь в ней победу. И еще одно: тебе так важны его чувства... а как ты можешь быть уверен, что они существуют? Ты не можешь быть уверен в том, что люди вокруг тебя реальны - ведь у тебя нет стопроцентного способа, который позволит тебе проверить, что кто-то, кроме тебя, действительно наделен сознанием. C таким же успехом можешь оказаться в симуляции, я могу быть не медведем, а кем-то еще. Да меня может вовсе не существовать - как и всех остальных. Так не легче ли относиться ко всему, как к игре на консоли Чиаки? Бери пример с меня - если ты считаешь всех вокруг плохо прописанными игровыми персонажами, тебе больше не нужно быть таким правильным. Что с того, если ты будешь манипулировать, убивать и стравливать друзей, если все, с чем ты имеешь дело, это жалкое собрание пикселей?! - Это не для меня, - не задумываясь, говорит Хаджиме. - Я не собираюсь относиться так к миру и, тем более, к Нагито. - А чего ты тогда хочешь? - издевательским тоном говорит Монокума. Его глаза хищно блестят. - Не знаю, - честно говорит Хаджиме. - Ну, точно не этого. - С тобой скучно, - замечает Монокума. - Ты слишком предсказуемый. Я, пожалуй, пойду. Но сначала дам тебе это. Он торжественно передает Хаджиме бутылочку, наполненную чем-то желтым и вязким. - Это заживляющая мазь, - поясняет он, пока Хаджиме вертит ее в руках и даже смотрит через нее на свет, как будто это поможет ему проанализировать химический состав содержимого. - Тебе это пригодится: кандалы оставили ему кровоподтеки, да и твои одноклассники особо не церемонились, когда вырубали его. Повторюсь, ему сейчас много не надо: пару ласковых слов, первая помощь - и он будет твоим. Монокума исчезает так же неожиданно, как и появился, а Хаджиме остается один - думать, что он делает со своей жизнью, и собираться на завтрак. *** Стоит бледному Нагито показаться в дверному проеме, как все разговоры в ресторане стихают - как будто все они оказались в пьесе, и ремарка приказала им в одночасье замолкнуть. Нагито выглядит еще более хрупким и уязвимым, чем его помнит Хаджиме. Все застывают, и Хаджиме пробирается вперед - на какую-то секунду ему кажется, что он блуждает между восковых фигур. Кажется, что единственные живые люди в зале - это он и Комаэда. Хаджиме подступает к нему почти вплотную. Он никогда не поддерживал решение Соды изолировать его. Да, Нагито опасен, но такого с ним делать не стоило. Как говорил Монокума (не слушать Монокуму! это лишит Нагито свободы выбора, заставив его действовать так, как хочет Хаджиме), надо всего лишь по-доброму к нему отнестись (но это ведь не манипуляция, нормальное отношение - это то, чего заслуживает не только Нагито, но и любой другой человек). Нагито улыбается, и Хаджиме передергивает от его улыбки. Он что, издевается над ними? - Не думай, - Хаджиме сам не узнает своего голоса и, тем более, своих слов. - Не думай, что если тебя выпустили, ты снова стал частью нашей группы. Мы не собираемся с тобой общаться и подвергать себя опасности - никто из нас не хочет, чтобы повторились те ужасные события, к которым ты единожды уже был причастен. - Как потрясающе, - Нагито обхватывает свои плечи руками. Его глаза темнеют. - Никогда бы не подумал, что такой незначительный человек, как я, буду вызывать такие эмоции у кого-то вроде тебя. Ты воображаешь себе будущие убийства, правда? Я тоже много о них думаю. Уже представляю, насколько восхитительными будут новые классные суды: знаю, вам будет тяжело - но как ослепительно засияет воцарившаяся над отчаянием надежда, когда вы все же одержите победу. Я ведь знаю, вы не можете не победить. - Да пошел ты! - орет Хаджиме. Одноклассники за его спиной отмирают, наконец начиная переговариваться, но Хаджиме уже все равно. Он выбегает на улицу. У бассейна его встречают аплодисменты Монокумы. - Вот это стратегия! - медведь даже не старается замаскировать насмешку, так и сквозящую в голосе. - Зачем только обращался ко мне за советом? Ты ведь и сам превосходно справился. Выполнил программу-максимум: признался ему в своих чувствах, помог почувствовать себя лучше... - Отвали, - цедит Хаджиме. Медведь показывает когти, сыпет угрозами, но Хаджиме уже бежит дальше. Он берет хороший темп, но мысли о том, как он по непонятной причине умудрился все испортить, оказываются быстрее и всякий раз догоняют его. Он бесцельно гоняет туда-сюда по центральному острову. Когда силы кончаются, он переходит на шаг; когда он встречает кого-то из одноклассников, то меняет направление и резко ускоряется, притворяясь, что вспомнил о неотложном деле на другом конце острова. Кто-то даже осмеливается начать с ним разговор, но он всякий раз притворяется, что не слышит. Когда сил не остается даже на ходьбу, он заходит в ближайшее здание, которым оказывается аэропорт. Он надеется, что будет там один: после того, как Сода окончательно убедился, что с самолетами даже при наличии абсолютного таланта ничего сделать не удастся, даже он туда почти не захаживает. Ожидания Хаджиме не оправдываются. В самом уголке аэропорта, у конвейерной ленты, сложился пополам Комаэда, уткнувшись головой в колени. Какое-то время Хаджиме просто наблюдает за ним, не выдавая своего присутствия. Хаджиме пробует скомпоновать в голове какую-то фразу, которая бы исправила все, что он натворил, но получается только: - Что ты здесь делаешь? Нагито вздрагивает и поднимает голову. - Занимаю меньше пространства, - размеренно отвечает он. - Стараюсь пореже дышать, чтобы тратить по возможности меньше вашего воздуха. Я иногда так делаю, знаешь ли. - Так, пойдем отсюда, - командует Хаджиме, но Нагито только мотает головой. - Не стоит. Все и так были свидетелями нашего конфликта в ресторане. Подожди с моим убийством хотя бы пару дней, и я сам помогу тебе обставить все так, что никто не догадается, что это сделал ты. - Нагито, - прикрикивает Хаджиме, и тот прекращает свой горячечный монолог. - Да? Надо всего лишь найти правильные слова, которые все исправят. Это ведь не должно быть так сложно. - Скажи, ты хочешь горячий чай? - Я..., - Нагито задумывается, обхватив покрепче колени. - На самом деле, я очень хочу чай. *** Они пьют чай в опустевшем ресторане. Нагито держит чашку обоими руками. Рукава его куртки едут вверх, и Хаджиме открывается отличный вид на вереницу синяков на его кистях. Пошарив в карманах, он с сожалением понимает, что чудо-мазь от Монокумы так и осталась в его комнате. Стоит ему задержать на Комаэде взгляд, как знакомое чувство возвращается. Ему снова хочется наговорить Комаэде гадостей, но в этот раз у него получается сдержаться. - Я хотел извиниться за сегодняшнее. - бормочет он. - Я не считаю тебя не виноватым в убийстве Бьякуи и казни Теру... то есть, выходит, считаю виноватым, но все равно то, что я сказал, было... Нагито обезоруживающе улыбается. И почему только Хаджиме решил, что у него темные глаза с радужкой, закручивающейся в спираль? Они ведь светлые, почти прозрачные. - А я совсем на тебя не обижен. Хаджиме наконец понимает, что ему нужно от Комаэды. Он не обладать им хочет, не покорить, не завоевать, не победить и не сманипулировать. Понять. Он хочет его понять. Столько переживаний, а на самом деле - все так просто.