***
– Если бы не фигурное катание, то что? – девушка, Лилиан, широко улыбается, нисколько не стесняясь слегка кривого прикуса. Она сидит на диване вольно, откинувшись на подлокотник, и занимает всю свою часть. Юность в ней удачно сочетается с начавшим себя проявлять журналистским профессионализмом. Она не задаёт грязные вопросы, не вырывает слова из контекста и располагает гостя к дружественной беседе с первых минут разговора. Фрэнк, сидящий напротив неё, смеётся. – Ох, чёрт, я даже не знаю, – отвечает он и берёт небольшую паузу. – Катание всегда было в моей жизни, а если исчезало, то только на время травм. И то ты никогда не перестаешь заниматься совсем: если повредил руку, то делаешь упражнение на ноги и всё в таком духе. По-настоящему я задался этим вопросом, когда Би снялся с соревнований. – Якоб? – уточнила Лилиан. – Якоб Возняк? – Да, да, – кивнул Фрэнк и закинул ногу на ногу. – Так вот, я тогда попытался представить себе что-то ещё. В таких случаях обычно называют какой-нибудь вид спорта, но я, честно, просто не вижу себя нигде, кроме фигурного катания. Поэтому если вопрос: фигурное катание или ничего, то, определённо, ничего. – Хорошо, а если бы это был не спорт? – продолжает Лилиан. Фрэнк тяжело выдохнул и снова неловко рассмеялся. Далее его голос прозвучал чуть сдавленно, как будто он заставил себя произнести слова: – Если бы было ещё очень много разных «бы», то музыка. Пауза. Лицо Фрэнка на экране замирает с задумчивым, но крайне искренним выражением. Лилиан в кадре не видно, но Энди просто знает, что в этот момент она щурит глаза и задаёт уточняющий вопрос, на который Фрэнк отказывается отвечать, и потом они переходят к вопросам из вкладки «Сообщество». Их не так много, а потому Фрэнк даёт максимально полные и исчерпывающие ответы о том, что для него было несложно переехать на другой конец страны ради тренера, и о том, что он никогда особо не вписывался в школьный коллектив и потому не чувствует себя обделённым общением со сверстниками на домашнем обучении. Это занимательно, но не слишком интересует Энди, поэтому он, как и несколько дней назад, просто отматывает интервью немного вперёд. – Итак, вы с мамой переехали в Лос-Анджелес, ты сменил тренера. Что с тех пор изменилось? – повисла тишина, в которой, кажется, даже можно было услышать треск всех этих ламп, которые создали максимально хороший свет в видео. Порозовевшие щёки Фрэнка тоже можно было бы списать на них, но не улыбку и не мечтательный горящий взгляд. Он вздыхает, так и не найдя подходящих слов, и отвечает максимально лаконично: – Всё. – Они с Лилиан обмениваются взглядами, словно ведут какой-то свой разговор. Фрэнк, коротко кивнув, тянется к своей кружке с чаем и делает пару маленьких глотков, перед тем как продолжить мысль. – Ну во-первых, я за эти почти полгода повзрослел больше, чем за весь прошлый год – как минимум. Это как-то очень сильно ощущается внутри, особенно если начинаешь задумываться и сравнивать: «А, вот раньше я бы на эту ситуацию отреагировал по-другому». – Это соревнования в новой категории так повлияли? – Фрэнк быстро кивнул. – Да, и они в том числе, но больше всё-таки подход мистера Уэя. Местами он кардинально отличается от того, как работала мисс Рози, – Фрэнк посмотрел в камеру и, улыбаясь, поднял руки вверх. – Но я тут без обвинений! Это просто факт, – он вновь повернулся к Лилиан. – Там я был ещё маленький, и спрашивать у ребёнка о том, какую он хочет музыку или контент для программы – это немного... – Глупо,– закончила за него Лилиан, кивнув. – Да, что-то вроде того. Если бы у меня в шесть лет спросили, чего я хочу, то я бы в последнюю очередь подумал о тренировках на холодном катке в пять утра, – Фрэнк развёл руками и засмеялся, чем вызвал смех и понимающее «да, точно» у Лилиан. Переведя дыхание, он продолжил: – В «Амбрелле» меня практически с первого дня поставили перед фактом, что музыку я не то, что могу, а должен выбрать сам. Это очень круто! Правда, я был дезориентирован, у меня не было совсем никаких идей, так что на первый раз я этой привилегией не воспользовался. – Ну это всё равно же было при твоём участии? – Лилиан очертила ладонью в воздухе полукруг, поправляя широкие рукава блузы. – Ты как-то выбирал из предложенных вариантов или тебя просто поставили перед фактом? Как это происходило? – Да, поставили перед фактом. Назвали песню, скинули, я послушал и просто принял. Так ещё получилось, что я сам люблю и The Smiths, и Oasis, поэтому не было даже намёка на возражение. Может, если бы мне предложили что-то совсем уж чуждое, то я бы и отказался, не знаю. – Лилиан улыбнулась: – Ну, думаю, что если бы ты отказался, то тебя бы всё равно выслушали и обязательно придумали бы компромисс. – Да, конечно! – воскликнул Фрэнк. – Я в этом даже не сомневаюсь. Джерард смотрит на катание, как на создание совершенно нового произведения с нуля. Он в этом плане даже немного фанатичен. Ему важно, чтобы мы вкладывались в свои программы не только физически, но и духовно. – Хорошо-о, – протянула Лилиан. – Значит, больше осознанности и самостоятельности, – подытожила она. – Давай вернёмся к изменениям. Во-первых, ты повзрослел. А что во-вторых? – Фрэнк опустил голову и почесал заднюю сторону шеи. – Я, наконец, стабилизировал флип и практически подружился с риттбергером. Думаю, это вполне можно причислить к категории изменений. Хотя и здесь ещё есть, над чем работать: рёберность, плавность скольжения, работа рук и корпуса тела. Столько всего, – Фрэнк взмахнул рукой. На этом видео остановилось совсем, хотя впереди было ещё добрых десять минут, а экран телефона погас. Энди снял наушники и лёг на кровати ровно, вглядываясь в потолок. Видеть такой ажиотаж вокруг Фрэнка Айеро было для него... диковато. Обычно это он был тем, кому хотели задать целую кучу вопросов, кем интересовались, кого расспрашивали об отношениях и о том, возможно ли это совмещать с регулярными тренировками и соревнованиями. Его, а не Фрэнка. И что, что он не соглашался, считая это цирком и дешевизной? И что, что на этот раз это всего лишь канал, на котором даже трёхсот тысяч нет? Неприятное колючее чувство всё равно не давало покоя уже который день. Всё потому, что Энди думал, что Фрэнку тоже не стоило давать никаких интервью. Во-первых, это надо заслужить. Пока ты никто и звать тебя никак, ты не можешь отсвечивать, забирать чужое внимание и – уж тем более – давать какие-то советы юным фигуристам. Во-вторых, если бы не это проклятое интервью, Энди не думал бы о том, чтобы сменить тренера. Он списывал это на травму и дурость от безделья. Одна не самая удачная тренировка – и вот твой лечащий врач запрещает тебе выходить на лёд по крайней мере две недели, чтобы колено успело зажить. До чемпионата около месяца, и, хоть у Энди никогда не возникало проблем с тем, чтобы вернуться в строй после долгого отсутствия, он всё равно переживал. Даже несмотря на то, что в этот раз от него мало что зависит. Травма же стала причиной большего беспокойства Тарковски: ему тиражирование этой новости было вовсе ни к чему. – Попробуй только хоть кому-нибудь рассказать! – рявкнул он на Энди, когда тот сидел в кабинете травматолога. И, возвращаясь к безделью: свободного времени появилось крайне много, и значительная его часть ушла на социальные сети и всевозможные форумы. Да, результат чемпионата предопределён, и очень узкий круг лиц знает об этом, но мнение зрителей всё равно вызывает у Энди интерес, и во многом из-за того, что это едва ли не единственный источник почти адекватной обратной связи. У Тарковски практически всегда всё было искажено до предела в лучшую либо в худшую сторону: «Ты недостижимый ни для кого идеал, Энди!» либо «Лучше бы тебе переломать ноги, чтобы ты больше не кошмарил никого своим катанием». А пропускать слова через несколько слоёв фильтра было крайне утомительно, иногда хотелось, чтобы всё сказали прямо и по существу, без трёхэтажных прелюдий. «Фрэнки такой открытый, чуткий и внимательный!». «Так не хватало кого-то своего в мире фигурного катания!». «Ну неужели хоть кто-то из действующих спортсменов открыто критикует культ похудения в женском одиночном!». Все эти мысли об отзывах на прокат со стороны среднестатистических зрителей, об ажиотаже вокруг Фрэнка, о куче просмотров и хвалебных отзывов замыкаются на чувстве отвращения и злости Энди к самому себе. Он смотрит на колено, стянутое бандажом, вспоминает неприятную боль и хруст, и единственное, что может сделать, – презрительно дёрнуть губой и в очередной раз бросить теннисный мячик в стену. Поймать его не удаётся, и он с шумом отскакивает куда-то в комод, а потом укатывается в сторону двери. Энди мысленно насмехался над Фрэнком и его наивностью весь сезон, но сам был нисколько не лучше. В отличие от Фрэнка, он прекрасно знал, что от усилий не зависит ровным счётом ничего и всё равно упорно продолжал калечить себя в тщетной попытке доказать что-то кому-то. Тщетной потому, что тренеру плевать. Это Энди усвоил чётко. Для Тарковски главное – не получить по шапке, а если в процессе перепадёт кусочек с хозяйского стола, то сезон можно считать хорошим. – Не обольщайся, – безэмоционально сказал Тарковски на одной из тренировок. – Тебя приглянули ещё в прошлом сезоне. То, что ты имеешь, есть у тебя, потому что тебе позволили. Иногда Энди и сам верил в это. Верил в то, что если бы не тренер, то о нём бы знали меньше, чем – до недавнего времени – о Фрэнке. Но потом ему попадались любительские анализы прокатов, где люди правда восхищались его техникой; он вспоминал, как смотрел на него тот же Уэй вот буквально недавно: с удивлением, уважением и почётом, – и на секунду позволял себе подумать, что он – тот, кем его видят люди. Что он останется им, если убрать всё внешнее влияние на результат.***
Джерард так увлечён работой, что напрочь забывает тему утреннего разговора с Фрэнком несмотря на то, что её предмет чрезвычайно важен для него. Потом он забывает о ней, занятый отчётами, счетами, чеками и прочей бумажной волокитой, которой в декабре всегда больше, чем он привык. Вспомнить его заставляет, как ни странно, уже переодетый в обычную одежду Фрэнк, и то лишь на секунду. Фрэнк пришёл не за разговорами, как это было во все предыдущие разы в этом кабинете. Он практически сразу же затыкает Джерарда жадным поцелуем, не дав ему сказать ни слова, и забирается прохладными руками сначала под кофту, а потом и под пояс брюк. Первое время Джерард старается сопротивляться неожиданной ласке (если укусы в губы и шею можно так назвать), но после практически сдаётся. Действия Фрэнка обезоруживающие, они буквально вырубают в голове что-то, что питает благоразумие и ответственность, и остаётся только чистое желание. Однако удивительным образом рядом с мыслями о том, что выдохи обжигают кожу за ухом, находится место и для чего-то более тревожного. Джерард встаёт, аккуратно отстраняя Фрэнка, и уже в который раз за день берёт паузу, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя. – Фрэнк, – говорит Джерард серьёзно, – здесь не место для... – он делает неопределённый жест рукой и под тихий смех Фрэнка зачёсывает волосы назад. – А ещё я хотел с тобой поговорить. – На этой фразе выражение лица Фрэнка меняется, и он закатывает глаза и круто разворачивается на пятках, возвращаясь к месту «для посетителей» – стулу, что стоит напротив стола. Деревянные ножки жалобно скрипят от того, с какой силой Фрэнк плюхается на него. – Я понимаю, что ты волнуешься о том, что я снова переусердствую, но у меня всё под контролем, – ворчит Фрэнк, выделяя последние слова и скрещивая руки на груди. Джерард садится перед ним на корточки, всматриваясь в рассерженное лицо, и берёт Фрэнка за руки, размыкая его крепкую защитную хватку. Фрэнк не пытается вырваться, но и взгляда Джерарда старается избегать. – Эти соревнования очень важны для меня. – Фрэ-энк, – тянет Джерард и чуть сильнее сжимает пальцы Фрэнка, обращая на себя внимание. Когда тот переводит взгляд с мелких цифр в квитанциях на него, он улыбается, и в первую очередь это видно по чуть прищурившимся зелёным глазам и образовавшимся у внешних уголков морщинкам. Губы в своей привычной манере Джерард, улыбаясь, немного поджимает. – Я не об этом вовсе. Какие у тебя планы на Рождество? – Рождество? – переспросил Фрэнк. К Рождеству Фрэнк относился неоднозначно. Он всегда ждал этот праздник, затаив дыхание, с большим предвкушением, но почти никогда ожидания себя не оправдывали. Мама, скованная собственными ожиданиями и планами, вешала груз тревоги и неприятной суеты и на него, и вдвоём они совершали попытки организовать семейный праздник без семьи. Когда Фрэнк был младше, с этим было полегче, потому что иногда на Рождество они с Линдой ездили в Нью-Йорк к отцу, а иногда он приезжал к ним в Бельвилл, и это были самые яркие и счастливые воспоминания. А в этот раз Линда, на удивление, ещё ни разу не заикнулась о празднике, посвятив всё время чтению кулинарных книг и просмотру различных телепередач. Она также полностью изолировала себя от менеджерских обязанностей. «Мне нужен отпуск, сынок». Сынок. Как будто это слово не было чужим в её лексиконе. – Ни о каких конкретных планах я не знаю, – ответил Фрэнк и подался вперёд. – А почему ты вдруг спрашиваешь? – Я хочу встретить Рождество с тобой, – вмиг посерьёзнел Джерард. – Смеёшься что ли? – не веря, усмехнулся Фрэнк. Но лицо Джерарда оставалось неизменным. Фрэнк вскочил со стула так быстро и резко, что Уэй даже не успел понять, когда оказался пижатым к полу кабинета эмоциональными объятиями. – Джи, – выдохнул Фрэнк в шею Джерарда и, оставив сухой поцелуй, слез с него. – Только как я объясню маме? – Я приглашаю и тебя, и Линду, – Джерард сел, отодвинувшись чуть назад. – Рождество в кругу моей семьи у меня дома. Будет мама, Майки с Кристин и её семья и... Пока Джерард перечислял, Фрэнк, не моргая и почти не дыша, слушал его. Встретить Рождество «вместе» и «с тобой» – это, и правда, две разные вещи. Логично было бы ожидать, что Фрэнк рассчитывает на первый вариант. Праздник наедине с человеком, которого любишь, тем более в ситуации, когда у вас практически нет возможности побыть вдвоём, вдали от посторонних глаз, – это практически благословление. О таком Фрэнк мог только мечтать. Только вот с Джерардом всё всегда наоборот. С ним почти всегда – это «вместе» и никогда – «с тобой». Дыхание сбивается. – Фрэнк? – Фрэнк возвращается в реальность, где Джерард смотрит на него растерянно и неуверенно. – Ты можешь отказаться, я пойму. – Нет-нет, – шепчет Фрэнк, мотая головой в стороны, умоляя себя не реветь хотя бы сейчас, – это очень много для меня значит. Спасибо. «Для меня тоже», – думает Джерард, когда их губы соединяются в нежном неторопливом поцелуе, когда Фрэнк забирается к нему на бёдра и ерошит ему волосы, и когда руки Джерарда прижимают его ближе к себе, пока ещё есть немного времени до следующей тренировки.***
– Внимание, отдел! – громогласное контральто главной редакторки раздалось по всему офису, отчего несколько человек подпрыгнули на стульях от неожиданности. – Только что поступила эксклюзивная информация от надёжного источника, – продолжила она уже чуть тише. – Главный претендент на золотую медаль Национального чемпионата по фигурному катанию, Энди Питерсон, травмировался. Точный диагноз не назвали из соображений безопасности источника, но акцентировали внимание на том, что раньше Рождества он к тренировкам не вернётся. Поэтому, – она пробежалась взглядом по всем сотрудникам. – До конца рабочего дня у меня на столе должна быть готовая статья с аналитикой и прогнозами на других участников соревнований. Она должна выйти завтра же, пока кто-нибудь ещё не опередил нас.