Georgia living in... Wellsbury

      Хот-доги здесь были вкусные. Джо взял себе с сыром, а Джорджии – с двойной горчицей. Они хорошо изучили вкусы друг друга за это короткое время, а уж ее предпочтения в еде он и так знал прекрасно – спасибо частым визитам работников мэрии в "Голубую ферму". Да, сейчас, на Юге Америки, та обычная, повседневная жизнь казалась такой далекой, что словно даже и нереальной – и Джо обрел прекрасную возможность задуматься, а действительно ли он так сильно ценил стабильность, как думал, вновь и вновь делая себе на завтрак привычный сэндвич и глядя на мэрию через весь зал собственного кафе? Может быть, гораздо ценнее были люди, с которыми сталкивала его работа. Может быть, куда ценнее была прибыль, с каждым купленным кофе капающая на счет. Может быть, ценнее были воспоминания, которые бережно хранились в сознании вплоть до тех пор, пока детские мечты не воплотились в реальность до мельчайших деталей – ферма, животные, Милкшейк.       Милкшейк – даже не его мечта, говоря откровенно. Его мечта – девочка с длинными светлыми волосами, потерянным взглядом и солнечной улыбкой.       Оперевшись бедрами о стол на одной из автобусных станций неподалеку от заправки, он дожидался Джорджию. Небо залило ярко-малиновым, смешанным с желтым и насыщенно-оранжевым – закаты на Юге, как оказалось, явление куда более зрелищное, чем в Уэллсбери. Это путешествие вообще выходило ярким, если говорить о впечатлениях и эмоциях – складывалось чувство, что из мелких деталей-лоскутков сейчас создается огромное одеяло теплых воспоминаний, в котором приятно будет укрыться в будущем. Приятно ли? В конце-концов, они ищут сбежавших детей – и пока, вообще-то, не слишком успешно.       Погруженный в собственные мысли, он не сразу среагировал на короткое движение слева. Фигура Джорджии возникла словно из ниоткуда чуть поодаль – Джо быстро перевел взгляд в её сторону. Приподнял брови непонимающе, вроде как "чего ты там стоишь?", и, призывая подойти ближе, чуть вытянул к ней руку с хот-догом с двойной горчицей.       Джорджия вздохнула, переступила с ноги на ногу. Словно глядя на них обоих со стороны, она оценила свой нынешний вид на потрепанную троечку, а Джо... Джо, как всегда, выглядел беззаботным. Буквально – будто его ничего не волновало, а жизнь вокруг складывалась легко и просто. Она всегда видела его таким, и теперь, осознавая, что ошибалась, во многом переосмысляла и собственное отношение.       Особенно здесь. На той самой автобусной станции, где она когда-то растерянно прибилась к первым же теплым ладоням, напуганная и сбитая с толку коротким "Беременна" на электронном тесте. С ума сойти – пятнадцать лет назад. Она больше не та девочка в кожанке – прочность байкерской куртки теперь проверяет её собственная дочь. А он больше не незнакомый парень из северного городка "для богатых" в Массачусетсе, мечтающий о ферме – фермер теперь вполне состоявшийся, даже, если так посмотреть, дважды.       Джо не поторапливал, она подошла сама. Он вообще никогда её не торопил, не давил, не лез к ней под кожу, как любили многие другие знакомые ей мужчины. Словно одержимые своей ролью в "мужском мире", жаждой контроля, они чаще всего не давали ей шанса на самостоятельность, непокорность, своенравность – и Джорджия научилась получать все это... силой? Можно сказать и так. Обманом, уловками – как могла. С Джо в этом не было необходимости.       Взяла свой хот-дог, едва соприкасаясь с Джо пальцами, но не успела и откусить, присоединяясь к созерцанию самого прекрасного в своей жизни заката, как...       – Вот черт, – Джо чуть дернулся, склонил голову. На его футболке под расстегнутой клетчатой рубашкой красовалось заметное желтое пятно от сырного соуса.       – Оу, – Джорджия улыбнулась было, но тут же замерла; дыхание перехватило, словно от пощечины. Он тоже поднял на неё взгляд как-то особенно резко. Потом – бегло осмотрел все их окружение – что ж, в этот раз до него тоже дошло во вторую очередь.       Джо чуть качнул головой, уголки губ его дернулись в недоулыбке. Она все не могла отвести взгляда от мелкого пятнышка, пока на языке вертелось уже дважды мелькнувшее между ними, то самое       "Не плачь из-за пролитого соуса."       Он ведь должен ответить что-то в духе "заплачу, если захочу", верно? Иначе случился коллапс или апокалипсис, меньшего Джорджия и представить не могла.       – Не... – она вновь поймала его взгляд, хот-дог механически отложила в сторону, на стол. Он повторил её жест. –...не плачь из-за пролитого соуса.       Коллапс или апокалипсис.       Или поцелуй.       Джо всегда давал ей возможность инициативы. Возможность почувствовать себя сильной и свободной, но сейчас, именно сейчас стало ясно – он мог и иначе. Мог и действовать, мог и надавить, мог, но не делал этого до тех пор, пока не нашел момента идеального; момента, созданного для того, чтобы не просто неловко податься ближе, но наклониться, приблизиться, и поймать своими губами её – мягкие, теплые, родные. Перед этим – вдохнуть её выдох, ощутить запах кожи до мурашек сзади по шее, позволить короткой темной пряди все же выбиться из "прически", мазнуть по щеке Джорджии.       Сотня, миллион мелких контактов, коротких прикосновений. Как ресницами по щеке, как кончиками пальцев по горячей коже, но пока только губами к губам, дыханием к дыханию. Джорджии показалось, что весь закат закрутился яркими красками в один сплошной водоворот, словно художник грубо смешал их кистью, прежде чем она сомкнула веки, полностью отдаваясь импульсам-ощущениям.       Её ладони – на его грудь. Хватаются за рубашку, по-прежнему как за ладонь-соломинку; ресницы мелко подрагивают в странном щемящем ощущении – её никогда не целовали с таким теплом. С таким нежным напором, пропитанным, тем не менее, горячим желанием, нетерпением, чувством. Чем-то большим, чем просто симпатия. Большим, чем влюбленность или даже любовь, которую она знала. И она поддается – приоткрывает навстречу губы, позволяя углубить поцелуй, мажет языком по чужому – они соединяются, становятся близки так просто и естественно, словно должны были сделать это ещё больше десятка лет назад. Словно только теперь они на своем месте – рядом друг с другом.       Его руки – на её талию, тонкую под свободной толстовкой. Мелкий шаг-наклон ещё ближе; она в ответ назад запрокидывает голову, и он расценивает это как "да", как лучшее из поощрений – она расслабляется в его руках. Пальцы сжимают мягкую ткань её одежды, он ещё чуть клонит голову в бок, кончиком носа мажет по её щеке – больше контакта, больше ощущений. Это порыв, это, буквально, "вырвалось", не способное больше оставаться запертым где-то в груди – этого и так в нем было слишком много. Трепета, нежности и желания быть с ней рядом, – наконец, в эту секунду, где-то в сознании Джорджия из Джорджии отождествилась с Джорджией из Уэллсбери. Два образа, некогда запавшие ему в сердце – или всего один раз, но достаточно прочно.       Её рука – опускается порывисто, находит его собственную, переплетает пальцы, и Джо понимает, что сейчас на ней нет кольца от мэра. На девушке, которую он полюбил, которую пронес в своем сердце через долгие годы, и не может быть колец от другого – это все часть её маски. Часть идеального плана "хорошего развода", но не часть её истинных желаний и эмоций.       В это хотелось верить.       Их поцелуй рвется в тот момент, когда дыхание уже сбивается ощутимо, и Джо приходится приложить усилия, чтобы вновь обрести ясный взгляд и мышление, поймать её, ответный, вопросительный, на него снизу вверх.       – Джо.       – Джорджия.       Пауза. И, вновь, от него, подобно тому диалогу в "Голубой ферме" после ночи с Мэдди и алкоголем:       – Всё в порядке?       – Да, – спешный ответ. – Да, в порядке.       И снова – пауза. Её пальцы – все еще переплетены с его, его рука – все ещё на её талии. Всё ещё...       – Коллапс, – она выдыхает, бровью ведет в своей манере почти-игриво. Джо цепляется взглядом за этот жест.       – Коллапс? Приподнимает подбородок, уголки губ – тоже вверх.       – Ты должен был сказать "заплачу, если захочу".       Снова – смешок, и его ответный, спокойный. Словно взгляда от неё отвести не может; словно стоит только отпустить, и все разрушится, рассыпется карточным домиком от дуновения ветра.       Или от звука мотоциклетного мотора, заглушенного позади.       Джорджия меняется в лице в ту же секунду. Глаза распахивает чуть шире, брови сводит к переносице, выражает почти болезненность.       – Джинни, – коротко, на надрыве.       И Джо позволяет ей выскользнуть из объятий быстро и ловко, не имея ни малейшего понятия, вернется ли она когда-нибудь в его руки, окажется ли когда-нибудь ещё так близко, будет ли так открыта.       Но если для этого понадобится подождать ещё пятнадцать лет, он подождет.