Месть гимназистки

«Однажды Сережа и Оля Попали в магнитное поле. Испуганные родители Еле их размагнитили» (Олег Григорьев)

К счастью, читать о том, что могло последовать за очередным страстным поцелуем, Елене не пришлось. Самым неожиданным образом героев прервали. Заскрипела дверь, и в комнату вошел тот самый доктор, посадивший Аврору и фон Штоффа в карантин. Решительной рукой и веским словом он пресек намерение влюбленных быть вместе. Всю ночь им предстояло утолять сердечную жажду, прижимаясь лбами к одной стене — но с разных сторон. «А утром все гостиницу встряхнул страшный звон и вопль. Ибо смерть посетила сей мирный приют, взяв потребную жертву. В одном из номеров скончался богатейший промышленник Златохитрованский, навечно прибитый к постели роскошной блистающей люстрой. Фон Штофф задумчиво созерцал фрагменты несчастного, видневшиеся из-под прихотливо раскинувшихся подвесок. Прискакавший в мгновение ока из участка Гектор Гордеевич героически ползал по чердаку, пытаясь определить мотивы падения люстры. Аврора Романовна изумленно смотрела огромными всевидящими очами на печальный призрак, который упорно показывал ей растопыренную ладонь над собственной макушкой…» Елена перевела дух. Лучше она почитает про труп и следствие, чем мучить воображение сладко-пасторальными и абсолютно ненастоящими картинками свиданий. Хотя вряд ли в следственных делах Зиночка понимает больше, нежели в амурных и медицинских. Между тем выяснилось, что убитый приходился женихом девушки, которую очень хорошо знала графиня Морозова. » — Бедная, бедная Ефимия! — вскричала Аврора, исторгая светлый поток сочувственных слез, — такая юная, такая высокородная, дочь самого князя и губернатора! И вот, даже не став супругой, она познает печальный удел вдовства. Совсем как я! — на этих словах она выстрелила глазами прямо в сыщика, скромно и безропотно намекая на собственные пятилетние печали. Однако бесчувственный фон Штофф опять целиком утонул в своей должности. Он вынюхивал улики в багаже мертвого тела, совершенно позабыв пасть на колени, и вновь покаяться перед главной особой в своей жизни. Раненная прямо в солнечное сплетение гордости и достоинства, Аврора вылетела из комнаты, взмахнув на прощание локонами и бархатным хвостом амазонки… В конюшне при этом жалобно заржал чей-то покинутый конь, качая роскошным султаном» — Я все-таки лучше! — слабо вскрикнула с постели Зиночка, — лучше… и красивее… А вы, вы еще пожалеете… Она — никто! Елена тут же забыло про надуманные беды выдуманной героини. Быстро приготовила новую дозу лекарства, и аккуратно приподняв пациентку, влила ей в рот. Зиночка глотнула, замотала головой, что-то пробормотав. Елене почудилось не то «Яша», не то «суша»… Она тихонько пригладила растрепавшиеся Зиночкины кудряшки, поудобнее устроила девочку на подушках. Положила ей на лоб компресс. Через час жар ощутимо снизился. Зиночка успокоилась, задышала ровнее. А Елене пришлось снова вспомнить о данном обещании. » — Позвольте мне поддержать несчастную Ефимию в ее утрате! — обратилась Аврора к губернатору Заволжскому и его верной супруге, — ибо я знаю, в какие черные бездны может пасть ее сердце от горя. — Увы, увы! — возрыдал несчастный губернатор, — мы сами были бы счастливы утешать нашу осиротевшую дочь. Но Ефимия пропала! Похищена! — Это все он, негодяй, басурман! Презренный вор! — вырывая седые локоны, провыла госпожа Заволжская. — Кто? Господин Златохитрованский? — не могла поверить наветам Аврора. — Нет! Я говорю об Али ибн Хуссайне, сыне персидского шаха, с которым в злосчастный день свели мы знакомство!» Персидский шах в провинциальном городке поражал едва ли не сильнее, чем карантин по сапу. Выяснилось, что в результате коварных интриг шах вместе с семьей вынужден был покинуть страну, сохранив при этом и титул, и богатства. Дабы не заскучать, бывший правитель стал разводить и продавать лошадей, на которых оказался большой спрос. И вот однажды, в ходе чисто делового визита к князю Заволжскому, друг друга увидели дети двух семей — Ефимия и Али. » — Бедная девочка лишь нежным неуловимым силуэтом мелькнула в окне, потакая простительному девичьему любопытству! — говорила княгиня, — но этот хищный ворон сразу положил на нее свой глаз и щелкнул наглым черным клювом! — Ефимия знала свой долг и честь, ее крайне пугали настырности этого юноши! — рокотал князь, — она давно дала согласие господину Златохитрованскому, и собиралась именно ему принести чистые клятвы у алтаря. Сын шаха — это звучит весомо и многозначно, но алтари у них с нами совершенно разные. И единение невозможно!» Однако опытная в сердечных делах Аврора явно считала иначе. Как, впрочем, и явившийся к Заволжским сыщик, который с ходу начал второе дело — о пропаже Ефимии. » — Девицу влекли через окно, — задумчиво объявил фон Штофф, рассматривая обрывок белого кружева, который, про признанию семейства некогда составлял единое целое с платьем княжны, — но силком или добровольно, вот в чем вопрос? — Бедно дитя! — вздохнула Аврора, — я помню, всего несколько лет назад мы играли с ней, такие невинные и юные. Я не гадала о том, что будущее уже занесло топор над моим сердцем… Ефимия же и вовсе была развеселым ребёнком, которому неведомы любовь и смерть… И тут очи Авроры опять расширились, словно блюда парадного сервиза, но не призрак стал тому причиной. Гениальная идея взорвала ее мозг, но она только хитро сощурилась, и испарилась из дома Заволжских. Графиня Морозова теперь знала, как может наказать сыщика за невнимательность к своим тонким чувствам. Она обыграет его в пух и прах на поле следствия!» Елена поморщилась. Литературный прием, позволяющий любителям влегкую опережать профессионалов — неважно, в каком деле, ей никогда не нравился. Но автор, видимо, считала, что прекрасная Аврора должна быть первой и главной во всем. Впрочем, прозорливость графини объяснялась просто — она вспомнила убежище, где во времена детских игр с Ефимией им доводилось прятаться от посторонних глаз. В позабытом и позаброшенном сарайчике, который за эти годы так никому и не понадобился, и по-прежнему косо, но твёрдо торчал на своем месте. Туда и явилась озаренная Аврора. «Она сразу увидела в углу сарая груду белого муслина и рыжих локонов, меж которыми ярко блистали дикие и невероятно красивые глаза Ефимии. — Как я рада, что нашла тебя живой, и первой! — всплеснула руками Аврора. — Я счастлива видеть тебя, Аврора, — ответила княжна, — но я никуда не пойду без моего избранника. Я всем своим нежным сердцем и гордым нравом люблю Али, и никакие препятствия, схожие с валунами на тропе, меня не остановят! — Ты должна рассказать все, иначе Али придется тащить на себе вину за твое похищение, и жуткое убийство господина Златохитрованского! — веско возразила Аврора. — Златохиртвоанский мертв! — хищно блеснула глазами и зубами Ефимия, — хотя бы одна хорошая новость. Родители гнали меня за него замуж едва ли не батогами! Поэтому мы решили с Али бежать! Но раз возлюбленному моему грозят пытки и тюрьма, я не останусь в стороне». В тоже самое время на рынке был задержан и препровожден в участок весьма красивый смуглолицый юноша. При обыске у него нашли кошелек с большими деньгами, в котором быстро опознали имущество Златохитрованского! Юноша сознался в том, что является сыном шаха — Али, но на все вопросы о Ефимии и убитом промышленнике отказался отвечать наотрез. Не помогло и появление родного отца. «Напрасно глаза шаха метали многообещающие молнии, втуне рассыпал красноречие Гектор Гордеевич, совершенно бесплодно брови фон Штоффа бродили по его чеканному лицу, разя холодной логикой. Али молчал, как телеграфный столб, храня любовь, тайну и верность своей возлюбленной. Тут, разгоняя тучи непонимания и тупика, в кабинет вплыли два солнца истины и красоты — Аврора и Ефимия. Княжна сразу кинулась к избраннику, тот так же подскочил на стуле, и пара воссоединилась. Увы, ненадолго. Шах схватил сына, ворвавшиеся Заволжские вцепились в дочь, и силой косности и ретроградности влюбленных оторвали друг от друга. — Отпустите его! — кричала Ефимия на сыщиков, — он ни в чем не повинен! Меня не крали, я сама ушла с ним, ибо люблю, и хочу быть только его супругой! И он не убивал моего презренного так называемого жениха, ибо был со мной! — Но деньги… — вернул от высот духа к низким материям девицу господин Сундуков. Рыжие кудри заплясали торжествующий танец вокруг нежного и дикого лица. — Деньги взяла я! Они нужны были нам, дабы сбежав, не жить в бедности и унижении. Я узнала, что Златохитрованский постыдно вел свой бизнес, обманывая всех. И я честно сказала, что раскрою все его грешки, если не получу плату! — Вы шантажировали его! — забыв о высоком звании родовитой девушки грубо прервал ее фон Штофф. — Но это ради любви! — хором справедливо возмутились оскорблению Аврора и Ефимия». — Фу, — Елену даже передернуло, — вот вам и Джульетта с Дездемоной! Ох, не завидую я что-то бедолаге Али… Али под честное слово передали на поруки отцу. Суровый шах запер сына, пытаясь искоренить неподходящую любовь путем подсовывания фотографических портретов всевозможных восточных красавиц. Али держался стойко, не желая оставлять мысли о прекрасной Ефимии. Княжна тоже оказалась под домашним арестом. Сыщики же пытались найти тех, кого обманул Златохиртованский. Авроре постоянно надоедал призрак убиенного, упрямо махавший ладонью над собственной головой. Медиум ничего не понимала, злилась и фыркала, словно рассерженная кошка. Надеясь разобраться в происходящем, она вновь пришла к Заволжским, чтобы поддержать Ефимию в этом несправедливом и досадном «карантине по любви». Княжна все в том же белом платье была чудо как хороша и печальна. Она попросила Аврору передать Али письмо, на что графиня с энтузиазмом согласилась. После чего кинулась в дом своего соседа — князя Клюевского. » — Вы не раз говорили, что готовы ради меня на все! — блистая очами и кудрями провозгласила Аврора Романовна. Восхищенному князю оставалось только кивнуть своей буйной головой. — Тогда слушайте и исполняйте! Придумайте причины визита к шаху и передайте это письмо его сыну! Это наш долг — помочь юным и невинным влюблённым!» — Вы бы лучше вскрытие сделали, госпожа доктор… — сердито прошептала Елена, у которой уже скулы сводило от любовных страстей. Ведь отчего скончался Златохитрованский так и не выяснили! Зато глухой ночью к затонской больнице с двух сторон подкатили экипажи. В одном лежал бледный Али, в другом — не более румяная Ефимия. Оказалось, что уже давно парочка сговорилась покончить с собой в единый день и час, если надежда соединить руки и судьбы будет окончательно оставлена. И вот этот час пробил, как сообщила сыну шаха в своем письме княжна. Молодые люди выпили некий яд, и теперь находились на пороге смерти. — Послужили, называется, посланниками любви! — пробормотала Елена, имея ввиду Клюевского и Аврору. «Бледные и прекрасные, лежали юноша и девушка на больничных постелях, и даже не слишком уже живые их тела тянулись соединиться в последнем порыве. Но все спасительные манипуляции над ними вершились эскулапами в разных палатах, ради удобства и скромности. — О Небеса! — воскликнул главный медик, изумленно созерцая мудрым глазом своим цвет крови в пробирке, — они же отравились кариозным сапом! Аврора Романовна, немедленно смешивайте и настаивайте все наши самые сильные лекарства, готовьте шприцы и термометры, толките пилюли и капсулы! Иначе мы не успеем! — Как интересно! — ахнула от прерывистого волнения Аврора, и деловито подколотые локоны заискрились от умных мыслей, — но ведь Златохитрованский тоже умер от отравления сапом! Люстрой сие только попытались прикрыть, обрушив ее на несчастного». Сон у Елены сразу как рукой сняло. Вместо зевания ей опять пришлось старательно проглатывать хохот. Исключительно звериная болезнь — сап, в представлении Зиночки для людей являлась хворью пострашнее чумы и холеры, вместе взятых. Уже на следующей странице Али и Ефимия были спасены. Все еще слабые, но живые, они сидели рядышком, рука в руке у больничного окна и отвечали на суровые и нетактичные, но необходимые вопросы фон Штоффа и Сундукова. Аврора смотрела на влюбленных одобрительно и сочувственно, на полицейских — сурово. Мрачный шах, и заплаканные Заволжские были тут же, и старательно отворачивались друг от друга. » — Откуда у вас яд, вызывающий «Сапус кариознус»? — ярко блеснул знанием латыни сыщик. — Мне подарил верный, но крайне надоедливый и совершенно ненужный поклонник! — провозгласила Ефимия, — он самолично сконцентрировал сей яд, просеивая мельчайшие бактерии и отцеживая смертоносные атомы. Правда, он говорил, что лучше всего это действует, если в момент заражения человек восседает на лошади. Но кажется, и без лошадей у нас получилось неплохо. И княжна улыбнулась — дерзко, хищно, и совершенно невинно. — Дочь моя! — застонал князь Заволжский, воздев длани к больничному своду, — откажись от заблуждения! Этот юноша верит в иного бога, и вы не сможете венчаться! — Сможем, — уронил твердое и четкое, как кирпич, слово Али, — ибо я принял религию моей избранницы, и ныне с полным правом ношу святой крест. — Ты не сын мне! — пророкотал шах, так же вглядываясь в некую точку на потолке из-под хмурых бровей. — А кроме того, батюшка, — широко и неистово улыбнулась Ефимия, — мы уже обвенчались, и стали неделимыми супругами. — Нет, ты все-таки мне сын! — обрадовался шах, — и дочка! — он широко распахнул объятия, готовясь обогреть в них Ефимию. И тут больничное окно пошло трещинами от невероятно, оглушающего и полного страдания рева… — Это же он! — объявила Ефимия. Толкаясь плечами, фон Штофф и Сундуков ринулись в окно, и хором ухватились за сюртук ревуна, коего и втащили в палату, не заботясь о санитарном режиме. Добычей закона оказался бы вполне приличный и симпатичный человек, если бы не лицо, перекошенное раненной любовью и ревностью. — Это же он! — узнал шах, — он покупал у меня лошадь, дабы подарить именно господину Златохированскому! Красивая была лошадь, — пустился он в воспоминания, — и фирменный султан для нее я тоже выбрал самый лучший! — Султан! — подпрыгнула Аврора, — так вот что показывал мне призрак! — и она взметнула над своей кудрявой макушкой тонкие, изящные персты с розовыми ноготками и золотыми колечками. — Нужно немедленно найти и осмотреть эту лошадь! — издал приказ фон Штофф, — если на ней мы обнаружим следы сего яда, доказательства будут у нас в кулаке! Но воздев оный кулак, фон Штофф неосмотрительно ослабил хватку на воротнике преступника. Тот моментально извернулся, и снова выпрыгнул в окно, устремившись по направления загорода, прямо к конюшне…» Ошарашенная Елена опять посмотрела на пациентку. Девочка спокойно спала, и даже улыбалась, не ведая, какие диагнозы множатся под белоснежной косынкой ее первой «профессиональной читательницы». Между тем, за преступником погнались трое — фон Штофф, Гектор Гордеевич, и энергичная Аврора, которой, видимо, необходимо было размяться после утомительного ночного дежурства. Уже подбегая к гостинице, они увидели, что конюшня горит. Негодяй решил убить несчастную лошадь, почему-то столь долгим и изуверским способом. Сам преступник стоял на пороге, и громко хохотал. «Увидев, что закон и порядок приближаются к нему с недобрыми намерениями, мерзавец бросился прочь. — Я догоню его! — крикнул фон Штофф не останавливаясь. — Нет, я! — поднажал Гектор Гордеевич, — я — главный следователь! — А я начальник! — срезал фон Штофф, вытягиваясь в безумном прыжке. За их несущимися спинами осталась полыхать конюшня, и гневно сверкать очами Аврора Романовна. Поняв, что бедное животное, которое может доказать полную невиновность Али, сейчас жестоко погибнет, она поступила, как и положено воспетой поэтом русской женщине. Вошла в горящее здание — и храбро вышла. Вместе с хрипящим, но живым конем на хрупких стальных плечах!» — Отвратительно у вас дело поставлено с дисциплиной и субординацией, господа сыщики! — подвела итог Елена, — удивительно, как в вашем городе всех не поубивали. По крайней мере, бегали полицейские не зря. Преступник был пойман, а его вина полностью доказана. Конь, героически спасенный графиней, и правда являлся носителем сапионзного яда, которым и поделился со своим хозяином, Златохитрованским. Мотивом убийства была ревность, — ведь поклонник полагал, что Ефимия скоро выйдет замуж за промышленника. Вот и постарался устранить его с пути. Али и Ефимия стали признанными супругами, принимаемыми как во дворце шаха, таки в доме губернатора. Но у Авроры и фон Штоффа сердечные дела опять шли из рук вон плохо. » — Разве вы рядом? — укоряла сыщика графиня, — разве можно доверять вам, избирающим вечно не меня, а преступников, тюрьмы и улики? Как этот человек любил Ефимию — он задумал и совершил коварнейшее злодеянии! А Али, ни на миг не задумавшийся — умереть или нет вместе с возлюбленной? Неужели я не могу быть достойна такого поклонения! — Можете… — гулким могильным голосом прошептал фон Штофф, — когда-нибудь я раскрою вам все нечитаемые пока символы моего сердца! Но и сейчас оно готова пойти на любое убийство ради вас! — Посмотрим… — норовисто тряхнула своим невероятными локонами Аврора…» *** Утром Елена больше всего боялась Зиночкиных вопросов на тему прочитанной повести. Но — удивительное дело, девочка, которой стало значительно лучше, даже не заговаривала про «Героическаго сыщика». Приняла лекарства, дала снова смазать горло, и все это — не пытаясь узнать реакцию Елены на свое произведение. Понаблюдав за пациенткой, Елена с облегчением поняла, что та просто не помнит высказанную в полубреду просьбу! «Слава Богу! — думала она, собирая в саквояж вещи, — я уж точно напоминать не стану. Это, конечно, тоже почти ложь… Но, кажется, именно сейчас я готова поступиться принципом. Пусть это все останется в детских тетрадках — вреда не будет. Вряд ли опусы барышни Ломакиной когда-нибудь пойдут в печать».