empty room

      Темнота мрачной пеленой окутывала крохотную комнатку — казалось, что в ней нет ничего, кроме такой же маленькой убранной кровати и круглого стола, за которым сидела юная девушка. На вид ей с натяжкой можно было дать двадцать лет. Несмотря на возраст, лицо её выражало полную сосредоточенность, усталость и, словно, немую боль.       Пик, — так звали её, — складывая очередные документы в стопку, устало зевнула, прикрыла рот аккуратной ладонью и прикрыла глаза. Её словно что-то тревожило, но она сама не могла понять, что. Её словно разрывали на части и тут же аккуратно сшивали, как сшивают испорченный материал.       Свеча догорала. Её ароматный запах почти не чувствовался в неуютной комнате, и Фингер поспешно её затушила. Она осталась наедине с тишиной, вечным спутником, и вся череда потерь камнем ложилась на сердце. Безмолвие стен подпитывало невысказанные слова о собственной боли, не вырвавшийся наружу крик. Но ей не хотелось больше чувствовать. Это бессмысленность.       Дверь приоткрылась. Пик насторожилась — она точно помнила, что запирала на замок. У неё не было сил, однако, даже встать, чтобы посмотреть в лицо незванному гостю. Ноги всё ещё отказывались повиноваться, после долгих месяцев в форме титана. Ей осталось недолго, и только ради этого недолго стоило немного пожить.       — Опять засиживаешься.       Аккуратные девичьи пальцы мягко опускаются на плечи, проводят по ним, пытаясь расслабить, и Пик уверяет себя в том, что она это чувствует.       Не поднимает глаза, чтобы не столкнуться опять же с пустотой. Она одна в этой комнате, и лишь галлюцинации стали верным спутником. Голос Ханджи, живой, (не) настоящий — вот ответ на все вопросы о ментальном состоянии.       — Побереги себя, раз тебе и осталось недолго, проживи этот отрезок времени так, как ты хочешь.        Нет, Ханджи здесь. Обнимает привочно-ласково, шепчет на ухо ободряющие слова, поправляет сползающие очки — Пик почти чувствует это движение. Смеётся. Сумасшедше, наигранно смеётся.       — И тут меня не оставишь, да, милая?       — О, кто тебе сказал, что я уходила когда-то, — плавно произносит Зое, чуть сильнее надавливая на плечи.        Раз — и Пик видит её лицо. Всё ещё её лицо, пусть омытое кровавыми брызгами, с теми же резкими, не очень женственными чертами, с изогнутыми в ехидной улыбке манящими губами. Два — и чувствует точно-точно, как крепкие руки заключают в объятия. Три — и уже не находит сил сопротивляться.        Но это же невозможно. Фингер стояла над её могилой, каждую неделю клала на неё белые хризантемы и, бывало, подолгу стояла над надгробием, задумавшись о своём, пока пронинзывающий холод не делал своё губительное дело. Она нахмурилась: нужно зажечь ещё одну свечу.        Нежно-оранжевый цвет вспыхнул в комнате, отбрасывая тень на стену. Элдийка пребывала теперь точно в уверенности, что никого, кроме неё, здесь нет. Это давило на сердце. Это делало больно. Это делало нестерпимо больно. Особенно тогда, когда тихий голос окутал пространство вновь, а свеча начала догорать слишком рано, непозволительно быстро.       — Ещё немного, Пик, и мы снова встретимся, — печальный голос Ханджи растворялся дальше в тишине.        Пик смогла только криво улыбнуться в ответ отражению в небольшом зеркале. Комната пуста, в ней никого никогда не было, и она с радостью посмеет обронить эти свечи на легковоспламеняющийся материал.