***
А еще у нее были самые длинные волосы в школе. Она никогда их не красила, в отличие от половины класса, в том числе и Чимина, успевшего побыть и рыжим, и блондином, и черт знает кем еще. Суджи отбрасывала волосы за спину, скрывая крыльями торчащие лопатки под тонкой тканью блузки, и улыбалась. Ее длинные пальцы порхали над экраном телефона, она с кем-то переписывалась прямо во время урока. Ее острые коленки, плотно обтянутые гольфами, хищно щерились в сторону Чимина, когда она проходила мимо, обдавая его шлейфом цветочного шампуня и удушающим ароматом своих духов. Школьная юбка была такой короткой, что Чимин видел ее черное белье, когда она садилась за стол, отклячив назад свою костлявую задницу. Суджи вся была какая-то худая, нескладная, слишком длинная для девчонки, острая, резкая, а еще обладала скверным характером. И Чимину, если и было раньше на нее все равно, то теперь Суджи он просто ненавидел, — на нее заглядывался Юнги, а это было выше его сил. Ли Суджи зашла на его территорию, острым каблучком оставила след на его земле, и теперь этой сушеной вобле, скорее всего, было не жить.***
— Я слышал сегодня, как Чеен сказала своим подружкам, что ее еще никто не пригласил на осеннюю дискотеку, — Тэхен пихнул его в бок, но Чимин слишком был увлечен разглядыванием толпы школьников у буфета. Пару секунд назад он заметил Юнги у полок с булочками, рядом с которыми стояла и Суджи. — Это твой шанс, хен, не упусти, — Чонгук хихикнул, и за спиной Чимина завозились, засмеялись и зашуршали. — Я вот вчера подошел к Джиын… Чимин соскочил с подоконника и вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же черт возьми творится в этой толпе голодных школьников, когда заметил, что Юнги пропускает Суджи вперед себя. Внутри все тут же похолодело, скрутилось и ухнуло вниз. Хен только что пропустил его одноклассницу вперед в очереди, мазнул взглядом по ее спине, и хоть Чимину отсюда видно не было, но наверняка Юнги глянул и на ее задницу. Потому что именно так поступили бы Джин и Намджун, если бы даже эта девчонка им не нравилась. Они бы облапали ее взглядом, разве что не запустив глаза в трусы. — Хен, чего ты там так разглядываешь? Уже проголодался? Тогда пойдем в буфет, — Чонгук положил ему руку на плечо, и Чимин вздрогнул, так это было неожиданно. Шевелюра Юнги исчезла за особо высокими старшеклассниками, и Чимин раздраженно выдохнул. — Вот только Суджи купила последний рисовый пирожок, — прошептал Тэхен, и они втроем проводили выныривающую из толпы девчонку взглядами — Тэ и Гуки голодными, Чимин — мрачным. — Я не голоден, — сообщил он.***
Суджи увлеченно листала ленту в инстаграме, пока учитель английского лепетал себе что-то под нос. Чимин уже давно его не слушал, пытаясь заглянуть впереди сидящей Суджи за плечо, — иногда она что-то быстро печатала, пряча телефон за учебником, и Чимин готов был поклясться, что она переписывается с Юнги в Какао. Не то чтобы он знал это наверняка, но… — Пак Чимин, ты только в лебедя не превратись, — вдруг подал голос учитель, и все одноклассники мигом к нему обернулись. Даже Суджи, вперившись в него любопытным взглядом. У нее был острый нос, Чимин бы не удивился, если бы она сейчас его клюнула. — Э, — Чимин тут же залился краской, готовый сквозь землю провалиться, лишь бы никто на него так не глазел. Но единственное, что он сейчас мог сделать, так это спрятаться с головой за учебником. — Ты чего? — пихнул его Тэхен, но ответом ему было только невнятное бормотание.***
Чимин подвернул спортивные штаны почти до середины бедра, разглядывая себя в большое зеркало. Танц-класс быстро опустел после занятия, оставив тяжелый запах мужского пота и оседающий на пол звон музыки. — Что ты делаешь? — фыркнул Хосок, внезапно оказавшись за его спиной. — Любуешься собой? Чимин кивнул. Не то чтобы он частенько разглядывал себя в зеркало, ища к чему придраться; придираться, в принципе, было не к чему — Чимин был вполне доволен своим телом. Настолько, насколько это вообще возможно в его-то возрасте, когда устраиваешь целую трагедию из-за вскочившего на носу прыщика. Но вчера он потратил весь вечер, чтобы понять, а не слишком ли толстые у него ноги. Зеркал во всю стену дома не было, и он задирал ноги кверху, пытаясь их разглядеть. За чем его пару раз и заставал младший брат, а потом и мама. — Ты такой накачанный, — Хосок потрогал его за бедро, а потом, поддавшись порыву, сам закатал свои штанины. — Мы прямо как модели. Хосок хихикнул, принимая эффектную позу, и Чимин скосил на него взгляд. Ноги у хена были смуглые и стройные, чуть менее мясистые, чем у него, и Чимин вдруг поджал губы. — Ладно, хватит дурью маяться. Пошли позанимаемся на тренажерах, пока есть время, — Хосок привычно шлепнул его по заднице, и Чимину бы как всегда не обратить на это внимание, но он почему-то повернулся в профиль, разглядывая свой зад. Выпуклый и крепкий, как и у всех танцоров. — Я же говорил, у меня завтра тест по геометрии. Я уйду пораньше и буду готовиться всю ночь, — сообщил Чимин, не в силах отвести взгляд от зеркала. У Суджи вместо попы была плоская доска, впрочем, она со всех сторон была доскою, даже подержаться не за что. И ведь все равно Юнги на нее засматривался. Засматривался же, да? — Ну тогда удачи завтра. Когда Хосок ушел, Чимин схватил себя за попу и крепко сжал. Суджи была плоской, и Юнги это нравилось.***
— … и тогда выбор пал на Дахен и Енсу. И, чтобы распределить девчонок между собой, мы с Джином решили сыграть в камень-ножницы-бумага. Кто выиграл, тот и первый бросает монетку. Дахен — решка, Енсу — орел. Понимаю, это все странно и может даже показаться, что мы относимся к ним, как к вещам, но это неправда. Мы с Джином уважаем каждую… Ау, ты меня вообще слушаешь? Чимин на автомате кивнул, его стеклянный взгляд блуждал по улице и только лишь потому, что он боялся врезаться в дерево, как минут десять назад, или споткнуться колесом о тротуар. Чимин с трудом удерживался, чтобы не взглянуть вниз, на ноги, что так упорно крутят педали. — Ты, судя по всему, действительно сильно приложился головой о то дерево. Давай остановимся? Чимин помотал головой, от встречи с деревом на лбу осталась ссадина, но это было сущим пустяком. — Тогда чего ты сегодня такой мрачный? Ни слова не проронил. Если я слишком много говорю о девчонках, то прости. Выбери любую тему, поговорим, например, о школе. Как тест по геометрии? Чимин поморщился: — Сдал. — Ну и хорошо, — Намджун великодушно не стал спрашивать, на какой балл: и без этого понимал, что математика не самая сильная сторона Чимина. Сдал и сдал, уже отлично. Пару минут они катили на велосипедах в тишине, и Чимин растерянно кусал губу. Мысли были далеко от прогулок и тем более разговорах Намджуна о девчонках. Он перекинулся с них на разговоры о недавно прочитанной книге, и обычно Чимин всегда его слушал очень внимательно — пересказы Намджуна были во сто крат интереснее, чем читать саму книгу. Поэтому перед тестом по литературе чаще всего Чимин сам звал Джуна покататься на великах. Сегодня было вообще не до этого. У Юнги была утренняя тренировка по баскетболу, и Чимин хотел на нее прийти. Он даже встал пораньше, чего в воскресенье с ним бывало редко, и столкнулся в дверях школы с Суджи. В осенний холод она была в юбке, синей, на этот раз намного короче школьной, и Чимина буквально парализовало. — Оппа, чего ты так пялишься? — удивилась она, без проблем протискиваясь между ним и дверью. С такой-то плоской грудной клеткой сделать это было просто. — Хорошо выглядишь, — единственное, что пришло в голову Чимина в тот момент. — О, — протянула Суджи. Ее острый нос оказался прямо напротив Чимина. Он вдруг испугался, что она его сейчас ну точно клюнет. Прямо в глаз. — Спасибо, — она вдруг зарделась, смущенно опуская взгляд, и все же отошла. — Я на тренировку к нашим баскетболистам, а ты? — А я… — уж лучше бы она его клюнула, он бы тогда со спокойной совестью смог бы сбежать отсюда прочь, но теперь приходилось глупо стоять в дверях и придумывать, что ответить. — Тест по геометрии пришел отрабатывать. — О, дурацкий тест, — надула Суджи свои тонкие губы. — Но ты разве не сдал? — Не сдал, — раздраженно соврал ей Чимин и чуть ли не вприпрыжку кинулся прочь вглубь школьного коридора. Будь Суджи чуточку умнее она бы, возможно, догадалась, что по воскресеньям тесты никто не отрабатывает. Хотя Чимин был уверен — она не такая уж и глупая, догадалась. И теперь считала его полнейшим придурком. На тренировку Чимин так и не пошел. Ясно было, что Суджи пришла туда не просто так, а поглазеть на Юнги. Может, бутылку воды ему поднесет во время перерыва, полотенцем оботрет ему вспотевшее лицо, помассирует плечи. Чимин скрипнул зубами. Наверное, если бы Намджун не позвал его кататься на велосипедах, он бы накрутил себя до состояния пружины и взмыл бы в небо, распрямившись. — … когда персонажи вытворяют такие вещи. Ты меня не слушаешь. — Слушаю, — отозвался Чимин. Болели ноги. — Обычно ты задаешь вопросы, но сейчас как воды в рот набрал. Что не так? Чимин пожал плечами, опуская взгляд на свои руки. Он перевел взгляд на тонкие пальцы Намджуна, и ему резко захотелось остановиться. Только инстинкт самосохранения не дал ему этого сделать — он бы кувыркнулся через раму и разбил бы голову об асфальт. Не хотелось бы лишаться последних остатков мозгов. — Чонгук сказал, что ты пропустил уже вторую утреннюю пробежку с ним. — Я проспал. — А я уж думал, ты слился. Помню, Гуку долго пришлось уговаривать тебя вообще начать с ним бегать, на это ушло все лето. — Ага, — и вправду долго. Чимин был не против пробежек, но не в пять утра же! — Попа будет как орех, — вещал ему Чонгук, хотя попа-орех нужна была исключительно ему. Для каких-таких белок Чимин уточнять не стал. — Позови Юнги-хена. — Он уже послал меня глубоко и надолго, — взгрустнул Чонгук, обнимая его со спины. Казалось бы, как мило Гуки пытался уговорить его побегать. Хотя Чимин думал иначе — Чонгук, судя по всему, готов был применить на нем удушающий, если тот не согласится. — Все уже отказали, остался один ты. — … осеннюю дискотеку. Тэхен и Чонгук будут оформлять зал… кто-то из старших собирался пронести алкоголь втихаря от учителей… Чимин крутил педали, чувствуя, как иногда щелкают колени. А еще Чимин знал, какие конкретно мышцы качаются при езде на велосипеде. Грубо говоря, все мышцы ног. Все то, что делает ноги Чимина такими крупными и здоровыми по сравнению с девчачьими ногами. Суджи сегодня была в юбке, как, впрочем, и всегда. Чимин даже думать не хотел о том, в каком восторге мог бы быть Юнги при виде ее ног. Как мог бы невзначай положить свою ладонь ей на острое колено и погладить. А, может быть, даже скользнуть рукою вверх. — … подписка на Нефтликс. Я устал, может, пойдем поедим чачжанмен? Чимин резко остановился, едва удержав велосипед от падения. Очень хотелось спросить у всевидящего Намджуна об отношениях Юнги и Суджи. Так и чесался язык, ныли зубы, мысли чесали череп изнутри до зуда, хоть бейся головой о твердые поверхности. Намджун должен был знать, наверняка, он просто гуру отношений на пару с Джином. Они оба знали все про всех и кто где с кем да как и в чем, и про Юнги он наверняка что-нибудь знал. Чимин задумчиво пожевал губы. Юнги никогда не распространялся о своих отношениях, если они вообще были. И были ли вообще до Суджи — задумался Чимин. Он и сам предпочитал о себе не говорить — было не о чем. Никто из девчонок ему не нравился, хотя шоколада на четырнадцатое февраля он получал так много, что месяцами можно было его трескать вместо ужина. Никто ему не нравился, и он никогда ни с кем не гулял. Парням знать об этом было необязательно, хотя они наверняка все прекрасно видели. Но хоть не подкалывали. Впрочем, ни разу не смотревшего порно Чонгука они все же умудрялись не смущать, — хватало такта. Чимину нравился только Юнги-хен, и это единственное, что сейчас его беспокоило. — И давно Юнги встречается с Суджи? — выпалил Чимин и тут же об этом пожалел. — С кем? — у Намджуна аж глаза на лоб полезли. — Ли Суджи? Ваша с Тэхеном одноклассница? А, худощавая такая. Они что, с Юнги встречаются? Вау, не думал, что нашему хену вообще кто-то нравится. Он обычно всегда сдержан, когда мы обсуждаем девчонок. Еще обычно так снисходительно на нас смотрит, мол, я слишком стар для этого дерьма, — Намджун прыснул. — Но его самого любовью накрыло, даже забавно. Так что насчет чачжанмена? — Я не хочу есть, — Чимин повел плечом. На самом деле он так торопился на тренировку Юнги, что не успел позавтракать, и сейчас есть хотелось так, что кружилась голова. Но обсуждать с Намджуном девчонок и в особенности Суджи ему не хотелось. И пусть Намджун мог говорить о чем угодно, от политики до крабиков, Чимин сегодня был просто не в состоянии его слушать. Суджи утром была в короткой юбке, та едва прикрывала ее плоский зад. А Чимин сегодня навернул несколько километров на велосипеде, раздувая свои икры, ягодицы и бедра еще сильнее. Надо было об этом поразмышлять на досуге.***
— Почему ты взял только салат? Чонгук удивленно захлопал своими длинными ресницами, и пусть Чимина всегда умилял этот его невинный олений взгляд, но сейчас было не до этого. Ребята вдруг резко обернулись к нему, чтобы взглянуть на его поднос, и Чимин стушевался, одаривая Чонгука недовольным взглядом. — Да как-то… я плотно позавтракал? — он еще никогда не врал своим хенам. И сейчас сердце бешено стучало в горле, готовое вырваться из груди и заорать: «Он врет!». — Только не говори, Чиминщи, что ты на диете, — покачал головой Джин. Чимин растерянно оглядел половинки помидоров черри в своем салате. Под тяжелыми взглядами есть было как-то неловко, и он все трогал палочки, лежащие на столе. Они были холодные и гладкие, наверное, такие на ощупь ноги Суджи. Юнги уж явно знает. — Вот когда я в прошлый раз был на сушке… — внезапно продолжил Джин, но Намджун тут же его перебил: — Ты чуть не помер, потому что сорвался на третий день и расплакался, когда купил в школьном буфете мармеладки. — Ты между прочим тоже не выдержал. — Я продержался больше недели! И смотри какие у меня бицепсы! — Нечего тыкать мне в лицо своими мускулами. Мои плечи больше. — А у меня бедра. Чимин выдохнул, когда понял, что к его несчастному салату они возвращаться не собираются. Есть хотелось зверски, потому что утром он не позавтракал, а вчера поужинал только миской риса. Он еще не в полной мере осознавал, как и что делать. Смутные мысли серыми призраками сновали в голове и все думали, а стоит ли здесь уживаться или черт с ним. А пока салат и пару-тройку пропущенных пробежек с Гуком. — Но Чимин явно не на сушке, смотри, сколько в его тарелке соуса к салату. Чимин так и застыл с палочками, поднесенными к губам. — Если сушишься, то делай это с умом. Вон, взгляни на нашего Гуки, вот он явно мастер своего дела. Хены захихикали, заставив макнэ смутиться и порозоветь. — Малыш, а уже такой качок, вон девки каждый раз заглядываются, когда ты по коридору проходишь, — Джин фыркнул. — Конкурент растет. Слышишь, Намджун, скоро всех наших девчонок отобьет. — Так мы все равно в этом году выпустимся, а Чонгук как пить дать займет наше место. — Так что, — Джин все же вернулся к Чимину и его обеду, — если нужна помощь, обращайся к Гуки. — Да, хен, я в этом разбираюсь. А еще нужно много тренироваться, а ты уже столько наших пробежек пропустил. — Да, и физподготовкой перестал заниматься после танцев, — вторил ему Хосок, и Чимин ощутил себя загнанным в угол зверем. Помидорки черри встали поперек горла. — Ты, случаем, не худеешь? — Да вряд ли, — махнул рукой Джин. — Мальчикам негоже такой херней заниматься, надо много есть, мы же все спортом занимаемся и вообще еще школьники и растем. У Чимина есть голова на плечах, и не такой уж он и толстый. Разве что щечки, так и затискал бы, — хен заулюлюкал, и Чимин позволил ему потрепать себя по щекам. Там и Чонгук присоединился, и Тэхен, и втроем они так сильно сжали его щеки, что наверняка останутся следы, если не синяки. Разговоры о сушке продолжились, и пристыженный Чимин весь обед просидел как на иголках, одновременно боясь, что к его салату вернутся, и думая о своих щеках. Не такой уж и толстый, — слова почему-то все еще звучали в ушах, словно Джин-хен прошептал их, касаясь своими губами его ушной раковины. Оставляя влажные липкие следы от гигиенической помады на козелке, мочке, сережках. Чимин поднял взгляд от ненавистного салата, к которому так и не притронулся, и заметил на себе взгляд Юнги. Тот смотрел на него как-то сквозь, задумчиво пережевывая еду, и Чимин ощутил себя максимально отвратительно за все. За салат, за ноги, за Суджи. Мысли в голове пузырились, крепли, оформлялись, и теперь это были уже не бестелесные призраки. Чимин знал, что делать дальше. И ощущение наконец-то найденного решения вдруг озарило его с ног до головы, когда в столовую вошла Суджи и, проходя мимо, взглянула на него. У нее был острый нос и узкий подбородок, но только сейчас Чимин заметил, какие у нее высокие, ярко очерченные скулы. Он сглотнул, когда Юнги обернулся, чтобы посмотреть на нее. И если бы в финале конкурса на самые тонкие ножки оказались Суджи и палочки для еды, то Суджи бы выиграла.***
На следующий день Чимин бросил все: танцы, повергнув Хосока в шок, утренние пробежки, буквально ошарашив Чонгука, и велосипедные прогулки, невероятно удивив этим Намджуна. Почему-то эти решения его жутко обрадовали, хотя танцами он занимался уже лет десять, и вообще ему нравилось бегать с Гуком наперегонки или слушать монолог Намджуна об очередной прочитанной книге. Чимин купил большое зеркало во весь рост и достаточно сильно удивил этим младшего брата, с которым и делил комнату. — Я на сушке, — объявил он родителям, особо не вдаваясь в подробности, понимая, что нагло лжет родным, но они все равно бы не догадались. — Это полезно, это чтобы согнать жир и нарастить мышцы. Это абсолютно безвредно. Сушкой он называл тотальный голод. Тот самый, от которого кружилась голова, а желудок намертво присасывался к спине. Чимин распечатал найденную в инстаграме фотографию Суджи в полный рост. — Это что, девчонка, которая тебе нравится? — удивился брат, когда заметил приклеенный к зеркалу снимок. — Ты извини, но она что-то похожа на цаплю. Чимин купил весы и ленту, чтобы измерять объем своих бедер и икр. Он завел блокнот, в котором записывал данные, и мечтал, как наденет короткие шорты, чтобы Юнги-хен заметил, что его ноги тоже могут быть худыми. Вряд ли почти такими же, как у Суджи, но… Чимин завистливо провожал ее взглядом, когда она проходила мимо. Пялился без зазрения совести на нее во время уроков, и ему хотелось сделать две вещи: спросить о том, каково это — целоваться с Юнги, и что она делает, чтобы быть такой худощавой. Ни того, ни другого он, конечно же, не делал. — Хватит уже, надоело слушать завывания твоего живота во время уроков. Совсем не слышно, что говорит учитель, — Тэхен совал ему под нос шоколадные батончики или яблоки, и Чимин кивал, принимая угощения. Ну не отказываться же было — ему не хотелось снова оказаться под пристальными смущающими взглядами друзей. От них хотелось провалиться сквозь землю. И он ел сладости, купленные Тэхеном, ел во время обеда вместе с ребятами. Ел уже не салат — теперь он видеть его не мог, эти чертовы помидорки черри, — ел рис, ел кимчи, ел пирожки, все что продавалось в столовой он ел, как прежде, боясь, что хены заметят. Заметят и отчитают, пристыдят, скажут, что это не по-мужски — голодать. И он ел, давясь, понимая, что это противоречит тому, к чему он стремится. А его цель в это время с аппетитом ела прямо напротив него — Юнги жадно отправлял в рот куски курицы, соус пачкал губы, и Чимин вторил его движениям, жевал в такт, облизывал губы, копируя хена. А после обеда дрожали руки, еда приятной тяжестью оседала в желудке, потому что это был единственный прием пищи за день. Ни тебе завтрака, ни тебе ужина и мелких перекусов, если не считать чертовы батончики Тэхена и этот совместный школьный обед на семерых. Хосок качал головой, отправляясь после школы на танцы. Чонгук обиженно выпячивал губу, когда вечером, перед сном, в который раз спрашивал Чимина, не присоединится ли тот к пробежке, и каждый раз получал отказ. Разве что Намджун за велосипедные прогулки ничего не предъявлял — осень была в самом разгаре. Раньше Юнги частенько звал его покидать мяч в кольцо. Сейчас же предложений не поступало, и Чимин прекрасно знал почему — все свободное время хен явно проводил с Суджи. Они даже на уроках переписывались — Чимин был уверен, хотя как ни заглядывал ей через плечо, имя собеседника увидеть никак не получалось. Руки все еще дрожали, хотя уроки близились к концу, и дрожали они не от холода. Чимин все послеобеденные занятия думал лишь о трех вещах: о Юнги, Суджи и о том, как избавиться от еды. Последнее заботило его намного больше, чем уроки и контрольные работы. Больше чем рядом сидящий Тэхен, или кто-нибудь из одноклассников. — Поешь немного с нами, — говорила ему мама, во время ужина заглядывая в комнату. — Я на сушке, — напоминал он, и живот скручивало от очередного голодного спазма. А может, это скручивало внутренности от того, как Чимин нагло лжет близким прямо в глаза. Потому что он скидывал не жир — он скидывал мышцы.***
— Ну что, у всех появилась парочка на осеннюю дискотеку? — улыбнулся Джин, оглядывая ребят. Чимин в отупении тыкал ложкой в рис, словно в кошачий труп с намерением узнать, а жива ли кошка. — Я вчера пригласил Енсу, и она согласилась, — улыбнулся Намджун. — Честно говоря, у меня так вспотели ладони, я чуть не задохнулся. — Да ладно? Чертовски уверенный в себе Ким Намджун растерянно трясся перед девчонкой, приглашая ее куда-то? — Хосок хихикнул. — Дай угадаю, она была в конверсах? — Именно! Ребята рассмеялись, в этот раз тише — они все-таки были в столовой, но все так же весело. — А я после обеда приглашу Дахен, — кивнул Джин. — Я уже пригласил Суен, — отчитался Хосок. — А я — Чеен, — отрапортовал Тэхен, чуть было не отдав честь, чем вызвал очередную порцию хохота. — Кто еще остался? Гуки? Кого ты хочешь пригласить? — А я уже. Это Джиын, — смущенно признался Чонгук, и тут же получил одобрительные рукопожатия от хенов. Он повернулся к Чимину, чтобы пожать руку и ему, но тот был слишком поглощен разглядыванием слипшихся рисинок в своей тарелке. Он осоловело оглянулся и вяло коснулся руки Чонгука. Что-то странное творилось внутри. Сегодня он привычно встал на весы, измерил бедра и икры, обыденно взглянул в зеркало, прежде чем надеть школьную форму. Движения были отработаны до автоматизма, но все было как-то не так, не совсем правильно, и Чимин никак не мог понять, что конкретно. Ему откровенно нечем было заняться после школы. Раньше он ходил на танцы, оставался там до самого вечера, на пару с Хосоком занимаясь на тренажерах. Домой приходил уставшим и еще долго делал домашку, и засыпал почти сразу, стоило только взглянуть на подушку. Сейчас все мысли были исключительно о еде. Он приходил домой голодным, голодным делал домашнюю работу, голодным залипал на фотографию Суджи, голодным шлялся по квартире, и путь его неизменно пролегал через кухню. Он подолгу голодным взглядом смотрел в широкую светлую пасть холодильника, доверху набитую едой, и через пару минут закрывал дверцу. Он голодным взглядом обводил кухню, с ощущением голода играл в компьютерные игры, голодно зевал и голодно шел опять к холодильнику, чтобы взглянуть в его рот и тут же закрыть. Чимин голодно смотрел в зеркало, ощупывая свои ноги, голодно стоял на весах, голодно шелестел в руках лентой и голодно шел к холодильнику, чтобы голодно на него уставиться голодным взглядом. Он голодно слушал через стенку, как ужинают родители и младший брат, как жужжит телевизор, но самым громким звуком был звук работающего холодильника. Этот звук мешал ему спать, Чимин слышал его дребезжание через закрытые двери, и эта пасть, освещенная изнутри яркой лампочкой, манила его к себе. Стоило открыть дверцу и Чимин готов был провалиться вовнутрь: в бездну йогуртов, замороженной курочки и овощей. — А ты, Чимин? Чимин. Чимин! Собственное имя прозвучало в гомоне школьников на удивление громко. — Что? — А ты кого-нибудь уже пригласил на дискотеку? — спросил его Намджун. Шесть пар глаз внимательно на него уставились. — Что? — Осенняя дискотека, будет в следующем месяце. Можно прийти и одному, но лучше парочками. Ты уже выбрал кого-то? — Я? — Чимин словил пару недоуменных взглядов, и ощутил себя как в вакууме. Голова совершенно не соображала. — Нет, я… никого не пригласил. — Никто не нравится или никто не согласился? — спросил Джин, и Намджун вдруг пихнул его в бок, и тот резко заткнулся. За столом воцарилась вязкая, как слюна во рту, тишина, где-то сквозь вату Чимин слышал голоса старшеклассников вокруг. — Посмотри на нашего Чимина, он же такой милый, думаешь, никто бы не согласился пойти с ним на дискотеку? Да любая бы девчонка оторвала его с ногами и руками. Он просто не выбрал среди множества девчонок, так? — Намджун даже заглянул ему в лицо. — Чиминщи, а тебе вообще кто-нибудь нравится? — очень тихо спросил его Хосок. Чимин наконец-то поднял голову от тарелки и оглядел ребят. Они уже все доели, их тарелки были пусты, и посуда грязной горкой удобно устроилась на их подносах. Палочки для еды телевизионными антеннами торчали из глубоких мисок. И тогда Чимин взглянул на Юнги. Тот смотрел на него внимательно, ожидая ответа, но лицо его было каким-то совершенно нечитаемым, как обычно. Это почему-то разозлило Чимина, он отправил первую ложку риса в рот. — Я пока не выбрал, с кем пойду, — он отправил в рот вторую ложку, третью, и рис посыпался изо рта, когда он это говорил. — А кого, если не секрет, ты хочешь пригласить? — Я слышал, даже Юнги-хен уже выбрал себе пару. Хосок и Джин произнесли это одновременно, и Чимин едва удержался, чтобы не выплевать весь рис в лицо напротив сидящему Чонгуку. — Что? — Юнги-я! — от удивления Намджун резко перешел на неформальные обращения, но даже извиняться не стал. — Что значит, «даже Юнги-хен»? — фыркнул Юнги возмущенно. — Все выбирали себе девушек, вот и я решил, что надо. — Ну и кого же ты пригласил? — Тэхен аж весь подобрался в предвкушении, один лишь Чимин застыл с рисовым комком, застрявшим в горле. — Ли Суджи. — Нихера себе! Намджун взглянул на Чимина, и тот с трудом, но все же проглотил еду, издав утробный звук. Он чувствовал, как рисовый комок вяло и медленно скользит по пищеводу вниз. — Не зря я говорил, что вы друг на друга заглядываетесь. И почему ты нам про это не говорил? — А зачем? — пожал плечами Юнги. — Значит, у всех есть парочка, кроме Чимина? Даже Чонгук умудрился найти свою нуну, — Джин ойкнул, когда Намджун внезапно сжал его колено под столом. За окном ливнем бушевала осень, Суджи пришла в школу в плотных колготках, но в них ее ноги все равно были тонкими. Даже запястья Чимина наверняка были толще ее лодыжек. — У нее такой острый нос, — как-то заметил его брат, в очередной раз заглядывая в зеркало, в угол которого был вбит снимок. — Острый нос, — прошептал тогда Чимин, касаясь собственного. Он был маленьким, узким, коротким, и вообще кнопкой, но, наверное, Юнги нравились птичьи носы, раз он встречался с Суджи. Он голодно взглянул на себя в зеркало и сделал то, о чем жалел весь вечер и всю ночь, не в силах заснуть. И теперь это гложило его, похуже сосущего желудка, но уже не так сильно, как тот факт, что Юнги и Суджи пойдут на дискотеку вместе. Прозвенел звонок, и ребята заторопились. Тэхен привычно пихал Чимина в плечо, поторапливая. — Я загляну в уборную, — сообщил Чимин, резко сворачивая. Тэ что-то крикнул ему вслед, но слушать уже никого не хотелось. В туалете пахло чистящими средствами, чем-то безликим и непонятным, без отдушки. Чимин швырнул рюкзак на пол и уставился взглядом в закрытую кабинку с унитазами. Руки нащупали за спиной край раковины и крепко сжали. Ночью он плакал под одеялом, стараясь не разбудить брата. Он плакал впервые с тех самых пор, как осознал, что ему очень нравится Юнги. И что ему с ним хочется не просто дружить. Не просто кидать мяч в кольцо, петь в караоке, читать комиксы, обедать вместе и обсуждать тупые уроки или учителей. Хочется взять его за руку, не как обычно они это делали, а прям переплести пальцы. Хочется не просто обнять его, как друг, а ткнуться носом ему в ключицу и крепко сцепить руки в замок у него за спиной. Хочется ощутить на своем лице его горячее дыхание и наконец-то взглянуть глаза в глаза, чтобы никто не отводил взгляд. И хочется, очень хочется, до зубовного скрежета, коснуться его губ своими. Чимин плакал вчера в подушку, сотрясаясь под одеялом и стараясь не проронить ни звука. Потому что он вчера впервые в жизни попробовал два пальца в рот, и ему казалось, что Юнги никогда не посмотрит на него не как на друга. Чимин так этого не хотел. Он много читал об этом на форумах, и его это безумно пугало. Он и так обедал раз в день и подолгу гулял, пытаясь хоть как-то умудриться создать дефицит калорий, но все казалось, что эффекта нет. Зеркало было свидетелем, да и никто из ребят не заметил в нем перемен. Цифры в блокноте хоть и говорили об обратном, но ведь друзья и в особенности Юнги молчали. Значит, Чимин старался не так сильно. Значит, надо было перестать обедать. Но тогда бы они заметили, снова бы на него налетели, пристыдили, сказали бы, что это неправильно, недостойно, жалко и незачем. Чимин глубоко вздохнул, чувствуя поясницей острые края раковины. Видит бог, он и вправду этого не хотел. Но Юнги уже пригласил тонкокостную сухощавую Суджи на дискотеку, и до ее параметров Чимину было далеко, если не невозможно. А еще он умудрился все испортить, запихнув в себя аж пять ложек риса. Было какое-то дурацкое ощущение, что он занимается чем-то совершенно не тем, ковыряясь пальцами во рту и оставляя обед в школьной уборной. На уроки он сегодня не пошел — не хотелось видеть победную улыбку Суджи.***
— На. Тэхен протянул ему очередной энергетический батончик, и Чимин, не глядя, разорвал шуршащую упаковку и откусил кусочек. Жевал он долго, мучительно, пока еда во рту не превратилась в жижу, но он продолжал чавкать, катая на языке уже слюну. — Что с тобой? — Тэхен все это время не сводил с него взгляда. — А что со мной? — Ты стал каким-то странным. — Разве? — Ну… вчера ты ушел после уроков и даже никого не предупредил. И вообще ты все занятия сидишь как на иголках. Я иногда зову тебя, а ты не слышишь, весь в себе — не достучишься. Вот, например, мы за урок уже решили три примера, а ты все еще на первом. Чимин взглянул на свою тетрадь, он едва исписал пару строчек. — Что происходит? Мы ведь друзья. Ты можешь рассказать мне все — я выслушаю. Чимин наконец-то взглянул на Тэхена. Тот внимательно его разглядывал, и весь его вид так и кричал: «Да, я выслушаю, мне интересно, начни прямо сейчас, я не буду осуждать!». Слова на языке тут же запрыгали, готовые сорваться, но Чимин с такой силой сжал зубы, что они скрипнули. Наверное, его лицо тут же стало злым и раздраженным, потому что Тэхен удивленно приподнял брови. «Расскажи, расскажи!» — продолжали кричать его глаза, и Чимин часто задышал. Вот она — возможность наконец-то высказаться, вываливать свой эмоциональный мусор на другого человека, пусть он копается в подгнивших банановых кожурках. Захотелось вскочить, хватая Тэхена за воротник школьного пиджака, и потрясти. Потому что он выслушает, Чимин это вдруг осознал, и будто небо за окном тут же осветилось солнцем, хотя стояла кромешная тьма — надвигалась гроза. «Ну давай же, давай, не тяни кота за хвост — произнеси первое слово, а там оно само собой», — читалось на лице Тэхена, и Чимин открыл рот: — Я… — Вы пойдете сегодня на открытую тренировку к баскетболистам? Чимин застыл, сжимая в руке батончик с такой силы, что он треснул пополам. Он чувствовал затылком, как Суджи за его спиной улыбается. — Да, идем, — кивнул Тэхен и тут же вернулся к Чимину. — Нужно, чтобы вы оценили танец группы поддержки, а в конце мы раздадим тексты кричалок, — продолжала Суджи, и Чимин обернулся. Он медленно поднялся, роняя на пол раскрошившийся батончик со злаками, и под удивленный взгляд Тэхена вышел из класса. В уборной он выплевал остатки непрожеванной еды и тщательно прополоскал рот. На обед он точно сегодня не пойдет — скажет, что отравился. Не то что есть — смотреть на Юнги было выше его сил, что уж говорить про Суджи, с которой он учился в одном классе. Она сидела впереди него и каждый раз он натыкался взглядом на ее узкие плечи и представлял, как Юнги обнимает их, кладет на них свои бледные, испещренные синими венами руки, гладит ее по спине. Что он в ней нашел, она же никакая, — думалось Чимину, пока он в десятый раз полоскал рот водопроводной водой и сплевывал-сплевывал-сплевывал, пока внезапно не обнаружил, что пальцы касаются языка, пляшут по нему и лезут вглубь, в горло. Он резко отдернул руку. Сегодня этим ему заниматься не хотелось. Чимин слышал, как протяжно воет школьный звонок, но отцепить пальцы от раковины было тяжело, если не невозможно.***
— А где Чимин? Тэхен поджал губы. Не хотелось сообщать о плохих новостях, особенно во время долгожданного обеда, но он знал — чем быстрее они это обсудят, тем легче им всем станет. — Ему стало плохо, и его отпустили домой. Кажется, он отравился. Воцарилась тишина, слегка вязкая, как йогурт в руках Чонгука. Намджун прокашлялся: — Вы заметили? Что-то с Чимином не так. Он как-то осунулся весь, побледнел. Нет, даже скорее посерел и стал сливаться со школьными стенами. — Он совсем перестал смеяться над нашими шутками, — вторил ему Джин. — Наверное, мы перестали смешно шутить, — Хосок не улыбался. Когда он становился серьезным, уголки его губ ползли вниз, и он выглядел сердитым. — Да он молчит все время, мне кажется, слов десять от силы проронил за последний месяц, — закивал Чонгук. — Он словно в облаках витает. Обращаешься к нему — ноль реакции. — Его табель успеваемости стал желать лучшего — он завалил несколько тестов и аж на пятнадцать пунктов упал в списке лучших учеников школы, — подал голос Тэхен. — Что-то с ним случилось? — Ну учитывая, что он десять лет занимался танцами, а потом резко все бросил, то да, с ним явно что-то не в порядке. — Он перестал общаться с нами вне школы. — Он даже в общем чате перестал отвечать, а раньше каждый час засорял его мемами. — Может, у него в семье какие-то проблемы? — Тогда надо спросить его младшего брата. Чонгук, вы же учитесь с ним в одном классе. — Да мы как-то не общаемся, — пожал он плечами, — но я могу спросить. — Он, наверное, еще переживает, что единственный из нас остался без пары на дискотеку. — Точно! — Джин аж подскочил. — Поэтому он так болезненно реагирует каждый раз, когда мы начинаем обсуждать девчонок. — Да, вчера он опрокинул миску риса и попросил сменить тему, когда я сказал, что Суен уже купила мне галстук под цвет своего платья, — кивнул Хосок. — Давайте найдем ему девушку. — А какие девушки в его вкусе? — Понятия не имею. Помолчали, ковыряясь палочками в еде. Юнги растерянно оглядел пустое место рядом с собой, здесь обычно сидел Чимин, клевал рис и в последнее время только и делал, что молчал. Если раньше он был таким шумным, что оставалось только безрезультатно шикать на него, то сейчас он был тише воды, ниже травы. Он тихо грыз яблоко, вроде как слушая их разговоры, иногда поглядывал на Юнги, но делать это стал реже. Раньше его взгляды были липкие, густые, восхищенные, он так и норовил заглянуть в лицо, в глаза, буквально съесть, влезть в душу. Сейчас даже его взгляд казался потухшим. Юнги с трудом оторвался от созерцания пустого стула. — В любом случае выбора у нас немного, надо просто найти девушку, которую еще пока никто не пригласил. — Такие вообще есть? — Наверняка. Например, Кон Хенсу. — Она же весит на тридцать килограммов больше Чимина. — И ее кстати уже пригласили — Чхве Сонгюн. Он килограммов на двадцать больше нее самой. — Ким Наын. — Я слышал, она не сдала три последних теста по истории, и родители в наказание не пустили ее на дискотеку — Тен Хана? — Это та яндере, которая в прошлом году преследовала Джина? Так ее же исключили. Джин вздрогнул. — Честно говоря, я больше никого и не припомню так на вскидку. — Надо поискать, кто-нибудь да остался. Юнги взял в руки одно из двух яблок со своего подноса и отдал Чонгуку. Чимина все равно нет, так пусть макнэ набирается сил.***
— Чиминщи, у нас для тебя хорошая новость. Я узнал, что Наен из моего класса, ну та самая, которую я трогал на уроке под юбкой, рассталась со своим студентом пару дней назад, и ей не с кем идти на дискотеку. Она, конечно, старше тебя, но… Чимин медленно шнуровал кроссовки. Тремор пальцев не позволял делать это быстро, и он боялся, что если ускорится, то развалится на части. — И? Джин присел рядом с ним на скамейку. — Пригласи ее. — Не хочу. — Наен вообще-то красивая, — слегка обиженно протянул хен. — Мне все равно, я в любом случае на дискотеку не приду. — Почему? Подумаешь, нет пары. Вот пригласишь Наен, вдвоем будет нескучно. — Мне это неинтересно, — Чимин оглядел творение своих рук — кривые узлы на шнурках, и встал. Он вдруг испугался, что у него снова потемнеет в глазах, он покачнется, теряя равновесие, и позорно грохнется прямо в ноги Джину. Как же будет неловко и стыдно потом смотреть ему в лицо. Хену, который смеялся над его салатом и говорил, что мальчикам нельзя сидеть на диетах. Но в глазах не потемнело — Чимин уже научился вставать медленно и слегка наклоняя голову вперед. Он уходил маленькими шажками, почти семенил, и чувствовал между лопаток острый взгляд Джина.***
— Ну как? — Намджун подкараулил хена прямо за углом. — Никак. Он даже слушать нас не стал. Бедная Наен, если бы я знал, что Дахен и Наен не исцарапают друг другу лица, я бы пошел на дискотеку с обеими. Джин словил на себе слегка недовольный взгляд Намджуна и вздохнул: — Чонгук сегодня сказал, что младший брат Чимина поделился с ним очень интересной информацией, — Намджун внимательно слушал. — Наш Чимин на сушке. И его брат знает, что сушка — это не голодание. Потому что Чимин именно голодает. А еще у него на зеркале висит фотка одной девчонки из его класса. Он сказал, что она похожа на цаплю.***
В спортзале пахло потными мужскими телами, горячим трением кроссовок о полы и женскими духами. Уши резал скрип обуви и удары баскетбольного мяча обо все поверхности, в том числе и человеческие лица. — Хен, — Намджун протянул Юнги бутылку воды и тот жадно припал к горлышку. Он дождался, пока хен допьет и вытрет пот со лба футболкой. — Игра в следующую субботу, — прошептал он, на всякий случай оглядываясь. Юнги вторил его движениям — оба знали, что Чимин всегда приходил на открытые тренировки. Всегда кричал «Мин Юнги!» с трибун, смущая и раздражая Юнги. Но сейчас его нигде не было, никто больше не выкрикивал имя капитана школьной команды по баскетболу, срывая голос. И никто не швырял в него бутылками воды во время перерывов. — Хен? — Да? — Наверное, мне не стоит об этом говорить, но… мне кажется, Чимину очень нравится Суджи. Они синхронно взглянули в сторону черлидерш, Суджи активно размахивала помпонами, и ее короткая синяя юбка все время задиралась во время прыжков — ну хоть на ней были защитные шортики. Но они были такими короткими, такими тонкими, что Намджун даже отсюда видел швы впившихся в ее задницу трусиков. — Я заметил. — Правда? — Ага, — Юнги отдал бутылку Намджуну. — Каждый раз, когда она заходит в столовую, он пялится на нее, разве что слюна изо рта не капает. Да и Тэхен говорил, что он постоянно глазеет на нее на уроках. Как-то даже неловко, что это я ее пригласил на дискотеку. — Что будешь делать? — Пойду играть — перерыв закончился, — пожал плечами Юнги. При всем его внешнем безразличии к происходящему ему было не наплевать — Намджун готов был поклясться. Хен мог чувствовать что угодно, но ему точно не было все равно на Чимина.***
— Хочешь? Юнги протягивал ему яблоко, большое, красное, наверняка сочное. В белой руке оно казалось таким спелым и ярким, что Чимину и вправду захотелось впиться в него зубами, чтобы сладкий сок потек с уголков рта. — Спасибо, — Чимин привычно принял еду из чужих рук, но рвать фрукт на части не спешил. — Тэхен ушел домой раньше меня, ему надо сегодня к стоматологу, кажется. Или к бабушке? — чуть тише добавил он, потому что не помнил — почему-то уже не было необходимости в том, чтобы участвовать в диалогах с друзьями. Они с Юнги стояли на школьных ступеньках, под козырьком, чтобы льющий с черного неба дождь не намочил их с ног до головы. В руках хена был зонтик, в руках Чимина — яблоко. — Пройдемся до остановки? — Юнги раскрыл зонт и призывно качнул головой, Чимин тут же юркнул в убежище, и они стройным шагом вошли в ливень. Чимин позволил себе взять хена под руку и прижаться к нему поплотнее; под узким маленьким зонтиком было тесно, но внезапно уютно. От Юнги пахло пыльными баскетбольными мячами. И этот запах хотелось вдыхать до головокружения, до головных болей, до потери сознания. И, казалось, все к этому и ведет. — Ты можешь пригласить Ли Суджи на осеннюю дискотеку. Чимин не сразу понял, что это говорит Юнги. Его низкий голос ворвался в сахарную вату, понапиханную в уши, словно удар в гонг — очень больно. — Что? Чимин осознал, что они уже дошли до автобусной остановки, и разочарованно вздохнул — так быстро. Пришлось убирать голову с плеча Юнги, и как она там оказалась? — Ты ведь хотел ее пригласить. Я давно заметил, ты таким взглядом ее провожаешь, так разглядываешь ее. Слюной на ее ноги исходишь. Мог бы и сразу сказать. Она не очень-то и хотела со мной идти на эту дискотеку. Мне кажется, ты ей нравишься больше, чем я, и с тобой бы она пошла на вечеринку с большим желанием, чем со мной. Я даже думаю, что, если ты ее пригласишь, то она согласится, даже несмотря на то, что обещала мне. Она, извини меня, слегка без принципов. Прости, что так говорю. Знаю, Суджи тебе нравится… — Она мне не нравится, — тихо, но твердо прошептал Чимин. Он не очень вникал в слова, внимание внезапно куда-то рассеялось после того, как хен произнес имя Суджи. С чего он вообще взял, что она ему нравится. Она худосочная и абсолютно неинтересная. Ее тонкие ноги были целью Чимина, его несбыточной мечтой, глупой и плоской, как ее грудная клетка. Эти ноги нравились Мин Юнги, а Мин Юнги нравился Чимину. — Не надо врать, я не обижусь. Чимин с силой сжал несчастное яблоко. Если бы у него были силы, он бы разорвал его напополам одними лишь руками, возможно, несколько недель назад он бы действительно смог это сделать. — Я не вру. Как ты вообще мог такое подумать, что я — вру?! Юнги удивленно моргнул, когда Чимин сделал шаг назад из-под зонтика, и его спину и затылок тут же накрыло дождем. Краем глаза он видел, как к остановке подъезжает автобус. Было бы эпично, если бы это был его — он мог бы запрыгнуть в него под оглушающее молчание Юнги-хена. — Не надо. Не стыдно признаться, что она тебе нравится. Я же заметил, как тебя аж перекосило, когда я сказал, что пригласил ее на дискотеку. Автобус остановился, и Чимин, скрестив пальцы, взглянул на номер. — Ли Суджи мне не нравится. Можешь встречаться с ней, сколько влезет, — зло процедил Чимин, влетая в автобус. Двери за ним с грохотом захлопнулись. Он мог бы наговорить Юнги кучу гадостей, но слава богу, что автобус подъехал к остановке так вовремя — и плевать, что он ехал совсем в другую сторону.***
В тот день он вернулся домой позже, чем обычно, и под удивленный взгляд брата бросил яблоко на кровать, достал из стола блокнот с аккуратно выписанными по датам числами и разорвал его чертям. В мусорку полетела смятая фотография Суджи, в шкаф на верхнюю полку отправились весы. В тот день Чимин впервые за эти недели сел ужинать с родителями. Мама так обрадовалась, что чуть было не наложила ему добавки и все приговаривала: — Кушай, сынок, кушай. Казалось, вся семья облегченно вздохнула, когда Чимин пояснил: — Сушка закончилась. Он ел с удовольствием, впервые за все это время. Впервые не испытывая раздражения, когда отправлял еду в рот. Мамина лапша была зверски вкусной, говядина — сочной, напитки — сладкими. Чимин облизывал губы, пальцы, палочки, ложки, вилки, чуть ли не тарелку, счастливо жмурился и даже съел на десерт мороженое, столько, сколько влезло. Он обнимал маму и шептал ей на ухо, что ужин был очень вкусным. Так радостно было наконец-то жевать еду, чувствовать ее вкус, запах, а не морщиться, оглядывая полные тарелки и худощавые ноги проходящей мимо Суджи. С чего он вообще решил, что это нормально и это то, чего хочет Юнги? Чимину никогда не достичь пропорций Суджи, просто потому что она — девчонка, а он — мальчишка. Сколько ни старайся, сколько ни голодай и ни лежи в кровати пластом, боясь сделать лишнее движение, чтобы ненароком не накачать мышцу. Чертова Ли Суджи, чертов Мин Юнги. Чимин от злости готов был разбить треклятое зеркало, но было бы слишком глупо. Красное яблоко черной тенью в ночи лежало на письменном столе, и Чимину впервые снились не голодные тревожные кошмары, а сытые розовые сны.***
Больше всего, наверное, его раздражало видеть новые числа в колонке блокнота. Они уменьшались, то медленно, то быстро, и это говорило о том, что его голодовка имела успех. Вот только никто не замечал — ни друзья, ни одноклассники, ни тем более Юнги, и это так бесило. Сложно было, глядя в зеркало, понять, что изменилось, поэтому Чимин надеялся, что это заметят окружающие. Мама с ее «Как же ты похудел!» была совершенно не авторитетом, и он ждал этих слов от других. Девочки больше не сворачивали шеи, глядя на его задницу, штаны уже не облегали бедра как раньше, а болтались мешком. На ремне пришлось сделать еще одну дырку. Чимин видел изменения в мелочах, в цифрах, в душащей отдельные части его тела измерительной ленте, но не в словах окружающих. Ну и черт с ними, — зло думал Чимин, потому что на завтрак вкусно и сытно поел, впервые за эти одурманенные глупыми мыслями недели. Наконец-то не кружилась голова и не хотелось лечь прямо на землю, чтобы немножко отдохнуть. У него наконец-то было хорошее настроение, и он не боялся принять от Тэхена очередной шоколадный батончик, потому что в этот раз он съест его с удовольствием. Стены школьных коридоров пестрели оранжевыми плакатами. Рябило в глазах, огонь баскетбольных мячей и осенних листьев мозолил глаза. — Ты ведь пойдешь? — спросил его Тэхен, когда заметил, что Чимин разглядывает плакаты. На одном — напоминание о важном баскетбольном матче на этих выходных. На другом — об осенней дискотеке через неделю. Мячи и диско-шары прыгали с плаката на плакат, прыг-скок, прыг-скок, прямо в лицо Чимина. — Юнги будет играть, — напомнил Тэхен, хотя в этом не было необходимости. — Приду, — очень медленно прошептал Чимин, не отрывая взгляда от мимо проходящей Суджи. — Будешь? — Тэхен протянул ему батончик, и в который раз захотелось запихнуть этот чертов батончик ему в одно место. — Д-да, — в этот раз батончик с виноградной отдушкой, на вкус все так же никак, и Чимин привычно жевал один-единственный кусочек, катал во рту слюну и крошил в руках то, что не против был съесть минут десять назад.***
Чимин завел новый блокнот, достал с полки весы, снова распечатал фотографию Суджи и вытащил на свет божий старые летние шорты. Он повесил их на зеркало, чтобы, засыпая, они напоминали ему, к чему все-таки Чимин стремится. Напоминали, но не объясняли, а к чему. В инстаграме Суджи новая фотография. Она улыбалась острыми зубами в камеру, ее длинные паучьи пальцы делали сердечко, но Чимин смотрел только на задний план, где под баскетбольным кольцом стояла худощавая фигура в спортивной форме. Лица не было видно, да и фигура размыта, но Чимин точно уверен в одном — это Юнги. Только он носил повязки на голову.***
В спортзале жарко, шумно и очень много народу. Короткие шорты в самый раз в такую вязкую духоту, и Чимин щеголял в них, словно модель на подиуме, отставляя ногу от бедра. Он слегка покачивался в стороны, наверняка выглядел как пьяный, но ощущение эйфории его не покидало. Если так чувствуют себя девчонки-манекенщины, то это прекрасное чувство. Чимин им даже завидовал. Тэхен подвинулся, уступая ему место, и вдруг недовольно поджал губу, когда заметил, что на верхней губе у Чимина испарина, да и он весь сам какой-то вспотевший, бледный и лихорадящий. — Будешь? — Чимин протянул ему жвачку, заметив, что Тэ пристально его разглядывает. — Нет. Чимин пожал плечами, слегка подворачивая и без того короткие шорты. Казалось, еще чуть-чуть и он обнажит полоску трусов. — У тебя руки дрожат, — Тэ тут же отвел взгляд от его красных пальцев. Чимин вдруг похолодел, глядя на собственные руки, словно боялся, что там можно разглядеть следы от зубов, но нет. Просто слегка красноватые от долгого мытья и дрожащие от долгого всего. — Я слегка взволнован, — кивнул Чимин. — Очень важная игра, решающая. — Да, если выиграем, то пройдем в финал, — кивнул Джин, присаживаясь рядом. Следом подтянулись и остальные ребята. Сил на то, чтобы громко и истошно кричать с трибун «Мин Юнги!» не было, но ребята голосили похлеще. Скандировали кричалки, топали ногами и хлопали в ладоши. Чимину было плевать, кто и сколько забросил мячей в кольцо и выигрывала ли их школа вообще. Он следил только за Юнги, за его мельтешащей, бегающей фигурой, и в поле зрения вечно попадали черлидерши с Суджи во главе. Короткая синяя юбка задиралась высоко вверх, и вся школа могла лицезреть ее шортики, больше похожие на трусы. — Мы выиграли, слышишь, мы выиграли, — Хосок тряс Чимина за плечи, но тот на табло даже не смотрел: команда черлидерш кинулась обниматься с баскетболистами, и где-то в толпе мальчиков и девочек наверняка Юнги обнимался с Суджи. Чимин не видел, да ему и не требовалось видеть, чтобы точно знать. — Юнги-хен сказал, что оплатит нам обед, если они выиграют! — закричал Намджун, пихая Чимина в плечо, и только этого сейчас ему не хватало. — Молодец, хен! — Хен, ты лучший! Чонгук кинулся обнимать Юнги, Джин вис на нем всем своим крупногабаритным телом, и ребята облепили его, потного и уставшего, как обезьянки — дерево. Чимин растерянно топтался на месте, не зная, а стоит ли подходить ближе и вообще его обнимать. С той самой ссоры на автобусной остановке они так ни разу и не поговорили. Во время обеда они бились локтями, ковыряясь в тарелках, и терлись коленками. И Чимин буквально кричал в себя: «Узри же какими они стали острыми!», но Юнги на него даже не смотрел. — Чиминщи, — Чимин удивленно поднял голову. Юнги протянул к нему руку, приглашая утонуть в объятьях неугомонной толпы. — Поздравь меня с победой, не стой истуканом. — Хен, давай! — прыгал Чонгук, улыбаясь, и вообще все они так лучезарно и заразительно смеялись, что Чимин впервые ощутил себя не в своей тарелке. Ему бы сейчас радоваться за друга, за школу, за ребят, но почему-то в голове билась только одна упрямая и тупая мысль: «Я сегодня в шортах, взгляни же на мои ноги, скажи же что-нибудь!». — Обними меня, — тянул к нему руку Юнги, и Чимину ничего не оставалось, как повиноваться. От хена жарко пахло потом, и он был весь мокрый, шея влажно горела, и Чимин ткнулся в нее носом, жадно вдыхая спертый вкус его кожи. В кафе они все же пошли, и Чимин возненавидел этот момент, как и все их школьные обеды вместе разом. После них неизменно два пальца в рот, две подушечки жвачки и долго полоскать лицо, пытаясь прийти в себя. В зеркало ему смотрело бледное мокрое лицо, и он не понимал, чье оно. Чимин заказал то же, что и Тэхен — всего понемножку. Он привычно ковырялся в еде палочками, пил воду и одергивал шорты — надеть их было такой глупостью! От рядом сидящего Юнги веяло подозрительной… Чимин катал на языке слова, не понимая, а подходят ли они, чтобы описать это чувство: нежностью, настороженностью, беспокойством, заботой. Юнги подкладывал ему в тарелку вкусняшки, терся коленом о колено, локтем — о локоть, и все смотрел, и смотрел, и смотрел. У Чимина аж лицо взмокло в который раз за день. И он ел, и давился, запихивал еду в рот, глотал, почти не жуя, много пил воды, болтал, говорил, все без умолку, перекрикивая всех, перебивая, пока Юнги, откинувшись на спинку стула, пялился на его голые ноги — на синяки на коленках от долгого стояния над унитазом. А Чимин все говорил, и говорил, подносил еду к губам, пачкал их в соусе, что-то рассказывал, хихикал, смеялся, громко, утробно, по-детски радуясь, что обманул друзей, да так ловко. Потому что проглотил пару кусков, всего лишь пару, совсем немножко, почти не жуя, всего лишь немножко, настолько немножко, что не надо идти и давить пальцами на корень языка, почесывая стенку глотки ногтями. Потому что он съел совсем немножко, а немножко не считается. Юнги скрестил руки на груди, переглядываясь с ребятами. Они молчали, кивали, слушали огненные тирады Чимина — он один разговаривал, никто не смел его перебивать, — и кидали друг на друга понимающие взгляды. И Чимин продолжал выплескивать возбужденные слова, уже невпопад, уже просто так в мрачную тяжелую тишину. Юнги устало чесал нос, уже не считая, сколько раз Чимин поднес ко рту палочки, чтобы их облизать.***
Очнулся Чимин от мелодии входящего звонка, громкой и настойчивой. Она внезапно вырвала его из тумана забытья, и Чимин с удивлением обнаружил себя на кухне у открытой двери холодильника. Оттуда на него дуло, ноги в тех самых шортах продрогли, но он только сейчас это почувствовал, зябко поежившись. В правой руке была баночка клубничного йогурта, в левой — куриное крылышко, холодное и уже не такое острое. Под домашними тапочками шуршали пакеты, Чимин недоуменно сделал шаг назад. По полу рядом с холодильником были разбросаны овощи: помидорки, листья салата, морковь; упаковка из-под печенья, уже почему-то пустая, хотя Чимин помнил, что утром она была полной. Под пятками с хрустом ломались целые чипсины. Телефон продолжал надрываться, и Чимин наконец-то взглянул на экран. Юнги. Стол был завален обертками из-под конфет, фольга сияла и переливалась. Сухой блок рамена был сгрызен наполовину, и только сейчас Чимин ощутил во рту вкус пищи. Еда посыпалась на футболку непрожеванными кусками — это было все: лапша, курица, печенье, шоколад. Юнги продолжал звонить. Чимин сделал пару шагов к раковине, ноги разъезжались в разные стороны, он потряс руками, избавляясь от курицы и йогурта, еда грохнулась на пол. Желудок был переполнен настолько, что было тяжело дышать. Буквально разрывало, еда просилась наружу уже не потому, что так решил Чимин, а потому что уже было некуда. Он не очень понимал, сколько съел, но наверняка много — уже тошнило, хотелось сблевать, чтобы стало легче. Чимин нырнул лицом под струю воды, резко и больно царапая кожу жирными от курочки пальцами. Он не сразу понял, что руки онемели под холодной водой, и их свело судорогой. Очень хотелось позвонить маме, зарыться носом в ее волосы, и… Чимин не знал, что ей сказать, как объяснить, что ему сейчас чертовски плохо. «Мама, я объелся?», «У меня крутит живот, потому что я слишком много съел? Насколько много? Я не знаю». Чимин собирал по полу улики, фантики, пакетики, распихивал еду по полкам холодильника, чистил и подметал пол от крошек, и каждый раз, как он нагибался, горло скручивало спазмом, но он стоически терпел, и сам не понимал почему. Потому что в прошлый раз он делал это, потому что так решал сам, а в этот раз бунтовал желудок, прося его освободить, иначе он лопнет. Трель дверного звонка настигла Чимина в ванной, когда он отстирывал футболку от пятен и одновременно чистил зубы, после того как пообщался со своим новым белоснежным фаянсовым другом. Просто потому что не стерпел и все вышло само, без пальцев в рот. — Привет, Чиминщи. Голос Юнги-хена прорезал туман в голове Чимина острым лезвием. Окажись в этом тумане что-нибудь важное — обязательно бы закровоточило. — Ты чего здесь делаешь? — язык во рту едва ворочался, и Чимину пришлось прокашляться, чтобы звучать лучше, не так сипло. Глаза слезились, и только проморгавшись, он заметил в руках хена баскетбольной мяч. — Хотел побросать мяч с тобой. Я звонил. Чимина вдруг повело, он почти задохнулся, уже в который раз за день, и чуть было не подпрыгнул от радости. Он улыбнулся воспаленными губами и судорожно закивал, вдруг испугавшись, что Юнги передумает. Наверное, он выглядит не лучшим образом, и прежде чем хен что-то сказал, Чимин натянул кроссовки и схватил с вешалки куртку. — Пошли, — он толкал Юнги грудь в грудь, но тот с места не двигался. — Чимин, ты голый. Оденься потеплее, на улице не лето. Чимин покачал головой. Он в шортах, тех самых, на них не попали еда или рвота, они ему нравились, они ему шли, не зря он достал их из шкафа и теперь носил дома, не снимая уже несколько дней. Он даже спал в них. Да, он был без футболки, под курткой было обнаженно и неуютно, но с места преступления убраться хотелось неимоверно, подальше от кухни и опустошенного холодильника. От холода недавно почищенные зубы свело, Юнги был прав — осенняя изморозь кусала голые ноги. Чимин не оборачивался, не хотелось видеть недоумение в глазах хена. До спортивной площадки было недалеко, но Чимин уже и замерз, и устал, поэтому последние метры буквально прополз и уселся на скамейку. Юнги пару раз ударил мячом о землю. Он был тепло одет, в брюках, толстой куртке, в шапке. Пару минут Чимин наблюдал, как хен играет, и понял, что больше не может не знать. — Хен, что думаешь о моих ногах? — спросил Чимин в предвкушении. Юнги вообще выглядел так, словно ему было плевать на то, что происходит вокруг. Планеты могли взрываться, могли начаться мировые войны — Юнги было глубоко начхать, но Чимин знал, что это всего лишь маска напускного равнодушия. Юнги был очень наблюдательным и не заметить изменения в объеме его конечностей он просто не мог. Не должен был. Чимин и так из кожи вон лез, пытаясь это продемонстрировать: джинсы с рваными коленками, короткие шорты, как у младшеклассников. Смотри, любуйся ножками-спичками. Можешь даже закинуть их себе на плечи. — Коленки разбиты. Ты где-то упал? Чимин ошарашенно уставился на фиолетово-желто-зеленые синяки и даже надавил пальцем на один из них, самый свежий, наверное, даже сегодняшний. И понял, что эта боль ни капли не сравнится с тем, что он сейчас испытывал в душе. — Хен, я замерз. Наверное, пойду домой. — Я говорил тебе одеться потеплее. — Ага. — Давай дойдем до твоего дома, ты переоденешься, и мы снова покидаем мяч. — Не хочу. Ты ведь знаешь, я не особо хорош в баскетболе. — Какая разница? У нас же не решающий матч по выходу в финал, мы просто бросаем мячик в кольцо. — Я не хочу играть. Я домой, — протянул Чимин. Он ушел, едва переставляя ноги, те самые ноги, на которые Юнги всегда было плевать. Он был прав, таким, как Суджи, ему не стать, просто потому что он мальчишка. Очень хотелось обернуться и посмотреть на хена, считать и запомнить выражение его лица. Что там? Недоумение, растерянность, безразличие? Но он сдержался, потому что это было бы глупо — если он посмотрит на Юнги, он расплачется. А плакал он всего однажды, в самый первый раз, когда отправил пальцы в пункт назначения «горло». Если бы Чимин обернулся, как и хотел, он бы увидел, что Юнги шумно шмыгнул носом, пиная ногой мяч.***
— Пойдешь со мной на осеннюю дискотеку? Суджи с секунду удивленно на него пялилась, и ее острый нос был в такой опасной близости от глаз Чимина, что он испугался: вот она занесет голову назад и как клюнет его! — Конечно! Он слегка разочарованно кивнул. Что-то он совсем не этого ожидал, а что конкретно — не понимал. Что откажет, потому что у нее уже есть пара на танцы? Скорее всего, но Суджи взяла его под руку и начала заваливать его информацией о своем наряде, туфлях, прическе, спрашивала о его костюме и ни разу не упомянула Юнги. Она ведь должна была знать, что они общаются и что Чимин в курсе, с кем он идет на дискотеку. Интересно, как Суджи сообщит Юнги, что променяла его на другого? — Прости, оппа, мне нравится другой. Чимин вдруг злорадно усмехнулся, он бы хотел видеть лицо хена в этот момент. Чтобы Юнги разозлился, рвал и метал от ревности, схватил его за воротник школьного пиджака, опасно приблизившись к лицу. И шипел, шипел ему в нос что-нибудь обидное. — Молодец, — кивнул ему Юнги, когда Чимин сообщил ему новости. — Я рад, что ты взял дело в свои руки и перестал тянуть сопли. — Но ты же остался без пары… — это совсем не то, что хотелось бы спросить, но слова с разочарованным бульканьем падали тяжелыми камнями в спокойное озеро под названием «Невозмутимость Мин Юнги». — Переживу. Мне не очень-то и хотелось танцевать с Суджи весь вечер. Чимин чувствовал себя обманутым и тупым. Особенно когда примерял костюм на дискотеку, стоя у зеркала и не понимая, как уложить волосы. У него уже давно отросли корни, и, по-хорошему, ему бы их прокрасить, но как же плевать. Он бы пошел на эти танцы хоть голым, хоть в тех же шортах или не пошел бы вообще. — Чимин, — протянула мама, стоя за его спиной. — Неужели теперь перешивать? Ты же был в нем в начале учебного года. Он вдруг резко вцепился в пиджак, на секунду — на секунду! — испугавшись, что мама говорит о том, что костюм на нем не сидит, потому что он поправился. Он провел руками по своему животу и спокойно выдохнул. Нет, мама говорит о том, что костюм на нем болтается, как мешок. Дышать тут же стало легче, и он кивнул. — Это все сушка. Чимин заметил, как младший брат скосил на него глаза. Он не был глупым или несведущим, он учился в одном классе с Чонгуком и наверняка знал, что такое сушка, в отличие от родителей. Но он никогда ничего ему не говорил. — Ты так похудел, хен. Должно быть, мой костюм тебе как раз, — сообщил он, и Чимин вдруг похолодел. Мама удовлетворенно кивнула и тут же поджала губы, когда ее старший сын влез в костюм младшего и тот сел на нем просто идеально. — Отлично, — кивнул Чимин. Он буравил тяжелым взглядом фотку Суджи, приклеенную в уголок зеркала. Ему нужно покрасить волосы.***
— Оу, — Суджи цокнула, оглядев его весьма с претензией. И если бы раньше Чимин смутился, то сейчас ему было все равно. — Ты вернул свой родной цвет. Знаешь, предыдущий шел тебе больше. — И ты прекрасно выглядишь, — и он даже не покривил душой. Суджи действительно была прекрасна в этом блестящем синем платье хотя бы потому, что оно было длинным, в пол, без всяких вырезов на бедрах, и он мог не лицезреть весь вечер ее худощавые ноги. Иначе бы он просто сошел с ума, а может быть, уже. В такси они ехали молча, и Чимин раздраженно теребил в руках манжеты. Рубашка на нем тоже была из гардероба младшего брата, и его это нисколько не смущало, даже радовало. По крайней мере, должно было, но Чимину казалось, что он разучился за последние недели что-либо ощущать, кроме голода, хотя и тот уже шел на спад. Вчера он долго стоял у закрытого холодильника, прислушиваясь к тому, что творится в его животе, и все никак не мог понять — а хочется ли ему есть. И в конце концов, решив, что нет, он отправился спать. Ему снилось, как Юнги на каком-то телевизионном шоу с закрытыми глазами щупал чужие ноги и пытался угадать, где же Суджи. Он долго трогал коленки Чимина и еще дольше — его лодыжки и удовлетворительно кивнул, называя его номер. Чимин испытал счастье, наверное. Он улыбался и радостно подпрыгивал, но когда Юнги сдернул повязку, то на его лице мелькнуло слишком явное разочарование. — Ты не Суджи, — прошептал он. — Ты не Юнги, — хотелось заорать Чимину, когда Суджи прильнула к его плечу. От нее пахло цветочными духами, слишком сильными и приторным, что аж пропах весь салон такси, и Чимину очень хотелось открыть окно, а еще лучше дверь и выпрыгнуть из машины на полном ходу. Желательно вдребезги. — Оппа, твоя бабочка не под цвет моего платья, — обиженно прошипела Суджи, скосив глаза ему на шею, и Чимин кивнул. Он даже не помнил, что они об этом договаривались. Он уже мало что помнил. Когда они приехали, Суджи вытащила его из такси за руку и поволокла в школу. Ее каблучки отдавали в голове Чимина уколами игл в нервы. Сзади платье оказалось открытым и ее острейшие лопатки готовы были вонзиться в лицо Чимина, если бы он вдруг споткнулся. — Оппа, ты еле волочишь ноги, ты что, уже выпил? — прощебетала Суджи, и Чимин с ужасом осознал, что это она ему говорит прямо в ухо, оставляя на его серьгах следы от губной помады. В спортивном зале было людно, темно и шумно. Эпилептично сменялись цвета на полу и потолке и единственным стабильно ярким пятном здесь была сцена. Суджи висла на его руке мертвым грузом, и Чимин уже готов был упасть в пропасть, но что-то его еще удерживало в вертикальном положении. Он искал ребят, но в глазах радужно рябило, в уши била чертовски громкая музыка. Кружилась голова, то ли от дискотеки, то ли от голода. Намджун помахал ему из-за стола с пуншем, и Чимин слабо ответил, едва подняв руку. Хен обнимал за плечи Енсу. Где-то должны быть и все остальные. Честно говоря, Чимину было плевать на остальных, он искал глазами Юнги. На секунду его охватил ужас, у хена не было пары и он мог не прийти на дискотеку, но он обещал. Поэтому Чимин беспокойно шарил осоловелым взглядом по разноцветным, дрыгающимся в танцевальных судорогах фигурам. Суджи куда-то пропала, и Чимин с облегчением вздохнул. Он бродил по залу, сжимая в руках стаканчик, который в руки ему сунул кто-то из старших. И с удивлением обнаружил, что добрел до обеденного столика, тот ломился от закусок, и Чимин тут же отвел взгляд. Ему нужно найти Юнги-хена, определенно, но на глаза попался только Чонгук в обнимку с Джиын. От столика пахло, разило, воняло едой, пищей, снедью, вкусно, утробно, приятно и сытно. В горле что-то шевелилось, Чимин вдруг испугался, что это крик, и он с силой сжал стаканчик. В нем что-то плескалось, наверное, сок. — Оппа, пойдем танцевать, — Суджи вынырнула откуда-то из дремучей цветной толпы и все вилась вокруг него, бегала, хаотично цепляясь руками за плечи. — Все танцуют, я тоже хочу. Оппа, пойдем. Единственным, с кем Чимин бы сейчас хотел потанцевать, слиться в безумной дэнс-оргии, — столик с закусками — сладкие печеньки с шоколадной крошкой, посыпанные сахарной пудрой пончики, рисовые пирожки, кимбап, пицца всех вкусов и оттенков, кусочки фруктов, сыр и разные напитки от яблочного сока до рисового молока. — Ну давай, оппа, слышишь, медленный танец? — Суджи дергала его за рукав, и содержимое стаканчика выливалось из дрожащих рук Чимина. — Иначе я обижусь. — Пошли, — Чимин кивнул, не отрывая голодного взгляда от закусок. Ему хотелось запихать в рот всего понемножку и проглотить, не жуя. Суджи тут же выхватила из его рук стакан и потащила на танцпол. В толпе мелькнуло лицо Тэхена, и Чимину вдруг захотелось зацепиться за него и умолять не отдавать его Суджи. Но вот они уже танцуют, Суджи крепко держит его за плечи и ее кучерявая голова у него на груди. Чимин слепо рыскал глазами по людям. Он уже успел заметить Джина, танцующего с Дахен, и как Намджун уводил свою девчонку из зала. Наверняка они собирались целоваться под школьной лестницей, если чего не развратнее. — Ты разве не занимался танцами? — удивленно спросила Суджи, хватая Чимина за шкирку и выдергивая из омута собственных мыслей о том, как он сейчас бы с удовольствием зацеловал тот чертовски пышный торт на соседнем столике. — Да, занимался несколько лет. А что? — Ты все ноги мне отдавил. Двигаешься, как корова на льду, копыта разъезжаются. Будь нежнее. Чимин растерянно остановился, понимая, что его руки безвольно болтаются вдоль тела — он даже не удосужился приобнять Суджи за талию. Лицо у нее было недовольным, слезливая песня давно закончилась, и люди снова начали дрыгаться, толкая Чимина в спину своими локтями. Он все еще видел перед собой насупленное лицо Суджи и ее острый нос, готовый клюнуть его за любую оплошность, пока он прорывался сквозь пихающую его толпу прочь. Его слегка мутило, горло давным-давно пересохло, и Чимин схватил со стола наполненный доверху стаканчик. Апельсиновый сок был немного странного вкуса, слегка крепкий, но он был таким свежим и кислым, что Чимин не глядя опрокинул в себя сразу два. — Я бы на твоем месте так не налегал, — хлопнул его кто-то по плечу, но это был единственный столик без еды, здесь были одни напитки, да огромный чан с пуншем — чисто американские понты, и Чимин хлестал соки, давясь от жажды и сладости. — Осторожней, за нами следят учителя. Если будешь так много пить, то окосеешь. Чимин облизал губы, хлопая себя по карманам пиджака. Он забыл гигиеническую помаду дома и теперь губы были сухими и саднили от мелких ран. Внутри вдруг стало тепло и ясно, и Чимин удивленно понял, что ему стало немного веселее. Огоньки перестали мозолить глаза, да и музыка стала как-то бодрее что ли. Захотелось пуститься в пляс, впервые с тех пор, как он бросил танцы. Взгляд невольно словил в толпе Хосока. Тот дрыгался в обнимку со своей Суен, и Чимину вдруг так захотелось схватить его за руку и упасть перед ним на колени. Плакать и молить его принять снова в группу, рыдать и мыть его ботинки слезами. Но вместо этого Чимин опрокинул в себя еще один стаканчик с пуншем и услышал за спиной одобрительный хохот. — Я смотрю, ты любитель крепких напитков, — это был кто-то из хенов, кажется, одноклассники Джина и Юнги. — Прости? — Мы пронесли в школу алкоголь и добавили его в пунш. Ты выглядишь уже не так хреново, как в начале дискотеки. Ребята одобрительно смеялись, и Чимин удовлетворительно закивал. Его трясло, то ли от разливающегося внутри алкоголя, то ли от въедливого осознания, что он напился на школьной дискотеке, и если учителя его поймают, то исключат. А может, это был ужас, что он так и не смог отыскать в толпе Юнги. — Тебе надо было закусить, — заметил хен, буквально выдирая из цепких пальцев пустой стакан. — Съешь чего-нибудь. — Нет, — прошептал Чимин, так сильно мотая головой, что идеально уложенные волосы наверняка потрепались и стали выглядеть весьма так себе. В зале было душно, пришлось чуть ослабить бабочку, но больше всего хотелось сбросить с себя тяжелый пиджак. Хены настойчиво подталкивали его к столику с пышным тортом, уже не таким красивым, как минут десять назад — его уже успели порезать на кусочки. Чимин сопротивлялся, пусть и слабо: его едва держали ноги. Он знал — ему нельзя находиться в одном пространстве с едой. Он беспомощно оглянулся, пытаясь позвать кого-нибудь из друзей на помощь. Тэхен, ему определенно нужен Тэхен. Вот он, целует свою Чеен в щечку. Осталось только крикнуть его имя.***
Очнулся Чимин, когда кто-то схватил его за руку, не давая поднести ко рту очередной кусок торта. Он попытался сопротивляться, но хватка была крепкой, и Чимин заметил, что весь рукав пиджака вымазан в креме. Стояла абсолютная тишина, зловещая и тяжелая, включили свет и теперь в глаза не било истеричной светомузыкой. На него все пялились, и на лицах его одноклассников были написаны ужас и жуткое любопытство. Изо рта выпал непрожеванный кусочек торта, когда Чимин осознал, что сделал. Он заметил, как кто-то в толпе направил на него телефон, но Хосок тут же загородил его от камеры. За руку его держал Юнги. Он-то и вывел его в коридор, таща за собой в мужскую уборную. Перед глазами все еще стоял изуродованный торт, в который он так бесцеремонно запустил свою руку. В крепко сжатых пальцах пузырился крем, и Чимин как ни пытался, все никак не мог разжать пальцы. Пришлось помогать себе второй рукой, и на кафельный пол шлепнулся кусок выпечки, достаточно большой, чтобы можно было пропихнуть его в рот за раз, не откусывая. В зеркале на него смотрели испуганные глаза, весь рот был испачкан кремом, кокосовая стружка ощущалась на губах как что-то острое. Щеки раздувало от напряжения, они были полными, он едва мог шевелить языком. Чимин издал какой-то страшный утробный всхлип и выплевал в раковину весь непрожеванный торт. Его оказалось много, определенно много даже для здравомыслящего человека. Столько просто-напросто не прожевать, не проглотить, он слишком сладкий, слишком калорийный, слишком вредный, слишком… Чимин бросился к кабинке, где за белоснежной деревянной дверью скрывался не менее белоснежный унитаз, когда его схватили за шкирку. Подошвы ботинок скрипнули по кафелю, но Чимин уже протянул руки к дверце — ногти царапнули краску. Он почти ухватился за ручку, когда его запястья крепко сжали, почти выворачивая руки. — Нет! — истошно завопил Чимин. Где-то в воздухе мелькнуло лицо Юнги и звонкий звук пощечины внезапно отрезвил обоих. На щеке Юнги расцветал яркий след от пятерни Чимина, кожа испачкалась кремом и крошками коржей. Чимин вдруг улыбнулся, весьма довольный собой. Чтобы только увидеть такое выражение на обычно безмятежном лице хена, можно было и душу продать. И он, кажется, продал. Чимин отпихнул Юнги с дороги и выбил дверь в кабинку с ноги. Она жалобно взвизгнула и накренилась, выбитая из пазов. Слив унитаза щерился наполненной водой и черным дном, и Чимин уже почувствовал липкими костяшками пальцев свои зубы и влажный язык, когда его снова схватили за запястья. Чимин тут же захлопнул призывно открытый рот, больно клацнув зубами по собственным пальцам. Они повалились на кафель, отчаянно пытаясь отпихнуть друг друга от унитаза. Чимин брыкался и лягался, Юнги же пытался за лацканы пиджака вытащить его из кабинки. Трещали стенки, к черту слетел держатель для туалетной бумаги и Чимин успел удариться подбородком о кафель, когда Юнги все же умудрился зажать его в кольцо своих ног, цепко схватив за липкие руки. — Нет! Нет! Нет! — сквозь зубы цедил Чимин, пытаясь затылком ударить хена в лицо. Судя по звуку, хотя бы однажды ему это удалось. Они долго возились на полу, Чимин все брыкался, пытаясь освободиться. Он все еще старался извернуться, чтобы хотя бы назло боднуть Юнги в нос, но уже не так успешно. — Айщ, — выдохнул он, устало откидывая голову назад, на плечо хена. Не было сил даже разлепить веки, на ресницах дрожали крошки хлеба. Сколько они так пролежали, плотно прижатые друг к другу, Чимин уже не знал. Когда он открыл глаза, казалось, прошло несколько часов, но Юнги все еще держал его крепко, так и не выбившись из сил. Значит, прошла от силы пара-тройка минут. Наверное. Дышалось с трудом, обоим: Чимин чувствовал спиной, как тяжело вздымалась грудь Юнги, его горячее дыхание жгло правое ухо. В желудке копошился торт. — Не буду спрашивать, что это было, — голос Юнги прокатился по туалету внезапно громко, Чимин аж вздрогнул. — Но зачем ты так с собой? Зачем ты худеешь? Ты же никогда не был озабочен такими проблемами. Ты был нормальным пареньком, активно занимался спортом, ходил на танцы, бегал по утрам с Чонгуком, катался с Намджуном на велосипедах и ходил со мной покидать баскетбольный мяч в кольцо. Ты все бросил, только чтобы что? Решил понравиться девчонкам? Так им совершенно не интересны кости, они любят накачанных мальчиков, чтобы забираться своими пальчиками им под футболки и трогать пресс. Что пошло не так? — Ты сказал, что тебе нравятся стройные ножки, — пробубнил себе под нос Чимин очень тихо, и Юнги пришлось даже наклонить голову. — Что? — Когда мы обсуждали, что нам нравится в девушках, ты сказал про ножки. Джин добавил, что вы с Суджи встречаетесь. Юнги долго молчал, и Чимин уже было решил, что тот никак это комментировать не будет. И не больно-то и хотелось услышать ответ. Чимин даже было решил, что так лучше. Он слабо пошевелился в надежде, что его отпустят, как Юнги вдруг хмыкнул ему в ухо, почти касаясь губами его сережек. — С чего ты взял, что мы с Суджи встречались? Я всего лишь пригласил ее на дискотеку и все. Мы даже за руки не держались. — Ты пропустил ее вперед себя в буфете. — Что? Ах, ты про это. Она сказала мне, что очень хочет рисовый пирожок, но он там оставался один, и я пропустил ее вперед. — Она приходила смотреть на твои воскресные тренировки, — Чимин поджал губы. Крем на них засыхал неприятной корочкой. — Чимин, она капитан команды поддержки. Она всегда ходила на мои тренировки. — Она подавала тебе воду во время перерывов… — Что ты несешь? Как будто ей заняться было нечем, они с девочками всю нашу тренировку репетировали танец и кричалки. — Ты частенько смотрел на нее. — Уточни. — Ну… например, когда я вместо нормального обеда взял один салат, и вы на меня налетели. Юнги немного помолчал, тяжело дыша прямо в ухо Чимина. — А, так ты сам на нее глазел. Вот я и решил узнать, на кого ты там так пялишься. — Ты перестал звать меня побросать мяч в кольцо. Ты гулял с ней после школы. — Мы готовились к матчу. У меня каждый вечер были тренировки, я чисто физически не успевал даже делать домашку, что уж говорить о свиданиях. — Но ты пригласил ее! — возмущения вышло жалким, и Чимин едва подавил непрошенные слезы. Не хватало еще расплакаться, хотя все к этому и шло. — Они с девчонками из команды поддержки очень жарко обсуждали дискотеку прямо на нашей тренировке. И хены, услышав это, стали их приглашать. И тогда один из них пихнул меня в бок и сказал, что и мне надо кого-то позвать. Вот я и позвал единственную оставшуюся, и это была Суджи. — Разве ты не заглядывался на ее ноги? — Чимин, — от того, каким голос Юнги стал серьезным, Чимин вздрогнул. Так обычно с ним говорил отец, если хотел донести какую-то жизненно важную мысль. — Мне вообще было плевать. Я никогда не обращал внимания на такие вещи. Понятия не имею, с чего ты вообще взял, что мне нравятся худые ноги. — Ты сам сказал. — Наверное, ты не так меня понял. Я не говорил, что мне нравятся стройные ножки. Я посетовал на то, что мои ноги слишком худые для мужчины. А Суджи мне вообще не нравится, она напыщенная и высокомерная. Мы с ней выглядели вдвоем как пленники концлагеря. Не особо эстетично, согласись? Мне вообще плевать какой комплекции человек, худой, толстый, с тремя ногами или вообще без. Мне даже на пол плевать. Какая разница, если тебе встречаться не с оболочкой, а с тем, что внутри? Чимин молчал. Очень хотелось потеребить что-нибудь в руках, да хоть манжету, но запястья все еще были крепко стиснуты в руках Юнги, и ничего не оставалось, как пошевелить пальцами. Те слиплись в единый кремовый плен. — Но ведь невозможно не обращать внимания на такие вещи. Даже я смотрел на ноги Суджи. — Ты смотрел, потому что ты мужчина. Да и вообще невозможно не смотреть, ты прав. Потому что школьные юбки такие короткие, а ты видел форму черлидерш, синюю такую, в полоску? Это же не юбки, а черт знает что. Я вообще удивлен, что девочки не устраивают бунт, а терпят, что такие, как Джин и Намджун, бессовестно заглядывают им под юбки. — Разве тебе не хотелось самому туда заглянуть? — Я понимаю, гормоны, подростковый возраст, очень хочется любви и секса, что наглядно нам демонстрируют те же самые Джин и Джун. Но мне никогда не было это интересно. Просто… просто мне никто не нравился, никто меня не зацепил. Мое сердце не екало, что уж говорить про член, когда я видел стройные женские ножки. — Значит, все зря? Я все равно бы тебе не понравился. — Чимин. Он вздрогнул, ощутив лопатками, как завибрировал в груди голос Юнги. Он даже ощутил, как хен задержал дыхание. Чужие губы мазнули по ушной раковине. — Ты что, худел, чтобы у тебя были стройные ножки? Зачем? Потому что я так сказал? Потому что мне это якобы нравится? О боже, Чиминщи. Ты делал это, чтобы понравиться мне? Чимин вдруг разрыдался. Громко, жалко и со всхлипами. Слезы пачкали щеки, очень хотелось выпутаться из объятий хена и отползти в кабинку. Закрыться и рыдать, желательно прерывая плач шкребаньем языка пальцами и последующей рвотой. При каждом судорожном вдохе Чимина Юнги мог пересчитать спиной его ребра даже через ткань пиджака. Острые позвонки легли ему на грудину, и не будь между ними одежды, а всего лишь их собственная кожа, они бы изрезались в кровь. Чимин под конец уже стал завывать, потому что не хватало дыхания, а потом он затих, откинувшись Юнги на плечо. Он по-детски всхлипывал и дрожал всем телом. Юнги позволил себе отпустить его руку и коснуться взмокшего лба липкими пальцами. Черные пряди волос смотрелись на его бледной ладони столь контрастно, что Юнги повело. Он продолжал гладить Чимина по виску и счищать крем с щеки. — Знаешь, а я ведь завидовал тебе. Твоей попе, круглой и твердой, как орех, ноги такие здоровые и накачанные, объем бедер больше, чем у меня, и сам ты весь такой хорошо сложенный. Не перекачанный, а именно рельефный, спортивный. Я же сколько ни занимаюсь, все никак не могу набрать мышечную массу. Ноги как спички, даже девушки не хотели бы таких худощавых ног, как у меня. Щиколотки тоньше запястий, я к тому же бледный, выгляжу как скелет. Не особо прикольно это осознавать, когда ты мужчина. А ты такой смуглый, подтянутый. Вот смотришь на тебя сзади, когда ты в своих брюках в облипочку, и видно: шикарная мужская задница. А смотришь на меня, когда я в джинсах, то ко мне сразу липнут какие-то аджосси с их «Какая попка!», а потом «Ой, простите, обознался», когда заглядывают мне в лицо. Это не так уж и круто обладать таким узким тазом и ногами-палочками. Да ты не широкоплечий, как Джин, и не высокий, как Намджун, но и я не они. Мне нравится твое тело. Точнее нравилось, каким оно было раньше. Чимин шумно сглотнул. Он все еще дрожал, но уже не от рыданий. Дрожь была какой-то болезненной, почти истеричной. — Хен, — протянул Чимин, судорожно выпутываясь из его объятий. — Отпусти, меня сейчас вырвет. Он едва успел доползти до унитаза, как его вывернуло. Юнги встал, отряхнулся, слушая, как Чимина тошнит, почти на кусочки размалывает в спазмах, скручивает и разбивает. Он не решался подойти ближе, разглядывая подошвы его ботинок и очень худую маленькую фигурку, склонившуюся над унитазом. Дверь в туалет медленно приоткрылась. Намджун заглянул в уборную. Сложно было что-то прочитать в его лице, пока он слушал блюющие звуки и видел только торчащие из кабинки ботинки. Его голова тут же скрылась за дверью. Чимин крупно вздрогнул, цепляясь грязными руками в край унитаза, когда Юнги коснулся его волос, убирая слипшуюся в комок челку. Чимина еще несколько раз вырвало кусками торта и чем-то еще, возможно, алкоголем. Очень хотелось лечь на холодный кафель, прижаться к нему разгоряченной щекой, чем он и не преминул воспользоваться. Юнги продолжал убирать влажные волосы с его лица. Очень хотелось сказать, чтобы хен убирался отсюда. Утром ему станет стыдно, что Юнги видел его в таком состоянии. Что его выходку вообще наблюдала вся школа. Но это будет утром, а сейчас ему настолько плохо, что даже плевать, как он выглядит: со рвотой на лице, соплями, красный и одновременно бледный. Дышать было больно, и Чимин почти облизывал грязный пол, потому что хотелось в него влиться, раствориться в нем и исчезнуть, прочь с глаз Юнги. Тот наверняка его презирает. — Давай, вставай, — хен потянул Чимина за руку, помогая подняться, но стоило только сесть, как желудок снова запротестовал. Его вновь вывернуло, почти всеми внутренностями, и казалось, он оставил всего себя в этом унитазе, в том числе и собственное достоинство. Юнги стащил с него пиджак и гладил вздрагивающую при каждом приступе спину. Рубашка взмокла, хоть выжимай, но Юнги продолжал гладить его своей широкой ладонью, разве что не приговаривая «Все будет хорошо», потому что иначе бы Чимина тошнило раза в два больше. Он почти рыдал, потому что спазмы все никак не прекращались, а блевать уже было откровенно нечем, разве что позвоночником. — Пойдем, пойдем, — шептал ему на ухо Юнги, хватая под мышки и заставляя опереться на себя. И только сейчас Чимин понял, что отрубился, уткнувшись лицом в дыру унитаза. В зеркало он старался не смотреть — там на него глянуло зеленое чудовище без глаз, зато с огромными багровыми губами, и его чуть не стошнило снова. Юнги умыл его лицо, счистил крем и рвоту, заставил сморкнуться и прополоскать рот. Чимин слабо хватал губами воду из его ладони, и колени разъезжались в разные стороны. Юнги буквально держал его, прижав к раковине всем своим телом. — Больше не могу, — шептал Чимин, ткнувшись головой в зеркало. Вода была ледяной, но Юнги продолжал его умывать. Тер уши, лил воду на шею, хлопал по щекам, но перед глазами все плыло, троилось, и Чимин в конце концов сполз под раковину, вцепившись слабыми пальцами в штанины хена. Он, наверное, долго так просидел, обнимая его ноги, молясь только о том, чтобы его не вывернуло прямо Юнги в ботинки. — Пошли. Чимин помотал головой. Он слегка дрожал от холода, но уже был в состоянии разлепить веки. Вспухший язык едва ворочался во рту, и он никак не мог сказать, что он хочет еще немного посидеть. А еще он не понимал, в какой момент перестал обнимать коленки хена, и его лицо оказалось с ним на одном уровне. Они перебирали пальцы друг друга, и у Юнги они были длиннее и как-то изящнее. Не то что у него. Чимин разлепил высохшие воспаленные губы и хрипло прошептал больным горлом: — Только не бросай меня здесь. — Я не брошу, я довезу тебя до дома и сдам родителям на руки, слышишь? Я не оставлю тебя здесь одного. Юнги вдруг полез в свой пиджак и достал оттуда помаду. Она пахла какими-то фруктами, но Чимин уже не мог определить какими именно — он не чувствовал даже прикосновений, что уж говорить о запахах и вкусах. Но Юнги держал его за затылок, чтобы голова не моталась на слабой шее, и водил по губам помадой. Долго, очень нежно, внимательно смотря исключительно на его рот. — Давай, — Юнги помог натянуть на вздрагивающие плечи очищенный от грязи пиджак. А потом аккуратно поднял его на ноги. — Обопрись на меня. Чимин ткнулся носом ему в плечо, оставляя на пиджаке слюни, но послушно пошел следом, слабо шаря рукой в воздухе. Ему срочно нужно было опереться о стену. В зеркалах он заметил, что его тщательно наложенный перед дискотекой макияж потек, оставив после себя только черные пятна вокруг глаз. В коридоре их ждали ребята. Чонгук и Тэхен сидели прямо на полу, положив друг на друга головы. Хены сидели на корточках, подпирая могучими спинами стены. Они впятером синхронно выпрямились при виде них. Чимин ощутил укол совести, еще слабой — он пока не совсем соображал, но было так стыдно. Абсолютно за все — за то, что наверняка оторвал парней от их подружек, опозорил их своим поведением, посмев покуситься на торт. И еще много чем: например, своим существованием. Резко захотелось снова нырнуть в уборную и спрятаться в одной из кабинок. — Ему надо на воздух, — сообщил Юнги. Чимин вцепился в него мертвой хваткой — пришлось отдирать, чтобы Джин смог взвалить его на свою спину. Напрягаться даже не пришлось, он был словно пушинка, и Джин даже как-то растерянно оглядел своих донсэнов. Из здания школы они выбирались в полнейшем молчании.***
Ночь пахла осенним холодом и парфюмом Джина: Чимин нюхал его шею и рвано дышал. Его усадили на скамейку на школьном стадионе, кто-то притащил плед и накрыл его с головой. Юнги сунул в руки горячий стаканчик с чаем из автомата, и в свете уличных фонарей Чимин видел, как все ребята были обеспокоены — они все время переглядывались и виновато молчали. Тэхен с Чонгуком уселись по обе стороны от него и положили свои головы ему на плечи. Чимин не сразу почувствовал, что он вздрагивает всем телом, — это Гук всхлипывал ему в шею, его холодные руки забрались Чимину под плед, куда-то под пиджак, и крепко обняли. Тэ гладил ему спину. — Я убью тех, кто пронес на дискотеку алкоголь, — очень тихо прошептал Намджун, наверное, своим хенам. Чимин открыл было рот, чтобы объяснить, — дело было не в выпивке, но столкнулся взглядом с Юнги. И вдруг испугался, что им всем придется рассказать. Поэтому он поднес пластиковый стаканчик ко рту и пригубил обжигающий чай с лимоном и без сахара. Горячий, он резко обжег зубы, небо, язык и осел в желудке чем-то уютным и приятным. — Пожалуйста, не плачь, — все еще хрипло и слабо попросил Чимин, касаясь под пледом руки Чонгука. — И ты тоже, — Тэхен уже беззвучно рыдал, трясясь плечами, и Чимин вдруг в очередной раз ощутил рубленый удар стыда прямо в лицо. В нос ударил едкий дым, и Чимин поднял глаза — это Джин курил прямо на школьной площадке, чего за ним никогда не наблюдалось. Чимин даже не знал, что он курит. Наверное, в его лице отразилось что-то откровенно страшное, потому что старший из хенов вдруг растерялся, заметив его взгляд. — Я хочу извиниться, — прошептал Чимин. Чонгук и Тэхен уже только устало всхлипывали ему в шею, обнимая так крепко, что было тяжело дышать. — Не надо, — помотал головой Хосок. — Нет, я хочу. Я поступил глупо, что пришел сегодня на дискотеку, зная свое состояние… Ребята напряженно молчали, пока Чимин безуспешно грел руки об уже остывший стаканчик с чаем. — Я… Юнги-хен, прости, что я отбил у тебя девушку. Юнги вдруг улыбнулся, почти рассмеялся, и Чимину вдруг стало легче — хен так улыбался, когда он нес полнейшую чушь и смешил его. Эта улыбка была такой беспечной и теплой, и Чимин понял — Юнги зла на него не держит, ему вообще было плевать на Суджи. Он ведь даже на нее не смотрел, и от понимания этого вдруг стало так горько, что Чимин прикусил губу, до боли, наверное, даже до крови. — Хосок-хен, прости, что я бросил танцы. Намджун-хен, прости, что больше не катаюсь с тобой на велосипедах. Гуки, прости, что я больше не бегаю с тобой по утрам и не делюсь булочками на обед. Тэхени, прости, что совсем не разговариваю с тобой на уроках. Джин-хен, прости, что больше не смеюсь над твоими шутками, они, правда, смешные, но я… я больше не могу смеяться, — Чимин всхлипнул, вцепившись себе в колено. Он не хотел снова плакать, но рыдания рвались изнутри, из желудка, и лицо обожгло слезами. Чонгук и Тэхен стиснули его в объятиях, и вдруг снова стало так тепло и тяжело дышать — это к ним присоединились хены. — Я такой дурак! Я так виноват перед вами. Я… это все… это еда… я не знаю, как сказать, — захлебывался Чимин, стаканчик выпал из рук. Он обнял кого-то в ответ, наверное, это был Чонгук или Хосок. — Я и сам не пойму как… — Чимина, мы все знаем, можешь не объяснять. Эти слова ударили его наотмашь, и Чимин замолчал. Он слышал, как в ночной тиши что-то стрекочет и молчит. В воздухе витал пар. — Нам рассказал твой младший брат и вообще… мы ведь догадались в первый же день. Этот несчастный салат, — пояснил Гук. — Надо было сразу что-то сделать, но мы… наверное, растерялись, — Намджун виновато топтался на месте. — Мы не знали, как к тебе подступиться. Ты всех оттолкнул, — кивнул Джин. — Ты хотел мне признаться однажды, но потом нас отвлекли, — Тэ больно стиснул руку Чимина. — Ты так смотрел на Суджи. — И мы решили, что у тебя слегка поехала крыша… — Хосок поморщился, таких слов ему говорить не хотелось, но он не знал, как выразить то, что творилось с Чимином. И тот, в принципе, был с этим согласен — у него действительно поехала крыша, — потому что ты хотел пойти на дискотеку с Ли Суджи. — Но ее уже пригласил Юнги. Чимин взглянул на хена. Тот молчал, не перебивая ребят, и больше всего сейчас Чимин боялся, что хен скажет, что все это сраная чушь. Что так над собой Чимин издевался не из-за Суджи, а из-за него. Потому что он влюблен, бесповоротно, вдребезги, наотмашь, с головой и он просто хотел, чтобы его полюбили в ответ хотя бы из-за худых, почти девчачьих ног. Но Юнги молчал, изредка бросая на него взгляд, привычно пустой и безразличный. Но именно этот взгляд так нравился Чимину. — …и прости нас за это, но мы поговорили с Юнги-хеном и решили, что Суджи лучше пойти с тобой. Мы… она… в общем, мы ее уговорили. Она согласилась пойти с тобой, когда ты ее пригласил. Наверное, это должно было его расстроить. Он бы сейчас кричал, рвал и метал, что им нельзя было вмешиваться в подобную ситуацию, но все уже решилось, и Чимину было откровенно плевать. Он только кивнул. Наверное, ему потом стоит извиниться перед Суджи. — Прости нас, Чимин, — Намджун виновато сковырнул носком лакированного ботинка газон. Ребята откровенно ежились от холода, Тэхен с Чонгуком буквально влезли к нему под плед, пока хены кутались в свои пиджаки. — Вам лучше вернуться в школу, к своим девушкам. Они сейчас там совсем одни, скучают, танцуют в одиночку. Их и увести так могут, — Чимин позволил себе улыбнуться, но кожа, стянутая высохшими слезами, неприятно сморщила лицо. — Чимина… — Давайте идите. Вы так готовились к этой вечеринке, а из-за меня все пошло кувырком… — Не смей так говорить! — резко оборвал его Юнги, и на них двоих удивленно воззрились. — Но Чимин прав, вам и вправду лучше вернуться. Ребята засобирались, Тэ с Гуком выбрались из-под пледа, и стало так одиноко и пусто без их объятий. — Ты тоже иди к Суджи, а я вызову такси, — кивнул Чимин Юнги. — Нет, я отвезу тебя домой. — Тебе лучше… — Я обещал тебя не бросать, — перебил его хен. — Джин одолжил свою машину, так что поедем с максимальным комфортом, — он звякнул ключами в воздухе. Ехали они молча, и Чимин пытался разглядеть в ночи очертания знакомых улиц, но было так темно, не спасали даже фонари, магазинные вывески и автомобильные фары. — Тебе все еще холодно? — Юнги вдруг потрогал его руку, лежащую поверх пледа. — Включить подогрев сидений? Радио? — Нет, — коротко бросил Чимин. Ему хотелось посидеть в тишине, молча разглядывая чертовски бледные руки хена на черном руле. Его кожа была как перчатки, белее некуда, разве что темные вены выдавали человеческое происхождение. Они остановились у дома, но Чимин выходить не спешил. Он долго пялился в зеркало заднего вида, причесывая все еще влажные волосы и безуспешно пытаясь стереть с век разводы теней. Выглядел он ужасно, бледный, иссохший, без щек. Даже взгляд стал каким-то одурманенно-отупевшим. Дома его ждало огромное зеркало с приклеенной в угол фоткой Суджи, весы, измерительная лента, блокнот с уменьшающимися цифрами. На кровати лежали шорты, в шкафу висел его костюм. Чимин тер глаза, понимая, что готов вновь расплакаться. Он все это так ненавидел — ему хотелось выбросить все эти вещи, сжечь, и сейчас готов был забиться в истерике, разбивая лоб о приборную панель. Но Юнги вдруг схватил его за плечо и надавил, заставив опуститься на сидение. Чимин понял, что весь дрожит. Они посидели так еще немного. А потом Чимин скомкал плед и все же вышел из машины. В лицо ударило холодом и свежестью. Но сил войти в подъезд и подняться на свой этаж, а потом встретиться с родителями все еще не было. Он поправлял волосы, то зачесывая их назад, то просто взлохмачивая челку, пока Юнги приводил в порядок его пиджак. — Ты можешь уезжать, тебя уже, наверное, дома заждались. — Я обещал, что сдам тебя на руки родителям. Если не можешь решиться, давай посидим на скамейке, — Юнги за руку усадил его и присел рядом. У Чимина свело челюсть от того, каким все-таки хорошим был его хен. Хорошим и совершенно в него не влюбленным. Как пощечина наотмашь, и Чимин вдруг побледнел. — Я ударил тебя… — Забыли. Было небольно, — Юнги невольно коснулся своей щеки, но тут же отдернул руку. — Сил в тебе было не больше, чем у сахарных летяг Джин-хена. Ты и весишь примерно так же, как они. — Спасибо, что никому не сказал, что я это делал, чтобы понравиться тебе. Мне так стыдно, что я влюбился. Юнги повернулся, чтобы посмотреть на него: — Не стыдно влюбиться в кого-то, стыдно потерять себя, влюбившись. Чимин вздохнул. Он все еще приглаживал волосы и тер лицо, когда они молча ехали в лифте. Все еще теребил лацканы пиджака, когда доставал из кармана ключи. Руки предательски дрожали, и тогда Юнги развернул его к себе и обнял. Чимин ткнулся носом ему в шею, вдыхая запах хлорки от долгого валяния на полу туалета, пива — они с Джином и Намджуном явно выпили перед дискотекой, — и очень тяжелого парфюма — наверняка папиного, потому что хен вообще парфюмом не пользовался. Захотелось вдохнуть эту какофонию запахов и вжаться в кожу хена влажным носом или даже языком. Но он вдруг вспомнил, что от него наверняка неприятно и кисло пахнет рвотой, и попытался отпрянуть. Юнги внезапно схватил его за плечи, не позволяя разорвать объятия. Чимин ощутил на своей шее безумно горячее дыхание, должно быть, даже сережки в его ушах запотели. — Давай завтра пойдем на спортплощадку, покидаем мяч в кольцо. А потом поедим острой курочки. Как нормальные люди, без двух пальцев в рот, — прошептал Юнги, отстраняясь. Чимин сглотнул, мелко кивая. Хен дождался, пока Чимин откроет дверь и нырнет в квартиру, и только потом вызвал лифт. Чимин выглянул в окно, чтобы понаблюдать, как Юнги садится в машину и уезжает.***
— Хен, к тебе пришли! Чимин резко подскочил. Он все еще выдирал из блокнота исписанные числами листы, комкал и засовывал глубоко в мусорку, почти на самое дно. Туда же отправились и батарейки из-под весов, искрошенная ножницами измерительная лента и фотка Суджи. Зеркало переехало в коридор. Юнги стоял в прихожей, вращая на указательном пальце баскетбольный мяч, пока младший брат Чимина с восхищением наблюдал за этим фокусом. — На улице холодно, оденься потеплее. Никаких шорт, — бросил хен. Чимин кивнул, шорты отправились в мусорку еще вчера ночью, и он действительно оделся сегодня очень тепло, даже шапку напялил. — Я поговорил с Хосоком, он сказал, что твое место в танцевальной группе не занято. Но это, конечно, так к слову, если ты еще хочешь вернуться. Чимин шнуровал кроссовки и вдруг замер на этих словах. Возвращаться к истокам будет сложно, он знал, но чтобы так… — Ты ведь позавтракал? Чимин медленно завязал на обуви бантик и растерянно взглянул на хена. На безмятежном лице Юнги мелькнуло что-то странное, раннее никогда еще не виданное, и Чимин вдруг понял, что это испуг. Его хен чего-то боялся. И ему стало любопытно, что сейчас будет, если он ответит, что нет, не завтракал. Что скажет Юнги? Бросит его прямо здесь, разочарованно сплюнув? Или начнет читать лекцию о вреде голодания? Обнимет? Накормит? Ударит? — Позавтракал, если пара ложек хлопьев с йогуртом считается, — раздался из коридора голос младшего брата Чимина. — Сойдет, — кивнул Юнги. — Ты готов? Пошли! — хен схватил его за руку и потащил к лифту. Ладонь у него была широкая и теплая, она обхватила его тонкое запястье, и пальцы, средний и большой, коснулись друг друга, наложились фаланга на фалангу. — Скажи, хен, у меня вообще был шанс? — подал голос Чимин, когда они влезли в лифт. — Нет, — было ему ответом, и Чимин задержал дыхание, будто его пнули под дых. — Но будет. Воцарилось молчание, было слышно, как они оба шумно втянули носом воздух. Юнги только сильнее перехватил запястье своего донсэна. — Ты дурак, почему не взял перчатки?!