Останется один лишь голос

Когда Иван переехал в Ригу, то он даже подумать не мог о том, что ему всё-таки придётся учить латышский. Почему-то ранее ему казалось, что раз там много русскоговорящих, то можно и не учить этот язык, мол, как-нибудь прокатить. В итоге выяснилось, что не прокатить… Школа, в которой учился Брагинский, пусть и была русскоязычной, обязывала знать и учить латышский. Брагинский думал нанять репетитора, даже хотел было после школы обсудить это с матерью, вот только один учитель с детской внешностью и слегка пухленькими щёчками расстроил все его планы. Стоило тому войти в класс и увидеть новое лицо, как латыш тут же, улыбнувшись достаточно мило, спросил: — O, mūsu klasē ir jauniņais, kā tevi sauc?[¹] Иван попытался тогда напрячь свои мозги, чтобы понять, что же там этот учитель сказал, но он лишь понял «как тебя зовут» и «класс». — Чё? Что он сказал? — наклонившись к своему соседу по парте, задал вопрос Брагинский, на что парень отшатнулся от него. Отчего-то все в классе уже боялись его, хотя прошло всего три урока… — Ты не знаешь латышский? — на идеальном русском произнёс учитель, порой Брагинскому казалось, что они говорят на русском лучше его… — Я недавно в Латвии, этот переезд был слишком неожиданным, потому я не успел пока что даже разговорным латышским овладеть, — ответил Ваня, начав щёлкать от лёгкого волнения ручкой, на его же лице расцвела улыбка, из-за которой многие вздрогнули. — Меня зовут Иван. Брагинский Иван Александрович. — П-приятно с тобой познакомиться, Иван, — его голос дрогнул из-за улыбки этого новенького, но парнишка тут же взял себя в руки, мужчиной его назвать язык не поднимался у Ивана. —  Я Райвис Галанте, учитель латышского. Надеюсь, что тебе понравится в Риге. — Я тоже надеюсь, мистер Галанте! — резко перестав щёлкать шариковой ручкой, русский взглянул прямо в глаза Райвиса, это же сделал и сам учитель, отчего они оба слегка оцепенели. «Viņa acis kā vijolītes, radušās dusmās un bēdās…»[²] «Его глаза подобны подземным озёрам…» Весь урок русский не сводил своего заинтересованного взгляда с латыша, который казался каким-то чересчур… молодым, если можно так выразиться. То и дело в голове Вани мелькали разного рода мысли. «Сколько же ему лет?» — подумал про себя Брагинский, когда прозвенел звонок и все стали собираться, один он сидел и сверлил взглядом этого парня. Когда к нему неожиданно подошёл сам Галанте, Иван, почувствовав что-то странное в груди, поднял на него глаза. — А, я сейчас уйду. Извините. — Нет, нет, наоборот, я хотел попросить тебя остаться! — Райвис сел за свободную парту, повернувшись к русскому лицом, на котором сияла такая светлая и добрая улыбка, что Иван даже почувствовал какое-то неясное тепло в груди. — Зачем? — нахмурившись, спросил он. — Ну, у тебя могут возникнуть проблемы с моим предметом. Я знаю, что очень многие не сильно парятся по поводу языка, каким-то образом они не один год живут здесь, зная лишь пару слов и фраз. Но если тебе не плевать на свои оценки и в особенности на изучение языка страны, в которой ты теперь живешь, то я могу предложить тебе свою помощь! Услышав это, Брагинский почему-то испытал какое-то негодование, он даже не мог понять, отчего оно родилось внутри него. — Я не собираюсь здесь жить. Как только я закончу эту вашу школу, я тут же вернусь обратно в Россию, на свою Родину, — каким-то грубым голосом произнёс эти слова русский, совсем не желая этого. — О… Ты чувствуешь себя здесь чужим. Мне жаль, что тебя увезли против твоей же воли сюда. Это наверное очень тяжело… — прошептал Райвис, отводя грустный взгляд в сторону, какими-то образом ощущая на себе боль этого русского На какое-то мгновение в классе воцарилась гробовая тишина, которую нарушил тихий голос Брагинского: — Если вы ещё не передумали, то я готов ходить на дополнительные занятия по латышскому. Я собирался устроиться на какую-то подработку, думаю, латышский мне пригодится. Да и оценки тоже важны… — Иван коснулся пальцами своего шарфа, что давно утратил белизну, тут же его уголки губ приподнялись, образовав тем самым улыбку, наполненную лишь печалью. — Это отлично! Хм, а тебе не жарко в шарфе? Может, снимешь его? — Нет, никогда… Это подарок моей сестры. С того самого момента Иван начал ходить по средам и пятницам на дополнительные занятия по латышскому. В начале у него не было никакого интереса к этому языку, ходил будто бы на каторгу, но потом что-то словно бы в нём изменилось. Неужели всему виной солнечная улыбка на устах этого учителя?

***

— Skolotāj![³] — позвал его Иван, щёлкая перед очами Галанте пальцами. — Проснитесь! — А? — придя в себя, Райвис тут же чуть ли не взвизгнул от того, насколько близко было лицо его ученика. Казалось, еще один сантиметр — и их губы соприкоснутся. Из-за этих мыслей парень чуть не свалился со стула. — П-прости, Иван, я задумался и не заметил, как ты вошёл. — О чём же вы задумались, skolotāj? — подперев обе щеки своими ладонями и облокотившись локтями об стол, Брагинский стал с каким-то жадным интересом смотреть на латыша, что весь съёжился из-за этого. — Ну… Тебя это должно волновать в последнюю очередь. Лучше давай поговорим о твоих оценках! — быстро сменив тему, Галанте открыл ящик стола и вытащил оттуда папку, в которой лежали только работы Ивана, из-за чего тот сильно так удивился. — Вот, просмотри свои работы и свои ошибки. Что я хочу сказать… У тебя стало лучше получаться, ты делаешь большие успехи! Ты молодец, Иван! Брагинский на минуту оторвался от контрольных и самостоятельных, чтобы взглянуть хоть одним глазком на то, как латыш хлопает в ладоши и светится как полуденное солнце. Тут же сердце русского пропустило удар… «Чёрт, Европа плохо на меня влияет…» Лицо латыша сделалось удивлённым, как только Иван переплёл свои пальцы с его и коснулся чужих, но таких манящих и сладких губ. — Чёрт… Skolotāj, es jūs mīlu![⁴] — внезапно выпалил на весь кабинет русский, Галанте аж вскочил и отошёл к доске, его же глаза, которыми вот которую неделю восхищается парень, округлились. — Что вы со мной делаете?.. Это неправильно, ведь вы тоже мужчина, хотя по вам и не скажешь. Иван, словно бы хищник, вышедший на охоту, медленно приближался к своему учителю, переходя то на русский, то на латышский. Оказавшись вплотную к Райвису, что таким поворотом событий был напуган, Брагинский с нежностью провёл по его запястьям, поднимаясь всё выше и выше. — Я люблю вас… — вновь прошептал Ваня, резко сжав запястья Галанте и прижав их к доске. — Эта любовь сводит меня с ума. Она причиняет мне такую боль… Она не сравнима с той болью, которую я испытал, узнав о суициде своей старшей сестры… Скажите… — Брагинский отпустил его одну руку, тут же своими пальцами потянув за свой шарф, словно бы ему стало душно. — Вы любите меня? Будто бы на рефлексе Галанте кивнул головой, тут же, широко улыбнувшись, русский припал к его устам, которые хотелось целовать до посинения. — Я никогда не хотел любить человека моего пола, но вас я готов укрыть своими поцелуями, хочу, чтобы вы стали моим, skolotāj! — с какой-то страстью произнёс Ваня, Райвису лишь оставалось поддаться ему и захлебнуться в шоке. Он даже забыл как дышать…