Something in my heart

Хильда бежит за девочкой. У девочки каштановые волосы и белое платье, трепещущее подолом, как бабочка крыльями. Из волос девочки выпала гладкая атласная лента, белая, как платье. Хильда поймала её, а девочку нет. Земля под ногами черная и сырая, а одинаковые костлявые деревья по бокам мелькают так быстро, что смешиваются в одну гирлянду. Только фонариков нет. Должно быть, сломались. Убегающей девочке на вид лет двадцать, и они с Хильдой почти ровесницы. Хильда бегает быстро, но девочка чуть быстрее. Хильда знает, что все равно догонит ее, потому что должна спросить. От кого ты бежишь? Где твоя обувь? Почему у тебя кроличьи уши? Уши были настоящие, и Хильде очень нужно было узнать, как. Как такое возможно? Уши хотелось потрогать. Девочку тоже. Еще нужно было отдать ленту. Но девочка не останавливалась, а кричать вслед было плохой идеей — дышать и без того было тяжело. Должно быть, девочка была напугана. Хильде казалось, она чувствует её страх — его острый запах и терпкий привкус. Хильде надо было сказать ей, что бояться не следует. Хильде хотелось попробовать её — языком, пальцами. Девочка была белая, как платье, гладкая, как атласная лента. Девочка пахла весной и была весной — глоток свежего воздуха посреди затхлой застоявшейся осени. Белое платье развевалось за её спиной, как парус. У Хильды жгло в груди и дыхания не хватало. Они бежали по влажному чёрному парку, опустошенному ноябрем, и вокруг не было ни души, ни единого свидетеля её удивительной находки. Босая девочка с кроличьими ушами и хвостом — никто не поверит Хильде на слово. Поэтому ей нужны доказательства. Она немного жалеет, что не позвала Олега гулять — он бы точно смог догнать девочку или хотя бы подтвердить, что Хильда не врет. Но мысль о том, что Олег трогал бы её девочку злит, и Хильда думает, что приняла правильное решение, предпочтя одиночество. Она ускоряется, чувствуя прилив сил, и девочка становится ближе. Хильда чувствует восторг близкой победы, будто редкая терпеливо выслеживаемая бабочка вот-вот окажется в её сачке. Она хватает девочку за плечо, и та запинается. Они обе падают, и девочка пытается выползти из-под Хильды, но та цепляется за неё, как утопающий за соломинку, сжимает в объятьях почти до хруста, тяжело дыша в шею. Хильда думает, что должна сказать что-то успокаивающее, но в голове пусто. Она касается длинных кроличьих ушей, прижатых к голове, и удивляется тому, какие они мягкие. Девочка дрожит под ней и, кажется, плачет. Хильда не понимает, почему. Она уже давно не видела своего отражения: бледной кожи, темных кругов под красными глазами, суженых зрачков. Хильда касается девочки, удивляясь тому, какая гладкая и светлая у неё кожа. Девочка слишком чистая для этого парка, и пахнет так свежо и сладко, что у Хильды кружится голова и рот наполняется слюной. У девочки на шее жилка трепещет, как пойманная в сачок бабочка, и Хильда следит за её биением завороженно. Потом она смыкает на шее зубы, не удержавшись, и кровь хлещет ей в рот — соленая, пряная. Девочка кричит. По венам Хильды растекается эйфория.