Обреченность, казалось, крылась среди кухонных шкафов. В холодильнике царила почти блаженная пустота — на первый взгляд там не оказалось ничего, кроме томатов. Более тщательный поиск дал неизвестной свежести рыбу.
Где-то в темноте настенного шкафчика нашлась пригоршня риса и полный пакетик овсянки.
Рыжий романтик наконец пригласил Беллу на свидание. Белла не обещала вернуться до вечера. А это значит, что готовить сегодня мне.
Не то чтобы я не умела состряпать из ничего что-нибудь съедобное. Не то чтобы я не могла заказать что-нибудь по телефону, да хоть ту же пиццу. Но ехидно ухмылявшаяся Белла, торжественно вручившая мне деревянную кухонную лопатку часом ранее, подняла давно похороненное под тем, что я называла рациональностью, фамильное упрямство.
Мне светил ярким пламенем поход в ближайший магазин.
Я глянула на осточертевшую грязь за окном, несмотря на все мои старания ежедневно отправляющую мои ботинки на внеплановую чистку, посетовала на отсутствие калош (наиполезнейшая вещь в хозяйстве!) и потянулась за курточкой.
Зелень хвои привычно успокаивала. Я думала, стоит ли брать странно дешевый коричневый тростниковый сахар (вдруг это просто подкрашенный белый?), хватит ли маленького пакетика молока или стоило взять пакет побольше и придирчиво отбирала овощи, сгружая все в корзинку.
Пакет в итоге вышел довольно увесистым.
Отсутствие ленточки, привычно перетягивающей косу, стало заметным далеко не сразу. Только когда волосы достаточно растрепались, чтобы, подражая пакету в моей руке, начать трепаться на ветру, я заметила, что ее нет.
Это было не очень приятно, но не смертельно. Атлас (возможно, что и синтетический. нет,
скорее всего, синтетический), было, конечно, жаль, но не настолько, чтобы бежать обратно по улице в поиске яркого пятна на грязной серой дороге.
Холодильник теперь выглядел больше заполненным, чем пустым. Возможно, оттого, что я разложила продукты на все полки, хотя они вполне могли поместиться на одной. Теоретически.
Нож стучал по доске, оставляя на деревянной поверхности сок среди почти ровных кубиков картошки. Сковорода тихо скворчала, источая поистине непередаваемый запах жареного лука. Рядом с плитой своего часа ждала морковь. Растрепавшиеся волосы, наскоро перехваченные резинкой, щекотали шею. Сами собой лились песни.
Я повернулась к плите и ссыпала лук в тарелку. Опустевшая миска из-под моркови отправилась в раковину.
Повернувшись обратно к столу, я уткнулась едва ли не в грудь одного холодного вампира.
— Ты потеряла, — мягкая усмешка в теплом золоте глаз.
Ленточка в холодной бледной руке едва не трепещет. Ну, или мне так кажется.
— Потеряла, — кивок. — А где ты ее нашел?
Улыбка. Не скажет. Возможно — только возможно, что он сам же ее и вытащил из моих волос. Провернуть это при моей вечной задумчивости последних дней легче легкого.
Ленточка все так же лежала на его ладони. Я потянулась ее забрать, в итоге сама не заметив, в какой момент оказалась прижатой вплотную к вампиру.
С памятной прогулки в темном лесу прошло чуть больше двух недель, и за это время для меня стало абсолютно привычным его нахождение в непосредственной близости от меня большую часть суток. Даже не видя его, я почти всегда ощущала его эмоции, и чем больше мы взаимодействовали физически, тем проще мне было выделить их даже среди большой толпы.
Наше воздействие друг на друга никуда не делось. Я усердно старалась не думать о Джаспере, находясь в его объятиях (как будто это действительно было возможно), он столь же усердно контролировал свои эмоции… Нас накрывало раз за разом, и Белла не раз и не два заставала нас замершими где-нибудь в пространстве, как минимум — жадно глядящими друг другу в глаза. Обычно, правда, все заходило куда дальше, и вскоре сестра даже почти перестала смущаться. Почти.
Наши эмоции вызывали зависимость. Кажется, мы оба стремились к физическому контакту, старались урвать все больше. Вампир всегда отстранялся первым, буравя меня стремительно светлевшими глазами. Я ничуть не обижалась. Передышка требовалась нам обоим.
Я думала, что мне, наверное, все же стоило пугаться. А потом снова смотрела в золотые глаза, искрящиеся нежностью, и понимала, что увязла уже настолько глубоко, что выбраться просто так не получится.
Да и не особенно хотелось.
Я покосилась на часы и выпуталась из хладных объятий (именно они сподвигли меня заиметь привычку носить исключительно теплые вещи), заплетая косу заново.
— Куда там твой братец потащил мою сестру? — мрачно спросила я, уже завязывая бант.
— Скорее всего, в лес, — он протянул ладонь и заправил выпавшие пряди за мое покрасневшее ухо.
— У вас всех такая привычка — на первое свидание тащить девушку в лес? Замышляете кровавое убийство, примеряетесь, где бы лучше выпить и прикопать заодно, но женское обаяние неизменно оказывается сильнее, и вы передумываете?
Он рассмеялся и непринужденно заметил:
— У тебя там что-то горит.
Морковь была спасена ценой общих усилий. Мои пальцы, которые я в порыве праведного гнева едва не покромсала вместе с картошкой — усилиями Джаспера, после чего от нарезки меня временно отстранили.
Глядя на то, как этот невозможный вампир режет помидоры на моей кухне, я ясно понимала, что что-то в этой жизни пошло не так. Красивые сильные руки, на которые я засмотрелась, едва не проморгав момент готовности мяса, спадающие ему на лицо золотые пряди, вся эта его сосредоточенность, лукавая улыбка… и нежность, буквально топящая меня под собой.
Вот леший.
Общими усилиями (Джаспер неизменно отвлекал мое внимание на себя, а потом сам же напоминал о все еще готовящейся еде, постоянно мягко направляя мои руки с зажатой в них лопаткой в сторону сковороды — я бы успела несколько раз его проклясть, если бы не понимала, что на него я действую не хуже, чем он на меня, несмотря на всю его внешнюю невозмутимость) ужин был приготовлен через час — как раз к приходу папы.
Джаспер улыбнулся мне и стремительно исчез.
— Белла все еще не вернулась? — папа явно не одобрял столь долгие прогулки с незнакомым ему парнем.
— Нет, пап, — я поставила перед ним тарелку.
— Она не говорила тебе, куда они отправились? — нахмуренные брови шерифа не предвещали для рыжика ничего хорошего.
— Нет, пап.
— Она не звонила тебе?
— Нет, пап.
— Лизхен, я надеюсь, ты не собираешься вот так же исчезать?
— Нет, пап, — я невинно (как мне думалось) улыбнулась на вопрос в его глазах. — По крайней мере, не в ближайшие два дня точно. Можешь не переживать.
Щелкнула духовка. Я достала листик с пирогом, и, положив себе на тарелку довольно большой кусок, направилась в свою комнату.
Джаспер сидел на стуле и что-то читал. В зеленоватой полутьме комнаты (я ее все-таки перекрасила) его лицо почему-то было еще более красивым, чем обыч…
Метафорически отгоняя потоки розового влюбленного бреда от своей головы, я поставила пирог на стол и подошла к окну под внимательным взглядом золотых глаз.
По стеклу опять расползались капли. Я подумала про сестру, которая, скорее всего, бродит по улице и попыталась вспомнить, в чем она ушла. Она, конечно, большая девочка и все такое, но… Я очень,
очень надеялась, что она все-таки надела шапку, потому что на ее куртке точно не было капюшона. Будет
не слишком хорошо, если она простынет.
— О чем ты думаешь с такой кровожадностью? — мягкая усмешка в голосе.
— Если моя сестра заболеет после этой
прогулки, я лично сожгу твоего братца.
Джаспер не засмеялся, но мне было достаточно взрыва веселья в его эмоциях, чтобы обернуться.
— Эй, я не шучу. Я еще помню наше с ней детство. Она не только умудрялась растянуться на ровном месте, но и простыть, когда на термометре 86 градусов . А здесь, как ты знаешь, несравненно меньше, — я вздохнула и тоже усмехнулась. — Знаешь, она совершенно не любила лечиться. Ты не представляешь, чего мне иногда стоило заставить ее выпить таблетку.
— Ты сама ее лечила?
— Я частенько следила за ее лечением. На маму в этом плане полагаться было особо нельзя, а болезни нельзя дать прогрессировать. Осложнения никому не нужны, — я задумчиво прикусила губу.
Не сказала бы, что Рене была плохой матерью. Просто — увлекающейся натурой, иногда забывавшей за своими многочисленными занятиями о простых вещах. Впрочем, не будь я такой сознательной, может, сознательней бы была она.
Надо бы не забыть написать ей.
Тяжелые эмоции ушли сами по себе, стоило ему заключить меня в объятия. Я вздохнула и уткнулась ему в грудь.
*
.
..Он шел немного позади, пока я пробиралась между высоких стволов. Пару раз я уже почти оступилась — почти, потому что он всякий раз успевал поддержать меня.
Мы забрались куда-то совсем далеко, и мне периодически казалось — когда я едва не проваливалась ногой в очередную ямку — что здесь сам леший ногу сломит, но молчала, потому что на таком способе передвижения настояла сама.
Давно по лесам не бродила. Подняли голову забытые воспоминания, воскрешая полузабытые эмоции, хотя этот лес весьма отличался от тех, что я помнила.
Здесь не было тихо. В лесу — нормальном лесу — не бывает тихо.
Мох скользил под ногами, я спотыкалась не хуже Беллы, а когда в четвертый раз едва не свалилась в какой-то овражек, Джаспер нарочито тяжело вздохнул (его вся эта ситуация скорее веселила) и подхватил меня на руки. Я инстинктивно ухватилась за него, стараясь не смотреть вниз, и, кажется, очень глупо улыбалась.
Сам он шел плавно и бесшумно. Что со мной на руках, что без меня — ему в этом плане явно разницы особой не было.
Деревья стали проноситься вокруг раза в три быстрее.
— А куда мы теперь идем? — я почесала нос.
— А раньше куда шли? — усмешка.
— Не знаю. Я шла вперед, — и пожала плечами.
— Я тоже иду вперед.
— То есть мы идем без цели? — вздох.
— Нет.
— Ты не скажешь, да?
— Нет, Лизхен, — он усмехнулся шире.
— Ладно.
Молчание.
— Джас? — ищу взгляд желтых глаз.
— Да? — он смотрит в ответ.
— Ты вампир, — я сама очевидность. Особенно с учетом того, что я ему это уже говорила.
— Я знаю, — он снова усмехнулся.
— Что нам с Беллой будет за это?
— За что?
— За то, что мы знаем.
— Так она все-таки знает? — приподнятые в притворном удивлении брови.
— Она не глупее меня.
— Люди не должны о нас знать.
Молчание.
— То есть мы должны перестать быть людьми? Или перестать быть вообще? — нос снова чешется.
Кивок.
— Только не говори, что ты несешь меня вглубь леса ради этого, ладно?
— Не скажу.
— Хорошо.
Молчание.
— Джаспер?
— Что такое? — улыбка. Он с ума меня сведет.
— Мы хотя бы скоро придем?
— Да.
— Это хорошо, — я вздохнула и улеглась поудобнее, насколько это позволяло положение.
Он прижал меня немного ближе.
— Держись.
Я вцепилась в него что есть сил, безнадежно помяв капюшон его толстовки. А потом еще зачем-то зажмурилась.
Мы ухнули вниз.
Я открыла глаза и посмотрела наверх. Это был небольшой обрыв. Метров шесть высоты в нем, наверное, было. Правда, находился он от нас, мягко говоря, далековато.
— Иногда ты действительно меня пугаешь, — сообщила я, вновь положив голову ему на плечо.
Спокойствие ко мне вернулось очень быстро. Не в последнюю очередь — благодаря ему.
Мы остановились на какой-то поляне. Неподалеку журчала вода.
Жухлая трава, зеленый скользкий мох, высокие деревья с толстыми стволами…
— Так это и есть пункт назначения?
— Если хочешь.
Меня, последние полчаса потихоньку варившуюся в нашем общем море эмоций, конечный пункт прогулки интересовал только поначалу, о чем он, разумеется, прекрасно знал.
Я красноречиво посмотрела на ухмыляющегося вампира, уже через секунду снова оказавшись на своих двоих. Подумала и потянула его на землю.
Так мы просидели, наверное, около получаса. Холод медленно, но верно заползал под куртку. Я сидела, подобрав ноги под себя, и вертела в пальцах кедровую шишку.
Джаспер давно снял свою куртку, укрыв ей мои ноги.
На всякий случай.
Я поднялась на ноги, обернулась, в который раз едва не ткнувшись носом ему в грудь (что было бы чревато поломкой этого самого носа, обернись я чуть резвее), и сказала:
— Я замерзла. А ты просто обязан уметь танцевать.
Джаспер озорно улыбнулся.
— Разрешите пригласить вас на танец, мэм?
Я приняла его руку.
Вернулись домой мы тогда только под вечер.
*
Мерная дробь дождя немного успокаивала. Я прижалась щекой к темной ткани толстовки, сцепляя ладони в замок за его спиной. Было…
спокойно.
Он осторожно гладил меня по голове. Его холодное дыхание (ему просто нравится мой запах, иначе зачем бы оно) мягко ерошило мои волосы. Рука прошлась по вязаному свитеру, прикрывающему мою спину, и я в очередной раз почувствовала очередной наплыв весьма однозначных эмоций, от которых сводило в сладкой судороге низ живота. Меня сжали крепче, сверху послышался резкий выдох. В груди, в районе солнечного сплетения будто что-то мягко заворочалось.
Нас в очередной раз накрыло. Каждый следующий раз был немного сильнее предыдущего. Это немного настораживало. Я понятия не имела, куда нас такими темпами заведёт наша эмпатия. Не то чтобы я не догадывалась, конечно, но догадки — совсем не то же, что знания.
Одно было хорошо — мое присутствие почти полностью гасило его жажду, и чем дольше мы были рядом, тем сильнее это проявлялось.
Джаспер всё-таки намного лучше контролировал себя, а потому
таких оглушающих волн, как в первое время, уже не было. Потому я во вполне трезвом уме смогла покоситься на уже наверняка остывший пирог и красноречиво вздохнуть. Желудок подавал признаки жизни.
Меня, конечно, не выпустили просто так, поэтому через пару минут я тихо жевала на кровати, привалившись к твёрдому боку довольного вампира (поначалу вся эта мраморная твёрдость была не очень удобна, но потом я как-то незаметно для себя привыкла). Капли мерно стучали по крыше, где-то внизу папа смотрел телевизор, меня снова гладили по волосам.
— Вы же слышите гораздо больше, чем мы, так? — я только дожевала очередной кусок, и эта мысль стукнулась в мозг так неожиданно, что я выдала ее почти сразу, хотя и так знала ответ.
Кивок и внимательный взгляд.
— Как вам это все не надоедает?
— Нам надоедает. Иногда. Но мы привыкли, — мягкая усмешка.
— А, — глубокомысленно заметила я и потянулась за салфеткой.
В нашем общем море эмоций было так спокойно, а копошение ласковых пальцев в волосах было так приятно, что я, кажется, задремала.
Проснулась только тогда, когда внизу хлопнула дверь. Через несколько минут по коридору пронеслась взбудораженная Белла. Эдвард, судя по эмоциям, уже был в ее комнате.
Папа где-то внизу, кажется, был не слишком доволен поздним возвращением сестры.
Меня сгребли в охапку, изрядно примяв юбку (которой, впрочем, ничего не сделается — такой уж был материал), и прижали ближе. Я что-то неразборчиво пробормотала и снова ткнулась носом в твёрдую грудь.
Дверь распахнулась без стука — мы уже были предупреждены благодаря эмоциям. На пороге стояла откровенно счастливая Белла. За ее спиной маячил рыжик, неодобрительно взирающий на нас. Очевидно, ему не нравились эпитеты, которыми мы его наградили. Не то чтобы мне было не все равно.
— Ну, как все прошло?
Белла вздохнула, вспоминая, и этот вздох вкупе с ее эмоциями сказал нам с Джаспером уже все, что нужно. Рыжик опять неодобрительно на нас посмотрел. Завидует, что мы можем сказать, о чем примерно она думает по ее эмоциям?
Эдвард закатил глаза, но быстро сдался под ласковой ладошкой Беллы на щеке.
Меня поцеловали куда-то в макушку, от чего все внутри опять затопила нежность. Джаспер хмыкнул, глянул на Эдварда и вместе со мной привалился к изголовью кровати.
Дверь закрылась. Мы снова остались одни. Ну, насколько можно быть наедине с учётом Эдварда и Беллы за стенкой.
Впрочем, им, кажется, тоже не до нас.
Бедный папа. Кажется, внуков он не дождётся совсем.
