Я чувствую

Первое, что я почувствовала, проснувшись следующим утром — непонимание. Мое и сестры, идущее из соседней — моей — комнаты. Видимо, проснулись мы почти одновременно, хоть я и легла позже, пребывая в раздумьях еще около часа. Опасности для нас с ней я не чувствовала, но оставлять Беллу одну в комнате не особо хотелось. Да только моя кровать была в лучшем случае полутораспальной (на чем я когда-то настояла сама), и чтобы уместиться на ней вдвоем, нужно либо лежать боком обоим, либо спать друг на друге. Велик был риск, что ночью я просто упаду с кровати, которая стояла, к слову, у стены (не могла я смириться с кроватью в центре комнаты), поэтому моя уставшая голова, понадеявшись на русское «авось пронесет», ушла (вместе со всем остальным) спать к сестре. Ноги коснулись дерева пола, а потом и коридора, в котором мы с Беллой столкнулись. Ее забавно-непонимающее лицо, моя ехидная усмешка, — и вот, мы уже в голос смеемся, чем вызываем недоумение папы откуда-то с первого этажа. Меня на спинке стула дожидалось теплое платье — все-таки штаны, если они не выглядят как шаровары, не мое. Белла же вышла из комнаты в свитере крупной вязки (мой, кстати, подарок), и, разумеется, в брюках, и пока я приводила волосы в относительный порядок, сестричка уже орудовала на кухне, вытеснив оттуда отца. Я проспала, кажется, меньше шести часов, но чувствовала себя очень отдохнувшей. Даже круги под глазами от недосыпа и нервного напряжения почти растворились. С чего бы это? На сей раз Белла кормила нас уже не овсянкой, что очень радовало. Нет, правда, я действительно любила эту кашу, но питаться ей с утра несколько дней подряд мне претит. На школьной парковке я буквально кожей почувствовала на себе уже очень знакомый взгляд, и, подняв голову, встретилась с золотыми глазами Хейла. Почему-то мне показалось, что я их уже видела, хотя вчера его глаза были черны, как ночь. Он склонил голову набок, так, что несколько прядей упали ему на лицо. На парковке было не очень много людей, ажиотаж вокруг нас уже частично схлынул, и хоть в нашу с Беллз сторону все еще летел интерес, он уже был достаточно терпим. Или просто я чувствовала его чуть хуже? Наши с Хейлом гляделки продолжались несколько секунд, после чего я моргнула и отвернулась. Ну его. Он, конечно, красивый и все такое, но лучше держаться от него подальше. Пока что, по крайней мере. Хотя он определенно должен быть интересным собеседником… Так, о чем это я? Первый урок у нас с Беллз был вместе, и пока мы, сцепив ладони в замок, шли к корпусу, я ощущала, как спину жжет взгляд бледного блондина. Это немного напрягало. Повышенный интерес всегда напрягает, а тут еще и парень такой… нестандартный. В Финиксе программа была сильнее, чем в Форксе. Какие-то темы мы уже прошли, поэтому пока на многих уроках я не особо запаривалась с ведением конспектов: зачем писать то, что уже написано, второй раз? Хотя некоторые предметы здесь немного опережали программу, и вот там я уже не уклонялась от записывания лекций. Так плохо, как вчера, мне уже не было, но лучше, в целом, не стало. Ко мне пытались подкатить местные парни, уже познакомившиеся с Беллой и получившие от нее мягкий отказ. Я прямым текстом слала всех далеко и надолго, но они, кажется, сдаваться так просто не собирались. Врагов мне заводить не хотелось, друзей, впрочем, тоже, потому я просто не проявляла заинтересованности в общении с ними. Мне хватало Беллы. Я не отказалась бы от общения с кем-то более образованным, знающим больше, чем я. Американская история не была мне так интересна, как русская, но ее я знала на более-менее сносном уровне, а вот с хитросплетениями европейской очень хотелось разобраться. Желательно не в одиночку… но что поделаешь. Меня немного напрягало повышенное внимание со стороны Хейла. Черт возьми, встретиться с ним взглядом я могла буквально в любой момент, просто подняв голову в коридоре. Подходить он не спешил, просто наблюдая за мной, и это нервировало еще сильнее. Не добавляло радости и то, что совершенно внезапно я могла успокоиться — непонятно с чего. Были подозрения, что это делал Хейл — не зря же он на меня постоянно пялился, хоть я усиленно делала вид, что ничего не замечаю. Интересно, как к этому относятся остальные в его семье? Он же вроде как не одинок был, в отличие от Эдварда? Белла находилась в задумчивости, потому что вышеупомянутый рыжий романтик из школы исчез, и расспросить его она не могла, хотя ей очень хотелось. Мне же очень хотелось уберечь сестру — главным образом потому, что я примерно представляла, какую опасность для нее в частности представляет этот парень. Единственным возможным способом воздействия пока были слова, потому что решительные действия натолкнули бы ее на еще более активные поиски. И даже если эти двое друг другу вдруг предназначены (в чем я пока вообще не могла быть уверена), это не отменяет опасности для сестры. И вообще Эдвард Каллен почему-то казался мне неблагонадежным. Беллз бы посерьезней кого-то, а то этот… Бр-р-р. На уроках с Хейлом я на этой неделе больше не встречалась. Может, он и был где-то, но на меня там точно не смотрел, а сама я больше была увлечена тем, чтобы не пропустить ничего важного и при этом не расклеиться вновь, как в первый день. А все поводы для того были. Сестра с ее обидой (не на меня, конечно, но все же) и любопытством, подростки, увивавшиеся за ней — и за мной, если я была в пределах досягаемости, Хейл, не отрывавший от меня взгляда, что, наверное, не заметил только ленивый… А потом Эдвард Каллен снова явился в школу, но уже с другим цветом глаз (какая неожиданность!), и теперь как минимум половина тем наших с сестрой разговоров сводилась к нему, причем в эти моменты я, увы, определенно могла сказать, что она в него влюблена, даже если сама этого еще не осознает. Не то чтобы все было совсем плохо… — Лизхен, дорогая, как тебе город? Есть здесь красивые парни? Ты подружилась с кем-нибудь? Ну и что я должна ей ответить? — В Форксе замечательно, мам. Парни? Парни есть, да, но достойного я еще не встретила. Я бы сказала, что папа с Билли Блэком все еще ничего, но я почти уверена, что это же скажет Белла, и ты подумаешь, что мы с ней сговорились специально, чтобы не раскрывать личности наших таинственных ухажеров, — мама смеется, — а подруг… да мне и Беллз хватает. Зато она нашла себе друзей, — мама горестно вздыхает: — Дорогая, ты же знаешь, что рано или поздно ваши с Беллз дороги все же разойдутся? Как тогда ты будешь жить, не умея заводить друзей? — Вот когда разойдутся, тогда и буду думать, мам, — я смеюсь. Еще один вздох. — Как вы там с Филом? — Ох, чудесно, милая, — мама резко веселеет, — здесь такое теплое солнце! Команда Фила выиграла последний матч. Это было просто прекрасно! Он не был таким радостным, наверное, никогда! Ну, если не считать того момента, когда я сказала ему «да»… Это… это насколько же он был радостным, если он и так рад почти всегда? Хорошо, что меня там не было. Избыточная радость — тоже плохо. Меня у телефона сменила Беллз. О, это как минимум на час. …но иногда… — Лиззи, ты поедешь с нами в Ла Пуш? — Йорки подозрительно рад. — С вами? На пляж? — Лизхен, я тоже туда еду, — «ты ведь не оставишь меня одну?» — Ладно, — я закатила глаза. — Да. Ведь это Ла Пуш, детка. Это Ла Пуш, — как будто я не знаю, как он называется. И хватит лучиться самодовольством! …я готова была признать, что — День мог бы быть лучше. — Да брось, Бет. — Это тебе хорошо. Ты сидишь тут, с тобой флиртовала Белла, — Джейк покраснел, — А мне смотреть на все это, — я показала рукой на «крутых серферов», — и радоваться? — Ну… — ма… парень замялся. Нет, мальчиком его язык уже не повернется назвать. — Кстати, о чем вы говорили? — О легендах нашего племени. — Это которые про то, что вы потомки волков, а Каллены — ваших «хладных» врагов? — Да, эти самые… — Готова спорить, что Беллз расспрашивала тебя не потому, что заинтересовалась вами? — Нет, она спросила из-за Калленов. Она узнала, что наше племя их недолюбливает, — Джейк удрученно вздохнул. — Ну, Белла в своем репертуаре, — пробурчала я себе под нос. — А? — парень отлепил голову от рук. — Да так, ничего особенного, — я потрепала его по волосам, за что получила слегка обиженный взгляд. Вечером я сидела в своей комнате и перебирала струны гитары, пытаясь ее настроить. Белла зашла в комнату, горя желанием со мной поговорить, но споткнулась, увидев в моих руках пока лишь инструмент пыток для тонкого слуха. — Не спрашивай, как и где я ее достала, — это действительно была долгая история, затянувшаяся почти на две недели. Специально ездить за ней в соседние крупные города мне очень не хотелось, поэтому пришлось обращаться к старым знакомым. Один из них, гитарист в н-ном поколении, отдал мне ее почти за бесценок, а другой согласился доставить в Порт-Анжелес, так как зачем-то был там проездом (тоже за символическую плату). Потом я связалась с одним из местных знакомых отца, совершенно случайно услышав от последнего, что тот направляется в город. Этот самый знакомый и передал мне ее с рук на руки, не бесплатно, разумеется. — Ладно, — Белла села на стул около окна, — Ты знала, что Каллены потомки каких-то «хладных»? — Ага, а квилеты потомки волков. Это легенды местного племени, — ответила я, перебирая струны. — Эдвард холодный. — Это еще ни о чем не говорит. Вдруг у него просто с циркуляцией крови что-то не так? Мало ли что в жизни бывает, — я подняла голову. — Наверное, — она о чем-то задумалась. Не нравится мне все это, — Тебе не кажется, что они что-то скрывают? Да, Каллены явно не люди, но мне почему-то кажется, что лезть в это как минимум не стоит, сестренка. По крайней мере, пока они не захотят общаться с нами — тогда мы уже просто вряд ли сможем что-то поделать. — Даже если и так, это не наше дело, — я отложила гитару. — Что на ужин, Беллз?

*

Белла с «рыжим романтиком», как я теперь называла его про себя, проводила все больше времени. Ну как больше — иногда они здоровались и разговаривали, хотя сестра жаловалась, что он при всем этом не раз ей говорил, что им не стоит общаться. Реально странный тип. Не сказать, что мне это нравилось. От Беллы после каждого такого разговора все сильнее веяло… чувствами. Я же как-то подсознательно боялась, что он просто поиграет ей и бросит. Переживет ли она это с такой силой чувств? — Не ходила б ты за околицу, не звала бы ты того молодца… — почти неосознанно шептала я, глядя на смущённо улыбающуюся сестру и бледного тощего парня рядом с ней. Впрочем, Каллен, кажется, был в ней заинтересован, но мне все же это не нравилось. Его интерес был как минимум наполовину очень, очень специфическим. У меня возникало стойкое ощущение, что он хочет сожрать мою сестру и порой едва сдерживается, чтобы не сделать этого. Учитывая, что он мог и кем он был — мои опасения были отнюдь не пусты. Хейл все так же просто наблюдал за мной издали. Это нервировало с каждым днем все больше. Неудивительно, что в итоге я просто не выдержала и прямо подошла к нему. Беллы рядом не было: ее куда-то утащили друзья. Я остановилась перед высоченным — он был на голову меня выше — парнем и без обиняков начала: — Слушай, если тебе что-нибудь от меня надо, то так и скажи, а то ты похож не то на маньяка, выслеживающего жертву, не то на исследователя, нашедшего для изучения забавную зверушку, и я даже не знаю, что было бы хуже. Он мягко (!) улыбнулся мне и тихо произнес: — Ты и правда забавная. Наверное, у меня подкосились бы ноги от его улыбки и голоса. Наверное. В любое другое время. — Это не значит, что за мной можно наблюдать постоянно. У тебя что, других дел нет? — я чувствовала его веселье, и от того злилась. Он веселился еще больше, от чего я злилась сильнее. Замкнутый круг какой-то. — Разумеется, есть, но наблюдать за тобой гораздо интереснее, чем, скажем… за Эдвардом, — последний как раз проходил мимо, и недоуменно обернулся на нас. Я ехидно усмехнулась, глядя парню прямо в глаза: — А чем тебе не угодил этот рыжий романтик? — и снова глянула на Эдварда. Тот еще более недоуменно изогнул бровь, а потом я услышала смех Джаспера, до которого дошел смысл сказанного. — Как ты его назвала? — почему я заслушалась, как он смеется? — Ну, а что? Он рыжий, и выглядит так, будто застрял в эпохе романтизма. Ну или где-нибудь в романтизированном средневековье. Мне кажется, ему только белого коня не хватает, звездной ночи, темной рощи и одиноко ждущей его возлюбленной — обязательно в поясе верности, возможно, только в нем одном, — и вышел бы совершенно стереотипный средневековый рыцарь, готовый пожертвовать своей «никчемной жизнью» ради чести, долга и дамы сердца, — я посмеивалась, Хейл тоже, а вот рыжик, кажется, смутился. — Ты очень точно его описала, знаешь, — у него такие теплые глаза… и его эмоции, обволакивающие, как теплое молоко… вот леший. — Мы с тобой еще не представлены друг другу официально, так? — вежливый интерес. Как будто он сам не знает. — Да, но я не вижу в этом особой необходимости. Ты прекрасно знаешь, как зовут меня, я знаю, как зовут тебя, больше ничего и не требуется. Кажется, он бы с этим поспорил, но, на мое счастье, прозвенел звонок, и я, спешно попрощавшись, сбежала на урок. Я едва не растеклась лужицей рядом с ним. Я не могла вот так вот просто в него влюбиться. Не могла же? Не могла. Тогда какого лешего я сижу сейчас за партой и вместо конспекта вижу перед собой его улыбку? А-а, в бездну!

*

В Форксе выпал снег. Это был, наверное, первый мой осознанный снег в этой жизни. Кто-то собирался играть в снежки. Я выбежала на улицу — нет, не играть, — и холодные хлопья легко обожгли кожу. Я глубоко вдохнула, чувствуя глухую, невыразимую тоску, и задрала голову к небу. На лице тут же появилась ледяная вода. Странная смесь восторга с тоской вырвалась горячими слезами. Я выставила руки лодочкой на уровне груди, ловя мокрый снег, и гулко сглотнула. Из горла вырвался сдавленный хрип: — Встречай своих воинов, Один, мы вернулись домой… Вырвала меня из этого состояния Белла, легко тронув за плечо и обеспокоенно заглядывая в глаза. Я вымученно улыбнулась ей. На урок мы опоздали. Хейл опять на меня смотрел. Кажется, все время, пока я стояла застывшим изваянием. Проходя мимо него, я снова получила порцию спокойствия. Этот покой — определенно его рук дело. Я уверена в этом. На перемене он меня поймал, просто преградив дорогу, и был при этом очень решителен. — Я все же настаиваю, чтобы мы познакомились официально. Джаспер Хейл, — он улыбнулся и протянул мне руку. Я удрученно вздохнула, но спорить не стала: — Элизабет Свон, — раз хочет официально, то почему нет? И приняла его руку, сразу же пораженно вдохнув. Меня буквально затопила волна умиротворения, восхищения, заботы… счастья. Я не чувствовала чужих эмоций, отголоски которых минутой ранее доносились из соседнего коридора. Только его… или мои? Он медленно отпустил мою руку, и я, чисто интуитивно не желая терять новые ощущения, подалась к нему сама, перехватывая его холодную ладонь своими. Он судорожно выдохнул и я подняла на него взгляд. Такого удивленного лица, я, если честно, у него еще не видела. Кажется, нас обоих накрыло. Спокойствие, защищенность, восхищение, радость, изумление… Эмоции, которые не приносили мне никакого вреда, несмотря на их обилие и силу. Я не могла сказать, чьи именно это были эмоции: они слились в одно море, грозившее затопить нас обоих. Казалось, что с каждой секундой они множатся, становятся сильнее, распадаются на многие грани… это было сродни опьянению. Я была пьяна ими. Я была пьяна им. Очень скоро уже не получалось нормально дышать. Зуб даю, зрачки у меня были как у кошки под валерьянкой. У него вид был не лучше. Синяки под глазами каким-то образом потускнели, но сами глаза потемнели и сейчас блестели, как от слез. Он застыл, и губы его постепенно расплывались в шальной улыбке, от которой у меня слабели ноги. А потом он медленно положил мне вторую руку на плечо и резко притянул к себе почти вплотную. Чувства резко усилились, и меня пробрала дрожь. Руки мелко дрожали, ноги ощущались как мягкая вата, и я бы точно упала, если бы он меня не поддерживал. Дыхание сбилось окончательно и бесповоротно, я ощущала его руки на плечах, сердце стучало как бешеное, наверняка гоняя кровь по жилам с огромной скоростью. Эмоции все усиливались, заставляя обессиленно привалиться к твердой груди. Не знаю, сколько еще мы так стояли, но в итоге он, преодолевая собственное ярое нежелание, отпустил меня и отошел на шаг. Накатила неудовлетворенность. Я выдохнула и прислонилась к стене, утирая со лба невесть когда выступивший пот и стараясь подавить дрожь. Он поймал мой взгляд, протянул руку и заправил выбившуюся из моей косы прядь волос за ухо, завороженно проводя кончиками пальцев по моей щеке. — Ч-что это… было? — я все еще не восстановила дыхание. — Понятия не имею, — какой глубокий у него голос… ладно, теперь я понимаю зависть тех девчонок, — но мне это понравилось. — Да мне тоже… — я совершенно глупо захихикала. С одной стороны, хотелось петь во все горло, с другой — я немного устала, и теперь мне явно чего-то не хватало. Он усмехнулся, и я выдохнула снова: — Знаешь, улыбка тебе идет больше кислой мины. Намного больше. Он рассмеялся, заражая меня своим весельем. — Ты выглядишь выспавшейся, хотя еще… несколько минут назад выглядела так, будто не спала по меньшей мере неделю, — хорошо, я понимаю Беллу, готовую смотреть на Эдварда днями напролет. На странного романтика я, конечно, смотреть не собираюсь, но вот это золотоволосое чудо… — А ты не выглядишь так, будто у тебя болят одновременно все зубы и крутит живот, — острить я все же не перестала. Лезть в пасть к тигру я не собиралась, но и смущаться тоже. Интересно, есть ли способ смутить этого парня? — Что?! — больше веселья, чем возмущения. Я определенно не смеялась столько за весь месяц, сколько за последние минут двадцать. В класс мы зашли вместе. Удивление, почти шок — и зависть полились на меня черной волной. Я чуть съежилась, и Джаспер глянул на меня с интересом, будто невзначай касаясь ладони, сразу же отвлекая от отрицательных эмоций. Меня настолько отвлекло распознавание чувств, переданных мне парнем, что я не заметила, как мы сели за одну парту. Золотые глаза лукаво блестели; я не могла не улыбаться, глядя на него… это было странно, наверное. — Я влияю на твои эмоции просто одним своим присутствием, — задумчиво. — А? — я подняла голову, — А что, разве может быть по-другому? Он хохотнул. — Да, может, — немного подумал о чем-то… и я ощутила дикое веселье. Не мое. Оно не принадлежало никому здесь, являлось чужим. Я могла бы принять его за свое — теоретически. Могла бы, если бы на практике оно разительно не отличалось от настоящего, моего. Или от его. — Это… это ты сделал? — тихий шепот, — Так я была права! — И я, видимо, не ошибся в предположениях, — он удовлетворенно кивнул. — Ты тоже эмпат. Тоже?! — Это многое объясняет, — сообщили мы друг другу хором, удивленно переглянулись и рассмеялись. На нас косились очень удивленно, кто-то с завистью — и с обидой. Но мне, в общем-то, особо не было до этого дела. Как оказалось, слухи расползаются крайне быстро, поэтому вечером меня ждал (почти) допрос от Беллы. Я до сих пор была в крайне хорошем настроении, чем повергла в шок отца. Сестра же к резким перепадам моего настроения была в какой-то степени привычна. К ночи меня снова накрыло. Все, что происходило, было ненормально. Хотя когда что-то в моей жизни было нормально? Я могла объяснить, откуда он узнал про мою эмпатию. Если он сам жил с ней, если он чувствовал все это, если он чувствовал меня, если учитывать, сколько он за мной наблюдал… не заметить сложно, и я не особо беспокоилась на этот счет. Было очень, очень интересно, почему все это происходит, почему он так на меня влияет, почему я столько… чувствую рядом с ним. Почему я так быстро приняла его? Почему даже не подумала как-то сопротивляться? У меня определенно было предположение, но оно выглядело крайне бредовым. Мы не могли быть… предназначенными. Не могли же? Но зачем бы тогда ему идти со мной на контакт, пытаться как-то сблизиться, улыбаться, черт возьми? Простого интереса к смертной со схожими способностями было бы недостаточно… Мне все же пришлось признать, что версия с судьбой и предопределением имеет право на существование, когда уже на грани сна пришло знакомое умиротворение. Джаспер. Что он тут делает? Я повернулась на другой бок. Ладно, одной смерти мне в любом случае не миновать. А сейчас слишком спать хочется. …Интересно, он сюда каждую ночь приходит?

*

Несколько следующих дней прошли относительно мирно. Я ходила на уроки (с Беллой или без нее), болтала на переменах с Хейлом, который сам меня искал (и успешно находил, даже если я пряталась ото всех), и игнорировала подкаты Ньютона. Джаспер оказался знатоком истории и вдобавок прекрасным рассказчиком. Мы могли бы болтать о ней часами напролёт, если бы было время. Оно было… но я все еще не особо хотела подходить к нему ближе. Поэтому подходил он, постепенно зачаровывая меня своими глазами, улыбкой, эмоциями… собой. С каждым днем сопротивляться хотелось все меньше, и по ночам это будило во мне тихий страх, скребущий душу маленькими острыми коготками. На пятый день прошел дождь, а после резко похолодало, так что дорога в определенных местах была совершенно скользкой. Например, на школьной парковке. В этот раз мы задержались у машины. Каллены в полном составе стояли на самом краю парковки — это я подметила сразу, потому что Хейл, как всегда, наблюдал за мной. — Беллз, ты чего там возишься? — я смотрела на сестру, присевшую на корточки у пикапа. Она выпрямилась и почти несчастно посмотрела мне в глаза. — Папа закрепил шины. Он так заботится о нас… Лиз, я хочу отплатить ему тем же, но не знаю, как, — очень тихо. Ответить я не успела. Меня прервал визг чужих шин. Мы услышали его слишком поздно, чтобы можно было уйти. Умудрившись толкнуть друг друга одновременно (до сих пор не понимаю, как мы это провернули), мы с Беллз отлетели ровно на такое расстояние, где грозили нам тяжелые увечья, а не мгновенная смерть… хотя крови все равно было бы море, как ни крути. Я готова уже была попрощаться с ногами. А потом меня слишком быстро оттащили от машины. Чужой фургон врезался в пикап. Беллу я не видела; меня пронзил чужой ужас, потом появилось беспокойство за сестру и только потом уже, задним числом, пришел запоздалый страх за свою жизнь. Меня к себе крепко прижимал испуганный Джаспер. Его испуг передавался мне, множась и заставляя парня крепче сжимать меня в объятиях — почти до хруста костей. Где-то за спиной раздались крики и чьи-то рыдания. Вот леший.