Some Mistakes

      — Ну чего, как оно? — в поле зрения Кибы появляется улыбчивая Хана, которая плюхается на его кровать, да так, что та пружинит, чуть подбрасывая парня вверх.       Киба, который уже около двадцати минут возится со своей старой потрёпанной гитарой в надежде самому без косяков поменять металлические струны, лишь кидает на нее вопросительный взгляд и продолжает дальше закручивать неподдающиеся законам физики колки.       Хана намек понимает и спешит уточнить:       — Мама сказала, что Канкуро тебя похвалил. Вы чего там делали вообще?       Инузука немного теряется (но только немного, ясно?), когда слышит его имя, но суть вопроса улавливает и отвечает по существу:       — Обои клеили в той комнате, где раньше были болотные.       — Я думала, они забьют на нее, — девушка берет подушку и подкладывает ее под локти, когда ложится на живот. Она придвигается ближе к Кибе и с интересом, но явным недоверием рассматривает гитару, с которой тот усердно возится. Они часто зависают рядом, когда выходной общий, а делать ну совсем нечего, поэтому Инузуку ее присутствие ничем не напрягает.       — Я б точно забил, а вот у Канкуро руки откуда надо, так что...       — Понравилось? — с интересом выпытывает Хана. Киба вообще не понимает вопроса и даже подвисает на секунду, выпуская из руки новый моток струны. Чего понравилось-то?       — Что?       А Хана смотрит на него и смеётся. Смеётся с того, что ее младший брат даже не догадывается(или старательно делает вид), что максимально очевидный для нее в своей недетской симпатии к соседу. Она решает, не тревожить его хрупкую душевную организацию и оставляет все, как есть.       — Обои клеить с ним тебе понравилось, спрашиваю?       На это Киба лишь пожимает плечами, стараясь не зацикливаться.       — Нормально, все по делу. Не бесит.       А сам уверен, что бесит себя только сам, когда лишний раз думает, о чем думать совсем не следует.       — Не бесит? — выгибая бровь уточняет Хана, а уголки губ приподняты, — Это сильно.       Инузука совсем путается в этих её намеках. Он ненадолго забывает о гитаре и уже с плохо скрываемым напряжением всматривается в лицо сестры.       — Опять имеешь в виду что-то, чего я не понимаю?       Она прикрывает глаза, пускает незлой смешок, а ее плечи немного подрагивают в наступающем приступе смеха, который ей удается, хоть и с большим трудом, но подавить. Хана снова смотрит на него, словно Кибе пять, а ей на правах старшей сестры приходится объяснять ему элементарные вещи. Сам парень расшифровывает этот взгляд как "балбес ты, Киба, но люблю я тебя пиздец", что уже давно стало частью его обыденности, и злиться, что он опять смешной, как-то уже и не получается.       — Да нет, ты молодец, Темари сказала, что ты согласился иногда помогать им.       Киба тушуется, опускает взгляд и не хочет признаваться даже себе, что немного словил смущения, то ли с того, что его похвалили, то ли с того, что Канкуро, судя по всему, говорил о нем с Темари. И дико хотелось знать, что именно.       — Чего ты опять улыбаешься? — не выдерживает он.       — Да просто пытаюсь вспомнить, кому ты вообще предлагал свою помощь такого рода. И вспоминаю...никого.       — Я помогаю друзьям, когда нужно, не надо тут, — защищается Киба.       — А вы с ним уже сдружились? — как можно мягче спрашивает Хана, чтобы не свести их диалог на нет слишком быстро. Ей кажется, что следующей возможности поговорить с братом о соседе в ближайшие сроки не предвидится, а его реакции совсем уж неоднозначные, чтобы упускать такой случай.       Киба чувствует ее сменившийся настрой и, вернувшись к своей гитаре, пытается собраться с мыслями, чтобы ответить что-то сносное, но мысли не собираются, а врать не хочется. Инузука взвешивает всё произошедшее между ним и Канкуро и понимает, что объективно начало чему-то хорошему у них положено, но как расценивать их отношения сейчас, он в самом деле не понимает.       — Не знаю, не уверен, больше да, чем нет. Наверное.       Киба закрепляет четвертую струну и уже собирается качать на телефон гитарный тюнер для настройки звучания, но мажет пальцем мимо нужной кнопки, когда Хана говорит то, что говорит:       — Темари сказала, что он к тебе хорошо относится. Считает тебя хорошим пареньком.       Киба усмехается и краснеет. Усмехается, потому что, он на все сто уверен, что это не слова Канкуро, а до смехотворного искажённая их форма.       "Хороший паренёк".       Ну пиздец. Оборжаться.       А краснеет... Ну, сами знаете.       — Я рад, — единственное, что удается ответить ему.       — Мммм.       — Почему так расспрашиваешь? — интересуется, наконец, Киба, хоть и опасается ответа. Инузука всегда считал, что сам он простой, как томатный супчик, в отличие от сестры, которая любит всю эту, прости господи, бабскую заковыристость и недосказанность, несмотря на свою преобладающую прямоту.       — Не знаю, интересно, — пожимает плечами Хана, а Киба неглупый, знает, что это не всё.       И правильно знает.       — Может он мне нравится? — добавляет она невозмутимо.       А у Кибы сердце словно замирает, отрывается и падает, как спелое яблоко с дерева. Вон, валяется у изножья кровати, пульсирует еле-еле. Раздавить бы, чтоб не мучилось. В голове целый рой мыслей, но верить ни в одну не хочется. Хочется забыть услышанное и больше к этому не возвращаться.       — Тебе нравится Канкуро? — спрашивает Киба, уверенный, что спросил непринужденно. Почти уверенный. Совсем не уверенный.       Хана же выпадает с того, насколько всё оказывается серьёзно. У нее даже улыбнуться не получается, в сердце закрадывается почти родительское беспокойство. Все сомнения читаются у Кибы на лице и каждая мысль словно красной лентой проносится у него на лбу.       — Киба, ты серьезно? — неверяще спрашивает она.       — Не знаю, ты сама это сказала.       Киба выглядит загнанным в угол.       — Я шучу, я даже подумать не могла, что ты поверишь.       Хана недоумевает. Недоумевает и беспокоится. Не в бровь, а в глаз, думает она. И боится, что тут не просто симпатия, а нечто гораздо более глубокое и личное, грозящееся перерасти во что-то необузданное, болезненное и ноющее. Во что-то, что не вырвать потом из груди. Хана проходила, Хана знает. И не хочет такого же для брата.       — А чего не верить-то? — спрашивает Киба.       — Ты же знаешь, кто мне нравится, и давно, — отвечает девушка, а в глазах читается: "Как ты мог вообще забыть?".       — Блин, точно, — Киба чувствует себя идиотом. Потому что он-то точно знает, ведь Хана многим с ним делилась. Но сама возможность того, что Хане мог нравиться Канкуро вытеснила оставшиеся мозги из его головы, — прости.       — Понятно всё, — вздыхает она тяжело, но уже более театрально, стараясь как-то разрядить обстановку. Диалог зашёл не туда и стал ворошить старые раны. Это нехорошо, ой как нехорошо. Совсем нехорошо.       — Чего это понятно? — ворчит Киба.       — Всё, — излишне драматично отвечает сестра.       — Не додумывай, — закатывает глаза Киба, но уже улыбается. Знак хороший.       — А ты не давай повод, — всё в том же приподнятом настроении отвечает девушка, — Ладно, расслабься, булка, я вообще хотела спросить, есть ли твой Шикамару в соцсетях, потому что Темари уже извелась его искать после вчерашнего вечера.       Вчерашний вечер Киба помнит хорошо. К нему залетели Наруто с Шикамару, проведать по их словам, но по факту они проторчали у него чуть ли не до двенадцати ночи. Темари тот день проводила рядом с Ханой, как и любой другой, в котором у них совпадали выходные. Тут оно все и началось. Она сначала окинула обоих взглядом "ещё одни мелкие", но перестала так смотреть на Шикамару после нескольких партий в шахматы, большую часть которых проиграла.       — А вот это уже смешно, — улыбается Киба, довольный тем, что тему они, наконец, перевели.       — Не смейся, она серьезно настроена, — предупреждает Хана, но все так же усмехается.       — Не она ли говорила, что он не в ее вкусе.       — Тогда она его даже не видела.       — А сейчас что? Они всего лишь пару раз в шахматы перекинулись, — говорит Киба и открывает уже давно скачавшееся приложение на смартфоне.       — Пару тройку. А ещё она терпеть не может проигрывать, но уважает тех, кто может ее уделать.       — Ну вот и оно. Я думал, вы крутые девчонки и не любите помладше, — на это Киба получает лёгкий шлепок по бедру, но не перестает насмехаться.       — Это я больше по старшим, — спешит оправдаться Хана, — ей-то самой без разницы. И тебе должно быть.       — Ну кину я инсту, что дальше. Если она не собирается ему писать, то зачем это все? Там даже дата рождения не стоит. Фотки не обновляет пару лет, стоят фейковые, это же Шикамару. Могу напрямую расспросить его, что да как, так смысла будет больше, — отвечает Киба, абсолютно уверенный в своих словах.       — Не смей. Если он поймет, что понравился ей, и в этом будешь виноват ты, даже я тебя не спасу.       Киба вновь закатывает глаза, когда настраивает первую струну.       — Да я осторожно.       — При всей моей любви к тебе, ты не умеешь осторожно, Киба, и врать вообще не твое.       — Да вы задрали, — негодует младший.       — Не знаю, кто "мы", но это правда. Ты слишком читаемый, —утверждает Хана, — слииишком.       — Ну как хотите!       — Бука. И последнее. На день рождения, может, хочешь чего-нибудь?       Киба снова отрывается от своих несчастных струн и застывает в раздумьях.       — Так рано же ещё пока.       — Ничего не рано. Июнь почти закончился, — отвечает Хана, а он запоздало осознаёт, что она права.       — Что хочешь дари, честно, я всему обрадуюсь.       — Хватит мне тут заливать, в этом году такое не прокатит. Давай, подумай немного, потом скажешь, ладно?       — Ладно.       — Все, отлично. Жду вариантов, бюджет не резиновый, но ты и не наглый.       После Хана приподнимается, встаёт, разминается и смачно целует Кибу в щёку, прежде чем встать и уйти.       Инузука лишь для вида вытирает влажное с щеки, а сам сидит и едва заметно улыбается, посвящая себя полностью настройке гитары.