Febris erotica
Любовная лихорадка
Что чувствует человек, который сидит на берегу
океана Киевского моря? Теплые приливы приятно щекочут ноги, иногда стреляя коварными брызгами в лицо. Ветер бушует где-то за спиной, врывается под рубашку, вызывает мурашки. Сверху серые тучи, а за ними Вселенная. Мужчина очень любил смотреть вверх, на небо и искать там разные фигурки — занятие детское, но очень помогает немного расслабиться и освежиться, когда ты заставишь себя окунуться в процесс.
Пляж характерно оборудован зонтиками, палатками и пока еще закрытыми киосками с вредными вкусностями. Такое ощущение, что там есть все: от обычных детских колпачков до замысловатых жареных чипсов на палочке, пекучих и соленых.
погода помогает отвлечься
Что чувствует человек, который ходит по побережью раннего Киевского моря и понимает, что
сейчас каждый момент на вес золота?
Он думает, как сказать ей об этом и от этого в сердце непроизвольно щемит, не давая возможности сконцентрироваться на мыслях. Была идея вообще не говорить ей об этом, но она все равно накопает, все равно увидит глаза и все поймет. Ей даже слов не нужно:
красная ниточка притяжения помогает.
Он не имел права врать ей, ведь она не поступала с ним так. В момент Кароль рассказала о всех страхах: призналась себе и ему,
отпустила и взлетела.
все выводы приводят к тому, чтобы открыться. открыться в новом страхе.
Давай увидимся во сне
Я написал тебе стихи
О том, как я люблю тебя
О том, как любишь меня ты.
Совсем недавно его Вселенной стала Тина Кароль. Постепенно, узнавая друг друга с разных сторон, они учились слушать, поддерживать, вольно говорить, а иногда и молчать. Они учились чувствовать, ведь оба знали то, что
любовь сохранить тяжелее, чем найти. Наученные жизненным опытом, они скрывали взаимосвязь от мира, видя мир в глазах друг друга. Открывали там новые закоулки и ощущали до дрожи внутри.
любимі — закохані
Они открывались, не обращая внимания на страх и двигались дальше, глубже. Но Дан не любил показывать себя перед ней слабым, почти также, как Тина не хотела быть около него сильной.
— сила мужчины в том, чтобы показать перед девушкой свою слабость, — постоянно крутилось в голове, но упертость мужчины не позволяла ему это сделать.
Он даже не предполагал, что это будет настолько сложно. Проще закрыться; скрутиться калачиком так, как это делала Тина в гримерке павильона, не давая никому ни единого шанса.
И сейчас Балан отлично понимал ее.
Он пытался не отдаляться от нее. Постоянно витая в своих мыслях, мужчина все чаще замечал на себе подозревающие взгляды синих глаз. Они изучали его, как детектор лжи, сразу вычисляя все недопонимания. И сейчас Кароль просто ждет правды, ждет последний кусочек пазла — его рассказ, дабы картинка в ее голове сложилась.
Дан часто ловил себя на том, что с каждым днем все чаще закрывается один в комнате, предпочитая за компанию не Тину, а свою гитару. И почти каждый вечер на весь дом слышится звук музыкального инструмента и низкий тембр.
— ему просто нужно время. — оправдывает его
***
А я даже стихи тебе написал.
Паршиво себя чувствую, когда понимаю, как изо дня в день раню тебя своим безразличием. Ненавижу себя и начинает колоть сердце, когда вижу твои потерянные глаза, когда ты ставишь передо мной ужин, а я просто киваю в ответ, попросту не отвлекаясь от струн любимого инструмента. Передергивает, когда надеваю наушники, вместо того, чтобы послушать об очередном эфире Танцев.
Я знаю, что обещал тебе сказку. И она была, пока не случилось то, что мог предвидеть только один Бог.
Я помню, как рассказывал тебе на холодном полу гримерки о том, что если Вселенная дала тебе такое испытание, значит все свыше знают, что ты с ним справишься. Не из-за того, что сильная или целеустремленная. Не из-за льдинок в глазах.
— Потому что это ты — Тина.
Сейчас ты всегда говоришь
мне нам эту фразу, когда что-то идет не так и молишься, чтобы нам хватило сил не распасться. И к слову, также смешно размахиваешь руками, когда объясняешь. Куча моих привычек в тебе, а ты во мне.
подкожно
и от этого дрожь по телу
любовь — это прежде всего отдавать.
любовь — значит чувства свои, как реку,
с весенней щедростью расплескать
на радость близкому человеку.
Э. Асадов
***
Не надо мне напоминать
Я знаю, доктор, я — дурак
Фотоиллюзии твои
Оставили во мне следы.
Балан сидел в одном из отделений частной клиники и пил кофе. Напиток обжигал горло неприятной горечью, но хоть немного отнимал дрожь в теле. Хрустел пальцами
(ее привычка), переставляя бумажный стаканчик с руки в руку, и беспокойно оглядывался.
Белые стены неприятно били в глаза, мужчина все еще не может свыкнуться с этим светом, несмотря на то, что сидит здесь уже не пару минут.
Сегодня пришли результаты экспертизы и с сообщением
«Дан, жду тебя в клинике!» певец без раздумий выехал. До сих пор перед глазами растерянная
Тина Таня. По щеке уже скатилась первая слеза, а Кароль стояла с широко раскрытыми глазами, пытаясь не моргать и вообще понять, что происходит. Он только коротко чмокнул на прощание и оставил ее одну.
Совесть грызла его изнутри за это, и Балан был уверен, что она уже разгромила весь внутренний мир, коварно пуская в голову дурацкие мысли и пересчитывая все моральные качества, которые стали в ряд с проснувшимися тараканами. Каждый раз, когда раздумья доходили до крайней точки, плечи мужчины неприятно ежились, и точно не от холода.
Ох, долбаная меланхолическая натура — самобичевания и копания в себе. Сколько лет живет, а все еще не может от этого избавиться.
— Здравствуйте, Дан. — Мужчина в белом халате подошел к певцу, держа в руках папку с бумагами.
Балан подорвался с сидения, чуть не разлив на себя кофе — умудрился быстро среагировать. Карие глаза беспокойно смотрели то на доктора, то на папку в его руках. Закусил щеку с внутренней стороны, когда почувствовал бешено колотящееся сердце.
Он был готов к этому, но нижняя губа почему-то начала трястись. Успокаивал себя проверенным способом: нужно просто думать о том, что ты подготовлен, о том, что ты уже почти знаешь результат, осталась только формальность — анализы; вспомнить момент, когда ты был еще спокоен и не спешить, стараясь оставаться на своей колеи.
— Что там? — Дан глубоко вдохнул, скользнув взглядом по бумагам, будто издалека мог разобрать тот мелкий шрифт.
Доктор вел себя так, будто впервые говорит пациенту о его болезни. Будто не знает, как это тяжело и очень долго подбирает слова, чтобы не обидеть. Долго мнется, делая вид, что рассматривает бумаги, хотя каждый знает, что он уже выучил их наизусть, прокручивая в голове методы лечения.
— Ростислав Сергеевич, ну. — осевшим голосом отозвался Балан.
— Как мы и предполагали, — доктор протянул бумаги певцу, — рак печени.
— А какая стадия хоть?
— Вторая
***
Ты сидела и перебирала наши фотоальбомы в своей маленькой домашней студии. Фотокарточки выскальзывали из твоих рук, ведь их было слишком много, но ты все равно умудрялась рассматривать каждую, не забывая взглянуть на дату, написанную черным перманентным маркером. На некоторых ты замечаешь мой почерк, а на других — свой: я всегда писал неаккуратно и своим корявым почерком выводил символы прямо на фотографии, из-за слияния темных цветов с маркером там не всегда можно было разобрать надпись. Ты всегда хотела прибить меня за это, но потом успокаивалась, нежно говоря, что такому тоже есть место быть.
У тебя было наоборот.
«Твои» даты были написаны сбоку (в верхнем или нижнем углу) на белой линии: мило выведены числа и аккуратное сердечко в конце.
Ты даже не заметила, как я вошел к тебе. Вздрогнула, когда мои руки коснулись твоих плеч, но ничего не сказала. Наше умение молчать сегодня пригодилось, как никогда, ведь мне и так стыдно.
Давно я не оказывал тебе столько внимания и столько нежности. Казалось, что ты забыла все, что я натворил до этого, но я то знаю, как они запечатлелись у тебя в памяти.
Сажусь пред тобой и перемещаюсь ближе. Моя рука касается твоей щеки, и ты поддаешься еще ближе. Приятные касания моей теплой ладони и внимательные карие глаза наблюдают за твоими переменами. Ты очень устала за эти дни. Но я чувствую, как что-то уничтожает меня изнутри, поэтому пытаюсь не обращать на это внимания. И глубоко дышу.
Продолжаю. Тереблю твою мочку уха и медленно спускаюсь к шее, смотря за тем, как ты слегка назад откидываешь голову.
этот разговор будет не из легких, но надо.
— Тань. — Мне было сложно выдавить из себя первое слово, я боялся твоей реакции, но ты, как странно, не злилась на меня и это уже облегчало задачу.
— Я хочу извиниться за все, что натворил за это время.
Я ждал.
Я не знал, отдалять мне этот момент, давая время на извинения, или сказать быстро и забыть это как страшный сон. Мысль о том, что она может остаться одна, застелила пеленой глаза, и Кароль сразу увидела изменения, упиваясь своими омутами прямо в душу.
Я старался смотреть в глаза. Не на волосы или губы, а в глаза! Улавливать с ней контакт и верить, что так, возможно, будет проще.
В воздухе, несмотря на
наше нежное, уже витало напряжение, и я даже толком не мог сглотнуть ненавистный ком в горле.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — ее голос прорезал тусклую тишину.
Она коснулась моей щеки холодной ладонью, и я прикрыл глаза: так действительно легче. Контраст температур немного освежил мой разум.
дальше тянуть некуда
— У меня рак.
после этого мой голос пропал, и я молча смотрел, до боли прикусив губу.
Мысли смешались в одну кучу. Чувства тоже.
Страх — наша единственная преграда, от которой дрожь за спиной.
Я старался не отводить взгляд, но
боже, как же я боюсь.
Держусь из последних сил, чтобы не перевести зрачки на низкий потолок или сияющие лампочки, например. Четко вижу только синие глаза и то, из-за ее слез они расплываются.
Пока ничего не понятно, но мне хочется просто сгрести ее в свои объятия. К Тине еще не пришло осознание всего, что произошло, это всегда так. Поэтому она даже смогла слабо улыбнуться. Улыбка облегчения. Он любит, он здесь, он сейчас.
разум затуманился, но по ее глазам я видел, что постепенно ее тоже атакует такое страшное слово — «рак».
и худшее то, что она слышит это не впервые.
Я слышал всхлипы на моей груди и просто шептал ей о том,
что
— Если Бог послал нам такое испытание, значит Он знает, что мы справимся.
***
Белые стены опять неприятно бьют в лицо, и раннее солнце им помогает в полную силу. Из-за этого я не могу открыть глаза, чтобы просто в один из последних раз посмотреть на
мир больничную палату.
Здесь нечего рассматривать, только капельница, за которой очень скучно наблюдать. Мне кажется, я выучил уже все препараты не только на украинском, но и на румынском, чтобы хотя бы немного занять голову чем-то.
Тина старается не оставлять меня часто, но это вынужденная мера — нужно работать. Она постоянно приносит мне рисунки Вени, которые он прислал в очередной посылке. Это была безумная поддержка. Я забывал о всех болях, когда рассматривал вычерченные слова или объекты, нарисованы этим умным мальчиком.
Перед глазами до сих пор стоит рисунок с надписью ‘breathe’, ядрено красным карандашом. Или еще один: изображены я, Тина и Веня, около мальчика сидит кошка, наверное, это Жемука, а сверху написано
‘Dan, te iubesc! ’.
Меня так трясло, когда я держал в руках папку листов А4 с шедеврами сына.
А Кароль рассказывала мне обо всех историях, которые происходили на Танцах. О том, что постоянно спрашивают обо мне, и вовремя рассказов я нелепо смеялся с шуток Потапа по типу «Хо-хо-хо, Дракула потерял свою силу!».
но я забывал обо всем, когда она ложилась около меня, залипая на капельницу, а я с последних сил рассказывал ей сказки.
Было воскресенье и Тина уехала на очередной эфир Танцев. Я, как всегда, обещал смотреть его по телевизору в палате и поддерживать ее хотя бы на расстоянии. В животе было неприятное чувство, а руки дрожали от нехватки сил. Но закусив губу, я продолжал смотреть эфир и непроизвольно улыбался танцующей Тине; делая громкость на пульте выше.
***
Глаза потихоньку закрывались, ведь организм был настроен на строгий больничный режим.
ты уснешь и больше не проснешься.
Дурацкие мысли сидели в голове, и я не закрывал глаза, пытаясь не сдаться.
Быстро паника овладела моим телом и разумом, вбиваясь в виски режущей болью. Мое тело не двигалось, как бы я ни старался. И по шкале усталости, мне казалось, что я пробежал марафон. Я быстро моргал, пытаясь привести зрение в порядок, но с каждым разом перед глазами появлялось еще больше разноцветных пятен. Звон в ушах, который раньше не привлекал к себе большого внимания, усилился. Мне хотелось закрыть уши руками, но я только мог цепляться пальцами за постельное белье. Будто эта накрахмаленная ткань, мое единственное спасение. Я утопал. Но не в воде, а в бездне.
С правой стороны резко запекло и боль усилилась, а дышать стало тяжелее.
Я не знаю, смерть ли это, но не успел опомниться, как понял, что не могу держать глаза открытыми.
Последний свет пробивался сквозь мои веки и я чувствовал, как кровать подо мной прогнулась.
и не было никакого темного тоннеля со светом впереди.
Vale et me ama
прощай и люби меня
***
слава богу
мы просто уснули на диване,
а эта картинка мне запомнится надолго
я чувствую это
и то, что любовь побеждает все.
