war das ein Albtraum?

Стенами светлой столовой отражается звонкий стук металлических приборов. Уставший и думающий лишь о возможности скрыться от чужих глаз и вздремнуть, но старательно делающий обратный вид Австрийская империя держит в руках нож и вилку. У него только что закончился насыщенный рабочий день, но он совершенно не голоден – и все же, нарушать режим дня и в том числе питания будет плохой идеей. Прокручивая в голове последние события, он вспоминает собственные слова из сегодняшнего разговора с сыном: «В них нет ни грамма доброты. Допустишь одну агрессию – последует и другая, более масштабная и унизительная.» До сих пор подобный ход собственной мысли не вызывал у австрийца сомнений, но его беспокоила наивность АВи. Его эмоции в этом диалоге действительно заставляли волноваться отца, как и на уровне фактов, так и глубоко внутри. Доверяя таким личностям пусть и со своей воли, тот мог очень сильно обжечься, и это определенно стало бы для него уроком жизни, но сильно бы, наверное, разочаровало в собственном навыке виденья характеров людей. На самом деле, АИ не понимал, к какому выводу он собирается или уже подсознательно хочет прийти – мысли переливались в его голове одна за другой без особой последовательности, еще больше изматывая уставший ум. Глаза уставали наблюдать белые поверхности залы и отражающийся от них свет люстр, руки сонливостью теплели в контраст холодной посуде и уже остывающей еде, и то ли от усталости, то ли от перегруза беспокойными мыслями, голова тяжелела. Пока в помещении царила полная тишина, лишь прерываемая едва ощутимым и слышимым шепотом сквозняка, и никто в открытую, казалось ему, не наблюдал, Австрия медленно сдвинул в сторону тарелку, опустился на спинку стула и закрыл рукой глаза, желая прийти в чувство. Появляются два образа. Как во сне, перед ним стоят Австро-Венгрия и Германия и о чем-то беседуют, но слов не разобрать. «Не доверяю я все-таки ему.» - всплывает ярче и четче всех мысль. АИ тихо вздыхает, разглядывая фигуры империй перед ним, построенные из его воспоминаний. Продолжая беззвучную беседу, образ Германской Империи берет второго за руку. Австрии не остается ничего, кроме как наблюдать за собственной игрой воображения и раздумывать о сыне. Звуков диалога по-прежнему не слышно. Не слышно вообще ничего, кроме собственного сердцебиения и некого белого шума, созданного сознанием. Картина замирает. Германия молча переводит взгляд на наблюдателя. Ложно-приветливые прежде черты медленно меняются на безэмоциональный взгляд, прямо как когда-то у отца того, кому они принадлежат. Образ Австро-Венгрии тоже переводит пустой взгляд на отца и замирает с лицом, полным безразличия. Они оба неподвижно смотрят, картинка размывается, но сознание продолжает транслировать происходящее. Казалось, их глаза светятся на мрачнеющем фоне видения. Германия медленно приближается к Ави, без сопротивления обвивает плечи парня, и опускает голову тому на плечи, продолжая сверлить свидетеля взглядом. Фигура Германии кажется все более и более непонятной, и резкой, угловатой для сонного сознания. Австро-Венгрия слегка поднимает свою тонкую руку, бессильно хватаясь за ткань немецкого мундира. Раздается тихий и медленный, но пробирающий АИ до дрожи хруст. Германский флаг искажает раскрывающаяся и приближающаяся к шее жертвы черная зубастая пасть. Клыки глубоко впиваются в мягкую плоть хрупкого тела.

Резкое движение.

И Австрию возвращает в реальность неожиданно громкий звук. Слуга, поставивший поднос с полным до краев чайником на стол, с потерянным и обеспокоенным видом спрашивает: - Вы в порядке? Быстро приняв серьезное выражение лица, АИ кивает и переводит взгляд на чайник. - Опять чай от Будапешта? – вопрос о привычном империи чае приводит слугу в моментное смятение, но австриец, не дожидаясь ответа, недовольно вздыхает, перекладывает нож и вилку на тарелку параллельно друг другу, отодвигает стул и встает из-за стола. Когда он, тихо стуча каблуками, вышел в коридор, во рту чувствовался металлический привкус. «Надо выбросить это из головы.»