Владыка Харс

      — Да посиди ты смирно. Не хватало еще уши тебе отрезать.       Харс возмущенно фыркнул, но руки с бедер стоящего над ним Лазара все же убрал.       Ему, раззадоренному после совместного мытья, категорически не сиделось на кровати спокойно. Широкие ладони то и дело блуждали по полуголому телу Лазара, норовя нырнуть под кромку исподних штанов, натянутых скорее по привычке, тогда как сам Харс не стеснялся ни наготы, ни возбуждения. Чем еще сильнее отвлекал от неожиданно сложной задачи. Вот как можно было сосредоточиться на бритье, тем более его висков, когда от одного только взгляда наглых желтых глаз по жилам разливался жаркий трепет? Когда хотелось льнуть к его рукам, впитывать каждое прикосновение, отвечать тем же. Отбросить наконец все сомнения и убедиться, окончательно убедиться, что он здесь, рядом, невредимый… Его?       «Нещадный Поток…»       Ну нет, раз уж договорились сначала избавиться от щетины — за проведенные в этой таверне дни они и так изрядно искололи друг друга — придется потерпеть.       — Будешь обновлять? — Надолго Харса не хватило. Он провел кончиками пальцев по белесым следам на груди Лазара, единственному, что оставила после себя печать, а затем, словно невзначай, не спеша опустился ниже по животу, разгоняя волну мурашек по всему телу.       — Не знаю, — растерянно отозвался Лазар, стирая полотенцем мыльную пену и пытаясь сосредоточиться на результате. — Не уверен, что снова хочу ощутить ее груз. Ума не приложу, как ты с ней справляешься всю свою жизнь.       — В том-то и дело, что всю жизнь, — хмыкнул Харс, убирая руку. — Я и не осознавал ее влияния, пока Зирох ее не повредил. — Он резко посерьезнел и оскалился: — Будто кусок от меня оторвал.       — Так татуировку изначально повредил Зирох? — удивился Лазар.       — А я разве не говорил?       — Ты и говорил — шутишь?       Харс прыснул и, благо, сменил оскал на улыбку.       — Уел.       — Поделишься? — осторожно спросил Лазар, закончив высматривать пропущенные волоски на лице Харса и отложив бритву к стопке чистой, добытой для них хозяйкой одежды у кровати.       — Поделюсь, — ответил Харс и, поддев край многострадальных штанов, резко притянул Лазара ближе к себе. — Но не сейчас.       Дорвался.       Одарив Лазара хитрым взглядом исподлобья, Харс прижался губами к его животу, жадно целуя и одновременно стаскивая с бедер мешающую одежду. С судорожным вздохом Лазар прикрыл веки и позволил себе целиком и полностью отдаться во власть желания. Во власть Харса и его настойчивых ласк.       — Иди ко мне, — прохрипел он, и еще требовательнее потянул, увлекая к себе на колени.       Лазар и не думал сопротивляться, крепко прижался к его телу, млея от жарких поцелуев и прикосновений, от опаляющего дыхания на своей коже и гулкого урчания, с которым Харс принимал ответные ласки. Боясь лишь одного: что их снова прервут. За этим страхом пряталось больше, гораздо больше, Лазар это понимал, но не позволял гнетущим мыслям взять над собой верх, и вскоре они растворились, как и весь он, в ощущениях. Сгорели в предвкушении долгожданной близости.       Оторвавшись от его губ, Харс запустил руку в еще влажные спутанные волосы Лазара и несильно потянул, вынуждая открыть шею, подставляя ее поцелуям и легким покусываниям. Второй же рукой Харс медленно спустился по спине, очертил бедро и нырнул между их телами, отыскав и обхватив ладонью напряженную плоть.       Первое же движение, плавное, дразнящее, сорвало с губ Лазара неосторожный протяжный стон.       — Ш-ш-ш, тише, — прошептал Харс, не прекращая своих ласк. — Здесь не такие толстые стены, как в замке.       Судорожно сглотнув, Лазар мучительно закусил губу и зажмурился, непроизвольно покачивая бедрами в такт. Чувствуя, как тонет в наслаждении, он попытался ускорить движения, однако Харс играл с ним, раззадоривал, но не позволял перейти столь желанную грань.       — Хочу… — рвано выдохнув, Лазар распахнул веки, с мольбой глядя в затуманенные страстью глаза Харса. — Возьми...       — Уверен?       — Да.       — Что-то новенькое, — обнажил Харс клыки в довольной ухмылке. — Сможем не шуметь?       — Да, — так же смело ответил Лазар.       Остановив сладкую пытку, Харс развернулся и стянул Лазара на кровать, укладывая его на бок, спиной к себе. Поглаживая его бедра, осыпая плечи и шею поцелуями, он прервался лишь на миг, чтобы дотянуться до все той же стопки одежды, на которой лежала отобранная на его усмотрение мазь.       — Если будет больно или неприятно, говори сразу, хорошо? — выдохнул Харс на самое ухо.       Вместо ответа Лазар лишь ближе прильнул к его разгоряченному телу.       Как и в первый раз, Харс входил предельно осторожно. Как и в первый — сделал все возможное, чтобы для Лазара очень скоро не осталось ничего, кроме всепоглощающего, сжигающего без остатка удовольствия. И только убедившись в этом, Харс позволил себе сорваться на быстрый, требовательный ритм, раскаляя до предела беспомощно мычащего в подушку Лазара, вынуждая его выгибаться навстречу, бесстыже открываться, каждой частицей своего тела выпрашивая довести начатое до конца.       Сжалившись, Харс крепче прижал Лазара к себе и уже куда более уверенными, резкими движениями помог излиться в горячем наслаждении. Однако в следующий же миг яркая вспышка озарила сознание и из тягучего плена блаженства Лазара грубо выдернула резкая боль.       Взвыв в подушку, Лазар искренне понадеялся, что стон есть стон, и Харс не придаст ему значение. Прерываться, тем более сейчас — тем более из-за такой глупости! — отчаянно не хотелось, но Харс не мог не понять, что что-то не так. Он замедлился и прижался губами к уху Лазара.       — Больно?       — Ребро кольнуло, — жалобно выдохнул Лазар. — Но уже все хорошо… не останавливайся.       Но хорошо, увы, не было, боль отказывалась отпускать, с каждым движением высекая искры из глаза и вынуждая сжимать крепче зубы. От Харса не удалось это скрыть. Он резко прервался и развернул Лазара на спину, нависнув над ним.       — Нет-нет… — взмолил Лазар, но Харс пресек его протест глубоким поцелуем, а через несколько мгновений содрогнулся всем телом и глухо простонал, не размыкая губ.       — Ты мог не останавливаться, — почти заскулил Лазар, стоило Харсу от него оторваться.       — Не мог, — тяжело прохрипел Харс, прижавшись к его лбу своим. — Никогда, слышишь, не молчи. Постель — это не то место, где нужно геройствовать.       — Я хотел, чтобы тебе тоже было хорошо, — виновато признался Лазар, обвивая руками его шею.       — Мне хорошо. — Харс накрыл губы Лазара коротким поцелуем и, немного отстранившись, окинул его испытывающим взглядом. Казалось, хотел что-то сказать, но передумал и вместо этого опустился рядом, уткнувшись Лазару в плечо.       — Нам же не обязательно сразу возвращаться в свою комнату? — протяжно спросил Лазар. Боль понемногу унималась, оставляя тело в распоряжение приятной усталости. Совершенно не хотелось ни шевелиться, ни думать. Так бы лежал и лежал, поддавшись неге, чувствуя рядом Харса, прислушиваясь к его тяжелому дыханию.       — Не обязательно, — отозвался Харс. — Но уснуть я бы предпочел там.       — Конечно, — согласился Лазар, а затем, усмехнувшись, добавил: — А ведь мы, выходит, не ту кровать проверили. Придется повторить.       Харс хрипло расхохотался. Приподнявшись на локте и подперев голову рукой, он снова осмотрел Лазара.       — Посажу тебя в следующий раз сверху, — хитро оскалился он и свободной ладонью провел по груди Лазара. — Будешь сам все контролировать.       — Тогда не получится не шуметь, — с ехидной улыбкой заявил Лазар. — Впрочем, это же таверна, тут постоянно кто-то стонет. Чем я хуже?       — И откуда ты у меня такой беспечный? — наигранно цокнул языком Харс. — Никогда не доставалось за предпочтения?       — Нет, — немного смутился Лазар. — Не сказал бы, что в моем окружении это как-то порицалось.       — И не боялся, что отец узнает?       — А он и так знал. Отца не беспокоило, с кем я провожу досуг. Главное, чтобы потом женился, на ком положено. Ну и наплодил наследников, очевидно.       — Даже так, — хмыкнул Харс. — Тадиус выкинул бы меня обратно на Пустошь, если бы узнал.       — Жестоко. — Лазар невольно потянулся руками к Харсу, очертил кончиками пальцев свежие шрамы на ключицах и обхватил ладонями его лицо.       — Он никогда и не был добродушным айрдом. В юности мне от него частенько влетало только за то, что я есть.       — Сложно представить, что тебе может от кого-то влететь, — огладив ладонью мышцы мощной груди, попытался отшутиться и увести разговор от возможно неприятной темы Лазар.       — Ну, я не всегда был крупнее его. Да и не все решается шириной плеч, — проговорил Харс. — Так что порой удивляюсь, как я вообще смог выжить и сохранить при этом свое место во дворце. Наверно, только благодаря Ханне.       — У вас с ней всегда были хорошие отношения?       — Да, она почти сразу забрала меня под свое крыло. Отгородила от злобной родни, не забывая раздавать поучительные подзатыльники. Вытаскивала меня из неприятностей, а неприятности из моей постели, — с улыбкой добавил Харс.       — Ах вот как! То есть ей не впервой наводить собственные порядки в твоей постели?       — Я был не очень разборчив, — хохотнул Харс.       — А то ты сейчас разборчив, — фыркнул в ответ Лазар.       — Ну а как же? — Харс довольно сверкнул клыками. — Вместо низкородных мальчишек и девиц без приданого в моей постели оказался самый настоящий кронпринц. Какому еще бастарду может так повезти, а?       «Кронпринц… Свергнутый, изуродованный, сломанный».       Лазар болезненно поморщился от собственных непрошенных мыслей.       — Все хорошо?       — Да. — Лазар открыл веки и вновь потянулся руками к Харсу. Тот склонился к нему, позволив снова обвить шею, и приникнуть губами в коротком, но крепком поцелуе.       — Что тебя беспокоит? — спросил Харс, аккуратно прижимая Лазара к себе.       — Никак не могу поверить, что тебя что-то могло привлечь во мне. Вернее… — Лазар судорожно выдохнул, — что до сих пор что-то привлекает.       Харс отпрянул и наградил Лазара хмурым взглядом.       — Что вынуждает тебя постоянно сомневаться? — мягко, но требовательно спросил он. — Ты же видишь, как я реагирую на тебя. Какие еще тебе нужны доказательства? В ком в действительности ты не уверен, во мне или в себе?       — В себе, конечно же. И дело не только во внешности, хотя не спорю, меня это подкосило. — Лазару было стыдно и неловко за свое нытье, но он мучительно желал выплеснуть это из себя. — Взгляни на меня, я же оказался совершенно не готов к миру за границей опеки собственного отца. Я слишком многого не знаю, не понимаю, боюсь. Я так и не смог справиться с травмой, я не смог стать хорошим лидером, не отстоял ни единого убеждения.       — Не будь слишком строг к себе, — прервал его Харс. — Мало кто в состоянии быть готовым к тому, через что прошел ты. Даже среди более искушенных жизнью айрдов. А как часто тебе, находясь под опекой отца, приходилось бороться с трудностями? Как часто принимать самостоятельные решения? А чувствовать вкус собственной крови? То-то же. Стойкость, ни тела, ни духа, не даруется с рождения, нас всех закаляет наш опыт.       — Мне кажется, я не закаляюсь, а ломаюсь.       — Будь ты сломан, ты был бы где угодно — в Веуле, в могиле — но не здесь.       — Я просто тянусь за своим якорем, — вяло улыбнувшись, проговорил Лазар.       — Не принижай своих достижений. — Харс поцеловал его в лоб. — Ты многое потерял, но не позволил себе быть слабым. Как по мне, это прекрасное начало закалки.       — Начало… Ох.       — Я предупреждал: мы на войне, а не на увеселительной прогулке. — Привычным жестом Харс убрал спутанные локоны с лица Лазара. — Но честно, я предвкушаю увидеть, каким ты станешь, со своими открытостью и упорством, в ее конце. Так что надеюсь, что ты никуда не собираешься из моего поля зрения.       — Только если ты зрением не станешь ограничиваться.       — Уж я-то не стану, поверь, — ухмыльнулся Харс.       Верил. Неизменно Лазар верил каждому его слову и искренне надеялся, что после них сомнениям будет труднее терзать его. По крайней мере, сейчас точно стало легче, гораздо легче. Хотелось сказать об этом. Хотелось сказать о большем. Но самые важные слова вдруг показались самыми глупыми на свете.       Смущенный этим открытием Лазар вновь прикрыл веки и прижался к Харсу. Так и лежал, наслаждаясь моментом, впитывая его тепло, слушая биение его сердца, пока Харс не решил, что все же пора приводить себя и запасную комнату в порядок и возвращаться к себе.

***

      — Здесь почти все, что ты просил, сынок. Только черноталовой коры у травника не нашлось.       — Ничего страшного. Спасибо, — улыбнулся Лазар и, расплатившись, забрал с хозяйской стойки сверток, пиалу и бутылку.       Торопливо поднявшись на второй этаж, он поспешил вернуться в комнату. Запер дверь, уже привычными отточенными жестами наложил на нее печать и направился к столу.       — Что это? — спросил лежащий на кровати Харс, оторвавшись от книги. Пока Лазар тратил время на разбор своих записей, ему ничего не оставалось, кроме как перечитывать его же сборник стихов.       Лазар положил сверток с пиалой на стол и откупорил бутылку.       — Раз не позволяешь мне принимать наркотики, буду по-другому себя развлекать. — Одарив Харса, изломившего в недоумении брови, хитрой улыбкой, Лазар хлебнул из горла, едва не прослезившись от крепости пойла. — Ох, ну и мерзость.       — Ты меня пугаешь. — Харс отложил книгу и поднялся с кровати.       — Себя я пугаю больше, — усмехнулся Лазар, разворачивая сверток, в котором оказались длинная игла с мотком толстых ниток, пучок трав, от которых, впрочем, без коры будет мало толку, отрез чистой ткани и, главное, пузырек сажных чернил. Подхватив пузырек в руку, Лазар встряхнул его и повернулся к Харсу. — Но деваться некуда. Раздевайся, будем разрисовывать твою шкуру.