Два Безликих

13 день июля. 1693 года от Рождества Христова. Тот день был усыпан каким-то мнимым спокойствием и тишиной со стороны реки. Ее резало лишь, как лезвием металлов сабли, крики чаек. Было ли что-то ещё там? Совершенно другое настроение духа было на суше. На земле. Суматоха и всемирная спешка-было окружением деревянного домика в два этажа. Все готовились к визиту важных гостей, приезжающие по важным вопросам, решающие судьбу нашего отечества. -Батюшка, что стоите? Ежели подумать хотите, то надо было делать это подле всего. Вон! Яко судно виднеется! -басистый голос купца Верещагина, произносься око моего уха. Я не слыхал его подступей ко мне. Как молния, вонзаясь в Святого Артемия Веркольского, застала в расплох мальчишку, так и я, не ожидавший этого, вздёрнул плечами. -Эдок я вас испугал? -До чёртиков. -Простите меня, грешного, не хотел. Вы как-то призадумались, я вот и хотел вас позвать, извините, Рафаил Иванович! — Говорили ли вы про лодку, нет, судно! Где она будет? -Да это ж недалеко смотреть. Возрите, совсем ведь близка! Купец Верещагин, устремил свой перстень по правую часть мою. Повернув голову, я устремил свой взгляд туда. То была лодка, ежели была больше, я бы ведь услыхал, а она же небольшая по размеру, но всё же вместительно судно было. «Должно быть южнее ехали с лошадьми, а как начался рукав, то пересели». Ко мне подбежало два служилых. Осмотрев мой ковтан, из лучших, привозимых сюда иноморских тканей, они было отошли от меня на 2 вершка, что б поглядеть на меня со стороны. -Эко я слеп, так и скажи! -Не уж то ты разбираешься? Мои губы не разжимались. Не думал я ни об одной вещи. Ни о Батюшке, что едет в этой лодке, готовившийся уже расцеловать меня, как встанет на землю. Тогда ему всё равно будет на мою одежду, на все приготовление. Ведь говорили мне, что человек Пётр Алексееч прост. Что обнимет, как сына родного, и всё равно ему будет во что тебя разодели. А пока я размышлял, купец Верещагин всё стоял подле меня и не мог вымолвить слова. Видимо, хоть единая душа поняла моё настроение. -Вы, душенька, не переживайте, что они так, -начал было басом Верещагин, -это они пока вокруг вас вертятся, а потом Царь приедет так и будут его караулить. Разголосок толпы. Все, кто находились в доме, вдруг выбержили на улицу, стуча своими каблуками об немногие камни, вызывая ещё больший шум. -Славой Милостью! -Да здравствует Государь Пётр! -Слава Господу! Пётр Алексеевич! «Уже?» -С такой быстротой приехали? -Ветер, батюшка, -показывая рукой на небо, ответил Верещагин, -ещё-то прилив, не заметили совсем? Чья-то рука схватила меня и потянула вперёд. Не смотрел я на схватившего, не смотрел и на толпу, что окружа меня, протискивала через себя. «Ба-аа-м» Грубый звук удара. Удар дерева об каменистую поверхность почвы. Берег выступал далеко за область реки, хоть прилив был не страшен. Больший гул. Помню, был в самом переди. Когда какие-то ещё служилые связывали узлы, из кормы раздвинулась дверца. Деревянная, смокшиеся от пресной воды, дверца по немного открывалась. Сначала нога. Потом колено. Затем туловище с шеей. И наконец-голова. То был человека ужасно высокого роста. С маленькой головой и стопой. Длинные руки, тянувшиеся к чему-то впереди «него». Я смотрел на руки, что шли впереди меня. Миг. Они берут мои в свои и крепко сжимают. Гул молчит. Я поднимаю голову и вижу «его». Того, кто мне так часто вырисовывали на картинах и в разговорах. -Рад видеть тебя, брат-Архангельск, -слегка по-дружески произнёс Пётр. Я дал себе отчёт, что происходит. Я начал уже взаимодействовать, а не наблюдать. -Рады видеть вас, Государь. Я поднёс его руку к своим губам и поцеловал, немного опустив туловище. Из кормы стали выходить поданные прибывшего. Вторым, после Петра Алексеевича, стал выходить молодой, высокий парень, пусть и всё равно на голову ниже моего батюшки. Белокурый, бритый, с яркими, но уставшими голубыми, глазами. Человек был явно не в духе. Нездоров? -Аль дорога показалась тебе слишком «речной», Мой голубчик Михаил? -, смеясь сказал Пётр.