***
— Хайяяя! — Уф! Боль, черт, глубоко в животе. Эскель открыл глаза. Сон разлетелся на осколки, осталась темнота. Где… — Дай ему еще, еще разок! — Иээх! — Аа! — Да, да, так! Засранец! Рюрик, давай другой рукой. Давай — аа, это… — Что… что вы… думал, мы… мы заберем лошадь… — Заткнись! Иэх! — Ааа… черт… Эскель попытался откатиться в сторону, скрыться от голосов. Что-то держало его. Где он? Вонь немытых тел, древесного сока, грязи, лошади. Лес. Звуки — люди, шикающие друг на друга, стук сердец, глубокое рваное дыхание. Без факелов. Разбойники? Из… Бен Глеанна. Каэдвен. Правильно, он ехал на юг от Каэр Морхена, разбил лагерь, уснул. Думал, что устроился далеко от дороги. Сколько их? Один держал его левую руку, другой — правую, еще один стоял в нескольких шагах, а четвертый упирался коленом в грудь. Четверо, а он повержен и прижат. — Доброе утро, дорогуша, — произнес тот, что удерживал его коленом. Человек налег всем своим весом на колено. Эскель напряг мышцы как можно сильнее, защищая чувствительное солнечное сплетение. Не помогло. Дыхание перехватило. Он только охнул в ответ. — Слушай внимательно наши условия, приятель, — от человека несло кашей, козлятиной и застаревшим многодневным потом. — У тебя отличная зверюга. Видишь ли, нам повезло куда меньше. Мы переживаем тяжелые времена, действительно тяжелые. Из сострадания ты подаришь нам это чудесное животное. А также все нужное нам. — Холодное, твердое острие у шеи Эскеля. — Если же не будешь добрым и щедрым — нам придется выпотрошить тебя. Зрачки Эскеля расширились. В темноте показались очертания. Теперь он разобрал лицо над собой: бородатое и усмехающееся. — Огнен, — окликнул один из оставшихся. Голос юный, потрясенный. Скорпион переступил копытами. Кто-то пытался справиться с жеребцом. — Мы не будем его потрошить, да ведь? Нужна лошадь. И шипастая куртка, или как ее там, и седло, и… ох, тут что-то есть… — Ты прав. Мы не станем потрошить его, — Огнен снова налег коленом на грудь Эскеля. — Наш друг очень щедр. Правильно, друг? Они держали его плечи и локти. Ни один не заметил, как рука развернулась ладонью вверх. — Конечно, — выдохнул Эскель. — Друг. — Огнен? — потрясенный голос задрожал. Огнен не обратил внимания, все еще ухмыляясь Эскелю. Пальцы левой руки ведьмака сложились в знак Аард. Воздух взорвался. Человек, державший его левую руку, влетел головой в вонючую тушу Огнена. Оба свалились на товарища, державшего правое плечо Эскеля, и все вместе образовали груду на земле. Ведьмак вскочил на ноги. Тело двигалось само. Ведьмачьи мутагены в крови взывали к действию, потому что его создали для действия — ломать шеи, разрывать тела, убивать. Кто-то поднялся. Где треклятый меч? Нет времени. Эскель вскинул руку в знаке Квен. Человек бросился на него, ударил в неподвижное лицо ведьмака — и взвыл, выбив суставы о невидимый щит. Эскель пнул его в живот, рванул за волосы, ударил в лицо, прежде чем вспомнил, что это не чудовище, и скулы хрупкие. Слишком поздно. — Чародей! Чаро… — один из нападавших достал что-то из-за пояса. Эскель мгновенно покрыл расстояние и ударил его в грудь, почувствовал свистящее дыхание, рванувшееся из легких. Удар в челюсть? Разбить ее? Нет. Локтем в голову. Удар по дуге пришелся в висок человека. Он бил не слишком сильно. Сзади еще один, испуганный, где он был? Эскель уловил его дыхание. Не двигается, хорошо. Вот покинутый Огнен, воняющий козлятиной, на ногах, пыхтит. Единственный, кто угрожал. Человек щурил глаза — он плохо видел в темноте. Эскель видел лучше. Огнен неловко держал кинжал, слишком далеко. Не пользовался им раньше. Не профессионал. Не зная, что находится на грани самоубийственной глупости, Огнен напал. По сравнению с лапой катакана, кинжал двигался медленно. Эскель увернулся, увидел брешь — беззащитную челюсть нападающего и руки, не способные защитить. Он ткнул сюда, прямой удар мускулов и костей. Кулак раздробил скулу. Огнен закрутился с кинжалом, но был слеп в ночи и потерял равновесие. Эскель ударил точно в лицо, один раз, второй, вырвал кинжал из хватки противника, не давая опомниться и удержать оружие. Остальные разбойники подходили. Эскель одной рукой прижал лицо Огнена к земле, а другой сложил знак Ирден. Весенний лес ожил сплетением привычных лучей и безумной пляской теней. Кто-то закричал. Он едва слышал. Этот вонючий человек держал кинжал у его горла, и некуда было деться от запаха коз, пота и лезвия в ночи. Ни безопасности, ни тишины. Сейчас Эскель ненавидел его. Он разметает по земле его кости. — Господин ведьмак! Пожалуйста! Вскрик разорвал кровавую пелену. Эскель замер. Огнен не шевелился. За пределами руны, мерцавшей в подлеске, стояли три человека. Двое смотрели на трясущегося третьего, а тот уставился на ведьмака. Никто не приближался. Эскель опустил руку. — Ведьмак? — переспросил один. — Я пытался сказать, — трясущийся сглотнул. — Здесь, у седла, голова. Какой-то… жуткой твари! Омерзительной! Такой она и была. Ничего особенного… всего лишь накер. Эскель не смог найти ничего серьезнее по дороге из Каэр Морхена на юг. Но выражение человеческих лиц изменилось. — Ведьмин, — человек скривил губы, словно бросил ругательство, но Эскель услышал, как его сердце забилось быстрее. — Ага, — Эскель запустил пальцы в волосы Огнена и приподнял его голову. — Присматриваю новый трофей. Скажи, почему бы не взять его? Пустая угроза. Ведьмаки не брали человеческие головы в качестве трофеев. Эскель не смог найти свои мечи, спал без брони — и теперь, когда слепая животная ярость угасла, он не хотел убивать человека. Похоже, и не придется. Сияния рун, головы накера, и шрамов, что они увидели в свете Ирден, оказалось достаточно. — Мы знаем, где есть работа. Настоящая ведьмачья работа, — произнес тот, кто сломал руку о щит Квен. Судя по его речи, что-то могло быть сломано еще и на лице. — Они повесили настоящее объявление и все такое. — Что насчет этого, — Эскель усмехнулся, — настоящего объявления? — Я… я просто имел ввиду… — Вацлав повесил его недавно, — сказал человек, лоб которого уже опухал. — Это староста Аэлвира. Они искали поганого ведьмака. Это правда! Огнен заворчал снизу. Эскель сильнее сжал его волосы. — Где Аэлвир? — Там… — трясущийся попытался указать. Его рука описала дугу с востока на юг. — Отпусти нашего парня, — произнес человек с опухшей головой. — Мы все сказали. Просто дай унести свои глупые задницы домой. Он теперь никого не тронет. Эскель осмотрелся. Вероятно, он сломал Огнену скулу. Мысль вернулась холодом, который он чувствовал во сне, ощущением ледяного ветра в скалах. Этот человек был глупцом, не чудовищем. Он отпустил Огнена, поднялся и отступил с отобранным кинжалом. — Оставлю его себе, — сказал Эскель. — На память. — Конечно, господин, конечно, — человек с опухшей головой закивал. — Он твой. Трясущийся помог Огнену встать. Тому, кажется, хватило игры в разбойников с большой дороги. Человек со сломанной рукой подошел ближе, хотя и соблюдал почтительную дистанцию, молча разглядывая ведьмака. Свет Ирден угасал под его ногами. — Посмотрите на себя, глупцы, — сказал он, наконец. — Собирались стрясти с мужика лошадь, а сослепу напоролись на ведьмака. Поезжай, но Аэлвиру вряд ли поможешь. Как и нам. Кое-кто боится, что беды Аэлвира пойдут дальше. Если так случится, мы все сразу станем добрыми и охуенными. — Человек выдал что-то среднее между хихиканьем и смешком. — Может, судьба направила нас к тебе, ведьмак. Какой-то бог дает тебе работу, которую нужно выполнить. Эскель был не в настроении выслушивать, что он божий дар людям, которые пытались ограбить его во сне. — Да. Какой-то бог. Лучше расскажи подробности. — Ты прав, господин ведьмак. Если хочешь все узнать, поезжай в Аэлвир — по главной дороге две мили. Сверни налево за старой мельницей и двигай дальше, пока не увидишь речное святилище сильфов. Не человека-быка, запомни, поезжай дальше. Найдешь груду камней, значит заехал слишком далеко. Поверни направо и ищи дальше, пока не встретишь березы, к которым уходит русло. Аэлвир дальше по реке, на северном берегу. — Мельница, святилище сильфов, березы, — Эскель кивнул. — Спасибо. — Не за что, — буркнул человек, избегая его взгляда. — Меньшее, что мы можем сделать. И прости — еще раз. Огнен поднял взгляд. Над ним склонялись двое. Его изломанное лицо расколола дикая улыбочка. — Дохуя извинений. Езжай в Аэлвир, ублюдок. Займись своим чертовым делом. И когда будешь подыхать, запутавшись в собственных кишках и дерьме, сделай одолжение — вспомни обо мне. — Думаю, ты будешь занят, — сказал Эскель. — Трахаешь всех коз в стаде, или только любимицу? Двое мужчин схватили Огнена, пока тот плевался проклятьями и призывал все мыслимые недуги на мужское достоинство ведьмака. Он мог бы вырваться из хватки — если бы и вправду хотел. Эскель постоял, слушая, как удаляются четыре пары ног. Они пошли на север, в противоположную от Аэлвира сторону… если их история была правдой и Аэлвир вообще существовал. Но такова жизнь, верно? Временами погоня за воображаемыми чудовищами за воображаемую или ничтожную плату. И дом, где он мог бы отдохнуть от всего этого — теперь тоже воображаемый. Когда Эскель удостоверился, что они ушли, он снял знак. Боги, ночь была темной. Жеребца он нашел чутьем. Не слишком сложно — как только ведьмак приблизился, Скорпион ткнулся в хозяина и фыркнул в его волосы. — Привет, красавчик, — Эскель похлопал коня по шее. — Снова втянул нас в неприятности? Скорпион растерянно шевельнул ушами. — Вот что я получил, разъезжая на рыцарском коне, — Эскель покачал головой, поглаживая бока жеребца, почти невидимого во мраке. — Надо было просить осла. Никто не ворует ослов. И из них получается отличная наживка для грифона. Скорпион фыркнул. — Сноб. Спать совсем не хотелось. Ведьмак не стал снова ложиться — лучше собраться в путь. Поискав во тьме с несколькими вспышками Игни, Эскель нашел мечи там же, где и оставил — далеко от себя. Теперь он вспомнил. Перекладывая лежанку, спасаясь от неудобных корней, он забыл переложить мечи. — Тц, тц, — Эскель криво усмехнулся, подтягивая ремни седла. — Мечи вне досягаемости, захвачен врасплох… Старик бы этого не стерпел. Я прямо слышу нотации. Старик. Сон вернулся ощутимым зимним холодом, пробиравшим до костей. Он видел и ощущал Весемира до единого седого волоска в усах. Жестокий сон, вернувший старого ведьмака, а затем вновь забравший, прежде чем Эскель сказал: «Ты хотел, чтобы я остался, старик. Но я не ты. Я не могу связать всех, как ты. Нас разбросало. Ты создал нас, с детских лет говорил, что делать, так помоги. Что мне делать теперь?» Эскель прислонился лбом к боку Скорпиона. Он устал, вот и все. Подавлен после выброса адреналина. — Все равно. Заказ, — голос охрип. Эскель кашлянул. — Первая работа, которая нам попалась. Стоит взглянуть. Новое дело, новая беготня… да, мы знаем, что делать. Так, парень? Верно, заказ. Следующий шаг. Позже он найдет другие заказы, а потом следующие. Обратно на Путь, скитаться до конца года и никуда не сворачивать. Он собрал вещи и привязал их к седлу, Скорпион вскинул голову. Темнота не время для поездок. Эскель цыкнул на него, садясь в седло. — А, перестань ныть. Мы скоро остановимся. Уедем подальше от наших новых друзей, тогда поспишь. И как насчет предупреждения в следующий раз? Скорпион взмахнул хвостом, и они медленно направились к дороге. Эскель похлопал коня по холке. — Хм. Посмотрим, вдруг удастся купить тебе хорошего овса.После бури
2 марта 2021 г. в 17:24
Каэр Морхен. Горы, словно клыки древнего дракона, зима, словно в ледяной заднице великана, болота полные туманников, леса полные волков, пещеры полные детских костей. «И все же, — думал Эскель, прислонившись спиной к стенам старой ведьмачьей крепости, — Каэр Морхен, почему ты так охуенно прекрасен?»
Долина искрилась в солнечном свете. Она была слишком увлечена сиянием, чтобы отвечать.
Окраина. Холодная, жестокая земля. Размытые метелью вершины. Темные и тихие леса. Сливаясь ритмом сердца с пульсом деревьев и гор, Эскель подобрал верные слова: спокойное место. Не только потому, что было домом. В подобные дни он чувствовал успокоение, уподобляясь долине.
Не считая некой назойливой мысли, что…
— Ага! Это ты называешь усердной работой?
…Весемир мог выследить его где угодно.
Эскель усмехнулся, но его не отвел взгляда от горной тропы.
— Думаю, тебе нужно больше тренироваться, старик.
— Назови меня стариком еще раз, и будешь бегать по Мучильне до заката. С наковальней в руках! — знакомый насмешливый тон.
— Мучильня. Придется поднапрячься от такой угрозы, ха. Потом отправишь меня в постель без ужина?
— Вечером готовит Ламберт? Ты видел, что он делает?
— А почему, думаешь, я здесь?
Весемир проворчал в усы, что покончил с «юношескими глупостями», и Эскель расхохотался. Старик уселся на траву, кряхтя, как настоящий калека, а не наставник ведьмаков, буквально в прошлом месяце разделавший вилохвосту башку с одного удара. Эскель повернулся, чтобы поймать его выражение. Улыбку, скрытую седыми усами.
— Отговорка, — Весемир поднял руки, изображая многострадального старца. — Кое-кто просто любовался цветами мышехвоста. Возможно, сочинял сонеты об их красоте. Между тем, рушатся стены… — он махнул рукой на башню позади.
«Заплесневелых руин?» — подумал Эскель.
— …исторической школы, — закончил Весемир. — Помнишь, как говорят? Что прежде всего?
— Сталь прежде всего, — вздохнул Эскель.
— Именно. Первым делом — защита, потом покой, а значит, надо ремонтировать стены.
Эскель вскинул руку, набрал воздуха для тирады… и махнул на нее.
— Да? У тебя есть, что сказать?
Эскель снова набрал воздуха в грудь.
— Точно. Стены сломаны давненько.
Годы назад, но зачем давить на старика.
— В самом деле. В ведьмачьей крепости! Какой позор. Только вчера Ламберт заметил виверну над северной сторожевой башней. Вроде бы. Итак, что привлекло виверну в долину, с наступлением зимы? Не самый умный экземпляр, готов поспорить.
— Должно быть, запах варева Ламберта. Вся долина провоняла, как сгнившая козлятина.
Брови Весемира сошлись на переносице. Он поучающее поднял палец… а затем расплылся в улыбке. Эскель усмехнулся, они обменялись смешками, более походящими на сдержанный всхлип. Варево Ламберта. Даже ведьмаки не выдерживали его долго.
Наступила тишина. Эскель слышал дыхание, вырывающееся из легких Весемира, биение его сердца. Он знал, что Весемир слышит то же самое у него. Временами все они в этом нуждались — в ком-то, кто мог слышать то же, что и они. Весемир взглянул на юг, где путь от ведьмачьей крепости сбегал к сверкающей глади реки, как видел и Эскель. Сердцебиение обоих замедлилось, они сидели, вдыхая воздух.
— Неплохое местечко, — заметил Весемир. — Если забыть о пренебрежении обязанностями.
— Лучше, чем медитация.
— Это и есть медитация.
Тишина стала глубже, как внутри, так и снаружи. Место смерти, Испытаний, и покоя. Окраина.
— Триста лет ведьмаки держали долину, — голос Весемира серьезен. Эскель наклонил голову, чтобы видеть его выражение, прищурил кошачьи глаза от солнца. — И долина оставалась все той же, — уголки губ Весемира поползли вверх, но не превратились в улыбку. — Триста лет спустя…
— …мы остаемся здесь, восхищаясь видом. И еще собираемся починить стену.
Эскель ожидал улыбку, усмешку, или один из пренебрежительных взмахов рукой. Но выражение Весемира вовсе не изменилось.
— Что тебя гложет, старик?
Вопрос прервал глубокую задумчивость Весемира.
— Это так явно?
— Как допплер под фисштехом.
— Хм. Не буду спрашивать, где ты видел подобное, Выжленок, — Эскель ухмыльнулся детскому прозвищу, но Весемир не смотрел на него. Старый ведьмак вздохнул. — Это Ламберт.
— Эх, не обращай внимания. Его песня длится десятилетиями — мы обязаны переселиться южнее, оставить эти заплесневелые стены рушиться, покинуть Каэр Морхен навсегда. Ла-ла-ла, все по-старому. Помнишь, как первое время он напивался и выбрасывал мечи в окно? «Собирайтесь, мы уезжаем!» Ничуть не изменился.
— Черт возьми. Голову Ламберта можно спутать с задницей василиска, но временами он бьет в цель, — Весемир тряхнул головой. — А, я был глупцом, Эскель.
— Эй, Весемир… — Эскель сел.
Старик поднял руку, заставив его замолчать.
— Помнишь, сколько нас было в твою бытность маленьким мальчиком? Когда я впервые привез тебя сюда?
— Много, — Эскель дал ответ маленького мальчика.
— Да, — Весемир едва заметно улыбнулся. — А теперь. Сколько нас теперь? Ламберт. Я, доживающий дни. Геральт, когда соизволит появиться. И ты.
Эскель услышал, как сердце старого ведьмака дало сбой. Что-то недосказанное повисло в воздухе. Он мог дождаться продолжения. Но вместо этого, прищурившись, посмотрел на серые облака над головой. Долина утонула в тени.
— Похоже, будет снег, — пробормотал Эскель.
Весемир посмотрел на него. Он чувствовал внимательный кошачий взгляд на лице, рядом со шрамом.
— Ты всегда возвращаешься, Выжленок, — голос старика смягчился. — Ни королевских заговоров, ни жалоб. Ты делаешь свою работу. Практично, целенаправленно. Да. Ты самый ведьмачий ведьмак. Мы гордимся тобой.
Теперь не избежать. Эскель встретил кошачий взгляд своего наставника.
— Я бы сказал спасибо, но… чувствую, ты куда-то клонишь.
— Верно. Я долго тянул, слишком долго. Нужно смотреть правде в глаза, — проговорил Весемир. — Однажды меня не будет здесь, чтобы заниматься проклятым хозяйством. Что-то меня… проклятье, утопцы могут сделать это, если я стану слишком медлителен. Возможно.
Эскель не двигался и молчал. Он ждал продолжения.
— Эскель, когда время придет — ты останешься?
— Останусь, — отозвался Эскель. Он хотел притвориться, что не понимает, что не может представить Каэр Морхен без Весемира. Что не придется…
— Зимой, по крайней мере, позаботься о крепости. Зажигай факелы для других вернувшихся.
— Выжленок оберегающий школу волков, — Эскель попытался усмехнуться. — Мы не переживем этого.
— Не отмахивайся от меня, как некоторые болтуны. Если вы будете зимовать здесь, кому-то придется присматривать за этим местом. Убирать снег и листья. Латать стены. Следить, чтобы чертова коза была накормлена. Геральт и его… очаровательная дама попадают в передрягу, стоит им чихнуть. Ламберт, — Весемир фыркнул. — Конрад не приходил на север больше десяти лет. Об Андрике никто не слышал после инцидента с бароном в Кринфриде.
— Слышал, что Андрик ушел на юг, — сказал Эскель. — До самого Каэльфа. Приложился к редкому Цидарисскому вину и решил, что не может жить без него.
— Хм. Удачи ему — в распитии вина, наращивании жира и прозябании в городе без ведьмачьей работы.
— Хочешь, чтобы я сообщил ему об увольнении?
Молчание вместо ответа.
Эскель ощутил тяжесть на плече. Рука Весемира. Он оторвался от наблюдения за серыми облаками, накрывшими долину. Зрачки старика расширились, став почти человеческими.
— Эскель, — произнес Весемир мягко, тоном, которым не говорил с тех пор, как они получили медальоны. — Будь честен со мной. Ты возьмешь на себя крепость? Потом.
Эскель посмотрел в глаза единственного отца, которого помнил. Он собрался ответить, что непременно сделает это, потому что всегда так поступал, всегда выполнял просьбы Весемира. Да, Весемир. Я пробегу по Мучильне. Я зачищу гнезда туманников. Ты не можешь уйти. Но если ты уйдешь, я буду здесь, конечно, я останусь.
Холодный ветер согнал темные облака с неба, и тогда Эскель вспомнил.
— Весемир, — его голос прервался. Он положил ладонь на руку Весемира. Старый ведьмак смотрел на него — седые усы, морщинистый лоб, старая, любовно вычищенная броня, все как было. — Старик. Слушай… С Каэр Морхеном покончено. Дикая Охота… мы разбили ее, черт возьми. Ну… Цири разбила. Ты бы гордился. Они ушли, но…
Он опустил голову. На земле лежал снег.
Но ты мертв. Мы приезжали сюда зимой, чертовы глупцы — кто зимует в горах, на севере? Ты держал это место единым. Ты был им. Ты вырастил нас, тренировал, учил убивать. Сделал ведьмаками. Мы учились хорошо, мы уничтожили Охоту… а они уничтожили тебя. Чем крепость стала теперь? Геральт ушел со своей чародейкой, Ламберт ушел со своей, а… я? Ха-ха. Давай, старик, скажи. Ты знаешь меня.
— Это сон, — Эскель поднял голову, но Весемира уже не было.
Внутри разверзлась пустота. Она обескровила его, и холодный ветер с отрогов гор принес желание лечь и лежать, пока тело не оцепенеет и все ведьмачьи чувства не угаснут.
— Старик! — Эскель вскочил на ноги. — Подожди! Не…
Не уходи, как остальные.
— Весемир! — крикнул Эскель в последний раз. Ему не ответило даже эхо. В крепости темно. Пришла зима, и некому зажигать факелы.
Снег падал на последнего ведьмака в Каэр Морхене, падал, погребая его вместе с крепостью.
Пока тишина не раскололась.
Примечания:
Выжленок - щенок.