«Roxanne, Why'd you wanna leave me on my own now?» Chase Atlantic — Roxanne
Вчера всё должно было быть иначе. Сонхун рассчитывал, что сможет признаться в своих чувствах ещё днём на пляже, но вдруг испугался и просто улёгся Сону на колени, притворившись, что спит. Затем он почти набрался смелости сделать это на веранде в кафе, момент был очень подходящим, и Сону прижимался близко-близко, но от его цитрусового парфюма кружило голову так, что слова путались в голове, и в итоге так и не слетели с кончика языка. Сонхун был бы не против признаться и прямо на пике оргазма, но мысль, что Сону не воспримет подобное признание серьёзно, отрезвила, заставив сжать зубы. Утро встречает пониманием того, что у них с Сону есть ещё один день. И сегодня нужно обязательно признаться в своих чувствах. Здесь. Пока они только вдвоём. Вместе и так похожи на пару. Пока всё идеально. Сегодня Пак Сонхун планирует весь день гулять с Сону по побережью, отвезти его в понравившееся в прошлый раз местечко поесть краба, покататься вместе на канатной дороге и вот после обязательно признаться. Осталось всего-навсего набраться смелости и быть честным. Лёгкие прикосновения к щеке. Невесомые. Напоминают порхающее дуновение ветерка или теплоту солнечных лучей. Но Сонхун не торопится открывать глаза, старается дышать ровно, чтобы не разоблачить себя, и наслаждается тем, как пальцы Сону плавно путешествуют по его скуле вниз, а затем вдоль линии губ, к подбородку. В следующее мгновение Золотце придвигается ближе, загораживая свет, что яркими бликами отражался на обратной стороне век Сонхуна. А тёплый нос жмётся к носу Сонхуна кончик к кончику. — Я знаю, что ты проснулся, — тихо и низко посмеивается Сону, отклонившись. И Сонхун на долю секунды задерживает дыхание, всё же выдав себя. — Как ты понял? — он приоткрывает глаза и сам не понимает, почему пугается того, насколько Сону близко. — Твои пальцы дрожат на моём бедре, — отвечает Золотце, придвигаясь ещё ближе. Взгляд янтарных глаз смелый, скользит по лицу Сонхуна, что-то высматривает, приглядывается. Пальцы ведут по подбородку в сторону, случайно цепляя на своём пути небольшой прыщик у края челюсти (Сонхуну ничуть не больно, разве что совсем немного щиплет). А Сону виновато улыбается, поглаживая у виска. И этот жест настолько чистый и искренний, что Сонхун смущённо отводит взгляд, чувствуя, как горячие угли внутри вновь разгораются, обжигая лёгкие. Он ждёт поцелуя, но вместо этого Сону вновь прикасается к его носу своим, только на этот раз почти у переносицы, и ведёт им до кончика. В первое мгновение хочется отпрянуть назад, но Сонхун знает, что если струсит прямо сейчас и отвернётся, задохнувшись от смущения, то, возможно, упустит самый важный момент в своей и без того бесполезной, погрязшей в серости и сомнениях жизни. Поэтому он просто замирает, изучая янтарные омуты до каждой крапинки. И наблюдая за тем, как порхают чёрные ресницы. Сону обводит кончик его носа по кругу, а затем ластится прямо так, как это делают коты, приветствуя друг друга, или лошади, тыкая вам в щёку своей мордой, прося ласки. Сонхун не понимает, почему вдруг повторяет его действия в ответ. Сону то ли смеётся, то ли мурчит. А пальцы его второй руки сбегают по боку Сонхуна вниз, оставляя щекочущий след, заставляя задрожать и сжать сильнее его мягкое бедро. Это мгновение прекраснее всех предыдущих. Идеальное и самое правильное. Сонхун позволяет себе ещё один вздох, прежде чем решиться на три простых, честных и столь ёмких слова. Но губы Сону опережают. И целуют с особым упоением. На мгновение дарят веру в то, что они всё поймут. И Сонхун обязательно услышит из них тот самый нужный ему, самый верный ответ. Настойчивая трель звонка прерывает у края мечты. Несколько следующих мгновений Сонхун растерянно моргает, пытаясь понять, когда успел включить телефон. И только когда Сону отстраняется, спрыгивает с кровати и принимается искать что-то в брошенных на стул вещах, понимает, что звонят не ему. Телефон затихает, потому что Сону, скорее всего, сбрасывает звонок, но тут же начинает трезвонить вновь. Ему вторит глубокий размеренный вдох. — Да, мам? — голос Сону звучит почти как обычно. — На тренировке, — вот так легко врёт Золотце. — Я правда не могу сейчас говорить, — пауза. — Зачем? Сейчас не могу. Я на тренировке, я не могу уйти. С чего ты решила, что я вру? Что случилось? Почему ты не можешь сказать мне всё сейчас? — от Сонхуна не ускользает то, как поза Сону становится напряжённой. — Я приеду после. Хорошо. Когда Сону возвращается в кровать, всё меняется. Сонхун прикусывает губу, пытаясь игнорировать то, как разочарование скручивает живот. — Что такое? — спрашивает он, погладив Сону по руке. — Я ведь говорил, что лучше выключить телефон. — Было бы хуже, если бы я его выключил, — расстроенно бурчит Сону и вновь ластится в объятья. Сонхун проводит ладонью по его спине. Внутренности разрывает от мысли, что их маленькая сказка только что закончилась, но душа продолжает цепляться за надежду, что ускользнувший момент всё ещё можно вернуть. До тех пор, пока Сону не произносит: — Мне нужно вернуться домой. Сонхуну не нравится то, как колет прямо под сердцем. — Это очень срочно? — спрашивает он, удерживая на губах улыбку. Сону виновато кивает. — Звучало так, будто случилось что-то важное. Она чем-то недовольна. Наверное, связано с распределением, ведь в последнее время мой балл в рейтинге немного снизился… — На одну сотую процента? — иронизирует Сонхун и тут же жалеет, как только Сону обижено хлопает его ладонью по животу. — Мне правда жаль, что так получается… Но я не хочу, чтобы они узнали, что я вру им. Надеюсь, что ты сможешь отдохнуть здесь без меня… — говорит он и приподнимается. Сонхун ловит его руку чуть повыше локтя. — Я поеду с тобой. Сону хмурится: — Не нужно, у тебя ведь есть ещё целый день. Я просто куплю билет на автобус. Грустно, что всё закончилось именно так. И, если уж честно, немного обидно, что Сону не может просто остаться здесь, хоть раз забыв о своей роли идеального сына, и не прерывать эту мечту, которой Сонхун только-только осмелился дышать. — Без тебя мне здесь нечего делать. — Потрясающе, теперь я чувствую себя ещё хуже. Как-то так они начинают неспешно собираться обратно. Со стороны кажется, что Сону даже специально возится сначала в душе, затем укладывая волосы, да и за завтраком тоже не особо торопится, явно пытаясь оттянуть время напоследок. А Сонхун в пути домой пытается понять, когда теперь сможет признаться. Потому что сейчас это уже не кстати. А все подходящие моменты благополучно проёбаны. — Золотце? — нерешительно начинает он, притормозив недалеко от дома Сону. Тот оборачивается и, сняв шлем, протягивает его Сонхуну. А его янтарные глаза такие потрясающе светлые. Придают смелости своим блеском. — Увидимся вечером? — Сонхун ловит Сону за руку, не позволяя ускользнуть, и от волнения сильно сжимает пальцами его запястье. — Хочешь, я приеду? Робкая улыбка трогает губы напротив. — Хорошо, — дав ответ, Сону пытается освободить руку, но Сонхун держит крепко. — Не поцелуешь меня на прощание? Ладонь бьёт по плечу. В следующее мгновение Сону резко дёргает руку на себя. А Сонхун чувствует, как из груди на свободу вырывается чуть лающий смех, и с наслаждением наблюдает за налившимися румянцем щеками Сону. Прямо как в старшей школе. Дразнить его всё так же классно. — Думай, что говоришь, — недовольно сопит Золотце, поглядывая по сторонам. — Мы ведь на улице… — Вчера ты не стеснялся, — хмыкает Сонхун, не скрывая усмешки. — Знаешь, что… — начинает Сону своим любимым вредным тоном. — Я передумал, вечером не приезжай. Не хочу тебя видеть. Возможно, при других обстоятельствах Сонхун бы позволил себе немного обидеться. Но в этот раз он отлично знает, что это «нет» значит не что иное, как «да». И ему легко и просто. Он смеётся и подмигивает Сону, прежде чем завести мотор. — Хорошо, я куплю для тебя клубничную соджу, — дразнится Сонхун и, отъезжая, слышит, как нескромно бранятся ему вслед.~~~
Дома тихо. В первое мгновение Сонхун думает, что никого нет, но свет в гостиной говорит об обратном. Это и кажется странным. Гостиная в их доме обычно пустует. Никому неинтересная и всегда одинокая. Сонхун останавливается на пороге комнаты и встречается взглядом с родителями. Сначала с матерью, и только потом с отцом. — Почему твой телефон снова выключен? Холод ядовитой змеёй касается кончиков пальцев, Сонхун торопливо сжимает их в кулаки. — Я был с друзьями. Я ведь говорил, что мне нужно немного развеяться, — очень не хочется в который раз чувствовать угрызения совести за каждую позволенную себе минуту отдыха, но это стойкое, навязанное с самого детства чувство вины уже тут как тут. — Для этого обязательно нужно было уехать в Сокчо? — голос отца напоминает клещи, что крепко, до тянущей боли сжимают внутри Сонхуна что-то очень-очень важное, очень хрупкое, но всё ещё живое. Но то ли улыбка, то ли гримаса на лице отца делает лишь больнее. — Было несложно отследить платежи по твоей кредитной карте, — добавляет тот, видимо, быстро считав с лица Сонхуна лёгкое замешательство. — С каких пор ты следишь за моими расходами? — приходится вновь выстраивать линию защиты. — Мне казалось, что я могу тратить эти деньги, как угодно, пока я выполняю все твои условия. В конце концов, Сонхун несколько раз предупреждал родителей, что у него свои планы на выходные, отпросился у всех своих тренеров, и никто не был против. — Мы уже обсуждали, что твой телефон всегда должен быть доступен, ты не смог сделать даже это, — непреклонно отмечает отец. От столь несправедливых слов Сонхун на долю секунды чувствует себя недопустимо уязвимым. Он бросает взгляд на маму, в надежде услышать хоть что-то в свою защиту. Ведь он не такой уж и плохой сын, верно? Из последних сил пытается соответствовать всем родительским ожиданиям, будучи даже на тонкой грани, вот-вот рухнуть в апатию. Всё, что ему нужно взамен, — совсем немного понимания и поддержки. Но мама смотрит куда-то в пол. Приходится достать телефон из кармана и демонстративно включить его. От внимания не ускользает то, сколько уведомлений высвечивается в шторке наверху. — Если мы закончили, то я могу уже пойти в свою комнату? — Сонхун пытается говорить ровно, но голос всё равно дрожит от обиды. — Нет, у меня есть к тебе ещё несколько вопросов. Объяснишь мне, что это такое? — вопрошает отец жёстко и непринуждённо одновременно и протягивает свой телефон. Этот жест будит внутри первую волну паники. Приходится подойти ближе. Сонхун морально готовит себя к самому худшему. И не зря. Потому что то, что он видит на экране, толкает его в пропасть между отчаянной попыткой понять, что теперь будет, и пониманием, что однажды что-то такое должно было произойти, но не сейчас и не так. Сейчас Сонхун совсем не готов быть честным. Он стискивает зубы. Очень-очень сильно. Потому что челюсти начинают постукивать друг о друга, по мере того как лихорадочная дрожь охватывает всё тело. Сонхун смотрит на фотографию, наполненную безграничным счастьем. Он до мельчайших деталей помнит то, какой была ладонь Сону в его руке. Потрясающе тёплой и мягкой. И насколько волшебны были его губы, стирая поцелуями все заботы, страхи и сомнения. — Пришлось отправить своего водителя, чтобы узнать, где тебя носит. Разочарование перечёркивает это бесценное, жизненно важное, как кислород, воспоминание. — Так ты действительно следишь за мной? — удаётся выцедить сквозь боль в горле. Телефон забирают прежде, чем он успевает выскочить из разогнувшихся пальцев и шлёпнуться на пол. Сонхун смотрит в одну конкретную точку и никуда одновременно, теряя фокус. Ему страшно поднять взгляд и увидеть отвращение в глазах напротив. Он привык видеть в них много пугающих эмоций, но отвращение прямо сейчас страшит больше всего остального. — А не должен? — но нотки огорчения в голосе отца цепляют сильнее любого пронизывающего насквозь взгляда. — Ты совсем перестал появляться дома. Ты постоянно отключаешь свой телефон. Ещё и врёшь нам о том, где ты. Ты ведь не думал, что я буду до бесконечности верить в твои истории про танцы. — Я не врал про танцы! — протестует Сонхун, всё же подняв лицо. — И ты знаешь это. Я ведь столько раз показывал вам видео с выступлений! И вновь смотрит на маму, без слов умоляя поддержать его хотя бы чуть-чуть, вслепую, но встречает лишь её растерянный взгляд. — Получается, танцами ты занимаешься в квартире недалеко от кампуса Сеульского университета? Отец простреливает его прямо навылет. Словно выбивает из-под шатающейся башни дженги последнюю опору. Деревянные бруски рушатся, разлетаются в голове Сонхуна по углам. А вместе с ними крошится его идеальный мир, тот самый, единственный, который он называл своим убежищем. Своим домом. Своим местом. Без преувеличений. — Зачем ты полез в это настолько глубоко… Тебе не приходило в голову, что это личное?! — сбивчивый шёпот вспенивается на губах и тут же беспомощно оседает морской пеной. Живот так больно сдавливает, что Сонхун даже морщится. — А тебе не приходило в голову, что ты ломаешь свою жизнь?! — ему кажется, что голос отца, обычно холодный, вспыхивает опасным пламенем. Сонхун не помнит, когда в последний раз слышал подобное звучание. — Ты в своём уме?! Что если об этом станет известно?! Ты никогда не получишь место в сборной, даже если выиграешь золотую медаль. Хочешь оставить себя без единого шанса?! Или ты думаешь, что ты стараешься достаточно?! — Да всем плевать на мою личную жизнь! Я ведь не айдол! Я… Жжение на правой щеке обрывает на полуслове, вышибая неозвученную мысль прочь. — Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Вспомни свои юниорские победы и как далеко мы все зашли ради того, чтобы ты смог получить место в национальной сборной! Но нет, ты упорно тратишь время, деньги и свою репутацию на всякие глупости. И всегда всё делаешь по-своему… Именно поэтому ты не можешь ничего добиться. Слова жалят в самое сердце, впрыскивая яд прямо в кровь. — Ты хочешь этого добиться, а не я! — выпаливает Сонхун. И быстро зажмуривает глаза, ожидая следующего удара. Но внезапное лёгкое прикосновение к плечу даёт мгновение на передышку. Это мама осторожно протискивается между ним и отцом, пытаясь остудить пыл обоих. Телефон пищит в кармане. Дважды. Момент совсем не подходящий, чтобы отвлекаться на уведомления. Сонхун уверен, что это просто новые сообщения в общем чате. Но всё равно цепляет телефон и поднимает к лицу. Вторая волна паники накрывает и безжалостно тянет вслед за первой. Сонхун захлёбывается на вдохе. И это болезненное удушье вдруг рождает в голове полное понимание ситуации. Ужас происходящего, кажется, рвёт изнутри на части. Не оставляя ничего, кроме безысходности. — Вы рассказали всё родителям Сону? Когда Сонхун понимает, что ответ утвердительный, вновь слышит глухой треск. И если до этого он думал, что его идеальная реальность уже разбилась, то теперь прямо на его глазах из-под третьей волны подкатывающей паники показывается айсберг.~~~
< Золотце >
[16:17] Золотце: Я думаю, нам нужно прекратить всё, что мы делаем. Ты сам знаешь почему. Просто это неправильно, и это не то, чего я хочу. Спасибо, что заботился обо мне. Но наша поездка заставила меня осознать, что наши отношения мне больше не нужны. Я хочу полностью сосредоточиться на учёбе. Пожалуйста, больше не приезжай. Я хочу всё закончить.<…>
[16:36] Сонхун: Возьми трубку [16:37] Сонхун: Я против [16:37] Сонхун: Я знаю, что произошло [16:37] Сонхун: Нам нужно поговорить~~~
Сонхун наспех бросает скутер у подъезда, распахивает входную дверь и взлетает по лестнице. Сердце прыгает аж до горла, больно покалывая на каждом вдохе. В голове каша. Больше всего на свете Сонхун боится, что не успеет. Что маленькая квартирка Сону окажется пустой, хоть он и знает, что это физически невозможно. Поэтому, когда ручка знакомой двери проворачивается в судорожной хватке его пальцев, по горлу прокатывается вдох облегчения. Которым Сонхун тут же давится в следующую секунду. — Сону, кажется, это к тебе… — лицо сестры Сону чуть кривится. Они с Сонхуном плохо знакомы, но уже встречались прежде и друг друга знают. Она крошечная, едва достаёт Сонхуну до плеча, но такая яркая, лучащаяся светом, заполняющая своей энергией всё пространство ещё увереннее, чем Сону. И видеть на её лице отстранённую растерянность немного странно. Ком забивается под кадыком. В проходе появляется Сону. Его глаза округляются от испуга, а ладонь толкает Сонхуна в грудь, не пуская на порог и заставляя сделать шаг назад в коридор. — Ты с ума сошёл? — шёпотом выпаливает он, прикрыв за собой дверь. — Ты только что просто чудом разминулся с моими родителями. Его сладкие губы искусаны и дрожат. Раскрасневшиеся глаза припухли, как и порозовевший кончик носа, которым тот чуть шмыгает. Только в следующую секунду, обведя фигуру Сону взглядом, Сонхун понимает, что того очень сильно колотит. И что Сону в любой момент может грохнуться в обморок. Прямо как после летней сессии в прошлом году. — Я ведь написал тебе. Почему ты пришёл? — жалобный шёпот забирается прямо под рёбра. Сердце начинает тревожно метаться в груди. Сонхун шагает ближе и опускает ладони на подрагивающие плечи. — Я знаю, что произошло, золотце… Мне очень жаль. Иди сюда… — слова липнут к языку, застревают в горле и вообще выковыриваются с огромным трудом. Но Сонхун, не менее перепуганный и сбитый с толку, выталкивает их, пытаясь удержать самое важное — Сону. — Но мы что-нибудь придумаем… да? Ему нужно услышать «Да» в ответ. Просто жизненно необходимо. Потому, что как бы ни трещал по швам его мир, пока в нём будет то самое неизменное значение, константа, как её называют в столь любимой Сону математике, всё остальное не важно. Сону — его константа. Та, что помогает не сдаваться и продолжать поиски верного ответа. — Пак Сонхун… — разбито шепчет Золотце, лёгким движением сбрасывая руки Сонхуна со своих плеч. — Тебе нужно уйти. Я так хочу, пожалуйста… — Ты думаешь, я поверю в то, что ты правда этого хочешь? — сбивчиво хрипит Сонхун, пытаясь заглянуть в янтарные глаза, но никак не может поймать их взгляд. — Думаешь, я поверю в то, что ты написал мне эти сообщения сам? — Какая мне разница, поверишь ли ты… — мямлит Сону дрожащим голосом, кусая краешек губы. — Это ничего не меняет. Нам надо всё прекратить, Пак Сонхун. Мне нужно сейчас собрать вещи, чтобы вернуться домой. И я не знаю, что будет дальше. Будем ли мы вообще видеться, буду ли я приходить на танцы, не выставят ли меня из дома на улицу. Я ничего не понимаю… Сонхун успевает перехватить ладони Сону, прежде чем тот развернётся и уйдёт. Его холодные пальцы кажутся неживыми. Сонхун плавными движениями растирает их между своими, вкладывая в каждое прикосновение всю оставшуюся в нём осознанность. Лишь бы Сону не ушёл. — Мы найдём какое-нибудь решение, — обещание срывается с кончика языка. Сонхун сам пугается его пустоты, почувствовав себя полностью беспомощным, но всё ещё не готовый признать то, что абсолютно ничего не свободен придумать, лишь бы всё исправить. Единственное, что он может, — это умолять не сдаваться настолько легко. Однако Сону так и не сжимает его пальцы в ответ. — Нет никакого решения, — произносит он тихо, даже как-то обречённо и глядя в пол. — Говорю же, прямо сейчас мне нужно собрать вещи и… — Мои родители тоже знают, — выпаливает Сонхун на грани отчаянья, даже не скрывая то, что пытается этим надавить, напомнив, что они плывут в этой почти перевернувшейся лодке вместе. — И они тоже в бешенстве. На губах Сону размазывается горькая улыбка: — Всё тайное становится явным рано или поздно. Да? А сам Сону явно не прочь пойти на дно. В висках начинает стучать, и это ещё сильнее сбивает с мыслей, мешая подбирать достойные звучания слова. — Давай просто подумаем, — сиплый голос звучит словно чужой, — что нам нужно сейчас сделать, ради… — Ради чего, Пак Сонхун? С каждым словом они всё ближе к тем откровениям, на которые нужно было решиться ещё вчера. — Ради… ради нас, — выдыхает Сонхун, поражаясь тому, как же, оказывается, было легко сказать это. Всего лишь два слова. Таких простых, но таких честных. Янтарные глаза наконец смотрят прямо в ответ и не мигают. А в их медовой глубине мелькают искры. Отблёскивают в проступивших у уголков глаз слезах и гаснут, кометами скатившись по персиковым щекам. — Ради нас? Нет никаких «нас», Пак Сонхун, — Сону безжалостно заставляет проглотить сгусток долго копившейся в нём боли, ещё и давится ею сам, на пару секунд сильно зажмуривая глаза. — Мы с тобой даже не вместе. Мы никто друг другу, понимаешь? Пропустив его ответ через себя, Сонхуну вдруг становится страшно, что Сону хотел сказать об этом очень-очень долго. На долю секунды мир резко размывается, а затем снова становится чётким. — Я думал, что мы хотя бы друзья, — потерянно бормочет Сонхун. С горечью чувствуя, как пальцы Сону выскальзывают из его ладоней, оставив после себя покалывающую пустоту. — Друзья? Пак Сонхун, не смеши меня, — разбитый шёпот, сочащийся сожалением, давит под солнечным сплетением, скручивает живот. — Мы не смогли даже сохранить нашу дружбу, когда начали всё это. Они правы. Это всё ненормально. Всё, что происходит между нами, слишком затянулось. Нам уже давно нужно было всё прекратить. Едкая желчь обжигает изнутри. Полностью расплавив всё, что столько лет сковывало и мешало говорить то, что нужно и важно. То, в чём всегда стоило быть честным. — Я не хочу это прекращать, — произносит он твёрдо, вновь смыкая пальцы на запястьях Сону. — Пак Сонхун, это просто секс. — Для меня это не просто секс. Две секунды они смотрят друг на друга, немного опешив от прозвеневших между ними слов. — Что? — первым подаёт голос Сону. Его почти беззвучный, растерянный шёпот оседает на губах Сонхуна лёгким дуновением, стоит наклониться ближе. — Это не просто секс для меня, — подкатывает тошнота, и Сонхун впервые в жизни пробует на вкус смелость. — У меня есть к тебе чувства. Сону быстро-быстро и расфокусировано моргает, словно испуганный котёнок, мяукнув: — С каких это пор ты вдруг так решил? Врать и притворяться больше нет смысла. — С самого начала, — признаётся Сонхун, сквозь колющую сухость во рту. — Я просто… не знал, как сказать тебе. Я пытался ещё в старшей школе, но… — Что? — повторяет Сону чуть громче. А его ледяные пальцы трясутся ещё сильнее, сплетаясь с пальцами Сонхуна, цепляясь за них, будто в надежде на спасение. Момент правды. В мечтах он представал совсем другим. Нежным, как парящее пёрышко, сладким, словно спелая сочная клубника, и тёплым, подобно ленивым утренним объятьям. В этих несбыточных мечтах Сону улыбался, млел от поцелуев, мурчал, забывшись в пьянящих ласках. В реальности этот момент оказался наполнен горечью, безысходностью и страхом неизвестности. Обратившись тем самым последним шансом хоть что-то исправить. — Ты мне нравишься со старшей школы, — Сонхун пытается говорить чётко и внятно, но язык почти не слушается. — Ты мне нравился всё это время, что мы знакомы, хоть я всегда знал, что раздражаю тебя. И понимал, что у меня нет шансов. Так что… Зацепиться за секс оказалось моим единственным вариантом. Сону, не веря, качает головой, глядя своими широко распахнутыми янтарными глазами, и едва шевелит лихорадочно дрожащими губами: — Пак Сонхун, что ты несёшь? — Говорю тебе о своих чувствах, Сону, — вырванное из груди признание сродни трофею. — Ты мне нравишься. И только повторяя его снова и снова, Сонхун с отчаянием понимает, что сказать это было так, сука, просто! — Но… — отчего-то хмурится Сону. — Ты ведь... ты ведь говорил те ужасные вещи обо мне? А его вопрос загоняет в тупик, из которого опять нужно искать выход. — Когда это? — спрашивает Сонхун, совсем не понимая, о чём речь. — В старшей школе… — выдыхает Сону. — Ты сказал, что тебя бесит моё поведение. Что без оценок я просто пустышка, и что во мне нет ничего такого… И что со мной даже дружить невозможно, разве не так? Сонхун оказывается совсем не готов к этому повороту. В голове непривычно пусто, когда он пытается вспомнить хоть одну ссору, в которой бы мог ляпнуть подобную глупость. Но не может найти в памяти ни один подобный эпизод. Потому что Сонхун не безразличная тварь, чтобы бить Сону в лицо такими словами. Уж тем более они никогда не были правдой. — Подожди… — с сомнением начинает он, судорожно перебирая обрывочные фрагменты в голове, и один из них вдруг цепляет внимание. — Я плохо это помню… Разве я когда-то говорил тебе что-то такое? — Ты сказал Джей-хёну, что я тебя раздражаю, — абсолютно убитым голосом произносит Сону и шмыгает, поджав губы. — После нашего с ним знакомства. Тогда в уборной он спросил, нравлюсь ли я тебе? И как ты там ответил… «Никто и никогда в здравом уме не влюбится в Ким Сону», так? Разблокированное в сознании воспоминание метко бьёт в темя. Последний раз было так же больно, когда Сонхун в детстве на полной скорости вылетел за ограждение катка, и его даже хотели положить в больницу с подозрением на сотрясение мозга. И, видимо, мозг тогда действительно нехило расквасило, потому что другого объяснения своей тупости у Сонхуна сейчас просто нет. — Ты… Джей рассказал тебе? — изо рта вырывается испуганный шёпот. — Нет, я сам это слышал, — Сону вновь качает головой, смаргивая вновь подступающие слёзы. — Я стоял за дверью. Шаблон рвётся вдоль уже вспоротых швов. Иллюзия стирается, краски и цвета вымываются, обнажая истинную картину мира. Все сомнения, которыми Сонхун привык жить, вдруг теряют смысл, превратившись в надуманные бесполезные фантазии. А к тем чувствам, что скрывались на обратной стороне медали, он оказывается совсем не готов. — Блять, серьёзно? Чёрт, — ошарашенно выпаливает он, стискивая пальцы Сону ещё сильнее, понимая, что вот-вот и его накроет. — Ты ведь понимаешь, что это… Что эти слова ничего не значили. — Ничего не значили? — разбито повторяет Сону. А на его лице несложно прочитать обиду и разочарование, явно томившиеся очень глубоко и очень долго. — Я ведь сказал их Джею, — защищается Сонхун, с трудом понимая, должен ли это делать, стоит ли вообще объясняться или проще сразу вымаливать прощение. — Ты как бы не должен был их услышать! — Но ты всё равно их сказал! Именно этой интонации оказывается достаточно, чтобы вновь покатиться по серпантину эмоций, прямо как по американским горкам. Сонхун ненавидит защищать себя и свои чувства. Он так устал от того, что ему приходится делать это постоянно, со всеми, даже рядом с Сону — человеком, что является единственной причиной, по которой Сонхун ещё не бросил своё бренное тело под поезд. — А что я мог ему сказать?!.. — приходится тоже повысить голос. — Я просто хотел, чтобы он от меня отстал, вот и всё, — а по горлу ползёт смешок. — Господи, это так тупо. Ты ведь сам сказал обо мне Хисыну то же самое. На самом деле, Сонхун не понимает, как и почему всё снова пошло не так, как хотелось. Почему Сону просто не мог ответить: «Ты мне тоже нравишься» или: «А ты мне нет», и почему они снова выясняют отношения и пытаются найти виноватого. — Что? — теперь очередь Сону опешить и удивлённо заморгать. — Я слышал вас, — поясняет Сонхун. — Ты сказал хёну, что я совсем тебе не подхожу и вообще не в твоём вкусе. Это так? Помнишь такое? И что я слишком тупой для тебя. Сону чуть подвисает, даже задерживает дыхание, явно отматывая катушку их истории в поисках того самого отрывка. — Нет, но… наверное, я пытался как-то держать лицо перед твоими друзьями, — и, кажется, даже глотает с трудом, опустив взгляд. — Не хотелось выглядеть бегающим за тобой идиотом. Всё равно… ты сказал это первым. — Какая разница, что я сказал даже, блин, не тебе! Я первым предложил тебе близость. Я первым предложил тебе поцеловаться. Я почти всегда первым предлагаю тебе увидеться. Я несколько раз намекал и предлагал тебе съехаться и жить вместе, но ты даже не обратил на это внимания! Я что, по-твоему, просто так это делал? — Если честно, — вздыхает Сону, пристыженный выслушанной тирадой, — я думал, что ты просто каждый раз дразнишь меня. Ты ведь постоянно издеваешься надо мной, так что… Я не думал, что ты говоришь это всерьёз, — добавляет он с сожалением. Мозг воспринимает слова Сону как личную обиду. Потому что Сонхун вкладывался в их недоотношения, как мог, как умел, как получалось. И это отзеркаленное в две стороны недопонимание не его грёбанная вина. Но он, чёрт возьми, всегда был с Сону серьёзен. — А ты не мог меня спросить?! — выпаливает он, поддавшись вцепившийся в сердце злости. — Я что, по-твоему, не способен говорить серьёзные вещи? — Как?! — Сону наконец вновь поднимает глаза. — Как я должен был спросить у тебя что-то подобное, когда мы виделись только для того, чтобы потрахаться и разбежаться! — То есть просить меня трахать тебя жёстче ты мог, а поговорить со мной о чувствах — нет? В следующую секунду Сону отдёргивает руки, угрожающе рыкнув: — Я сейчас тебя ударю. Только это отрезвляет. Сонхун прикусывает язык, заталкивая поглубже разбушевавшиеся внутри претензии. Поджав губы, он смотрит на то, как в янтарных глазах рушатся миры и взрываются целые галактики. Под взглядом этих глаз наконец оказываются сорваны последние маски. И звучат последние выстрелы. — Как я мог вообще с тобой об этом заговорить? — ровно проговаривает Сону, отделяя слова, и каждое из них звучит особенно чётко. — Ты всегда ведёшь себя так, словно то, что между нами происходит, тебя вообще не волнует, Пак Сонхун. Словно ты вспоминаешь обо мне, только когда тебе удобно и нужно. Даже когда ты заботливый и нежный, я всё равно чувствую себя так, будто я лишь твоя прихоть. — А ты сам хоть раз видел со стороны, как со мной ведёшь себя ты? — отчаянно бросает Сонхун, перестав гнушаться этой грёбанной честности. — Так, словно я не заслуживаю ни минуты твоего драгоценного времени, Сону. И ничуть не жалеет о сказанном. Потому что вся эта ложная истина тяготила его очень долго. Измотала чувства, вытрясла душу, задавила уверенность и заставила спрятаться в пуленепробиваемый панцирь. Каждый день рядом с Сону — это маленькая война. В которой нет ни победивших, ни побеждённых. Только раненые. — Ты даже сейчас переводишь на меня стрелки. — Обычно переводить стрелки — это твоя прерогатива. — Знаешь, что? — обиженно и устало одновременно вздыхает Сону, и что-то в том, как именно звучит его голос, заставляет Сонхуна наконец заткнуть своё вылезшее наружу эго. — Теперь это уже не важно. Потому что это всё равно ничего не изменит… Не изменит того, насколько прямо сейчас мне плохо. И насколько сильно я хочу, чтобы этот день скорее закончился. Сонхуну кажется, что он полной грудью вдохнул нашатырь и вернулся в сознание. Он снова ловит руки Сону и на этот раз настойчиво тянет к себе, заключая в объятья, крепко-крепко обхватив за плечи. — Сону, нет, послушай… — хрипит он, откинув прочь все вывернутые из глубины недопонимания слова. — Давай вместе успокоимся, выслушаем друг друга, и тогда мы обязательно придумаем, что делать дальше. Просто начнём всё заново и на этот раз нормально. Мне всё равно, что скажут другие, что скажут наши родители и подумают люди, я никуда тебя не отпущу. Утром, обнажённые они лежали в игривых лучах ленивого солнца на смятых, пропахших их телами простынях. Потерявшись во времени, кистью из мурашек чертили несмелые эскизы своих неозвученных воздушных признаний на покалывающей от томящего волнения коже. Наслаждаясь пьянящей близостью. Они шли к этому так долго, наугад, на ощупь, вслепую. Лишь бы уловить нужный момент и разгадать головоломку спутанных между собой чувств. — Пак Сонхун, — жалобно зовёт Сону почти безжизненным голосом и совсем не обнимает в ответ. — Я устал. Прямо сейчас я не хочу ничего придумывать. Я просто хочу, чтобы этот день закончился. Или оказался кошмарным сном. Мы всё сделали неправильно. И у меня больше нет сил разбираться в том, чья это вина. Я ничего не понимаю и уже запутался в своих чувствах. Мне нужно понять, чего я хочу. Не ты, не мои родители, а я. Заново понять. А когда ты рядом, я думаю лишь о том, что ты уйдёшь, что ничего не получится, и что наши отношения ничего не значат. А не о том, что ты со мной, что мы вместе и нам хорошо. И я так устал от этого. Я хочу отдохнуть и разобраться в себе. Больше всего на свете Сонхун боялся, что всё будет именно так. Не важно в рамках какого сценария, но в каждом из них, Сону делал один шаг назад. Хочется до последнего верить, что это просто шутка. Какая-то затмившая разум галлюцинация, но никак не реальность. Но тёплая капля вдруг падает ему прямо на ключицу, скользнув за ворот. — Сону, я люблю тебя, понимаешь? — отчаянье душит, встав поперёк горла, выдавив из Сонхуна самое сокровенное признание. Следующим шагом он разве что может встать на одно колено, лишь бы только не позволить Сону уйти. — Ты сейчас не делаешь легче… — голос Сону звучит всё так же пусто и честно. И Сонхун понимает, что спасенья нет. — А что мне делать тогда, золотце? — беспомощно вопрошает он, вдруг оказавшись на самой первой странице их неправильно написанной истории. — Просто уйди, Пак Сонхун, — сбивчивый шёпот щекочет кожу на шее. — Пожалуйста, хоть раз сделай так, как я тебя прошу. Или тебе нравится меня ломать? Сону отстраняется, и в его блестящих от слёз янтарных глазах Сонхун находит могилу своей мечты. Даже хуже: целое кладбище убитых надежд. — Я всё равно не откажусь от тебя, — упрямо повторяет он, тем самым делая в сотни раз больнее самому себе, когда Сону убирает его руки, разрывая объятья. — Я не прошу тебя отказываться от меня, — и говорит так спокойно, словно их мир только что не растворился во взрыве атомной бомбы. — Давай просто немного отдохнём друг от друга. Пока всё не уляжется, хорошо? Тебе тоже сейчас нужно не думать обо мне, а больше тренироваться, да? Сонхун хочет сказать: «Нет». Миллион раз подряд. Но пальцы Сону вдруг взмывают вверх и бегло гладят его по щеке. Прощаясь. В следующее мгновение приходится сдаться и отпустить его. Тот сразу же юркает за дверь своей маленькой квартиры. Оставив Сонхуна в одиночестве стоять на руинах вновь разбитого сердца. Переломанного по тем же самым трещинам, которые он до последнего пытался склеить.~~~ < Золотце >
[17:10] Золотце: они сказали, что больше никуда не выпустят меня из дома, кроме универа [17:15] Сонхун: я тоже под домашним арестом [17:15] Сонхун: хён будет в бешенстве [17:19] Золотце: нужно всё рассказать ребятам [17:19] Золотце: мы больше не можем это скрывать [17:20] Сонхун: ты был тем, кто хотел это скрывать~~~ Групповой чат <Enha Dance Team>
[17:32] Сонхун: всем привет [17:32] Предатель: вау, кто это? у нас новый участник? [17:32] Предатель: не помню такого на репетициях [17:33] Золотце: есть серьёзный разговор [17:34] Золотце: я под домашним арестом [17:34] Золотце: и сонхуни-хён тоже [17:35] Сонхун: как-то так, да [17:35] Предатель-хён: что? [17:35] Предатель: что– [17:36] Ян Чонвон: (・o・) [17:37] Святоша: Что случилось? [17:37] Золотце: в общем, наверное, мы должны были давно рассказать вам [17:38] Золотце: мы с хёном типа вместе [17:38] Сонхун: и родители нас спалили [17:39] Ян Чонвон: ЧЕГО ЧТО КАК КОГДА [17:39] Предатель: вы что прикалываетесь? [17:39] Предатель-хён: и что теперь? [17:40] Сонхун: меня лично будут возить на каждую тренировку вплоть до соревнований [17:40] Сонхун: хён, мне жаль [17:40] Сонхун: я пойму, если ты вышвырнешь меня из команды [17:41] Предатель-хён: … [17:41] Золотце: я постараюсь что-нибудь придумать, но… [17:42] Золотце: на этой неделе я заперт дома [17:42] Золотце: и у меня больше нет съёмной квартиры… [17:43] Сонхун: нам правда очень жаль [17:44] Святоша: Ребята, это не ваша вина [17:44] Святоша: Вы вообще как? В порядке? [17:45] Сонхун: вообще нет [17:45] Ники: хуни-хёёёён :( [17:45] Ники: сону-хён... :( [17:45] Золотце: простите, что так получается из-за нас [17:46] Святоша: Мы что-нибудь придумаем, не переживайте [17:46] Предатель-хён: да? и что именно?! [17:46] Святоша: Сократим партии? Поменяемся местами [17:48] Предатель-хён: меньше чем за две недели?! вас всех никогда не собрать вместе на репетицию, как ты это видишь?! [17:49] Ники: но мы ведь все почти знаем партии друг друга [17:49] Ники: давайте поговорим с ёнджуни-хёном, может быть, он подключится и сможет помочь [17:50] Предатель-хён: … [17:50] Золотце: простите, пожалуйста, правда :( [17:51] Предатель: так [17:51] Предатель: а вы двое не хотите рассказать нам как давно? [17:51] Предатель: пак сонхун? [17:52] Сонхун: год, чуть больше [17:52] Предатель: что?????? год???? [17:53] Предатель: вы точно не прикалываетесь? [17:53] Ян Чонвон: почему больше никто не удивляется? остальные знали или что? [17:54] Ники: эммм… вообще, я думал, что мы все всё знаем, просто делаем вид, что не замечаем, нет? [17:55] Ян Чонвон: я в ахуе [17:55] Святоша: Я недавно узнал… вы как-то не закрыли дверь [17:56] Предатель-хён: я догадывался [17:56] Предатель: хун, ты же блять говорил мне, что не гей! [17:57] Сонхун: ну выходит я тебя наебал [17:57] Ян Чонвон: охуеть сериал какой-то [17:58] Предатель: у меня теперь блять проблемы с доверием... [17:58] Предатель: ты ж мне рот затыкал!!! [17:58] Предатель: пиздец, пак сонхун~~~ < Предатель-хён>
[18:11] Сонхун: хён, мне правда очень жаль [18:12] Сонхун: прости меня, это только моя вина. это я предложил сону провести вместе выходные, мы наврали вам о делах и уехали в сокчо. а мой отец, видимо, решил проследить за мной. [18:12] Сонхун: я должен был подумать об этом, нельзя было целоваться посреди улицы [18:13] Сонхун: и нужно было дождаться пока все соревнования закончатся, и только потом ехать [18:14] Сонхун: это моя вина [18:14] Сонхун: пожалуйста, не злись на сону [18:14] Предатель-хён: хун, перестань. я злюсь, но не на вас, а на ситуацию. но я что-нибудь придумаю [18:15] Предатель-хён: спасибо, что всё честно рассказали нам [18:15] Сонхун: ты знал? [18:16] Предатель-хён: джеюн рассказал мне [18:16] Предатель-хён: но… у меня были мысли об этом ещё тогда, когда ты привёл сону в команду [18:17] Сонхун: я был настолько очевидным? [18:17] Предатель-хён: и да, и нет [18:17] Предатель-хён: в итоге вы отлично нас всех наебали [18:17] Предатель-хён: так и что? вы с сону встречаетесь? [18:18] Сонхун: нет [18:18] Сонхун: я хотел предложить, но… [18:19] Сонхун: всё пошло по пизде [18:19] Сонхун: теперь я даже не знаю, что между нами