Сказ о море и мальчике

      Море. Такое глубокое, бесконечное и величественное. Оно хранит множество старинных, увлекательных легенд, которые мог услышать лишь тот, кто чист душой и спокоен духом. Успокаивающее и зловещее, ужасающее и нежное, такое разное и по-своему прекрасное, оно было замечательным. Лучший пейзаж настоящей жизни. Для кого-то – обычной, для кого-то – недостижимой…       Он любил море какой-то особенной, непонятной даже ему любовью. Не как человека, вещь или событие, а как… Часть его, его состояние. При одном лишь шорохе волны его сердце начинало биться быстрее зашуганной птицы, а на лице светилась кривоватая детская улыбка. Он никому не говорил об этой привязанности – боялся, что море больше не будет его, что его жестоко отберут и он вновь останется один. Малыш всем сердцем мечтал иметь хоть что-то своё, но из его были только кровать и приют. Вещи все общие, игрушки и книжки – тоже… Друзья? Да какие могут быть друзья в этом маленьком омуте, куда черти уже не помещаются. Даже за место под солнцем – широкий чистый подоконник – приходилось постоянно бороться. Он смело отвоёвывал его, но позже мальчонку быстро сгоняли и порой били дети старше. Здесь работал принцип «Выживает сильнейший». Белокурый к нему не подходил, - он не жил здесь, а выживал, причём на самом сложном уровне. Уважения у детей не было ни к старшим, ни к другим детям, - здесь каждый хватал свой кусок, как мог. Зверство, не так ли?       По ночам, когда никто не видел, он выбегал из протухшей клетки опостылевшего приюта, словно птица вылетала на волю и стремилась ввысь, теряя голову, бежал на песчаный берег и, разбрасывая прохладный щекотный песок босыми ногами, он смеялся совершенно искренне и искристо. В детстве большинство детей излучают радость и счастье, чем заряжают окружающих. Но если никто не светит и у тебя не осталось сил, то кто согреет тебя? Он старался быть счастливым так долго, как только мог, искал плюсы абсолютно везде: в новом дне, в солнце, в десертах, которые были настоящей роскошью; в цветных карандашах и книжках, которые привозили добрые люди, пытавшиеся помочь приюту. Но их будто что-то отталкивало: то ли атмосфера приюта, обшарпанного и забытого Богом, то ли взаимоотношениями между детьми, которые были подобны зверькам, загнанным в угол, то ли что-то ещё… Проклятье? Кто знает…       Было сложно жить с такими детьми. Обычно в приюте они хорошие, но только не в этом. Они были… Жестокими, словно дикие голодные звери, ищущие добычу. Каждый из них хватался за жизнь чем мог, кто-то – мёртвой хваткой, кто-то – из последних сил. Ни один день не проходил без происшествий: то обед оказывался отравлен, то кого-то вновь избивали, таская за волосы и безжалостно ударяя головой об стену, то кого-то пытались утопить в колодце… Воспитатели лишь закрывали на это глаза; видимо, им на руку был такой естественный отбор. Мальчик не участвовал в этом психоделическом действе: он был очень маленький, беззащитный и зашуганный, он не мог дать им отпор и боялся оказаться на месте той маленькой девочки с чайными глазами, которую вчера ночью утопили в том колодце. Его трясло только от мысли о том, что его глаза затянутся той же бледно-небесной плёнкой, что и на её глазах. Единственное, что оставалось «снежку» - прятаться в углу за лестницей, скрывая взгляд за косой чёлкой, которую так «чудесно» постригли сверстники, прижимать колени к груди, сдавливая их до тупой боли от ужаса, и зажимать рот рукой, дрожа, словно от холода. Холодные слёзы щедро испещряли алыми полосами детские щёки, ранили лицо ребёнка, которому пришлось повзрослеть слишком рано. Было безумно страшно и мрачно видеть одну за другой смерти детей и не мочь ничего с этим поделать. Когда же придёт его очередь – именно с этой мыслью он засыпал и просыпался каждый день. Просыпаться не хотелось.       Каждый день его нещадно били, нередко отбирали обед, из-за чего он был вынужден искать пропитание в другом месте или голодать весь день; иногда из-за продолжительного голода он просто падал на холодный камень без чувств, и только тогда воспитатели хоть как-то подавали признаки жизни, поднимали его и уносили в отдельную комнату, закрывая на ключ до тех пор, пока он не очнётся; его обливали ледяной водой, пытались согнать с кровати, на что он отвечал укусами и кулаками. Ему не нравилось это, ему просто приходилось защищаться. Позже, когда все уходили, он с ненавистью кусал свои руки до такой степени, что начинала течь алая кровь, будто лепестки багряных роз опадали с цветков. Плевать на боль, плевать на слёзы, на людей – так спокойнее, так проще, так легче. Намного.       В голове постоянно крутились слова обидчиков, резавшие душу на нити:       -Ты бесполезный, бесполезный, бесполезный ребёнок.       Тупой бесполезный ребёнок. Он не мог понять лишь одного: за что? Почему здесь все такие озлобленные, бесчеловечные? Они ведь все в одной тарелке, в одной ситуации. Так почему же? Он очень хотел убежать отсюда, собраться и нестись по ветру так далеко, как только можно, но его держала противная цепь. Цепь оставленного, брошенного и ненужного. Идти было попросту некуда: родственников не было, да и не знал их он – его принесли сюда, когда ему и года не было. Было жутко в этом огромном, непонятном мире.       Малыш стал чаще убегать к морю. Оно было единственным спасителем, безмолвным и не требующим ничего взамен. С ним было хорошо на душе, будто всю дневную грязь вымывало серебряными волнами. Он мог легко доверить морю все свои секреты: и куда он спрятал конфеты, и почему он хочет жить, и кого он ненавидит всем сердцем… Да, у моря было хорошо. Просто отлично. Свежо, легко и свободно, как на воле…       В одну такую ночь он сидел и размышлял: а как он будет жить дальше? Его же отсюда никто не заберёт и он будет вечно в этой тюрьме безумства с ежедневной русской рулеткой. Он не хотел быть следующим. Голова болит. Ребёнок ухватился за белоснежные пряди, наклонил голову вниз и сильно потряс ею. Ему казалось, что боль так быстрее «вытряхивается». Он хотел ещё подумать, но тут увидел на тёмно-сизых волнах в ночи нежную серебристую змейку луны, которая словно растворилась в воде. Она так и манила приблизиться, стать ещё одной прекрасной частью бесконечного морского полотна и утонуть в звёздах. Он не смог устоять и сделал шаг в воду. Прохладно, но не так, как в приюте. Там прохлада колкая, неуютная, гонящая от себя далеко-далеко, а эта как родная… Она будто хочет освободить от мучений, забрать с собой в совершенно другое место, где всё будет хорошо… Неведомая сила потянула его дальше. Он неспешно шёл вперёд, увлечённо смотря на луну, и мириады сияющих звёзд отражались в его прекрасных лимонно-лиловых глазах. Он прекрасно понимал, к чему это приведёт, но ему это даже нравилось. Наконец-то он освободится, найдёт своё счастье и свет. В голове всплыли слова какой-то старой песни:       -Я хочу на море, я хочу на море, оно мне снится, оно мне снится а-а-а…       Утопить горе, утопить горе, утопиться, утопиться…       Детская худая фигурка постепенно удалялась, двигаясь по направлению к его главному светилу – луне, что вела его по жизни. Вот-вот – и он придёт к мечте. Уже и ноги не чувствуют каменистого дна, а он продолжает идти, опускаясь всё ниже. Вся одежда давно промокла в серебристом соке, но ему было безразлично. Он хотел лишь одного – исчезнуть из мира, где ему нет места. Всё равно никто не заметит пропажи и не уведёт отсюда. Он – никто на этой земле, лишь ненужная вещь.       Шаг – и он целиком погрузился в море. Свернувшись калачиком, чтобы ничто не помешало, он, улыбаясь, ждал, когда же он увидит свет?       Тело медленно погружалось в приятную тьму. Волны утягивали его вниз, словно укрывая мягким одеялом.       Последние его слова унеслись мелкими пузырьками к невозмутимой поверхности воды, что стала его новым домом:       -Я в конце и в самом начале…       Лёгкие быстро заполнила солёная вода, до боли обжигая их. Казалось, будто он горел заживо, утопая в воде. Тело оказалось затянуто пучиной так глубоко, что никто уже не сможет добраться туда.       Море помогло ему мстить. Вся его детская злоба, непонимание и отверженность вырвались наружу, создали нового его, намного сильнее прежнего. Он стал душой моря, озлобленной и беспощадной.       Теперь каждую ночь на берег вылетали брызги грозных сизых волн, превращавшиеся в тяжёлые камни. Они залетали в стены, на землю и в окна, не попадая по детям. Воспитатели же, находя здание разрушенным, лишь пожимали плечами, мол, ветер снёс, какая разница? Дело в том, что ветра тогда совсем не было…       В первое полнолуние случилась беда. Огромная волна захлестнула приют, похоронив его под собой. Выживших не осталось.       Только тогда море успокоилось. Больше никто и ничто не сможет навредить детям.