MR. SELF DESTRUCT

      Я лежал на спине, раскинув руки, и видел только половину грязно- серого, безжизненного неба. Остальная его часть была скрыта темным липким навесом запекшейся крови из раны над левым глазом, которую я так и не удосужился промыть. На самом деле не уверен, что в здешних краях можно найти воду. Полдень камнем обрушился на мое сонное неповоротливое сознание. Кажется, я взираю на эти неприглядные просторы с таким же равнодушием, с каким в Первый день смотрел Господь на убогий ком склизкой глины, которому только предстояло стать благоуханным тенистым Эдемом. Тусклое и болезненное, как и его дети земные, солнце здесь удивительно похоже на то, что светило нам в Блэквуде в то лето восемьдесят третьего года, когда заводская пыль заполонила улицы, а будущее казалось таким же скрытым и недоступным, как пожелтевшие маргаритки в соседском саду. Все вокруг давно выцвело и зачахло под его лучами. И только я не чувствую ни его жара, ни спасительной прохлады луговых трав. Не чувствую дуновений ветра. Как и своих рук. Пытаюсь вдохнуть поглубже, но каждый раз терплю неудачу и дьявольски злюсь. Представляю, как чудно́ это выглядит со стороны. Я - выброшенная приливом на камни полудохлая рыбёшка. Сколько времени я здесь пробыл? Когда я наконец смогу пошевелиться? Закрыть глаза? Закричать? Лишь бы не чувствовать на себе этот призрачный цепкий взгляд, начисто стирающий извечное желание рождаться, жить и умирать. Фундаментальный закон жизни на земле - так они говорят. Да плевал я. Мирно покачивают своими полупрозрачными головками одуванчики. Они склонились над тем, что было моим лицом, будто монахини в трауре, оплакивающие утерянную юность. Их беззвучные молитвы убаюкивают и утешают растерзанное сердце, и в мыслях я шепчу вместе с ними: Боль отступит, и силы вернутся, и раны, телесные и душевные, заживут, когда придет помощь Твоя. Прими слезы мои и пробуди меня от сна оцепенения. Даруй мне покаяние! Даруй мне сокрушение сердца! Если есть еще, что сокрушать. *** Если бы я когда-нибудь решился написать биографию, то там было бы только три слова: Скука. Отчуждение. Удушье. Все то время, что я нахожусь здесь, (существует ли оно, это время?), я занимался только одним - старался сохранить рассудок. Как спичечный домик, кропотливо выстраивал причинно-следственные связи и пытался дать логические объяснения тому, что ощущаю. Мне почти это удалось. Может, мой мозг дал сбой и это сонный паралич. Может, стоило рассчитать дозировку ксанакса прежде, чем выбрасывать упаковку, и не запивать его водкой. Может, это ОНИ возвели для меня свой убогенький тщедушный мирок, где все вокруг - бутафория, картонные декорации и игра света, и теперь ждут, когда я сдамся и начну молить о пощаде. Мне нравится та изобретательность, с которой я себя успокаиваю, но одна причина решительно все портит. Будто чья-то огромная рука тянется извне, а затем ловко выхватывает самую важную спичку в основании, и крыша мгновенно складывается, хороня под собой с таким трудом и усердием возведенное сооружение Ratio. И вот, сам того не желая, я действительно начинаю верить и в это безжалостно давящее, как свинцовая крышка, небо, и в это холодное фальшивое солнце, и в то, что меня уже никто не спасёт. Вы когда нибудь слышали звук, который вырывается из горла утопающего перед тем, как его лёгкие полностью заполнятся водой? Я слишком хорошо его помню.